IV
ТРИУМФ
Едва ли триумфы полководцев классической древности были более великолепны, нежели триумф светлейшего князя Григория Александровича Потемкина, при его возвращении в Петербург после взятия Очакова.
В пространственном отношении он несомненно превосходил их все, так как это было триумфальное шествие по всей России.
Во всех попутных городах, в ожидании светлейшего триумфатора, звонили в колокола, стреляли из пушек, зажигали роскошные иллюминации.
Жители и все власти, начиная с губернатора до мелких чиновников, выходили далеко на дорогу для встречи князя и с трепетом ждали этого земного полубога.
Григорий Александрович, одетый в дорожный, но роскошный костюм: в бархатных широких сапогах, в венгерке, крытой малиновым бархатом, с собольей опушкой, в большой шубе, крытой шелком, с белой шалью вокруг шеи и дорогой собольей шапкой на голове, проходил мимо этой раззолоченной раболепной толпы, как Голиаф между пигмеями, часто даже кивком головы не отвечая чуть не на земные поклоны.
Его, пресыщенного и наградами, и почестями, не радовали эти торжества встречи, эти знаки поклонения, эти доказательства его могущества и власти.
Совершенные им дела он не считал своими — он их исключительно приписывал Богу.
Князь, как мы уже имели случай заметить, был очень набожен и не приступал ни к какому делу без молитвы. Любимым предметом его беседы было богословие, которое он изучил очень основательно.
Великолепные храмы, построенные им на юге России, и богатые вклады, пожертвованные разным монастырям, до сих пор служат памятниками его набожности.
Относя все свои успехи и удачи к Промыслу Божию, он видел в них лишь проявление особенной к себе милости и благоволения Господа.
Еще недавно, когда в бытность князя в Новогеоргиевске, было получено известие о первой морской победе принца Нассау-Зигена над турками.
— Это произошло по воле Божией, — сказал Григорий Александрович окружающим. — Посмотрите на эту церковь, я соорудил ее во имя святого Георгия, моего покровителя, и сражение под Кинбурном случилось на другой день его праздника.
Вскоре принц Нассау прислал донесение еще о двух новых победах своих.
— Не правду ли я говорил, — радостно воскликнул князь, — что Господь меня не оставляет. Вот еще доказательство тому. Я избалованное дитя небес.
Сообщая Суворову об удачных морских действиях принца Нассау, Григорий Александрович писал:
«Мой друг сердечный, любезный друг! Лодки бьют корабля, пушки заграждают течение реки. Христос посреди нас. Боже! Дай найти тебя в Очакове!»
Во время осады Очакова князь однажды сказал принцу де Линю:
— Не хотите ли посмотреть пробу новых мортир. Я приказал приехать за мной шлюпке, чтобы отвезти на корабль, где будут производиться опыты.
Де Линь согласился и они отправились на Лиман, но, к удивлению, не нашли там ни одной лодки.
Приказание князя почему-то не было исполнено.
Делать нечего, пришлось оставаться на берегу и смотреть издали на опыты.
Они удались прекрасно.
В эту минуту появилось несколько неприятельских судов.
На корабле поспешно начали готовиться к обороне, но второпях забыли о порохе, насыпанном на палубе и покрытом только парусом.
При первых же выстрелах порох вспыхнул и корабль вместе с экипажем взлетел на воздух, на глазах Потемкина и де Линя.
— То же самое воспоследовало бы и с нами, — уверенно, с набожным видом, сказал он принцу, — если бы Небо не оказывало мне особенной милости и не пеклось денно и нощно о моем сохранении.
Таким безусловно и глубоко верующим человеком был князь Григорий Александрович.
В столицу Потемкин прибыл вечером 4 февраля 1789 года. Дорога от Царского Села до Петербурга была роскошно иллюминирована. Иллюминация, в ожидании князя, горела по вечерам целую неделю. Мраморные ворота были украшены, арматурами и стихами из оды Петрова «На покорение Очакова», выбранными самою императрицей.
«Ты с плеском внидешь в храм Софии!»
Екатерина была совершенно уверена в дальнейших успехах Потемкина.
— Он будет в нынешнем году в Царьграде! — сказала она Храповицкому после получения известия о падении Очакова.
Несметные толпы ликующего народа сопровождали торжественный поезд победителя до самого Петербурга.
