Глава 1
1596 год
Недавно Гендзи-тенно миновало двадцать девять лет. Жизнь научила его простой придворной истине: не доверять своим советникам, Левому министру, Правому министру, как впрочем, и канцлеру… Кто знает, сколько им заплатил Тоётоми Хидэёси.
Гендзи всё чаще ощущал себя одиноким. Его супруга, Яшмовая госпожа, Хикари ничего не понимала в политике и двоевластии. Она предпочитала придворные развлечения и молодых фаворитов, на что император не обращал внимания, ведь он в свою очередь посещал наложниц, которыми окончательно пресытился, ибо каждая молодая женщина принадлежала к какому-либо знатному роду и пыталась заполучить от Гендзи различные привилегии для своей семьи. Император устал, он жаждал покоя… В последнее время его стали посещать мысли о затворничестве, всё чаще охватывало непреодолимое желание надеть простую рясу монаха, остричь волосы и в простых крестьянских гета, пешком, покинуть Киото, уединившись в каком-нибудь отдалённом монастыре, и чем дальше он будет расположен – тем лучше.
Настал час Обезьяны, но Гендзи за весь день так и не отлучался из своих покоев. Госпожа Аояги, обеспокоенная душевным состоянием сына-императора, решила навестить его. Когда она появилась в императорских покоях, Гендзи рисовал тушью. Из-под его тонкой кисти появлялось изображение некой горы, на подножье которой во всей красе раскинулся буддийский монастырь.
Госпожа Аояги тихонько подошла к сыну и заглянула ему через плечо.
– Прекрасная живопись! – одобрительно воскликнула она.
– А это вы, матушка… Да, решил занять себя рисованием…
Аояги села на татами напротив императора.
– Как ваша супруга? – поинтересовалась она из вежливости.
Гендзи не отрываясь от своего занятия, произнес:
– А ежели сердца
Внезапно охладели,
Они – как те следы,
Что тысячами птиц
Оставлены на берегу песчаном…
Император процитировал печальное стихотворение, поставил кисточку в тушечницу и пристально воззрился на матушку.
– Думаю, госпожа Хикари любуется кленовыми листьями вместе со своими фрейлинами. На меня же осень навевает печаль… – признался он.
– Вы слишком утомлены государственными делами. – Заметила Аояги. – Да и потом, ваше супружеские отношения с госпожой Хикари перешагнули тот рубеж, когда исчезает состояние влюблённости, как утренняя дымка в горах, а остаются лишь взаимные обязательства.
Своим замечанием госпожа Аояги попала в цель. Гендзи почувствовал невольное раздражение, он был уязвлён.
– С госпожой Хикари я делю ложе десять лет. Вы считаете, что это слишком долго?
– Конечно. Не мне говорить вам о том, что мужчина не может долго любить одну женщину…
– А мой отец? Я же помню: он боготворил вас!
Госпожа Аояги встрепенулась, на её прекрасных глазах появились слёзы.
– Покойный император любил меня – вы правы. Но не забывал посещать своих наложниц.
Гендзи вздохнул.
– Вероятно, я – плохой любовник…
– О чем вы говорите! Вы произвели на свет троих сыновей и двух дочерей! – возмутилась госпожа Аояги. – Вам просто необходимо поменять наложниц!
Гендзи взял кисточку и сделал ею лёгкий мазок, довершая крышу буддийского храма.
– Наверное, вы правы… – согласился он.
– Я позабочусь об этом, – пообещала госпожа Аояги.
* * *
Тоётоми Хидэёси взирал на своих советников и господина Уми-Мару, который после смерти Акэти Мицухидэ стал доверенным лицом сёгуна и его канцлером. Тоётоми никогда не забывал, как пятнадцать лет назад молодой самурай бросил к его ногам голову заклятого врага Оды Нобунаги, а господин Акэти поведал о таинственном взятии Адзути. С тех пор сёгун во всём советовался с Уми-Мару, которого стали называть при дворе Исиямы, не иначе как Сайто Санэмори. Уми-Мару нравилось это сравнение с героем прошедших времён, прославившего себя подвигами в честь легендарного дома Тайра. Постепенно имя самурая трансформировалось из Уми-Мару в Уми-Сайто. За заслуги перед сёгунатом Тоётоми щедро наградил героя, даровав ему огромное поместье, расположенное недалеко от Киото в предместье Момодзоно, недалеко от дворца Нисиномия, принадлежавшего пятьсот лет назад Левому министру Минамото-но Такахира, свергнувшего императора Мураками и взошедшего на трон Поднебесной.
