Солнце близилось к закату, и его сияние уже превращалось в золотистый багрянец над обширною равниной Суз, когда караван путников остановился для последнего отдыха.

Несколько стадий дальше над царственным городом поднимались два холма; на одном высились мраморные колонны башни и сверкающие стены дворца, а впереди, с правой стороны, более высокий холм увенчивался мрачною массивною крепостью с грозными зубцами стен и башен. Сам город был скрыт крутыми, неприступными валами.

Вся равнина зеленела. Стадия за стадией и фарсанг за фарсангом, на запад и на юг, простирались вспаханные поля; хлеб был уже зелен и поднялся высоко, фиговые деревья распускали свои широкие зеленые листья.

Караван остановился на зеленой лужайке, на краю пыльной дороги. Шестьдесят статных всадников из мидийских равнин, составлявшие верховую стражу, отступили назад, чтоб очистить место путникам, и, спрыгнув на землю, начали привязывать и поить своих коней.

Зороастр, пурпурный плащ которого несколько побледнел от пыли, а нежное лицо слегка загорело от трехнедельного путешествия, бросил поводья одному из воинов и быстро побежал вперед. В это время служители заботливо выпрягали мулов из богатых носилок, окруженных золоченою решеткой и накрытых от солнца тремя поднимавшимися один над другим навесами из белого полотна. Высокие эфиопы отнесли носилки на самое зеленое место лужайки, близ тихо струившейся реки. Сам Зороастр отодвинул решетку и разостлал на траве роскошный ковер. Негушта взяла протянутую Зороастром руку, легко выпорхнула и стала рядом с ним, облитая розовым сиянием зари.

— Зачем мы здесь остановились?

— Говорят, что великий царь, — да продлятся дни его вовеки, — отсутствует, — ответил Зороастр, — нам не подобает вступать в город раньше его.

Он говорил громко на мидийском наречии, чтобы рабы могли понять его, затем, понизив голос, прибавил по-еврейски:

— Было бы неблагоразумно и, пожалуй, даже небезопасно въезжать в Сузы в отсутствие царя. Кто знает, что происходило здесь за эти дни? В Вавилоне был мятеж; монархия далеко еще не установилась. Вся Персия находится, быть может, накануне восстания.

— Нечего сказать, самое подходящее время для того, чтоб отправить меня и моих женщин в такой длинный путь с какими-нибудь двадцатью всадниками вместо стражи! Долго еще придется нам стоять у дороги, дожидаясь, пока чернь соблаговолит впустить нас или пока этот новый царь заблагорассудит возвратиться?

Негушта холодно глянула на Зороастра и, прежде чем он успел ответить, повернулась к нему спиной и отошла на несколько шагов.

Воин остался неподвижен и густая краска залила его лицо. Потом он побледнел, но не произнес слов, которые просились на язык, а стал наблюдать за тем, как слуги раскидывали шатры для женщин. К этому времени были сняты с мулов и все остальные носилки. Длинною вереницей подошли верблюды, из которых одни были нагружены поклажей и съестными припасами, другие несли на себе невольниц, и упали, согнув колени, на траву, ожидая, чтоб их развьючили, и беспокойно вытягивали длинные шеи по направлению к реке.

Служители принялись за дело, и, наконец, последний отряд из двадцати всадников нагнал своих товарищей, уже успевших слезть с коней.

Проворно и ловко в несколько минут пышная обстановка персидского лагеря была уже приведена в порядок и приготовлена для ночлега. Против обыкновения, Зороастр не позволил на этот раз невольникам и прочим слугам отлучаться в то время, как он сам и его ратники расположились для стоянки.

Царевна все еще стояла в стороне, глядя на заходящее солнце, и надменно отворачивалась от своих прислужниц, предлагавших ей подушки и прохладительные напитки. Она чувствовала утомление и досаду: целые дни мечтала она о приеме, ожидавшем ее во дворце, о царе и о придворной жизни, о сладости отдыха после длинного путешествия, а теперь они должны провести еще одну ночь в открытом поле.

