* * *
Липа была зла и напугана. Зла оттого, что не понимала, как отключилась, оттого, что проспала целый день и проснулась только вечером. А напугана потому, что причину своего странного состояния видела в Тимофее Чернове. Это он сделал с ней что-то… что-то неправильное. Последнее, что Липа помнила, это адская головная боль и тяжелые ладони на своем затылке. Чернов велел ей расслабиться, и она расслабилась. Да так, что провела в отключке весь день. Вон, за окнами уже темно. У нее было множество планов, и все они пошли псу под хвост из-за странного соседа…
Липа придирчиво осмотрела свою одежду, но никаких следов поползновений на свою честь не нашла. И на том спасибо, а то мало ли что может выкинуть бывший уголовник?…
На колени запрыгнула кошка Машка, принялась тереться тощим боком, выпрашивать угощение.
– Пойдем уж, обжора. – Липа взяла кошку на руки, прошлепала на кухню, насыпала в плошку сухого корма. – Вот, ешь.
Машка понюхала корм, возмущенно фыркнула, потрусила к холодильнику.
– Что? – строго спросила Липа.
Машка переступила с лапы на лапу, требовательно мяукнула. Липа распахнула холодильник, придирчиво изучила его содержимое. По всему выходило, что ничего, принадлежащего ей, в холодильнике не было. Только начатый пакет молока да огрызок сыра.
– Молока хочешь? – спросила она кошку.
Кошка молока не хотела. Кошка хотела ветчины. Той самой, которую утром приволок Чернов. Липа тяжело вздохнула, воровато покосилась на дверь, достала ветчину из холодильника.
– Сам виноват, – проворчала, отрезая от большущего куска тоненький ломтик.
Кошка Машка нетерпеливо выплясывала у ее ног и оглашала кухню громким урчанием.
Ветчина пахла одуряюще вкусно, рот моментально наполнился слюной. Она ничего не ела с самого утра, в холодильнике нет ни одного продукта, принадлежащего ей, а ближайшие магазины уже закрыты.
– Сам виноват, – повторила Липа и отрезала кусок побольше, теперь уже для себя.
В хлебнице лежали роскошные французские булки и кусок черствого хлеба. Рука сама потянулась к булке, но тут уж Липа не дала себе слабины, мужественно выбрала хлеб.
Чайник вскипел за пару минут. Все это время девушка боролась с невыносимым желанием слопать бутерброд всухомятку: так сильно хотелось есть.
Бутерброд оказался сказочно вкусным, ветчина таяла во рту. Даже факт, что она ворованная, не мог испортить Липе аппетит. Девушка съела все до последней крошки, немного походила в терзаниях вокруг холодильника, решилась – отрезала себе еще. Ничего страшного, Чернов ведь сам предлагал разделить с ним трапезу. И вообще, она не ворует, а берет в долг. Завтра же купит точно такую же ветчину и положит в холодильник. Эти благие намерения и урчание сытого желудка успокоили Липу окончательно. Она только сейчас поняла, что чувствует себя просто замечательно. И голова не болит, и спать не хочется, и мысли такие ясные и складные, и энергия бьет через край, требует выхода. Липа посмотрела на часы – десять вечера, поздновато для уборки, но в виде исключения…
В порыве энтузиазма она убрала всю квартиру, даже кабинет и детскую, в качестве компенсации за съеденную ветчину. Вряд ли сосед заметит ее старания, но на совести все равно полегчало.
После генеральной уборки захотелось и самой вымыться, да не торопливо, под душем, а полежать в ванне, понаслаждаться горячей водой и ароматной пеной. Давно она о себе не заботилась, все как-то не до того было. Липа опустилась в воду, прикрыла глаза.
Как же так получилось, что все в ее жизни вышло из-под контроля, что не осталось ни сил, ни желания на обычные женские мелочи? Это из-за развода? Раньше она всегда была в тонусе, ради Олега. Пыталась соответствовать его представлениям об идеальной женщине. Достичь этой планки было нереально, но она хотя бы старалась. А сейчас что? Маникюр не делала уже сто лет. Про педикюр вообще забыла. У парикмахера давно не была. В общем, совсем себя запустила. Инга бы не одобрила, потому что…
Додумать эту мысль до конца она не успела – дверь в ванную с грохотом распахнулась…
– Привет! – Тимофей Чернов, навалившись плечом на дверной косяк, смотрел на Липу мутным взглядом.
От неожиданности и от такой неслыханной наглости она потеряла дар речи: сидела по уши в пене и глупо хлопала ресницами.
– У тебя есть бинты? – вдруг спросил он.
– Бинты?!
– Да, бинты, и желательно спирт. Но, на худой конец, сгодится и водка.
– А зачем тебе водка?
– Лучше спроси, зачем мне бинты, – Чернов криво усмехнулся и распахнул полы пиджака. Рубашка под пиджаком, как раз на уровне сердца, вся пропиталась кровью.
Липа тихо ойкнула.
– Так есть бинты или нет? – спросил Чернов, медленно сполз на пол и закрыл глаза.
– Мамочки родные… – Липа выпрыгнула из ванны, поскользнулась, чуть не растянулась на мокром кафеле, торопливо набросила халат, потрясла соседа за плечо: – Эй, ты жив?
Глаза-незабудки распахнулись, уставились на нее в упор. Чернов ощупал грудь, сказал удивленно:
– Кажется, еще жив.
– Тогда пошли, обопрись на меня. – Липа помогла ему подняться, почти волоком дотащила до кухни, усадила на табурет. – Надо снять пиджак, дай помогу.
Он не сопротивлялся, позволил стянуть с себя сначала пиджак, потом рубашку. Липа, осмотрев рану, с облегчением вздохнула. Там, в ванной она с перепугу решила, что задето сердце или легкое, а оказалось, что рана неопасная – только кожа и мышцы. Как говорится, до свадьбы заживет. Хотя целились Чернову именно в сердце, просто что-то изменило траекторию, и удар пришелся по касательной. Да, похоже, не ошиблась она насчет его уголовного прошлого…
– Нравится смотреть на голых мужиков? – язвительно поинтересовался сосед.
– Что?!
– Ты так пристально рассматривала мой торс, что я подумал…
– Я рассматривала твою рану, – огрызнулась Липа.
– Ну, и как она?
– Могло быть и хуже. – Она достала из шкафчика бутылку с медицинским спиртом, плеснула спирт на чистое кухонное полотенце и сказала с непозволительным для врача злорадством: – Будет больно.
– Кто бы сомневался, – проворчал Чернов и зажмурился.
Да, кто бы сомневался. Особенно принимая во внимание количество шрамов на его теле. Ему, похоже, такие манипуляции не впервой.
Чернов оказался крепким орешком, пока Липа обрабатывала рану, не издал ни звука, только шипел сквозь стиснутые зубы.
– Надо зашивать, – сказала она.
– Сможешь? – сосед посмотрел на нее с явным сомнением.
– Легко.
Липа не врала, когда-то, еще в институтские годы, она мечтала стать хирургом, даже подрабатывала в хирургическом отделении. С хирургией так и не сложилось, а вот минимальный набор навыков она приобрела…
– Вот и все! – сказала Липа, любуясь плодом своих рук. – Будешь как новенький, останется маленький… – Она думала, что Чернов сидит с закрытыми глазами, страдает от пережитых мук, а он не страдал, он мечтательно улыбался и пялился в вырез ее халата…