Незадолго до этого сёгун приказал придворным учёным мужам составить генеалогическое древо рода Тоётоми. Его отец и дед чудесным образом преобразились из пехотинцев-асигару в даймё и вёли своё происхождение от императора Сейва Миномото, правившего в эпоху Хэйан. Род Левого министра Минамото-но Такахира принадлежал также к одной из побочных императорских ветвей и сёгун, считая Момодзоно символичным местом, приказал Уми-Сайто восстановить разрушенный дворец Нисиномия. Когда канцлер прибыл в своё новое поместье, дабы осмотреться и назначить достойного управляющего, то застал строения и земли в запущенном состоянии: над поместьем Момодзоно придётся изрядно потрудиться.
Отдав необходимее распоряжения по обустройству нового дома, канцлер, сев на лошадь, в сопровождении отряда самураев, направился к тому месту, где некогда блистал прекрасный дворец Нисиномия.
Почти сразу же канцлера постигло разочарование. Он обнаружил обвалившуюся каменную стену, некогда окружавшую дворец, главные ворота и мост совершенно разрушенными, поэтому пришлось спешиться и не без труда преодолеть ров, заросший травой и засыпанный городским мусором, дабы попасть во внутренний двор.
На следующий день канцлер отправился с отчётом в Исияму, ибо сёгуну не терпелось узнать – в какую сумму обойдётся казне восстановление дворца Нисиномия.
В последнее время казна Исиямы заметно опустела. Тоётоми, ведомый алчностью и жаждой славы, приказал сформировать военный корпус из ста шестидесяти тысяч воинов для покорения Кореи, а затем и Китая. Японская армия погрузилась на суда и отправилась через море покорять соседние государства. Однако, корейцы сумели дать захватчикам достойный отпор. Сёгун регулярно получал доклады своих полководцев, в которых указывались потери как японской, так и корейской сторон. Результаты были неутешительными. В армии зрело недовольство, поползли слухи, что сёгун возомнив себя Хатиманом, а затем потомком Аматэрасу, прогневал богов и навлёк их недовольство.
Но Хидэёси понятия не имел, что самураи, сражавшиеся в Корее, начали роптать, так не оставив дерзкую надежду захватить трон. Теперь она казались вполне реальной, ибо все враги были устранены, а Гендзи-тенно почти сломлен и не окажет должного сопротивления. Тоётоми не собирался убивать молодого императора, а лишь удалить в монастырь, расположенный, например, на острове Кюсю. Сёгун лелеял надежду, что именно Нисиномия станет его императорской резиденцией.
Тоётоми внимательно выслушал своих советников, настал черёд канцлера дать отчёт. Уми-Сайто почтительно поклонился и перешел к делу:
– Господин, я внимательно обследовал Нисиномию, а вернее сказать, то, что от неё осталось…
– И что же?!
– С вашего позволения, вынужден заметить: почти ничего. Стена, некогда окружавшая дворец, разрушена. Здание дворца, построенного из камня и дерева – в плачевном состоянии. Дерево сгнило, камень позеленел от времени, причём сама кладка оставляет желать лучшего, ведь дворец строился почти пятьсот лет назад. Сейчас его правильнее назвать заброшенным замком.
Сёгун задумался. Канцлер умолк, ожидая решения своего господина.
– Вы утверждаете, что нет смысла отстраивать Нисиномию? – наконец, спросил сёгун.
– Господин, я этого не говорил. Просто дворец надо строить заново. Может быть, рядом со старым?
– Возможно… Во сколько это обойдётся казне?
Канцлер предвидел этот вопрос и тотчас с поклоном передал сёгуну свиток, испещрённый записями и подсчётами.
Тоётоми скользнул взглядом по внушительному списку и остановился на итоговой сумме, которая составляла тридцать тысяч рё.
– И это только строительство? – уточнил Тоётоми.
– Да, господин, без изысканного интерьера.
– Хорошо, сумма приемлема. Приступайте к строительству, канцлер. Вы лично обязаны контролировать ход работ. Советую вам поселиться в Момодзоно.
Канцлер поклонился. Что это означало: повышение? Ссылку? Или напротив, проявление доверия? Он терялся в догадках.
