Часть 2
Ян сидел в ресторане и бездумно наблюдал за рокочущим за окном городом. Алина опаздывала. Она всегда опаздывала, поэтому он привык и уже почти не злился. После его «парижских приключений» прошло уже почти пять лет. Они с Алиной помирились. Не сразу, ей понадобилось время, чтобы простить его «чудовищный поступок», ему — чтобы забыть Париж и Тину.
О том, что он целую неделю был женатым человеком, Ян тоже постарался забыть. Было и быльем поросло. Об этом факте его биографии знал только верный друг Шурик, остальные, включая Алину, пребывали в неведении. Да и разве можно относиться серьезно к событиям пятилетней давности? То было сумасшествие, ошибка юности. Сейчас, по истечении времени, Ян очень хорошо это понимал и даже удивлялся, что когда-то мог быть таким безрассудным. В прошлое его возвращали лишь редкие приступы головной боли, приносящие с собой хандру и непонятное щемящее чувство.
— Привет, Немиров! — Ян не заметил, как к столику подошла Алина.
— Добрый вечер. — Он окинул ее одобрительным взглядом. Что ни говори, а в сердечные подруги ему досталась очень красивая и стильная женщина. Блондинка, но не из породы кукольных красоток с крашеными волосами, силиконовыми губами и силиконовыми же сиськами. Алинина красота была природной, почти неоскверненной вмешательством визажистов, стилистов и пластических хирургов. Во всяком случае, Яну хотелось так думать. Он встал, поцеловал Алину в пахнущую духами щеку, придержал стул, пока она садилась.
— На улице такая мерзость! — Алина зябко передернула плечами.
— Весна. — Ян улыбнулся. Он всегда с особым душевным трепетом относился к наступлению весны. И даже капризный март — сырой ветер пополам со снежной крошкой — был несказанно мил его сердцу. Весна — это в любом случае хорошо, это значит, что зиме конец и скоро придет долгожданное тепло… Он сделал знак официанту.
— Погоди. — На его руку легла мягкая ладонь Алины.
— Ты не голодна?
— Голодна, но еще не время. — Она посмотрела на часы. — Дай мне еще пять минут, пожалуйста.
— А что случится через пять минут?
Происходящее интриговало и нервировало одновременно. За что он любил Алину, так это за прямолинейность. Она никогда не ходила вокруг да около. Если ей нравилась «вон та шубка», она так и говорила: «Немиров, мне нравится вон та шубка», и он точно знал, что подарить ей на день рождения. Если ее раздражал его новый галстук, она тут же заявляла: «Немиров, где ты откопал это безобразие? Сними немедленно, не позорься». Если ее раздражал Шурик, она не стеснялась в выражениях. «Немиров, твой друг — бестолочь и раздолбай, он на тебя плохо влияет». А тут вдруг какие-то загадочные пять минут.
— Дорогая, ты готовишь мне какой-то сюрприз?
— Что-то вроде того.
Яну показалось, что Алина нервничает. С чего бы? Развить эту мысль до конца он не успел — в зал вошел Шурик. А этого сюда каким ветром занесло?
Друг осмотрелся, нервным движением поправил узел галстука и направился к их столику.
— Привет! — он улыбнулся Алине, хмуро посмотрел на Яна.
Чуден мир! Хмурый Шурик — это такая же природная аномалия, как снег посреди лета. Определенно, сегодня странный вечер.
— Я присяду, не возражаешь? — Шурик смотрел только на него.
Ян бросил быстрый взгляд на Алину.
— Делай заказ, Немиров, — она кивнула.
— А как же твои пять минут?
— Все в порядке, мы можем приступать.
Ян подозвал официанта. О, как оно все серьезно! «Мы можем приступать». Интересно, к чему они могут приступать? К ужину? Или у Алины припасено на десерт что-нибудь особенное?
Ели в полной тишине. Даже болтун и балагур Шурик словно воды в рот набрал, попивал вино, исподлобья посматривал то на Алину, то на Яна.
— Кто-нибудь наконец объяснит мне, что здесь происходит? — Яну надоела эта игра в молчанку.
Шурик отложил вилку. Открыл было рот, но Алина предупреждающе накрыла его руку своей. Яну этот слишком уж интимный жест очень не понравился.
— А можно я у тебя кое-что спрошу? — Алина лучезарно улыбнулась, а руку, кстати, так и не убрала.
— Спрашивай, — Ян откинулся на спинку стула.
— Тебе понравился тот диван, который мы с тобой купили прошлой осенью?
— Диван? — он растерянно моргнул.
— Да, диван! Белый, кожаный, для твоей гостиной.
Вообще-то, диван ему не нравился. Хуже того, он его раздражал, и когда Алины не было рядом, Ян никогда на него не садился. Диван был из последней коллекции какого-то супермодного дизайнера, стоил бешеных денег и оказался чудовищно неудобным. Но зачем же расстраивать красивую женщину из-за таких пустяков? Он и сейчас хотел соврать, но Алина не дала, сказала строго:
— Только не ври мне, Немиров!
— Он очень неудобный.
Она бросила быстрый взгляд на Шурика, удовлетворенно кивнула.
— А та рубашка, которую я привезла тебе из Лондона? Никогда тебя в ней не видела. Что, она тоже неудобная?
— Удобная.
— Тогда почему ты ее не носишь?
— Ненавижу розовый цвет.
— Розовый — это хит сезона.
— В той рубашке я чувствую себя педиком, — проворчал Ян, все еще не понимая, куда она клонит.
Алина снова улыбнулась.
— Так, поехали дальше. Скажи, а чем это от тебя пахнет? — она принюхалась.
— Туалетной водой, я не понимаю, к чему…
Она не дала ему договорить, нетерпеливо взмахнула рукой.
— А что с тем одеколоном, который я подарила тебе на Двадцать третье февраля?
— Меня от него мутит, — сказал Ян и покраснел.
— И последний вопрос. Ты помнишь, когда мы последний раз занимались сексом?
От неожиданности Ян закашлялся, потом невероятным усилием воли взял себя в руки, спросил с угрозой в голосе:
— Дорогая, а это обязательно — обсуждать подробности нашей интимной жизни при посторонних? — Он виновато улыбнулся Шурику, сказал: — Прости, друг.
— Он переживет, — заявила Алина без тени сомнений, — но ты-то хоть понял, к чему я все это?
Ян раздраженно мотнул головой. Алина грустно улыбнулась.
— Это я к тому, Немиров, что мы с тобой не совпадаем ни по одному пункту.
— Хочешь уйти? — до него наконец начало доходить.
— Хочу.
— Просто от меня или к кому-то конкретному?
— Ян, — заговорил Шурик, — Алина уходит ко мне.
Это было как удар под дых. Шурик и Алина! Да они же терпеть друг друга не могут…
— Давно? — Ян перевел взгляд с любовницы, бывшей любовницы, на друга, которого в бывшие записывать не хотелось.
— Уже полгода, — Шурик нервно смял салфетку.
— И ты полгода то со мной, то с ним? — Ян обернулся к Алине.
— Больше с ним, чем с тобой, Немиров. И не надо сцен, мы же оба прекрасно понимаем, что нас удерживала только сила инерции. Шесть лет вялотекущего романа и никаких перспектив ни для меня, ни для тебя. Мне надоело жить по инерции.
Ян долго молчал, борясь с очень противоречивыми чувствами. С одной стороны, мало кому понравится, когда лучший друг уводит твою женщину, а с другой, Алина права насчет несовпадений — они давно уже живут по инерции…
— Старик, — молчание нарушил Шурик, — прости нас. Мы держались, сколько было сил.
— Вообще-то, она считала тебя разгильдяем и безответственным типом, — сказал Ян мстительно.
— И сейчас считаю, — парировала Алина и посмотрела на Шурика с такой нежностью, что вопрос о «любви-нелюбви» отпал сам собой.
— Ты ему уже купила новый диван?
— И диван, и рубашку, и новый галстук, — Алина улыбнулась.
— И что?
— Мне все нравится, — Шурик улыбался улыбкой идиота, виновато и счастливо одновременно.
— И ты ради нее согласен носить розовые рубашки? — на всякий случай уточнил Ян.
Шурик энергично закивал.
— Знаете, я, пожалуй, пойду. — Ян встал из-за стола. — А вы тут как-нибудь сами, без меня…
— Старик! — Шурик рванул следом.
— Не суетись, — он улыбнулся, — Алина не любит суетливых мужиков.
На улице было слякотно и промозгло. Март еще только-только вступил в свои права, и права эти пока еще, по большей части, были чистой формальностью. Ян поежился, поднял воротник пальто.
На душе творилось что-то странное, под стать погоде. Слякоть пополам с холодом и уверенность, что скоро все изменится к лучшему. Изменится, изменится, оно уже начало меняться, в тот самый момент, когда Алина заговорила про несовпадения.
Домой идти не хотелось. Дома он обязательно захандрит, начнет с мрачным мазохистским удовольствием ворошить прошлое, выяснять, был ли он плохим любовником, или всему виной то самое несовпадение. Нет, домой никак нельзя. Нужно к людям, туда, где шумно и весело и жизнь бьет ключом. Вместе с новорожденным мартом он тоже переродится, как мифический аспид сбросит старую шкуру, заживет с чистого листа. Давненько он не начинал жить с чистого листа, расслабился, утратил сноровку.