Когда солнце склонилось к горизонту, низкие лучи его коснулись небольшого облака пыли, похожего на дымок от костра, показавшегося на далекой вавилонской равнине и быстрым вихрем поднимавшегося кверху.

Негушта обернулась, ища глазами Зороастра, и увидела, что он стоит недалеко от нее, скрестив руки и устремив взор на горизонт. Она поспешно подошла к нему.

— Что это?

— Это великий царь, да продлятся дни его вовеки! — ответил Зороастр. — Только он один может ехать с такою быстротой по царской дороге.

С минуту они простояли рядом, следя за облаком пыли, и рука Негушты выскользнула из-под плаща и тихо, трепетно коснулась руки воина, как будто она робко искала чего-то, чего не хотела просить.

Зороастр повернул голову к царевне и увидал, что глаза ее влажны от слез; он нежно взглянул на нее и глаза его сразу сделались менее печальны и засветились прежним светом.

— Я была несправедлива, Зороастр, прости меня.

Она позволила ему довести ее до шатра, который был уже раскинут, и села у порога, следя за движениями Зороастра, когда он стал созывать своих ратников и расставлять их сплошными рядами, готовясь к встрече царя.

Все ближе и ближе надвигалось облако. Розовое сияние зари превратилось в пурпурное, солнце скрылось из вида, а она все надвигалась, эта крутящаяся вихрем туча мелкой, тонкой пыли, поднимаясь по правую и по левую сторону дороги большими клубами, нависая сверху, точно дым от громадного движущегося пламени.

Затем послышался отдаленный, подобный грому, рокот, поднимавшийся и снова затихавший в безмолвном воздухе, но поднимавшийся все громче и громче. Медленно начал обрисовываться темный блеск полированной бронзы и что-то более яркое, чем пурпурный закат.

Вместе с глухими раскатами этого звука стало раздаваться время от времени, а потом все чаще и чаще бряцание сбруи и оружия, и, наконец, целая толпа скачущих всадников, с шумом, криками и топотом, показались из-за облака пыли.

Даже земля задрожала под их тяжестью, и воздух пришел в сотрясение от мощных ударов копыт и от звона бряцающей меди.

На несколько локтей впереди сомкнутых рядов ехал невысокий, плотный человек, облеченный в более дорогой и более густой цветом пурпурный плащ, чем носили обыкновенные вельможи, и сидевший, как изваянный, на белом, породистом коне.

Когда он приблизился, Зороастр и его сорок ратников воздели руки к небу.

— Привет тебе, царь царей! Привет тебе! Живи вовеки! — воскликнули они и, как один человек, распростерлись ниц на зеленой траве, у края дороги.

Дарий натянул поводья и осадил коня на полном ходу. Скакавшие вслед за ними всадники подняли правую руку, чтобы подать знак другим, и с оглушительным шумом, подобно океану, внезапно нахлынувшему на целую стену утесов, эти несравненные персидские наездники остановились все разом, на расстоянии нескольких аршин, между тем как их кони бешено рвались, становились на дыбы и грызли удила, но, сдерживаемые сильными руками, не могли сделать ни шагу вперед.

Эти всадники представляли цвет персидской знати; их пурпурные плащи развевались от стремительной езды, бронзовые латы казались черными среди сгустившегося сумрака, а лица, обрамленные бородами, смотрели сурово и прямо из-под золоченых шлемов.

— Я, Дарий, царь царей, к которому вы взываете! — воскликнул царь. — Встаньте, говорите и не бойтесь ничего, если только нет лжи в устах ваших.

Зороастр поднялся с колен, потом низко поклонился и, взяв несколько крупинок пыли с дороги, приложил руку к устам и посыпал пылью свою голову.