Григорий Александрович остановился в Эрмитаже.
Скажем несколько слов об этом выдающемся из памятников Екатерининского времени.
Мысль создать Эрмитаж явилась у государыни совершенно случайно.
В 1766 году, проходя через кладовую Зимнего дворца, в комнате верхнего этажа императрица нечаянно обратила внимание на большую картину, изображающую «Снятие со креста».
Картина эта, после кончины императрицы Елизаветы, была перенесена сюда из ее комнаты.
Екатерина долго любовалась ею и здесь у нее родилась мысль завести у себя картинную галерею.
Вскоре она повелела собрать все лучшие картины, находившиеся в других дворцах, а также приказала своим министрам и агентам при иностранных дворах скупать за границей хорошие картины и присылать к ней.
Таким образом были приобретены, в течение нескольких лет, известные богатые картинные коллекции: принца Конде, графов Брюля и Бодуэна, берлинского купца Гоцковского, лорда Гаугтона и еще много других.
Кроме покупок, императрица заказала лучшим художникам снять копию с ложи Рафаэля.
К собранию картин императрица присоединила коллекцию античных мраморов, приобретенных в Риме, купила также все мраморные статуи у известного в то время мецената Шувалова; затем государыня приобрела у принца Орлеанского богатейшую коллекцию разных камней, античных гемм и стала покупать отрываемые в раскопках древности: монеты, кубки, оружие и пр.
Положив основание художественной части Эрмитажа, государыня избрала его местом отдохновения в часы, свободные от государственных занятий.
Здесь она делила свой досуг в беседе с Дидро, Гриммом, Сепором, принцем де Линь, Потемкиным, Шуваловым, Строгановым и многими другими остроумнейшими людьми своего времени.
Эрмитажем собственно называлась уединенная комната, где теперь хранятся эскизы и рисунки Рафаэля и других великих художников.
Она-то и дала имя всему зданию.
Из этой комнаты был выход в так называемую «Алмазную комнату», в которой, по приказанию императрицы, были собраны разные редкости из финифти и филиграна, агата, яшмы и других драгоценных камней.
Тут поместили все домашние уборы русских царей и бывшие у них в употреблении вещи: часы, табакерки, кувшины, зеркала, бокалы, ножи, вилки, цепочки, солонки, чайные приборы, перья, букеты.
Здесь хранились, между прочим, филиграновые туалеты царевны Софьи Алексеевны и царицы Евдокии Лукьяновны; хрустальный кубок императрицы Анны Иоанновны; серебряная пудреница Елизаветы Петровны, золотая финифтяная чарочка царя Михаила Федоровича; часы, служившие шагомером царю Алексею Михайловичу, модель скромного домика, в котором обитал Петр Великий в Саардаме; кукла, одетая по-голландски — копия с хозяйки этого домика; изображения Полтавской битвы и морского сражения при Гангеуде, высеченные резцом Петра; табакерки, игольник и наперсток работы Екатерины.
Впоследствии эти достопримечательности были расставлены по галереям Эрмитажа.
Первою из этих галерей считалась та, которая примыкала к южной части висячего сада.
Все три галереи были со сводами и имели около трех сажен ширины и четыре вышины.
Окна выходили только в сад.
Из первой галереи выстроен в своде переход через переулок в придворную церковь Зимнего дворца.
Вторая галерея, западная, примыкала к застройке флигеля, через который государыня из внутренних покоев ходила в Эрмитаж.
По обеим сторонам дверей находились вазы из белого прозрачного мрамора с барельефами, на подножках цветного мрамора, в четыре фута вышины.
Подле них стояли два женских портрета в восточных нарядах, в подвижных рамах.
Они были сделаны на императорской шпалерной фабрике.
В третьей, восточной, галерее были еще такие же две вазы.
В последней комнате все стены и промежутки между окон были покрыты картинами.
Окруженный с трех сторон галереями, а с северной залом Эрмитажа, висячий сад имел вид продолговатого четырехугольника, около двадцати пяти сажен длины и двенадцати сажен ширины.
Своды были покрыты землею на три фута, так что сад имел такую же вышину, как пол в галереях.
Сад был покрыт дерном, а между роскошными рядами прекрасных березок шли дорожки, усеянные песком.