Решено — он пойдет к людям! Здесь недалеко, в паре кварталов, открылся новый ночной клуб. Шурик, который знал все более или менее приличные злачные места города, очень рекомендовал. «Немиров, там хорошо. Никаких отмороженных малолеток, никаких бьющих по барабанным перепонкам децибелов. Все очень респектабельно, я бы сказал, буржуазно. Тебе должно понравиться». Пришло время проверить утверждение этого предателя.
Ян не стал брать такси, тут и идти-то совсем ничего, а ему нелишне будет проветриться после сегодняшнего сюрприза.
На входе в клуб стоял секьюрити, на удивление компактный для представителя своей профессии. Охранник мазнул по лицу Яна профессиональным взглядом, приветливо кивнул. Это и весь фейсконтроль?! Как-то даже несерьезно для модной забегаловки. Пускают в клуб всех подряд. Вот он, к примеру, приехал не на «Майбахе» или, на худой конец, на «Порше», пешком притопал, а его все равно пустили. Может, заведение нерентабельное? Может, Шурик напутал чего?
Отступать уже поздно, и Ян нырнул в теплое нутро ночного клуба. Внутри было хорошо, предатель Шурик не соврал: ни громыхания музыки, ни назойливого мельтешения лазерной подсветки — все очень буржуазно и респектабельно. Да и публика солидная: умудренные жизнью волки, а не шумный, бестолковый молодняк. Яну понравилось. Если еще и выпивка окажется достойной, то есть надежда, что вечер не пройдет бездарно.
Он не стал присаживаться за столик, остался у барной стойки. Для начала решил осмотреться, определиться с собственными желаниями. Если вдруг захочется оттянуться, можно двинуть на танцпол. Он вон за той плотно прикрытой дверью. Когда дверь кто-нибудь открывал, в зал долетали отголоски музыки. А еще здесь есть бильярд, это очень пригодится. Ничто так не релаксирует растревоженную душу, как сухое пощелкивание бильярдных шаров. Но для начала надо выпить, двойной виски поможет определиться с приоритетами.
Виски тоже был неплохой, под стать заведению. Пока что Ян, при всем своем огромном желании, не знал, к чему придраться. Ему все нравилось. Даже как-то обидно. Человек, он ведь такое паскудное существо — когда сам не в духе, тянет напакостить остальным…
После второй порции виски Ян наконец определился с выбором. Для танцев он уже староват, а вот бильярд — это как раз то, что надо. Если еще и соперник найдется достойный, можно будет считать, что вечер он провел получше, чем Алина с Шуриком.
Немиров как раз раздумывал, а не выпить ли еще для затравки, когда двери бильярдного зала распахнулись, пропуская двух мужчин и женщину, при виде которой Ян моментально позабыл о выпивке.
Пять лет изменили ее до неузнаваемости. Вместо готического декаданса светский шик. Вместо боевой раскраски сдержанный макияж. Разворот и посадка головы не уличной бродяжки, а королевы. Единственное, что она прихватила с собой из прошлого, — это любовь к черному. Узкое аспидно-черное вечернее платье обтягивало ее, точно вторая кожа, не оттеняя, а подчеркивая фарфоровую бледность кожи. Пять лет назад она такой не была. Пять лет назад даже без этого лоска и царственности она казалась намного живее, чем сейчас. Пять лет назад с ней не было такой свиты…
Одного Ян знал в лицо. Серебряный — олигарх, медиамагнат, а с недавних пор еще и политик. Этого в Москве не знали разве что несмышленые дети. А вот второй… память услужливо подсунула слова мадам Розы об «очень импозантном месье». Мужику было сильно за пятьдесят, но выглядел он неплохо, как английский лорд. Только взгляд, настороженно-холодный, намекал на не слишком безоблачное прошлое и, возможно, даже на нелады с законом. Мужик поддерживал Тину под руку, нежно, как отец родной или как любовник… Ян сжал кулаки.
Да, высоко взлетела его Пташка, так высоко, что и не дотянуться. С заброшенного моста впорхнула сразу в другую реальность. А Париж? Париж не считается, для нее Париж был всего лишь перевалочной базой.
Троица стояла, о чем-то негромко совещаясь. Ян, закипая от ярости, наблюдал, как рука «очень импозантного месье» сместилась с Тининого локтя на обнаженное плечо, а она никак не отреагировала на этот наглый, собственнический жест. Кажется, она его даже не заметила.
Совещание закончилось, Серебряный и «очень импозантный месье», которого Ян уже ненавидел всем сердцем, направились к выходу, а Тина уселась за уединенный столик. Ян видел, как она небрежно отмахнулась от метрдотеля, как, не замечая, что делает, стала скручивать в жгут льняную салфетку.
Ему бы встать и уйти. Дома, в спокойной обстановке обдумать увиденное и только потом, на холодную голову, начать действовать, но он не смог. Эта женщина, маленькая лживая дрянь, похитила у него что-то очень важное. Там, в Париже, украла его душу. Удивительно, он пять лет жил без души и только сейчас обнаружил пропажу. Нет, ждать нельзя, надо срочно действовать, пока эта… пока Пташка опять не упорхнула…
Она ничего вокруг не замечала — методично завязывала злополучную салфетку в узел.
— Ну здравствуй, Пташка! — сказал Ян, усаживаясь напротив.
В туже секунду изувеченная салфетка выпала из тонких пальцев, скользнула по столу, упала на пол.
Кажется, Тина целую вечность смотрела на свои руки и только потом подняла глаза на Яна.
— Ты?! — Странный у нее был взгляд, как будто она увидела то, что не существует в природе. Увидела и не может поверить. Или не хочет…
— Я. — Он подобрал с пола салфетку, аккуратно положил в центр стола.
— Ты… Господи… — Тина прижала ладони к лицу, как испуганный ребенок. Ян поморщился — взрослая ведь женщина, а ведет себя так по-детски. И куда это подевался весь ее лоск?
— Хорошо выглядишь. — Как бы ни было ему больно, но он все еще оставался джентльменом.
— Ты жив?.. — Она убрала руки от лица, самыми кончиками пальцев коснулась его щеки. Пальцы были ледяными, но обожгли огнем. Ян потер щеку — как бы не осталось ожога. — А как же?..
— Ты имеешь в виду мою запланированную смерть? — он мрачно усмехнулся. — Извини, Пташка, ничего не вышло.
Она побледнела так сильно, что безо всякой белой пудры стала похожа на ту маленькую шальную девчонку, которую он подобрал на старом мосту давным-давно, в прошлой жизни. Та же белая кожа, тот же безумный блеск в глазах.
— Ян, ты мне нужен! — Она вцепилась в его запястье, сжала с такой силой, что стало больно, заглянула в глаза.
— Нужен? — он рассеянно кивнул. — И давно я тебе нужен?
— Уже полгода.
Если бы она соврала, сказала, что все эти пять лет не находила себе места, он бы поверил. Заставил бы себя поверить. Но она сказала — полгода, и хрупкая надежда рухнула, просыпалась на пол серебряными осколками. Пять лет эту маленькую стерву носило неизвестно где, а сейчас она заявляет, что он ей нужен.
— Знаешь, Пташка, ты мне тоже нужна. — Ян старался, чтобы голос звучал спокойно. — Я хочу развода.
— Развода?.. — эхом повторила она.
— А чему ты удивляешься? Ведь для нас с тобой — это чистая формальность. Честно говоря, я никогда не считал себя женатым человеком.
Он только сейчас заметил колечко с бриллиантом на ее безымянном пальце — свой свадебный подарок. Надо же, не сняла. Хотя, чего удивляться, это же не простая побрякушка, а бриллиант чистой воды. Яну еще не попадались женщины, способные отказаться от бриллиантов ради каких-то глупых принципов. И его жена… его почти бывшая жена — не исключение.
— Ян, ты мне нужен… — Ее голос упал до шепота, а на бледных щеках зажегся лихорадочный румянец.
— А мне нужен развод.
— Нет, — она затрясла головой, из идеальной прически выбилась прядь, — ты же ничего не понимаешь! Ты не знаешь, я тебе сейчас все объясню…
«Я тебе сейчас все объясню». Как пошло! Словно в плохом анекдоте.
— Не надо мне ничего объяснять, Пташка. Я все знаю.
— Знаешь? Откуда?
Ян пожал плечами.
— Какая сейчас разница?
— Тогда, если ты знаешь, ты должен понимать, как это важно, что это вопрос жизни и смерти…
— Мне пора, — он не стал ее слушать, достал из портмоне визитку, положил на стол рядом с завязанной узлом салфеткой. — Вот здесь все мои координаты. И запомни, дорогая, если ты не согласишься на развод, если попытаешься урвать себе хоть малую часть моего имущества, — он недобро усмехнулся, — я добьюсь, чтобы наш брак признали недействительным. Так что давай лучше разойдемся полюбовно.
— Ты не можешь… — она покачала головой.
— Я могу! — отрезал он и направился к выходу.
Черт! Да что же за день сегодня такой сволочной?! Сначала Алина с Шуриком, теперь вот эта… почти бывшая жена.
В дверях Ян едва не столкнулся с «очень импозантным месье». Мужик полоснул его острым, как бритва, взглядом, и в этом взгляде Яну почудилось узнавание. Ерунда, просто померещилось, видно, виски в этом гребаном клубе паленый…
* * *
Идея открыть в Москве ночной клуб принадлежала Серебряному. Серебряный вполне мог справиться своими силами и средствами, но он привлек к проекту Тину. Она прекрасно понимала, для чего все это было затеяно. Во-первых, чтобы выманить ее из Лондона, во-вторых, чтобы отвлечь. Отвлечь… Господи, да все клубы мира не смогут ее отвлечь!