— Привет тебе, живи вовеки! Я — твой слуга. Зороастр, начальник крепости и хранитель сокровищ в Экбатане. Исполняя твое повеление, я привез родственников Иоакима, царя Иудеи, и во главе их иудейскую царевну Негушту. Я слышал, что тебя нет в Сузах, а потому и ожидал здесь твоего возвращения. Я также послал гонцов возвестить тебе кончину Даниила, прозванного Балатшуусуром, бывшего сатрапом Мидии со времен Камбиза. Я похоронил его подобающим образом в новой гробнице, в саду Экбатанского дворца.

Когда Зороастр окончил свою речь, Дарий подошел к нему, взял его за руки и поцеловал в обе щеки.

— То, что ты сделал, сделано хорошо; я давно тебя знаю. Ормузд хранит тебя. Он хранит и меня. Его милостию я предал смерти мятежников в Вавилоне. Они лгали мне, за это я и перебил их. Покажи мне Негушту, дочь иудейских царей.

— Я слуга твой. Царевна здесь, — ответил Зороастр, но, говоря это, он изменился в лице.

К этому времени уже стемнело, а луна, бывшая в самом начале ущерба, еще не поднялась из-за крепостного вала. Невольники принесли факелы из воска, смешанного с сосновою смолой, и их черные фигуры причудливо выделялись из красного пламени, когда они направились толпой к шатру Негушты, освещая путь царю.

Дарий быстро пошел за ними, звеня на ходу золочеными доспехами; яркий свет факелов озарял его смелые, суровые черты. Под полосатою занавесью, приподнятой для того, чтоб образовать вход в шатер, стояла Негушта. Она сбросила с себя покрывало, и ее прислужницы поспешили надеть ей на голову полотняную тиару, в белых складках которой блистал, как звезда, драгоценный алмаз. Ее густые черные волосы ниспадали тяжелыми волнами на плечи; плащ ее был откинут назад, обнаруживая величественную и стройную фигуру в тунике, перетянутой поясом.

Когда царь приблизился, Негушта преклонила колени и распростерлась перед ним, касаясь земли и ожидая, когда он заговорит.

Некоторое время он стоял неподвижно, и глаза его, устремленные на повергнутую в прах пред ним Негушту, метали искры от гордого сознания, что такая царственная женщина принуждена преклонять перед ним колени, а еще больше от восхищения ее чудной красотой.

Затем он наклонился, взял девушку за руку и приподнял ее. Негушта быстро встала с земли и взглянула на него: щеки ее пылали, глаза блестели, и когда она стояла так, лицом к лицу с царем, они казались почти одного роста.

— Я не хочу, чтоб царевна древнего рода преклоняла предо мной колени, — сказал он, и в голосе его послышались непривычные мягкие ноты. — Позволишь ли ты мне отдохнуть здесь перед моим въездом в Сузы? Я утомлен от езды и чувствую жажду.

— Привет тебе, царь мира! Я служанка твоя. Отдохни и освежись здесь, — ответила Негушта, отступая назад.

Царь сделал знак Зороастру, чтоб он последовал за мим, и вошел в шатер.

Дарий сел на резной складной стул, стоявший посреди шатра, и жадно осушил золотую чашу с ширасским вином, которую подал ему Зороастр. Затем он снял шлем, и его густые жесткие волосы спустились темными кудрями на шею, подобно гриве черного льва. Он вздохнул полною грудью, с чувством облегчения и как бы наслаждаясь заслуженным покоем, и откинулся на стул, остановив взор на лице Негушты, стоявшей перед ним с опущенными глазами. Зороастр поместился неподалеку от Дария, держа в руке вторично налитую вином чашу на тот случай, если б царь не утолил еще жажды первым кубком.

— Ты прекрасна, дочь Иерусалима, — сказал вдруг царь. — Мне памятна твоя красота, потому что я видел тебя в Экбатане. Я послал за тобой и за твоими родными, чтоб оказать тебе великую почесть, и я исполню свое слово. Я возьму тебя в жены.

Дарий говорил спокойно, со свойственной ему непреложной решимостью. Но если б тысячи бурь разразились вдруг во всей своей ярости среди шатра, их действие не было бы так ужасно для Зороастра и Негушты, как слова, произнесенные царем.