* * *
Уми-Сайто удалился в свои покои. Не успел он собраться с мыслями, как фусуме распахнулись – вошла госпожа Хитоми, вдова Тория и бывшая наложница сёгуна. В последнее время положение бывшей фаворитки пошатнулось, Тоётоми совершенно забыл о ней, окружив себя гаремом из юных наложниц, и не уделял женщине должного внимания, как впрочем, и их дочери Ихаре.
За время, проведённое при дворе сёгуна, а это без малого пятнадцать лет, Хитоми поняла, что женщине трудно прожить без покровителя. Если сёгун пренебрегает ею, но она всё ещё хороша и желанна, то следует подумать не только о своём будущем, но и будущем дочери.
Хитоми знала о слабости канцлера ко всему красивому и утончённому, будь то мебель, керамика, кимоно, гравюры, мужчины или женщины. Она давно присматривалась к Уми-Сайто. Пять лун назад его жена скончалась во время очередных родов, он выждал положенные сорок девять дней очищения, и тотчас же ввёл в свои покои наложницу.
Хитоми, облачённая в изысканное кимоно цвета индиго, расшитое крупным морским жемчугом, выглядела всё ещё молодой и желанной. Многие сановники и самураи в Исияме почли бы за честь жениться на ней. Но бывшая наложница предпочитала держать их на расстоянии, считая не достаточно «крупной рыбой». Как только Уми-Сайто получил чин канцлера и стал доверенным лицом сёгуна, Хитоми решила: это именно тот мужчина, который ей нужен.
Хитоми была умна, хитра и проницательна, и без труда узнала о том, что Тоётоми намерен восстановить дворец Нисиномия, который находился в пяти ри от Киото. Поэтому-то сёгун пожаловал канцлеру поместье Момодзоно, близость которого к Нисиномии позволяла бы контролировать ход строительства.
Теперь Хитоми решила: настало время действий…
* * *
– Вы позволите мне войти, господин канцлер, – спросила Хитоми, поклонившись.
Уми-Сайто удивился:
– Госпожа Хитоми, какая честь для меня! – он заметил её роскошное кимоно, расшитое жемчугом и умело нанесённый грим. – Прошу вас! – он указал женщине на татами напротив.
– Господин канцлер, простите меня за дерзость, но я хотела попросить вас о любезности.
Уми-Сайто растаял под взглядом женщины, и ощутил сладостную истому…
– Всё, что в моих силах, госпожа Хитоми. – С готовностью заверил он.
Гостья поклонилась.
– Я… дерзну просить вас взять меня с собой, ведь вы скоро направляетесь в новое поместье, что недалеко от Киото.
Канцлер удивлённо приподнял брови: однако, в Исияме быстро распространяются новости! Или может быть, сам сёгун поведал об этом Хитоми?
– Конечно, если таково ваше желание. А что вы намерены делать в императорской столице? – как бы невзначай поинтересовался канцлер.
Женщина предвидела этот вопрос.
– Моя дочь Ихара уже достигла того возраста, когда надо повидать мир и показать свою красоту. Увы, в Исияме я ограничена в передвижении и, к сожалению, за мной укрепилась репутация бывшей наложницы сёгуна. Для моей дочери здесь будет трудно найти достойного мужа. Киото же кишит аристократами из древних родов. Думаю, Ихара с её образованием и способностями легко сможет устроить свою судьбу.
– Что ж, в ваших рассуждениях есть трезвое зерно. Да, Ихара красивая и утончённая девушка…
– И Верховный сёгун даёт за ней хорошее приданное, – добавила Хитоми.
– Я намерен покинуть Исияму в начале следующей луны, если ваше решение останется неизменным, я с удовольствием наслажусь вашим обществом, госпожа Хитоми. И не только… – канцлер многозначительно посмотрел на женщину, она же прекрасно поняла его намёк. – Где вы намерены остановиться?
– Я ещё не думала. Надеюсь, в Киото можно снять приличный дом?..
– Разумеется… Но будет лучше, если вы и ваша юная дочь воспользуетесь моим гостеприимством, – сгорая от желания, предложил канцлер.
Хитоми поклонилась в знак благодарности.
* * *
Третьего дня девятой луны в час Зайца кортеж канцлера в сопровождении отряда самураев покинул Исияму. Госпожа Хитоми и её прекрасная дочь Ихара расположились в комфортабельном экипаже, любезно предоставленным самим Уми-Сайто.