О том, что она беременна, Тина узнала через неделю после того, как дядя Вася показал ей могилу Яна. Смотрела на две полоски на тесте и заливалась горючими слезами.
Ребенок… прощальный подарок от Яна. Его больше нет, но у нее будет его ребенок. Через девять, нет, теперь уже через восемь месяцев. И одиночество ей больше не грозит.
Известие о ее беременности было воспринято по-разному. Дядя Вася молча покивал, не поймешь, то ли одобрительно, то ли осуждающе. Серебряный всполошился и чуток испугался, словно это ему самому предстояло в скором времени разрешиться от бремени, пообещал подыскать Тине и ее малышу самую лучшую клинику в мире. При слове «малыш» он так застенчиво улыбался, что Тина в ту же секунду без малейших колебаний зачислила его в стан своих друзей.
С недругами тоже все сразу прояснилось. От Амалии и Серафима пришла открытка с надписью: «Чтоб ты сдохла вместе со своим ублюдком!» И как только узнали? Открытка Тину не напугала, скорее рассмешила. Зато дядя Вася, изучив ее содержание, рассвирепел не на шутку. Тина не знала, да и, честно говоря, не хотела знать, какими рычагами он воспользовался, но уже через неделю ни Амалии, ни Серафима в Москве не было.
Но особенно бурно на известие о том, что Тина скоро станет мамой, отреагировали дамы. Железная леди Анна Леопольдовна бесконечно долгие пять минут молчала, что-то сосредоточенно обдумывая, а потом сказала:
— Клементина, вы теперь должны беречься, как никогда. Никаких конных прогулок, сквозняков и часовых разговоров по сотовому — это вредит ребенку. А мне надо подумать над обустройством детской комнаты, подобрать мебель, посоветоваться с дизайнером. Возможно, даже есть смысл вызвать экстрасенса.
— Экстрасенса?! — Тина не верила своим ушам.
— Да, слыхали о геопатогенных зонах? Это научно доказанный факт. Упаси нас бог поставить кроватку в такое ужасное место… — Анна Леопольдовна неожиданно всхлипнула и обняла Тину за плечи. — Девочка моя, я так за тебя рада.
Вот тебе и железная леди! Тина грустно улыбнулась. Или «малыш» — это какое-то волшебное слово? Сначала Серебряный, теперь вот Анна Леопольдовна.
Предсказуемее всех повела себя тетя Надя — Тина уже давно перестала называть ее по имени-отчеству, — после радостных ахов и охов тетя Надя взяла на себя соцобязательства «обеспечить своим ребяткам такое вкусное и сбалансированное питание, что никакому столичному диетологу и не снилось». Вот так — люди, мнением которых Тина дорожила, ее поддержали, а на остальных плевать.
Это было странное, противоречивое время. Смерть Яна каждый день заставляла ее душу умирать, а ребенок каждый день возрождал ее из пепла, принуждал жить дальше и надеяться, что когда-нибудь терзающая ее боль если не пройдет, то хотя бы станет меньше.
Их с Яном дочка появилась на свет в середине весны в одной из московских частных клиник. Ее рождения ждали с нетерпением, как очень знаменательное событие, готовили настоящее королевство для маленькой принцессы.
Принцессу назвали Яной, и никто не спрашивал ее маму, в чью честь она назвала дочку. Все знали о могиле с белыми розами на черном надгробии…
Яна была похожа на отца: ежедневное напоминание и ежедневное утешение, смысл жизни и свет в оконце. Три года свет этот горел ровным пламенем, а когда Яночке исполнилось четыре года, случилась беда.
Лейкоз — слово такое страшное, что даже лечащий врач произносил его шепотом. У ее маленькой девочки — лейкоз…
Нет! У кого угодно, только не у ее ребенка! Она и так уже заплатила судьбе огромную цену, потеряла мужа. Яночку она не отдаст! Ни-ког-да!!!
Это была страшная битва. В ход было пущено все: душевные силы, связи, деньги. Лучшие гематологические центры, лучшие специалисты — все было к их услугам. А еще химиотерапия… чудовищные препараты для маленькой четырехлетней девочки. Взрослый бы не выдержал этих нескончаемых анализов, капельниц, боли и непроходящей тошноты, а Яна терпела, она оказалась намного сильнее своей мамы.
Тина сходила с ума от страха за дочь и от собственной беспомощности. В их случае химиотерапия не была панацеей — только отсрочкой. Пересадка костного мозга — вот их панацея!
Тина не колебалась ни секунды — конечно, она станет донором. Господи, да она бы забрала дочкину болезнь себе, если бы только это было возможно. Как несправедливо, что там, наверху, готовность матери жертвовать собой ради собственных детей не принимается в расчет…
Тина не подошла, она не могла стать донором для дочери. Она, родная мать, выносившая и родившая Яночку, не подошла…
Врачи сказали, что отчаиваться рано, что надо попытать счастья с остальными кровными родственниками. И то, что у них с Яночкой нет кровных родственников, не страшно. Нужно просто родить второго ребенка — оптимального донора…
«Уверяем вас, малышу забор донорского материала не принесет никакого вреда. Мы возьмем кровь из пуповины сразу, как только он родится…»
Родить второго ребенка?..
Хорошо, она родит!
Не получилось… Ничего не получилось… Тина была абсолютно здорова, но забеременеть так и не смогла. Может быть, плохо старалась, не относилась к «процессу» с душой, не испытывала никаких чувств к «потенциальному отцу» своего ребенка?
Их было четыре, «потенциальных отца». Она меняла их каждый месяц, и любой из них не отказался бы стать настоящим отцом ее будущему ребенку. Любой, если бы она позвала, остался бы рядом, с радостью сменил статус «случайного любовника» на статус «постоянного друга», а еще лучше, «законного супруга», но Тина относилась к «процессу» без души… и у нее ничего не вышло. А у Яночки почти не осталось шансов…
Последней надеждой был банк доноров. Тина считала эту надежду призрачной. Если не подошла она, родная мать, то как же подойдет чужой человек?..
Все, круг замкнулся! Единственное, чего удалось добиться врачам, это ремиссии, временного улучшения. Сколько продлится ремиссия, не знал никто. Но когда она закончится, для Яночки и Тины все начнется сначала. Химиотерапия, страх, отчаяние…
В это самое время Серебряный решил открыть в Москве клуб и привлек к проекту Тину. Если бы это был не Серебряный, а кто-нибудь другой, она бы, не задумываясь, послала его к черту, но Серебряному отказать не смогла, ведь именно он делал для них с дочкой все возможное и невозможное. И потом, врачи сказали, что девочке нужен свежий воздух и хорошая экология. В Лондоне не было свежего воздуха, только смог и постоянная сырость. Свежий воздух и хорошая экология были в их подмосковном поместье. А еще там были Анна Леопольдовна и тетя Надя, которые во сто крат лучше всяких там нянек и сиделок. С ними не страшно оставить ребенка даже на полдня. На большее Тина никогда не решалась, каждую свободную минуту старалась проводить с дочкой.
А клуб? Клуб без нее не пропадет, но формальности надо соблюсти, ради Серебряного и дяди Васи. Пусть думают, что она не разгадала их план.
Этот вечер был особенным: Тине показывали ее владения, пытались отвлечь и, если получится, развлечь. Клуб ей понравился, хорошее место, с хорошей аурой, еще не изгаженной мажорами и тусовщиками от бомонда, стильное и в какой-то мере даже патриархальное, под стать Серебряному.
Они осмотрели все, начиная залами и заканчивая подсобными помещениями. Серебряный предлагал остаться «всего на полчасика» и поговорить. Тине не хотелось говорить, ей хотелось к дочке. Ночью Яночка часто просыпалась, звала маму и плакала. Она должна быть рядом со своим ребенком.
Серебряному позвонили. Он молча слушал и с каждой секундой разговора мрачнел все сильнее, а потом сказал с виноватой улыбкой:
— Тина, прости, неотложные дела. Мне нужно срочно уехать.
— Езжай, — она не возражала.
— А я отлучусь на десять минут, хорошо? — Это уже дядя Вася, смотрит на нее сверху вниз и тоже хмурится, как Серебряный пару минут назад. — Девочка, дождись меня, и я отвезу тебя домой.
Хорошо, она подождет. Десять минут ничего не изменят в ее жизни…
Как же она ошибалась! Эти десять минут изменили всю ее жизнь! Спасибо Серебряному, что вытянул ее в клуб.
— …Ну здравствуй, Пташка! — Голос вырвал Тину из зыбкого межвременья. Голос был таким… таким родным.
Галлюцинация. Ей так не хватает Яна, что теперь ей чудится его голос. Пусть! Пусть галлюцинация… только бы не спугнуть. Но так хочется посмотреть… Она подняла глаза…
Когда бессонными ночами Тина представляла себе, каким бы он мог стать, если бы остался жить, Ян виделся ей именно таким: возмужавшим, утратившим юношескую сухощавость и бесшабашность, на пять лет повзрослевшим.
— Ты?! — Может быть, ей повезет и ее тихое помешательство поговорит с ней?