Лицо молодой девушки внезапно вспыхнуло, она, задрожав всем телом, упала на колени и поверглась ниц перед царем. Дарий сидел неподвижно, как бы выжидая, но Зороастр бросился между царем и коленопреклоненною Негуштой; золотой кубок, который он держал в руке, покатился по мягкому ковру, постланному на земле, и дорогое янтарное вино медленно полилось по направлению к занавеси, заменявшей двери.

Лицо молодого перса было мертвенно-бледно, его глаза, сверкавшие, как уголья, горели синим огнем, когда он выпрямился во весь рост и взглянул в лицо царю.

Дарий не шевельнулся и не дрогнул ни одним мускулом, он смело и бесстрашно выдержал взгляд Зороастра. Зороастр заговорил первый, тихим голосом, в котором слышалась подавленная ярость:

— Царевна Негушта моя невеста. Хотя бы ты был властелином звезд, а не только царем мира, она, все-таки, не могла бы быть твоею женой.

Дарий усмехнулся не презрительною, а открытою улыбкой человека, над чем-нибудь потешающегося, остановив глаза на гневном лице стоявшего перед ним северянина.

— Я царь царей, — ответил он. — Я завтра женюсь на этой иудейской царевне, тебя же я распну на самой высокой башне Суз, потому что ты лжешь, говоря, что Негушта не будет моею женой.

— Безумец, не искушай своего Бога! Не грози тому, кто сильнее тебя, если не хочешь, чтоб он убил тебя своими руками на том самом месте, где ты сидишь.

Слова Зороастра прозвучали тихо, но зловеще, и он протянул руку к царю.

До этой минуты Дарий сидел в спокойной позе, беспечно усмехаясь, хотя и не отрывая глаз от своего противника.

Один из храбрейших людей в мире, он считал недостойным двинуться, прежде чем на него нападут, и с презрением отверг бы мысль позвать стражу. Но когда Зороастр поднял на него руку, царь был уже наготове. Прыгнув, как тигр, он схватил за горло могучего перса, стараясь повалить его на землю, напрягая все силы, чтоб уцепиться за ворот его брони, но пальцы Зороастра быстро проскользнули под пальцы противника, его рукав откинулся назад и длинная белая рука сдавила шею царя, подобно стальным тискам, тогда как другою рукой он схватил его за туловище.

Так и стояли они, как два атлета, сдавив друг друга в объятиях, и боролись на жизнь и смерть.

Царь был невысок ростом, но в его плотных, широких плечах и жилистых руках таилась сила буйвола и проворство тигра. Перевес был на стороне Зороастра, потому что он обвивал шею Дария правою рукой, но в течение нескольких секунд ни тот, ни другой не сдвинулись ни на один шаг, и голубые вены вздулись на руке исполина перса. Оба они тяжело дышали сквозь стиснутые зубы, но ни один из них не произнес ни слова.

Негушта в ужасе поднялась с колен, но не крикнула, не позвала ни рабов, ни стражу.

Она стояла, ухватившись одною рукой за древко шатра, а другою придерживая на груди свой плащ; на нее нашло какое-то оцепенение, и она не могла отвести взоров от этой страшной борьбы.

Но вдруг они пошатнулись. Дарию удалось одною ногой подтолкнуть Зороастра, но, споткнувшись на мокром от вина ковре, он пригнулся к полу, а затем, сделав страшное усилие, опять стал на ноги. Но чрезмерное напряжение совсем истощило его. Негуште показалось, что на бледном лице Зороастра мелькнула улыбка. Медленно и постепенно Зороастр стал пригибать царя к земле, с силой оттесняя его назад, так что кости, жилы и мускулы его, казалось, должны были сломаться и порваться от отчаянного сопротивления. Наконец, когда голова его почти касалась уже земли, Дарий застонал! Зороастр мгновенно повалил его на спину, сдавил ему грудь обоими коленами, так что золотая чешуя брони затрещала под этою тяжестью. Дарий сделал две отчаянные попытки высвободиться и затем остался недвижим. Зороастр устремил на него горячий взор:

— Ты, хотевший, распять меня над Сузами… Я убью тебя на этом месте, как ты убил Смердиза. Хочешь ли ты сказать мне что-нибудь? Говори скорей, потому что час твой настал.