За экипажем госпожи Хитоми следовали две крытые повозки с домашней утварью, мебелью, керамикой, одеждой и посудой, словом, всем тем, что может понадобиться на новом месте.
К вечеру в час Петуха кортеж достиг поместья Удзи, где расположился на ночь. Госпоже Хитоми и юной Ихаре хозяин предоставил небольшие покои, расположение рядом. Путешественницы устали, они не ели почти весь день, если не считать той скромной закуски, которою они прихватили с собой в коробочке-вариго – и только.
Ихара очень проголодалась, и быстро освоившись в своих временных покоях, поспешила спуститься в скромную трапезную. Она была простой и провинциальной, почти без украшений. Из обстановки Ихара увидела лишь татами и два столика, на которых стояли невзрачные вазы с икебаной.
В это момент в трапезную вошёл господин Уми-Сайто, испытывая сильный голод. Он также успел осмотреть свои покои.
– Господин канцлер, – девушка поклонилась.
– Ихара! Как ваша матушка? – поинтересовался канцлер.
– Благодарю вас… Мы очень устали и проголодались… – призналась девушка.
– Мои слуги уже готовят ужин: редьку с овощным салатом, приправленным апельсинным соком.
Ихара невольно почувствовала головокружение при упоминании о еде.
– Вам дурно? – забеспокоился канцлер. – Я провожу вас, отдохните…
Уми-Сайто галантно подхватил девушку и препроводил в её покои. И сразу же, как Ихара скрылась за раздвижными фусуме, направился к Хитоми.
Женщина вынимала многочисленные шпильки из причёски, отчего волосы свободно ниспадали ей на плечи. Канцлер, увидев эту соблазнительную картину, почувствовал неподдельное волнение.
Хитоми почувствовала чьё-то присутствие и резко обернулась.
– Господин канцлер, вы так тихо вошли. Простите меня, я в таком виде…
– Не волнуйтесь. Я зашёл сказать, что скоро подадут ужин. Не угодно ли вам отужинать в моих покоях?
Женщина улыбнулась, безусловно, за услугу, оказанную ей, надо платить.
– Почту за удовольствие, господин канцлер.
* * *
Перед тем как отправиться в покои Уми-Сайто, Хитоми приказала служанке достать терракотовое кимоно, расшитое кленовыми листьями, дабы облачиться в него. Не успела служанка завязать своей госпоже оби из золотистой парчи, как одна из створок фусуме приоткрылась – чья-то рука положила на пол свиток.
Хитоми удивилась: что это может быть? Послание? Но от кого? Неужели от канцлера?
Она развернула свиток и прочла стихи:
На поле, среди
Опавшей листвы бамбук
Пробивается,
Так и я переполнен
Тайной любовью к тебе.
Хитоми приказала достать бумагу и тушечницу и тотчас же написала ответ:
Если голову
Склоню на твои руки
Осенней ночью,
То подушка такая
Тотчас погубит меня.
Затем она приоткрыла фусуме и протянула листок со стихотворением тайному посланнику – его мгновенно перехватили…
Хитоми вышла из своих покоев и осмотрелась – расположение дома было ей незнакомо. Перед ней, словно демон из сумерек, появился пожилой слуга, он поклонившись, произнёс:
– Госпожа, вас ожидают.
Женщина поспешила вслед за слугой и вскоре оказалась в противоположном крыле дома. Слуга раздвинул перед ней фусуме, она вошла в просторные покои канцлера.
– Госпожа Хитоми, прошу вас… – Уми-Сайто жестом пригласил гостью к столу. Она с удовольствием приняла его приглашение. – Может быть, отведаете медового вина? – поинтересовался он.
– Охотно… – ответила гостья, заметив, что её стихотворный ответ был приколот к невысокой ширме, украшенной росписью из золотых листочков.
Уми-Сайто не торопил события: он налил Хитоми вина в крошечную фарфоровую чашечку. Она пригубила напиток.
– Эти провинциалы излишне консервативны. – Заметил канцлер. – Обратите внимание на сервиз…
Гостья невольно взглянула на кувшин, крошечные чашечки и блюда, на которых был разложен салат.
– Китайский… Думаю, в этом доме не одно поколение вкушало из него еду.
Канцлер улыбнулся.
– Прошу вас, отведайте салата. Он превосходен.
Женщина была и без того голодна, а от выпитого вина, ощутила буквально зверский аппетит.