— Я. — Он был реальным! Настолько реальным, что подобрал с пола упавшую салфетку.
— Ты?! Господи… — чтобы не закричать, пришлось зажать рот руками.
Она похоронила своего мужа пять лет назад, она видела его могилу…
— Хорошо выглядишь. — Он улыбнулся до боли знакомой улыбкой. Точно так же он улыбался ей, стоя на мосту Святого Михаила за мгновение до того, как прыгнуть в Сену.
— Ты жив?.. — Тина коснулась его лица, почувствовала под пальцами колючие щетинки. — А как же?.. — она не смогла договорить. Слишком часто ей доводилось об этом думать. Если она произнесет это вслух, то спугнет хрупкую, как первый осенний лед, надежду.
— Ты имеешь в виду мою запланированную смерть? — Ян сказал это вместо нее. — Извини, Пташка, ничего не вышло.
В голове зашумело, воздух вдруг стал липким и тягучим, как карамель. Яночка любит карамель, а Тина вот не может дышать этим карамельным воздухом. Надо взять себя в руки. Это перст судьбы — ее муж не умер, чтобы спасти их умирающую дочку…
— Ян, ты мне нужен! — Она впилась ногтями в его руку, больно, до крови. Кровь была самым надежным подтверждением реальности происходящего, связующей ниточкой.
— Нужен? — он недовольно поморщился. — А давно я стал тебе нужен?
Он был нужен ей каждый день, каждую секунду, но смертельно нужен он ей стал, когда их дочь заболела лейкозом.
— Уже полгода.
— Знаешь, Пташка, ты мне тоже нужна. — Сердце радостно екнуло, воздух утратил карамельную вязкость. — Я хочу развода.
— Развода? — Господи, что он говорит?..
— А чему ты удивляешься? Ведь для нас с тобой это чистая формальность. Честно говоря, я никогда не считал себя женатым человеком.
Он не понимает. Он просто еще ничего не знает о дочке…
— Ян, ты мне нужен.
— А мне нужен развод.
— Нет! — Она затрясла головой. Надо сказать ему о Яночке, и тогда все сразу станет на свои места. — Ты же ничего не понимаешь! Ты не знаешь, я тебе сейчас все объясню…
— Я все знаю.
— Знаешь?! Откуда?
— Какая разница? — он пожал плечами.
— Тогда, если ты знаешь, ты должен понимать, как это важно! — Мир рушился, уже в который раз.
Только на сей раз рушил его Ян, мужчина, укравший ее сердце.
— Мне пора. — Он встал, положил на стол визитку. — Вот тут все мои контакты. И запомни, дорогая, если ты попытаешься урвать хоть часть моего имущества, я добьюсь, чтобы наш брак признали недействительным. Так что давай разойдемся полюбовно.
«Разойдемся полюбовно»… Как можно разойтись полюбовно?! Как можно быть таким жестоким по отношению к собственному ребенку?..
— Ты не можешь…
— Я могу! — сказал человек, которого она любила больше жизни. Сказал и ушел…
Кажется, целую вечность Тина просто тупо смотрела ему вслед, а потом взгляд упал на визитку. Ян оставил свои контакты. Пусть ему нужен развод, пусть он не желает иметь с ней ничего общего, но у них с Яночкой появился шанс — еще один донор или еще один «потенциальный отец». Она сделает все возможное и невозможное, она костьми ляжет, но спасет своего ребенка. Даже если придется прибегнуть к крайним мерам…
— …Ты разговаривала с ним? — на соседний стул тяжело опустился дядя Вася.
Тина сжала визитку в кулаке.
— Ты говорил, что мой муж умер. — Голос дрожал, и чтобы ее боль была не так заметна, она перешла на шепот. — Ты показал мне его могилу!
— Я обманул тебя, девочка, — он не стал отпираться.
— Зачем?!
— Ты должна была стать сильной.
— Думаешь, без него я стала сильнее?
— Я это знаю.
— Это бесчеловечно.
Дядя Вася кивнул, сказал после долгого молчания:
— Я нашел его через неделю после нашего возвращения в Москву в одном из ночных клубов. Он был жив-здоров и, насколько я мог судить, умирать в ближайшее время не собирался. Он обманул тебя, девочка.
— Ну и что?! Я должна была разобраться с ним сама!
— Ты бы его простила, и в доме твоего покойного отца появился бы второй Серафим. Я не мог допустить, чтобы ты страдала из-за этого подонка всю оставшуюся жизнь. Я обещал Якову Романовичу присматривать за тобой.
— А могила? — Тина подалась вперед. — Как же могила, надгробие?
— Под этим надгробием никого нет.
Она расплакалась. Понимала, что слезы — это проявление так горячо не любимой дядей Васей слабости, но ничего не могла с собой поделать. Слезы вымывали из души обиду и горечь, давали надежду.
— Моей дочке нужен донор, — сказала она наконец. — Ты знал, что ее биологический отец жив, и молчал.
— Я собирался тебе рассказать, — дядя Вася нахмурился. — Но для начала решил собрать информацию.
— Собрал?
— Да.
— Она мне нужна.
— Зачем?
— Дядя Вася, мне нужна вся информация, касающаяся Яна Немирова, — повторила Тина, чеканя каждое слово.
— Хорошо, — он кивнул, — завтра утром ты получишь досье.
* * *
Непогода усилилась, с неба сыпала снежная крупа пополам с дождем. Ян не стал вызывать такси, поднял воротник пальто, побрел по ночной Москве. Ненастье — это очень кстати. Ему нужно взбодриться, прийти в себя после случившегося в клубе, подумать, как лучше действовать в сложившейся ситуации.
Надо будет попросить Шурика, чтобы он навел о Тине справки. Он должен знать все: где живет, с кем живет, чем живет. К началу бракоразводного процесса он должен быть во всеоружии. Она больше никогда не заставит его чувствовать себя обманутым мальчишкой.
Ян свернул в тихий проулок, до дома оставалось каких-то сорок минут ходьбы, если идти дворами. Он хорошо знал Москву, знал много «тайных троп».
Тихое урчание мотора он услышал не сразу, а когда услышал, было уже поздно. Из машины — фары выключены, марку не определить — вышли двое. Если бы Ян побежал, то, возможно, в лабиринте дворов ему удалось бы скрыться, но он не побежал, потому что гордый и глупый. Он решил принять бой…
Дурак, не было никакого боя. Были две крадущиеся в темноте тени: одна слева, другая справа. Наверное, это из-за темноты Ян потерял контроль над расстоянием и ситуацией, упустил момент, когда одна из теней прыгнула. В шею ткнулось что-то колючее, стало невыносимо больно. Перед тем как отключиться, Ян еще успел подумать, что это колючее — электрошокер…
…Сознание вернулось так же внезапно, как и ушло. Ян открыл глаза, но не увидел ничего, кроме темноты. В уши вползло урчание мотора. Да что там уши, все его тело чувствовало это урчание. Лежать было неудобно, но сменить позу Ян не мог из-за… наручников. И заорать не мог из-за скотча.
Как же он так попался?! Как очутился в этом воняющем бензином багажнике, беспомощный, точно стреноженный жеребенок?
Нет, неправильный вопрос. Намного важнее «почему», а не «как». Почему его похитили? В том, что это похищение, у Яна не было никаких сомнений. Наручники, скотч и пыльный багажник — лучшее тому подтверждение. Его похитили и куда-то везут. Интересно, как долго он находился без сознания? Если судить по тому, что мышцы еще не затекли от лежания в не слишком удобной позе, то недолго. Значит, далеко его увезти вряд ли успели.
Мотор заглох, в наступившей тишине Ян отчетливо слышал, как бьется его собственное сердце, неровно и испуганно. Конечно, он боялся. Только дурак не испугался бы, оказавшись в багажнике чужой машины с кляпом во рту и связанными руками.
Что они потребуют, эти похитители? Если не убили на месте, значит, им что-то от него нужно. Что? Скорее всего деньги…
Багажник открылся, и Ян на мгновение ослеп от яркого электрического света. Ему помогли выбраться, не слишком грубо, но и не особо церемонясь. Когда наконец вернулась способность видеть, оказалось, что похитители не скрывают своих лиц. Это плохо, по позвоночнику пробежала паническая дрожь. Это очень плохо. Если они не прячут лица за масками, значит, не планируют оставлять его в живых…
Похитителей было двое, в электрическом свете тени из проулка обрели плоть и кровь, а еще строгие костюмы, больше подходящие менеджерам средней руки, чем наемным киллерам. Почему-то в том, что эти два невзрачных мужика наемники, Ян не сомневался ни секунды. Они ничего не решают, надо ждать хозяина. Возможно, с хозяином удастся договориться.
Его привезли в гараж. Бетонный пол, неоштукатуренные кирпичные стены, дверь, обитая изнутри войлоком. Зачем обивать гаражную дверь войлоком? Ответ напрашивался только один — для звукоизоляции…
Яна толкнули на стоящий в дальнем углу стул, привязали лодыжки к железным ножкам. Происходящее напоминало сцену из гангстерских боевиков шестидесятых. Вот только на похитителях не было шляп, в зубах они не сжимали кубинские сигары, а в гараже стоял не угловатый «Мустанг», а современная «Тойота».
Один из мужиков отклеил скотч и тут же предупреждающе зашипел:
— Орать и рыпаться не советую. Тебе же хуже будет. — В подтверждение своих слов он отвел в сторону полу пиджака, демонстрируя кобуру.