В конце каждой из них стояли из белого мрамора, работы Фальконета, на подножьях из дикого камня.
В северной части сада была устроена высокая оранжерея, с галереей вверху.
В этом зимнем саду содержалось множество попугаев и редких птиц, обезьян, морских свинок, кроликов и других заморских и наших зверьков.
От галереи, с восточной стороны, шли комнаты, в одной из которых стоял бюст Вольтера в натуральную величину из красноватого мрамора, на столбе из дикого камня.
В прилегающих к этим и другим комнатам стояло еще несколько бюстов Вольтера: один из фарфора, другой из бронзы, сделанные с оригинала Гудоном.
Все эти комнаты были украшены бронзовыми группами из жизни древней Греции и Рима.
Подле угольной комнаты к оранжерее находился зал, вместо стены с одной стороны были громадные окна в сад; рядом с залом была столовая комната.
Пол здесь состоял из двух квадратов, которые вынимались и из них поднимались и опускались посредством особого механизма два накрытых стола на шесть приборов.
Императрица здесь обедала без присутствия слуг.
В этой комнате стояли два бюста работы Шубина: графа Румянцева и графа Шереметьева.
Из этой комнаты шла арка ко второму дворцу Эрмитажа.
В первой, овальной зале этого дворца со сводами и высокою галереею, поддерживаемою тринадцатью столбами, никаких украшений не было.
Висели только два рисунка с изображением цветов, писанные великою княгинею Мариею Федоровною, и несколько географических карт.
В небольшой угловой комнате за этим залом сохранялся токарный станок Петра Великого и разные выточенные им работы из стеновой кости.
Рядом, в овальной комнате, стоял большой биллиард и маленькая «фортуна».
Стены этой комнаты были увешаны картинами.
В небольшой комнате, «диванной», рядом с биллиардной, стоял драгоценный столик из разноцветных камней, а в углах бюсты адмиралов: графа А. Г. Орлова и В. Я. Чичагова.
В соседней комнате стояли две драгоценные вазы: одна из стекла аметистового цвета, а другая фарфоровая с тонкою живописью.
Тут же было одно из первых и древнейших фортепьян с флейтами.
В комнате рядом помещались две мраморные группы и большой фарфоровый сосуд на круглом пьедестале, в четыре фута вышины, из голубого состава, работы Кенига.
В следующем, полукругом зале находилось изображение римских императоров Иосифа и Леопольда и бюст князя Потемкина-Таврического.
Уборная императрицы, кроме обыкновенной мебели, имела следующие редкости: играющие часы работы Рентгена, бюсты Цицерона и Вольтера, античное изображение Дианы с собакой из слоновой кости, античный стол, горка из уральских драгоценных камней с каскадами из аквамаринов.
В следующем, большом зале висело шесть хрустальных люстр и были расположены разные китайские редкости.
Первая комната, на восточной стороне, по каналу, вела к лестнице главного входа в Эрмитаж, сделанной из одноцветного камня; напротив нее был переход через канал в придворный театр.
В комнате перед проходом построен был греческий храм, в котором стояло изображение из мрамора «Амур и Психея».
Далее, во всю длину по каналу, шли «ложи Рафаэля», расписанные al fresco.
Затем следовали императорская картинная галерея, кабинеты минералогические и скульптурных античных мраморов.
Таков был Эрмитаж при его основательнице, императрице Екатерине.
Потемкину было отведено помещение во втором дворце.
Императрица, желая особенно почтить его, предупредила его представление и сама первая посетила его.
Своеручно возложила она на князя орден святого Александра Невского, прикрепленный к драгоценному солитеру, и подарила сто тысяч рублей.
Через несколько дней, при утверждении доклада о наградах за очаковский штурм, государыня приказала выбить медаль с изображением князя, и пожаловала ему, «в доказательство своей справедливости к благоразумному предводительствованию им екатеринославской армией», фельдмаршальский жезл, украшенный лаврами и алмазами, и золотую шпагу, тоже с алмазами и с надписью: «командующему екатеринославскою сухопутною и морскою силою, успехами увенчанному».
Шпага была поднесена Григорию Александровичу на большом золотом блюде, имевшем надпись: «командующему екатеринославскою сухопутною и морскою силою и строителю военных судов».
При дворе и у вельмож начались балы и праздники.