После того, как китайские блюда, расписанные ушастыми драконами, были совершенно опустошены, Хитоми поняла, что настал час расплаты.
– Простите меня, за дерзкий вопрос, господин канцлер. Сегодняшнюю ночь вы намерены провести с одной из своих наложниц? – невинно спросила она.
– Нет. Я намерен провести её с вами, – прямолинейно ответил Уми-Сайто.
– С чего вам угодно начать?
– Со стихов! – неожиданно воскликнул канцлер.
– Многообещающее начало. Что ж… – Хитоми задумалась и прочла:
Он на глазах меняет цвет,
И изменяется внезапно.
Цветок неверный он,
Изменчивый цветок,
Что называют сердце
человека.
– Ваш экспромт достоин всяческих похвал госпожа Хитоми. Позвольте дать вам достойный ответ:
Как ей рассказать
О том, что живёт в душе?
Легко ли понять?
Любовь также жжёт меня,
Как жаровня Ибуки.
Уми-Сайто поднялся с татами, обошёл жаровню с тлевшими углями, стоявшую в центре комнаты, и направился к ложу, застеленному дорогим покрывалом.
Хитом» ловким движением вынула серебряный гребень, поддерживавший волосы на затылке.
– Я не смогу снять оби…
Уми-Сайто прекрасно справлялся с предметами женского туалета и ещё в молодости освоил технику развязывания широкого пояса. Он достаточно быстро освободил женщину от оби, затем от корсета оби-ита – верхнее кимоно упало на пол…
Уми-Сайто обнял Хитоми, тонкий аромат её духов действовал возбуждающе.
– Спутались мысли,
Но моя любовь к тебе
Неизменна, как
Сложные узоры на
Рисунках из Митиноку…
Произнёс он, прежде чем слиться с возлюбленной…
* * *
На следующее утро, в час Дракона, кортеж снова двинулся в путь. Дорога петляла средь невысоких гор причудливой формы, которую они приобрели на протяжении веков под действием ветров и муссонных дождей. Наконец, кортеж вступил в кленовую рощу. Деревья, окрашенные в алый и оттенки золотистого цветов, подействовали на канцлера весьма сентиментально. Он извлёк походную тушечницу и, расположившись в экипаже, и написал стихотворение.
В это время госпожа Хитоми, ехавшая в экипаже, раздвинула шторки, прикрывавшие окно. Кленовый лес, по которому пролегала дорога, показался ей особенно красивым. Она обратила внимание на то, что цветы завяли, а вдоль обочины стояли засохшие метёлки травы сусуки. Неожиданно ей показалось, что терракотовое кимоно, так и не переодетое со вчерашнего вечера, как нельзя лучше соответствует данному моменту.
Она также ощутила тоску по уходящим годам, подумав, что женский век уж слишком короток – сегодня сам канцлер слагает в её честь стихи, а завтра возможно ждут болезни и немощная старость. От этих мыслей Хитоми стало невыносимо тяжело, она взглянула на дочь.
– Матушка, что с вами? Вы плачете? – участливо поинтересовалась Ихара.
– Да… Я вспомнила своего мужа Тория, затем господина сёгуна…
– Ах, матушка, не стоит печалиться. Вы ещё хороши собой, ни один мужчина не устоит перед вами. Кажется господин канцлер тоже не устоял?.. – Ихара лукаво улыбнулась.
– Ты излишне любопытна! – возмутилась Хитоми. – Не скрою, я надеюсь завоевать сердце Уми-Сайто.
– Он и так потерял от вас голову! – воскликнула Ихара.
– Да, голову, но не – сердце. А это две разные вещи. Если мужчина любит разумом, то скоро всё закончиться, а если сердцем… Я хочу стать женой канцлера, – призналась Хитоми. – И тем самым обеспечить нам блестящее будущее.
Экипаж госпожи Хитоми нагнал всадник из свиты Уми-Сайто и приказал кучеру придержать лошадей.
Женщина выглянула в окно экипажа.
– Что случилось? – поинтересовалась она.
– Вам послание от господина канцлера. – Всадник протянул Хитоми кленовую ветвь, усыпанную багряными листьям, к которой был прикреплён свиток.
Она с нетерпением его развернула и прочла:
Кленовый листок
Подобно искре огня
Бьётся на ветру.
Он полетит к небесам?
Или упадёт на землю?