Ян сглотнул колючий ком — во рту было сухо, страшно хотелось пить. Точно, виски паленый. И понес же его черт в тот гребаный клуб…
— Что вам нужно? — Голос прозвучал почти нормально, разве что хрипотцы в нем прибавилось, но это от жажды, а не от страха. Во всяком случае, Яну хотелось думать именно так.
— Нам? — похитители переглянулись. — Нам ничего, это босс с тобой хотел переговорить.
— И где ваш босс?
— Скоро будет. Ты посиди тут пока, отдохни, а мы свежим воздухом подышим. И смотри, чтобы без фокусов. Босс — мужик серьезный, он сюрпризов не любит.
Грохнула железная дверь, щелкнул замок. Ян остался один на один с похожей на дремлющую амфибию «Тойотой» и собственным страхом. Ну, где же он, этот босс, великий и ужасный, доктор Зло и Аль Капоне в одном флаконе?! Неизвестность тяготила, давала возможность разгуляться фантазии, а у него, Яна Немирова, фантазия о-го-го какая буйная!
Время тянулось мучительно долго. Яну казалось, что прошла уже целая вечность. Жаль, что из-за наручников, сковавших руки за спиной, нет возможности посмотреть на часы…
Дверь с металлическим лязгом отворилась. От неожиданности Ян позорно вздрогнул, поднял голову.
А, вот, оказывается, кто босс этих гангстеров! Ну конечно, как же он сразу не догадался?!
— Доброй ночи, господин Немиров. Пришлось доставить вам некоторые неудобства, вы уж извините. Просто у меня к вам дело, не терпящее отлагательств и светских реверансов, — к нему неспешным шагом приблизился тот самый «очень импозантный месье».
— Ваши методы весьма убедительны, — Ян поморщился. — Вот только никак не возьму в толк, чем вас так заинтересовала моя скромная персона.
— Мы ведь, кажется, еще не знакомы, — мужик растянул тонкие губы в подобии улыбки. — Я Белый Василий Игнатьевич.
Имя это тут же всколыхнуло в памяти какие-то воспоминания, обрывки статей и телевизионных репортажей. Белый, Белый… Он знал только Сашу Белого из некогда нашумевшей «Бригады», но интуиция подсказывала, что киношный Белый не годится стоящему напротив мужику даже в подмастерья.
— Что вам от меня нужно? — Ян решил принять правила игры и не разводить церемоний.
— Сущий пустяк! — Белый небрежно взмахнул затянутой в перчатку рукой. — Я предлагаю вам стать донором.
— Донором? — Воображение тут же нарисовало работающую бензопилу и кровавую сцену расчлененки. Яна затошнило. Вот зачем в гараже нужна звукоизоляция, чтобы никто не догадался, что за этой обитой войлоком дверью людей разбирают на запчасти…
— Напрасно вы так побледнели, господин Немиров. Кажется, я не слишком ясно выразился. Нам не нужны ваши органы.
— А что в таком случае вам нужно? — Ян еще старался быть смелым, но события приняли такой нешуточный оборот, что надолго его смелости не хватит.
— Кровь или спинной мозг, я не слишком хорошо разбираюсь в медицинских подробностях, но точно знаю, что это не смертельно и даже не очень больно.
Разговор получался странным. От разговора отчетливо веяло сумасшествием и маньяками. В гараже было холодно, но рубашка Яна взмокла от пота.
— А зачем вам мой спинной мозг? — спросил он очень вежливо. С сумасшедшими надо разговаривать вежливо, их лучше не злить.
— Мне незачем, — Белый так же вежливо улыбнулся. — Донор нужен ребенку. Вы же не откажетесь помочь ребенку?
— Какому ребенку?
— Маленькой девочке, умирающей от лейкоза, дочери Клементины.
Дочери Клементины?! У нее есть ребенок?.. Ян зажмурился, пытаясь собрать воедино разбегающиеся мысли. Девочка больна, и ей требуется пересадка костного мозга, а Тине была нужна его помощь…
— Почему я? — спросил он очень тихо. — Насколько я понимаю, донором лучше брать кровных родственников.
— Клементина не подошла, она не может стать донором.
— А отец? У ребенка, помимо матери, должен быть еще и отец.
— Отец есть, — Белый кивнул. — Вот именно по этой причине мы вас и потревожили.
— Не понимаю…
— А что тут понимать?! — с Белого мгновенно слетел весь лоск и импозантность. — Ты и есть отец этой девочки! И если ты не дашь добровольного согласия, я отволоку тебя в гематологический центр силой.
— Где они? — Ян до боли в костяшках пальцев сжал кулаки.
— Ты о ком?
— Я о своей жене и своей… дочери.
— У тебя нет ни жены, ни дочери. — Голос Белого упал до шепота. — Ты сам так решил. Но у тебя есть возможность хоть раз в жизни поступить по-мужски.
— Хорошо, — Ян сделал глубокий вдох. — У меня нет жены, но от своего ребенка я не собираюсь отказываться.
— Яна думает, что ее отец умер.
— Яна?!
— Да, Клементина назвала свою дочь Яной. Тебя что-то смущает?
Смущен ли он? Да вся его жизнь за один вечер перевернулась с ног на голову! Тина нашлась… у него есть дочка, которую зовут Яной… у дочки лейкоз…
— Это очень серьезно? — спросил он, глядя прямо в стылые глаза Белого.
— Ты об операции по забору донорского материала? — тот презрительно поморщился. — Клементина пошла на нее, не задумываясь и не задавая никаких вопросов.
— Я о болезни своей дочери! — заорал Ян. — Насколько все серьезно?
— Смертельно серьезно, — сказал Белый и отвернулся. — Если твой костный мозг не подойдет, девочка может умереть.
Пропитанная потом рубашка мгновенно превратилась в ледяной панцирь. Если он не подойдет, его дочка умрет…
— Развяжите меня!
Белый, казалось, его не услышал.
— Развяжите меня! Обещаю не делать глупостей.
— Этого мало. — Белый обернулся, посмотрел на него в упор.
— Что еще? Я согласен стать донором. Это же ясно как божий день! — Кажется, в рыбьем взгляде его тюремщика промелькнуло удивление.
— Ты должен мне кое-что пообещать.
— Что?
— Ты больше не станешь искать встречи с Клементиной и, пока ситуация с ребенком не прояснится, не будешь даже заикаться о разводе.
— Договорились, — Ян кивнул. — Я не буду искать встреч и заводить разговоры о разводе, но у меня есть встречное условие.
— Ты не в том положении, чтобы выдвигать условия.
— У меня есть условие, — упрямо повторил Ян.
— Ладно. Сколько ты хочешь за свои услуги?
Вот, оказывается, как о нем думает этот человек…
— За свои услуги, — Ян криво усмехнулся, — я хочу иметь право видеться со своим ребенком.
Белый молчал очень долго, снял перчатки, повертел в руках, снова надел и только потом заговорил:
— Тебе это в самом деле нужно или это всего лишь глупое позерство?
Пришла очередь Яна задуматься. Его жизнь перевалила за тридцатник. У него вроде бы уже все есть и в то же время нет ничего. Нет даже десятой части того светлого, незамутненного ощущения правильности окружающего мира, с которым он жил в Париже. Тогда с ним была его Пташка, и она одна, маленькая и хрупкая, перевесила чашу весов в пользу радости и света. Он собирался умереть, а она сделала его «последние» месяцы самыми счастливыми и незабываемыми. Пусть она ушла от него к этому бандиту, зато она оставила жизнь их общему ребенку, дочке… Только за одно это он должен сказать ей спасибо, и он сделает все возможное и невозможное, чтобы спасти их дочку. Яна, почему она назвала дочку Яной?..
— Мне это нужно, — сказал он твердо.
Ему показалось, или Белый и в самом деле улыбнулся?
— Рад, что мы пришли к взаимопониманию, господин Немиров.
— Еще один вопрос.
— Слушаю вас.
— Почему вы так хлопочете из-за Тины и моей дочери? — Он специально сделал акцент на слове «моя». Яна его дочь, и он не намерен делить ее с уголовником.
— Я?! — Белый выглядел озадаченным. — Просто я очень люблю своих девочек и хочу, чтобы у них все было хорошо.
Вот так, теперь все предельно ясно — он их любит. Вернее, любит он Тину, но любит настолько сильно, что готов принять и ее ребенка. Поступок, достойный уважения.
— Когда я вам понадоблюсь? — спросил Ян.
— Думаю, очень скоро. Дело не терпит отлагательств, сами понимаете. У вас есть шенгенская виза?
— Есть.
— В таком случае я свяжусь с вами в ближайшую неделю.
— Придется лететь за границу?
— В Лондон. Девочку лечат и обследуют именно там.
Ян молча кивнул. В Лондон так в Лондон. Да если бы было нужно, он бы и на Луну полетел.
Белый сделал знак одному из охранников, тот расстегнул наручники. Ноги Ян развязал уже сам.
— Я свободен?
— Мои люди довезут вас до дома.
— Сам доберусь.
— Не стоит рисковать, на дворе уже ночь, а это очень опасный район. Вы ничем не сможете помочь своему ребенку, если какой-нибудь отморозок вздумает всадить вам нож под ребро.
— Ладно, — Ян наконец разобрался со своими путами, встал на ноги.
— Прошу вас! — Один из бывших похитителей услужливо распахнул дверцу «Тойоты».