Но Дарий уже не в силах был дышать. Он все еще бесстрашно смотрел в глаза своему грозному победителю. Из груди его вырвался хриплый шепот:

— Я не боюсь смерти. Убей меня, если хочешь, Ты… ты… победил.

Негушта подошла ближе. Теперь, когда поединок был закончен, она дрожала и с беспокойством смотрела на тяжелые занавеси, закрывавшие вход в шатер.

— Скажи ему, — шепнула она Зороастру, — что ты готов пощадить его, если он ни тебе, ни мне не сделает зла.

— Пощадить его! — презрительно повторил Зороастр. — Он уже теперь почти бездыханен, зачем мне щадить его?

— Ради меня пощади его, — ответила Негушта с внезапным, страстным жестом мольбы. — Он царь, он любит правду; если он скажет, что не сделает тебе зла, ты должен поверить ему.

— Поклянись мне, что ты не сделаешь зла ни мне, ни Негуште, если я пощажу тебя! — сказал Зороастр, сняв одно колено с груди противника.

— Клянусь Ормуздом, — простонал Дарий, — я не сделаю зла ни тебе, ни ей.

— Хорошо, — сказал Зороастр. — Я отпущу тебя. А что касается того, чтобы жениться на Негуште, то ты можешь спросить ее, захочет ли она сделаться твоею женой, — прибавил он.

Он поднялся и помог царю стать на ноги. Дарий отряхнулся и несколько минут тяжело переводил дух. Он ощупал свое тело, как это делает человек, упавший с лошади, затем опустился на стул и разразился громким смехом.

— У тебя сильная рука, Зороастр! — воскликнул Дарий, перестав смеяться. — Ты чуть было не покончил с великим царем Персии, Мидии, Вавилона и Египта.

— Да простит царь своего слугу, — ответил Зороастр, — если его колено оказалось тяжело и рука его сильна. Если б царь не поскользнулся на пролитом вине, то слуга был бы побежден.

— И ты был бы распят на утро, — прибавил Дарий и снова захохотал. — Счастье твое, что я Дарий, а не Камбиз, иначе ты не стоял бы здесь передо мной в то время, как стража моя праздно болтает на дороге. Теперь, раз ты пощадил мою жизнь, дай мне чашу вина.

Зороастр поспешил наполнить вином другой кубок и поднес его царю, преклонив перед ним колена. Прежде чем взять кубок из его рук, Дарий взглянул на бледное, гордое лицо воина. Затем он положил руку на плечо Зороастра и заговорил уже более серьезным тоном.

— Я люблю тебя, князь, — сказал он, — люблю тебя за то, что ты сильнее меня, так же храбр, как я, и более милосерд. Поэтому ты будешь всегда стоять по правую мою сторону, и я доверю в руки твои жизнь мою. И в залог этого я надену тебе на шею свою золотую цепь и выпью в честь твою эту чашу, и тот, кто повредит хоть один волос на голове твоей, погибнет в страшных мучениях.

Царь выпил вино, а Зороастр, охваченный искренним восхищением пред этою великою душой, так легко простившей столь ужасное оскорбление, обнял колени царя в знак своей преданности и как бы запечатлевая этим дружбу, которая должна была оставаться неразрывной до той минуты, когда смерть разлучит их.

Затем они встали и, по приказанию Зороастра, к шатру были принесены носилки царевны. Повелев ратникам следовать за ними, они направились ко дворцу. Негушта двинулась, окруженная прислужницами и пешими рабами, между тем как Зороастр, верхом на своем коне, ехал медленно и безмолвно по правую сторону великого царя.