Ян молча уселся на пассажирское сиденье.
— Куда едем?
Он продиктовал адрес, бросил последний взгляд на Белого. Тот давал какие-то указания второму охраннику, Ян отвернулся.
До дома, несмотря на поздний час и отсутствие пробок, добирались долго.
— Шеф велел беречь вас как зеницу ока, — объяснил водитель. — Будем ехать по правилам.
Так они и ехали — по правилам. Не ехали, а на коленях ползли. Наверное, пешком Ян добрался бы быстрее…
Наконец машина остановилась у его дома.
— Я провожу, — сказал похититель, плавно переквалифицировавшийся в телохранителя.
— Сам дойду, — проворчал Ян. — Что я, девушка, чтобы меня провожать?!
— Василий Игнатьевич велел…
— Отвали! — Ян выбрался из машины и, не оборачиваясь, пошагал к подъезду.
Он жил на последнем, пятом, этаже. Это было очень удобно: никто не топтался над головой, не мешал полноценному отдыху, а если потребуется, и работе. Дом был еще сталинской постройки, толстостенный, с высокими потолками. На лестничной площадке всего две квартиры, что тоже немаловажно.
Когда-то в доме обитала техническая элита, сотрудники какого-то секретного НИИ, но времена изменились, НИИ рассекретили и выкупили в частную собственность, сотрудников разогнали, и в доме стали медленно, семья за семьей, меняться жильцы. На место старой гвардии пришла молодая поросль, более приспособленная к новым реалиям, наглая и оборотистая, такая, как Ян Немиров. К настоящему моменту из старожилов в их подъезде осталась только одна семья — соседи Яна, интеллигентные и очень милые старики. Так что, можно сказать, с соседями ему тоже повезло. Тихо, беспроблемно — красота.
На лестничной площадке перегорела лампочка. Ян чертыхнулся, на ощупь нашарил замок. За спиной послышался шорох. На сей раз рефлексы не подвели — он развернулся, уже готовый отразить нападение. Больше его голыми руками не возьмут, не на того напали…
Только вот, кажется, на него никто и не собирался нападать. Ян всмотрелся в темноту. Льющегося сквозь окно лунного света хватило, чтобы разглядеть тонкий женский силуэт. Любопытно, что за дама решила нанести ему столь поздний визит?
— Я к тебе, — он узнал этот голос. Даже если бы не услышал его сегодняшним вечером, то все равно бы узнал. Тина, его Пташка…
* * *
Дядя Вася сказал, что досье на Яна будет у нее завтра, а она не может ждать до завтра, нет у нее времени. Тина сжала виски руками. Надо думать, судьба не просто так дала ей еще один шанс.
Серебряный! У Серебряного тоже есть связи, а ей многого-то и не надо, только узнать адрес Яна.
Серебряный выслушал ее более чем странную просьбу, но никаких вопросов задавать не стал, лишь бросил короткое:
— Жди, я перезвоню.
Ждать пришлось минут двадцать. За это время Тина успела несколько раз умереть и родиться заново. А еще обдумать план действий.
Вообще-то, не было никакого особого плана. Ей просто нужно любым способом затащить Яна в постель. Если понадобится, она на коленях ползать будет, соблазнять, угрожать, но добьется своего. Сейчас и сроки как раз подходящие — она на этих сроках за последние полгода собаку съела. И чтобы все было «с душой», она постарается. Это же Ян, с ним нельзя без души.
Наконец позвонил Серебряный, продиктовал адрес, осторожно поинтересовался, не нужна ли ей помощь. От помощи Тина отказалась. В том деле, которое она задумала, посредники не нужны…
Яна не оказалось дома. Еще не вернулся или решил провести ночь в другом месте? Она же ничего о нем не знает. Если он требует развода, значит, логично предположить, что у него есть другая женщина. Сердце кольнуло раскаленной иглой, нет, не ревности, а физически ощутимой боли. Если он не придет на ночь домой или придет, но не один, у нее ничего не получится. А время уходит…
Тина уселась на бетонные ступеньки. Если понадобится, она будет ждать до утра. Надо только позвонить Анне Леопольдовне, предупредить, что сегодня она не вернется домой ночевать…
Ей не пришлось ждать до утра. Ян пришел меньше чем через час и, слава тебе господи, один. Он не заметил ее в темноте, вполголоса ругнулся, принялся возиться с замком, а Тина получила еще пару секунд для того, чтобы собраться с духом.
— Я к тебе, — сказала она тихо.
Надо было сказать что-нибудь другое, более веское, может быть, ироничное, подходящее случаю и ее нынешнему состоянию, но она растерялась.
— Ко мне? — В темноте не было видно его лица, но по голосу чувствовалось — Ян скорее удивлен, чем зол. Это хорошо, это дает ей еще один шанс.
— Да, нам нужно поговорить.
Она боялась, что он откажется, скажет, что они уже все обсудили, а он неожиданно легко согласился.
— Тогда, может, зайдем в квартиру? — Он распахнул дверь, щелкнул выключателем. На лестничную площадку хлынул такой яркий свет, что Тина, за час ожидания сроднившаяся с темнотой, на мгновение ослепла.
— Прошу! — Ян уже был в квартире.
Тина переступила порог.
— Ты пока раздевайся, я сейчас.
Помогать ей с одеждой он не стал, сразу ушел куда-то в глубь квартиры. Она справилась сама, сбросила сапоги и шубку, прошла в гостиную, присела на самый краешек ужасного кожаного дивана. Руки дрожали и коленки тоже, и позвоночник сковало страхом так, что сидеть она могла только с до боли выпрямленной спиной.
Да, хороша из нее соблазнительница: дрожащая, беспомощная, в вечернем платье, но при этом босая. Ей следовало сделать все наоборот, оставить сапоги, но снять платье. Тогда бы сразу стало понятно, зачем она явилась, и не пришлось бы ничего объяснять.
— Хочешь выпить? — В комнату вошел Ян. В одной руке он держал бутылку виски, во второй — два бокала.
Она хотела выпить. Да что там выпить, она хотела напиться так, чтобы ничего не чувствовать и ни за что не отвечать, но ей нельзя пить, она должна быть трезвой. И Ян тоже…
— Позже.
Он посмотрел удивленно, молча поставил бутылку и бокалы на журнальный столик.
— Я пришла… — Тина зажмурилась, подбирая верные слова, — я пришла, чтобы…
— Я все знаю, Пташка. — В его голосе больше не было недавней злости.
— Знаешь? — Тина сцепила пальцы в замок, посмотрела на него со смесью надежды и неверия.
— Знаю, — он кивнул, — я согласен…
Согласен! Спасибо тебе, господи! Он согласен, и ей не придется больше чувствовать себя продажной женщиной. И если с первого раза ничего не получится, то они могут попробовать еще раз…
— Спасибо…
Страх отпустил. Сковывавшая позвоночник невидимая сила тоже ушла, и тело тут же стало по-тряпичному мягким. Все, теперь уже не так страшно. Теперь, когда он сказал «я согласен», она справится…
Тина встала. Хорошо, что на ней это платье: оно легко снимается, не нужно путаться в крючках и замках… и сапоги, правильно, что она сняла сапоги. Сейчас бы выглядела как дешевая проститутка: черное белье и сапоги…
Мысли путались, и руки путались тоже, все никак не могли справиться с платьем…
— Что ты делаешь? — В его голосе слышалось изумление. Нет, ерунда, он же сам только что сказал, что согласен.
— Я раздеваюсь. — Она из последних сил боролась с непослушным платьем и подступающими к горлу слезами. — Или ты хочешь, чтобы я осталась в одежде?..
…Происходило что-то странное. Мир, кажется, окончательно сошел сума, а вместе с ним, за компанию, сошла с ума и Тина. Ничем другим Ян не мог объяснить ее поведение. Он всего лишь сказал, что знает об их девочке и готов стать донором, а она… Кажется, она решила его отблагодарить… Белый предлагал ему деньги, а Пташка предлагает ему… себя.
Ян, точно зачарованный, наблюдал, как она избавляется от одежды: неловко, смущаясь, словно девчонка-гимназистка, как, оставшись в одном белье, стыдливо прикрывается руками и спрашивает, как ему больше нравится: когда она в платье или без…
Черт…
Ему нравится, когда она и без платья, и без белья. Если бы она не застала его врасплох, если бы он не увидел эти плечи, и эти ключицы, и черное кружево чулок, если бы не услышал в ее голосе радость пополам со смущением, не заглянул в глаза, то смог бы устоять, а так…
Даже передумай она в этот момент, он бы уже все равно не смог отказаться от предложенного подарка. И пусть это не подарок вовсе, а лишь плата за его готовность помочь. Пусть…
Она предложила, и он не станет отказываться. Пять лет без нее, а тело не забыло. Оно все помнит и чувствует, его не обманешь…
Чертово платье наконец-то упало на пол, сброшенной змеиной кожей обернулось вокруг стройных лодыжек. И когда платье упало, Ян шагнул ей навстречу. Им хватило полувздоха, полувзгляда, чтобы и страх, и горечь, и обида куда-то ушли…
У них все получилось «с душой». И никому из них не пришлось делать над собой усилий: уговаривать себя, заставлять. Но потом, когда все закончилось, вернулась неловкость и отчужденность, и понимание того, что они чужие друг другу, что разбитую чашку не склеишь. У него своя жизнь, у нее — своя.
— Мне нужно домой, — Тина вымученно улыбнулась, — меня ждут.
— Понимаю. — Ян не смотрел в ее сторону. Это хорошо, потому что ей еще предстояло одеться, а одеваться при нем она стеснялась.
— А с кем сейчас наша дочка? — Все-таки он обернулся, посмотрел на нее требовательно и, кажется, осуждающе.
— Яна дома, за ней хорошо присматривают. — Она не станет отчитываться и извиняться за то, что она такая плохая мать, оставила ребенка на чужих людей, а сама тут… развлекается. И вообще, он не смеет ее ни в чем упрекать, он же все прекрасно понимает.
— А как он относится к твоим ночным похождениям? — Ян закурил.
— Кто — он?
— Белый.
— Вы знакомы?
Ян ничего не ответил, только пожал плечами — понимай как хочешь.
— Он за меня волнуется.
— Волнуется, значит, — Ян усмехнулся.
— Да. — Тина наконец закончила с одеждой, зло одернула платье. — А тебя что-то смущает?
Он бросил ее пять лет назад, без объяснений, без прощального «прости». У него была своя жизнь, веселая и безоблачная, а она его похоронила и едва не умерла вместе с ним. И сейчас он смеет задавать ей вопросы, упрекать в том, что она все-таки выжила и обрела поддержку. Мерзавец…
Она спросила, что его смущает. Черт побери, да его смущает абсолютно все! Сегодня он узнал, что у него есть дочь, которая смертельно больна, несколько часов назад к нему пришла Тина, чтобы «отблагодарить». Ее «благодарность» была такой… искренней, что он, честное слово, забыл, что их разделяют пять долгих лет. И вот сейчас она уходит к другому. Он радоваться должен?! Плясать от счастья?!
Она его женщина, что бы она там ни думала по этому поводу. У них есть общий ребенок и воспоминания, которые стоят полжизни, а он должен делить ее с другим, с каким-то мутным «крестным отцом»!
— Меня смущает! — Ян загасил сигарету, натянул брюки. — Нет, меня бесит, что моя жена спит с каким-то старым козлом!
— Жена? — спросила она шепотом. — Ты действительно считаешь, что имеешь право называть меня своей женой?
— Юридически мы все еще женаты.
— Это легко исправить.
— Да, но пока изволь вести себя соответственно!
Ян понимал, что несет чушь, что плевать ей на всякие юридические тонкости и на него, по большому счету, тоже плевать, но злость и отчаяние требовали выхода. В этот момент он очень ясно представил, какие именно чувства движут мужиками, избивающими до полусмерти своих неверных жен. Он бы тоже так смог, наверное…
А она рассмеялась в ответ. В ее смехе не было веселья, только отчаяние и безысходность. Смех этот грозил перейти в истерику. Пусть бы перешел. У него бы появился шанс ее успокоить, стиснуть в объятьях так крепко, чтобы ей стало трудно дышать. Она бы плакала, вырывалась, а он бы ее утешал. Совсем как раньше, пять лет назад.
Смех так и не перешел в истерику, он оборвался на самой высокой ноте.
— Ты не имеешь права говорить об ответственности. — Тина улыбнулась, босой ногой поддела ярко-розовый шелковый шлепанец, последнее напоминание об Алине. — Ты сам не святой.
Да, он не святой, что правда, то правда. Но Алина ушла, с Алиной у него несовпадение. А с Тиной у него совпадение почти по всем пунктам, кроме одного — она его не любит…
— Мне пора, — она больше не смотрела в его сторону.
— Я провожу тебя до машины.
— Проводи.
Они уже были на улице, когда Тина вдруг спросила:
— Можно мне будет прийти к тебе еще раз?
— Зачем?
— За тем же самым…
Непостижимая женщина! Быть законной женой ей не нравится, ей хочется быть любовницей… Надо было послать ее к черту, но Ян не смог.
— Когда ты придешь?
— Завтра в восемь вечера тебя устроит?
С ума сойти! Она говорит об этом так, словно планирует не романтическое свидание, а деловую встречу.
— А что скажет твой… что скажет господин Белый? — все-таки он не удержался от сарказма.
Она поежилась, поплотнее запахнула полы шубки и только потом сказала:
— Он ничего не узнает.
Красная «Мазда» уже давно растворилась в ночной темноте, а Ян все стоял под пронизывающим ветром, смотрел ей вслед.
* * *
Тина не отрывала взгляда от дороги, но эта сосредоточенность совсем не мешала ей думать.
Может быть, если Господь смилостивится, сегодняшней ночью ей удалось забеременеть. Жаль, что нельзя узнать сразу. Тогда бы не понадобились все последующие попытки. Видно же, что Яну это не нравится, что делает он это исключительно из чувства долга. У него есть женщина, секс с которой приносит радость и не походит на тяжкую повинность.
Тина догадывалась, что есть другая, но остроносый шелковый шлепанец все равно стал для нее убийственной неожиданностью.
А Ян считает, что у нее роман с дядей Васей. Какая глупость! Если бы ему не было все равно, она бы обязательно объяснила, что дядя Вася заменил ей отца, что он утешал ее и поддерживал, и вытирал ей слезы, после того как Ян ее бросил. Это он учил ее быть сильной и никого не бояться, говорил, что фортуна любит сильных и не жалует слабаков. Жаль, что дядя Вася ошибался. Она стала сильной, а судьба все равно ударила, по самому больному…
Тина потерла глаза. Она не станет плакать, и не потому, что сильная, нет. Просто она уже выплакала все слезы. Слез не осталось. Осталась только резь в глазах…
Несмотря на глубокую ночь, Анна Леопольдовна не ложилась, ждала Тину. За последний год она сильно сдала, в безупречной прическе заметно прибавилось седины. Анна Леопольдовна переживала за Яночку. Они все за нее переживали, но реально помочь девочке могла только Тина, родная мама. Сегодня многое изменилось, с сегодняшнего дня в битве за своего ребенка она не одинока, Ян согласился помочь.
— Приехала? — Анна Леопольдовна поднялась из глубокого кресла, поправила прическу.
— Приехала. — Тина поцеловала ее в щеку. — Яночка просыпалась? — Она посмотрела на приоткрытую дверь детской.
— Один раз. Спрашивала, где ты. Я сказала, что ты скоро вернешься. Где ты была, Клементина? — спросила она с легким упреком.
— Я была с отцом своего ребенка, — Тина сжала ее ладонь. — Поговоришь со мной?
— Девочка… — Анна Леопольдовна посмотрела на нее с тревогой, — твой муж умер.
— Мой муж жив! Ты понимаешь, что это для нас значит?
Анна Леопольдовна все прекрасно понимала. Она единственная была в курсе Тининых метаний в попытке забеременеть. Понимала она и то, что если второй ребенок родится от того же самого мужчины, что и первый, это увеличит их шансы многократно.
— Я сварю нам кофе. — Она украдкой смахнула набежавшую слезу, железные леди не плачут на людях. — И ты мне все расскажешь.
Тина кивнула.
— Хорошо, я только зайду к дочке.
Яна спала поперек кровати. Даже во сне ее маленькая девочка была вертушкой и непоседой. Тина поцеловала дочку в теплую со сна щеку, поправила сползшее одеяло.
— Все у нас будет хорошо, — прошептала она одними губами.
Они проговорили с Анной Леопольдовной до рассвета. Строили планы на будущее.
— Девочка, ты должна уговорить его сдать анализы. — Анна Леопольдовна мерила шагами комнату.
— Я уговорю. — Тина уже почти верила, что Яна можно будет уговорить. Он подумает и согласится. Он не сможет не согласиться, он же уже сделал первый шаг им навстречу, надо только дождаться вечера, вечером у них встреча…
Весь следующий день Тина провела с дочкой. Они рисовали, читали сказки, ходили в конюшню кормить лошадей. Девочка выглядела счастливой и почти здоровой. Почти, если не обращать внимания на бледную, полупрозрачную кожу, синие круги под глазами и беспомощный пух еще не отросших после «химии» волос. Сколько еще продлится эта ремиссия? Успеют ли они?
Успеют! Она не имеет права даже думать иначе. Они успеют, и все у них будет хорошо.
Вечер принес с собой страх пополам с нетерпением. Когда Тина нажимала на кнопку звонка Яновой квартиры, рука заметно дрожала.
Яна не было дома. Она осознала это только спустя час стояния перед запертой дверью. Он назначил ей встречу и не пришел, и все оставленные им контактные телефоны хранили молчание.
Испугался! Струсил и бросил их с Яночкой один на один с бедой. А может, просто не захотел…
От невыносимой рези в глазах она почти ослепла. Слезы стали бы спасением, но слез не было…
* * *
Белый позвонил ближе к обеду.
— Все готово, мой человек заедет за вами через час, — сказал он, не здороваясь. — Надеюсь, вы не передумали?
— Нет.
— Хорошо. — В трубке послышались гудки отбоя, Ян с ожесточением потер подбородок.
Что делать с Тиной? У них же назначена встреча — язык не поворачивался назвать это свиданием. Похоже, встречу придется отменить. Да она наверняка уже все знает, Белый должен был ввести ее в курс дела. Иначе с чего вчерашняя «благодарность»?..
В Лондоне все прошло быстро, как по нотам. Больно не было, так, сущие пустяки по сравнению с тем, что довелось пережить его дочке. Теперь Ян знал, как выглядит его девочка, Белый подарил ему ее фотографию. Синие глазенки, кудряшки, ямочки на щеках. Она была немного похожа на Тину и очень на него. Его дочка. Подумать только, это маленькое чудо — его дочка!
— Когда будут известны результаты? — спросил он Белого, пряча фото в карман пиджака.
— В течение недели.
— И что дальше?
— Если вы подойдете, Яне сделают пересадку костного мозга. И у нас у всех появится надежда.
— А если я не подойду? Тина ведь не подошла.
— Будем думать, что на сей раз все сложится иначе. Девочка больше похожа на вас, чем на нее. Может быть, это что-то значит.
Ян очень надеялся, что это что-то значит, потому что в противном случае они с Тиной потеряют ребенка…
Захотелось напиться так, чтобы в дым, до потери сознания, но он себе запретил. Нельзя, проблема не исчезнет только оттого, что он перестанет ее видеть. Надо взять себя в руки. И потом, Яне нужен здоровый донор, а не проспиртованный до последней клеточки. Сколько там выветривается из организма алкоголь?..
В Москву Ян вернулся утром следующего дня, а уже вечером по делам фирмы улетел в Мюнхен. Проблемы в «неметчине» были не то чтобы очень серьезными, но все же его личное присутствие оказалось желательно. Да Яну и самому не хотелось оставаться в Москве. Там Тина со своими загадочными «встречами», всевидящее око Белого и физиономия друга Шурика, виноватая и счастливая одновременно.
Кстати, с Шуриком они помирились. Не было никакого братания во время совместного распития водки и пьяных заявлений типа: «Друг, я тебя уважаю!» Просто на следующий день после заявления Алины об их с Яном несовпадении Шурик приперся в его кабинет с покаянием и извинениями. Чувствовалось было, что другу очень не по себе после вчерашнего саморазоблачения, хочется «поговорить по-мужски», а Яну было не до мужских разговоров. Вероломство Шурика и Алины как-то враз утратило прежнюю актуальность. У них роман? Ну и замечательно! Совет да любовь! А у него проблемы куда серьезнее. Его дочка болеет, и жена ведет себя как чертова нимфоманка, требует «встреч»…
В общем, Шурика с его покаянием Ян послал куда подальше, пожелал счастья в личной жизни и завалил работой, чтобы особо не расслаблялся. Шурик сразу понял, что он больше не злится — на то она и есть пятнадцатилетняя дружба, чтобы с лету понимать все самое главное, — разве что с поцелуями не полез. Пришлось спешно делать вид, что работы невпроворот, и гнать ошалевшего от радости Шурика вон из кабинета, чтобы не отвлекал своей непростительно счастливой мордой от важных дел.
В Мюнхене Ян пробыл ровно три дня, на четвертый была запланирована еще одна, последняя, встреча, но позвонил Белый, велел срочно вылетать в Лондон.
— Ну, как там? — от волнения у Яна вспотели ладони.
— Вы подходите, надо провести еще кое-какие предоперационные обследования, но это уже мелочи.
Он подходит! Слава богу!
— А моя дочь уже там?
— Нет, но они с Тиной завтра же вылетают. Мы ждем вас, господин Немиров.
* * *
— Клементина, собирай Яночку, вы сегодня летите в Лондон, — сказал дядя Вася, задумчиво глядя на пляшущее в камине пламя.
— В Лондон? — Тина зябко поежилась, даже зажженный камин не помогал ей согреться. — Но мы не планировали в ближайшие две недели лететь в Лондон. Что-то случилось?
— Да, — дядя Вася оторвался от созерцания огня, посмотрел на нее с ободряющей улыбкой. От этой улыбки сердце забилось чаще, а в душе начала зарождаться надежда. — Ты только не волнуйся, девочка, нашелся донор для Яны.
Каминный зал закружился, увлекая за собой Тину. Кто сказал, что от радости нельзя умереть? Можно, кажется, она умирает…
— … Что вы ей сказали? Вы же знаете, что в последнее время она вся на взводе! — откуда-то сверху доносился сердитый голос Анны Леопольдовны, на лоб легла чья-то прохладная рука. — Снова этот ваш бизнес?! Совсем замучили девочку, неужели непонятно, что ей сейчас не до того?!
— Я же не думал, что она так отреагирует. — Впервые в жизни Тина слышала в голосе дяди Васи испуганные нотки. — Я только сказал, что им с малышкой надо лететь в Лондон.
Лежать с закрытыми глазами и слушать препирательства домочадцев было хорошо, но волшебное слово «Лондон» выдернуло ее из этого блаженного состояния.
Лондон!!! Дядя Вася сказал, что им нужно лететь в Лондон, потому что для Яны нашелся донор!
Тина рывком села, игнорируя облегченный вздох Анны Леопольдовны, в упор уставилась на дядю Васю:
— Он точно подходит?
— Нет никаких сомнений.
— О чем вы? — требовательно спросила Анна Леопольдовна.
— Мы говорим о доноре для нашей девочки, — проворчал дядя Вася.
— Нашли?! — Анна Леопольдовна рухнула в соседнее кресло, посмотрела на Тину: — Точно нашли?
Та, в свою очередь, перевела умоляющий взгляд на дядю Васю.
— Точно-точно, — он кивнул и улыбнулся. Улыбка получилась кривой и не слишком оптимистичной, но Тина понимала — это не оттого, что дядя Вася злится, просто он отвык улыбаться.
Секунду-другую в каминном зале царило молчание, а потом железная леди Анна Леопольдовна разразилась громкими рыданиями. Она плакала и некрасиво, по-бабьи, причитала и даже поцеловала вконец растерявшегося дядю Васю в гладко выбритую щеку. Тот смущенно крякнул, осторожно, точно опасаясь каких-то неотвратимых последствий, погладил Анну Леопольдовну по волосам, поверх ее головы посмотрел на Тину, одними губами велел: «Собирайся».
Они прилетели в Лондон ночью. Всю дорогу дядя Вася отмалчивался. А Тина все не находила себе места. Когда ты уже поверил в чудо, так страшно думать, что чудо может оказаться пустышкой, иллюзией или ошибкой. Оставалось только надеяться на то, что дядя Вася никогда не допускает ошибок и не доверяет непроверенным фактам, и если он сказал, что донор нашелся, значит, так оно и есть. Надо успокоиться, потому что Яночка видит ее волнение, смотрит испуганно то на нее, то на дядю Васю и каждые пять минут спрашивает, зачем они улетели от бабы Ани и лошадок.
Дочка не хочет в Лондон. Этот город ассоциируется у нее с врачами, больницами и химиотерапией. Пообещать ей, что это в последний раз, что надо только еще чуть-чуть потерпеть, и болезнь уйдет?
Страшно. Тина сама не знает, чем все закончится и сколько еще всего придется пережить ее меленькой девочке.
Яна боялась, сжала обеими ладошками Тинину руку и не отпускала до конца полета. Потом уже дома, в их лондонской квартире, очень долго не могла уснуть, а когда уснула, плакала во сне. Тина за всю ночь не сомкнула глаз, ждала рассвета со смесью страха и надежды.
Дядя Вася заехал за ними в девять утра, под мышкой он держал плюшевого зайца, длинные уши которого волочились по полу.
— Ну, где там наша маленькая принцесса? — Он перехватил зайца поудобнее, отряхнул уши. — Смотри, что я тебе принес.
— Дед, где ты видел лысых принцесс? — Яна забрала игрушку, посмотрела на Тину: — Мам, можно я его с собой возьму?
Тина не знала, пускают ли в клинику с плюшевыми зайцами, но все равно кивнула.
— Готовы? — спросил дядя Вася. Выглядел он не так чтобы очень хорошо: помятое лицо, мешки под глазами. Тоже, наверное, не спал.
Тина сделала глубокий вдох, как перед прыжком в прорубь, сказала:
— Поехали!
С этого «поехали» у них всех началась новая жизнь, полная страхов, бессонных ночей, мучительного ожидания и надежды. И каждый последующий день перевешивали то страхи, то надежда.
Яне сделали пересадку костного мозга. Врачи сказали, что теперь остается только ждать и молиться. Тина ждала и молилась, и медленно сходила с ума от этого ожидания. Дочку поместили в стерильный бокс, комфортабельный стеклянный аквариум для одной маленькой золотой рыбки. Стерильный воздух, стерильное белье, стерильные игрушки. Тина знала, для чего нужна эта стерильность, ей все популярно объяснили. Дело в иммунной системе, которой у ее девочки сейчас практически нет. Ее активность сведена к нулю химиотерапией, чтобы уничтожить в крови злокачественные клетки и дать донорским стволовым клеткам возможность прижиться, и любая инфекция, даже банальный насморк, может быть для Яночки смертельно опасна. Так всегда бывает, это просто надо пережить…
А где взять силы?! Видеть своего ребенка: худенького, изможденного болезнью, с прозрачной кожей, с беспомощно тоненькими ручками и ножками, с огромными, в пол-лица глазами, и не иметь возможности даже прикоснуться к нему, погладить по голове, ощутить под пальцами нежный пух отрастающих волос. А ребенку еще хуже, он там совсем один в своем стерильном мире. Яна привыкла засыпать, держа ее за руку, а сейчас ей приходится засыпать в обнимку с резиновым пупсом, резину легче стерилизовать…
Господи, когда же все это закончится?!
