Гектор проснулся на следующий день после полудня. Долгий сон укрепил его силы, и ему стало настолько лучше, что, выпив еще чашку бульона с куском лепешки и несколькими ломтиками жареного мяса, он даже смог приподняться и сесть на лежанке, опираясь на пару набитых травой мешков, которые Гекуба изготовила вместо подушек.

Ахилл осмотрел его раны, особенно тщательно и осторожно сняв примочки со сквозной раны над сердцем. Она оказалась чистой, края уже начали стягиваться, и Пелид радостно перевел дыхание.

Обитатели шатра коротко рассказали Гектору каждый о своих злоключениях. Сурово нахмурившись, он выслушал еще раз историю исчезновения жены и сына.

– Если Андромаху и Астианакса увезли ахейцы, то их наверняка можно найти! – сказал Ахилл твердо. – Не думаю, чтобы их могли продать куда-то за пределы Пелопонесса. Наши цари давно мечтали о троянских рабах и рабынях.

– Астианакса они могут убить! – жестко сказал Гектор, и даже голос его не задрожал. Герой уже столько вынес за последнее время и столько потерял, что душа его на время будто окаменела. – Если узнают, что это – мой сын...

– Во-первых, могут и не узнать, – сказала Гекуба, в это время ловко, как опытная рабыня, растиравшая меж двух камней над деревянной миской орехи, собранные в одной из рощ, собираясь к вечеру напечь из них лепешек. – Во-первых, могут и не узнать – кто же им скажет? В Трое из всех ахейцев бывали, кроме Ахилла, только Одиссей, Диомед и этот молодой мирмидонец – Антилох, кажется. Одиссей и Антилох видели Андромаху, но едва ли ее хорошо запомнили. Да она могла и не у них оказаться.

– А если и узнали, – добавил Антенор, – то какой им смысл убивать трехлетнего ребенка только из-за того, что он – сын Гектора? Из одной лишь мести? Не все же они такие идиоты! Может быть, можно опасаться его, когда он вырастет, но сейчас... Вот только твоя жена, Гектор, очень красива!

Эти слова вырвались у троянского воина против воли, и он тут же о них пожалел. Но намек, прежде вызвавший бы у Гектора вспышку ярости, сейчас не смутил его – только тень боли легла на исхудавшее лицо.

– Я все понимаю, – тихо сказал он и, подняв голову, обвел глазами всех, кто его окружал. – Но хочу, чтобы все знали: что бы ни случилось, я не откажусь от моей Андромахи! Если она жива, я ее найду! И сына найду. Я верну их… И Кассандру постараюсь найти. Ты мне поможешь, Ахилл?

– Я могу обидеться на такой вопрос, – сказал Пелид. – Мы об этом еще не говорили, но сейчас... Я прошу твоего позволения остаться здесь, Гектор. Мне некуда и не для чего уезжать.

– Во-первых, как это не для чего? – воскликнул Приамид. – Если ты отправишься со мной на поиски моих родных, то в любом случае уедешь. Во-вторых, разве тебе не хочется увидеть сына?

– Хочется. В том, что случилось, его вины нет. Но мы, боюсь, чужие друг другу… Я его увижу, конечно. Но всех этих... победителей видеть не хочу! Я бы хотел вернуться сюда, если ты мне позволишь.

– Почему я-то? – не понял Гектор.

– Потому что теперь царь Трои – ты.

– Что-о-о?

Гектор резко подался вперед и, сморщившись от боли, откинулся на подушки.

– А ведь он сказал правду! – тихо проговорил Деифоб, в этот день тоже почувствовавший себя много лучше, но все еще лежавший неподвижно. – Троя сожжена, но она существует, и ее можно и нужно возродить. Род Приама не истреблен – остались мы, трое его сыновей, жива наша отважная мать, и есть надежда отыскать других. И потому теперь ты, старший из нас, должен принять на себя имя царя Трои.

– О, боги!

Казалось, Гектор впервые утратил спокойствие. Его взволновала не мысль о том, что его объявляют царем в сожженном и опустевшем царстве, но внезапно родившаяся надежда на воскрешение Трои.

– Не мало ли нас тут для целого города? – проговорил герой, вновь скользя взглядом по лицам своей матери, братьев, Ахилла, Пентесилеи.

– Троя сожжена, но Троада не вымерла, – откликнулась Гекуба. – Ахейцы разорили большую часть городов, зато возникло множество селений, откуда придут сюда люди и станут нам помогать. И потом – почему, думаешь, я жгу вечерами эти костры? Я уверена, что живы и другие троянцы.

– И я уверен, – подхватил Ахилл. – Слушай, Пентесилея, мы с тобой были в городе. Как по-твоему, сколько мертвых мы видели?

– Думаю, около тысячи, считая останки людей, уже растерзанных хищниками, – ответила амазонка, привыкшая определять потери в бою с одного взгляда. – Из них человек двести ахейцы, остальные троянцы.

– И у меня такие же подсчеты, – кивнул Пелид. – Правда, мы были не на всех улицах, не везде смотрели. Не поднимались в верхний город, не заходили во все дома. Но в той части города, где мы были, и во дворце, безусловно, больше всего жертв: туда обрушился первый удар. Давайте считать, что мы видели тысячу мертвых и предположим, что жертв в пять, ну, в шесть раз больше. Получается шесть тысяч убитых. Допустим, около пяти тысяч увезли в рабство. Больше невозможно: кораблей не хватило бы, учитывая еще и то, как ахейцы перегрузили их данью и еще наверняка догрузили награбленным. Считаем: одиннадцать тысяч. А жителей в Трое было больше двадцати тысяч, ты сам мне это говорил, Гектор. Значит, около девяти… ну, восьми тысяч человек, вероятно, спаслись и успели бежать через верхний город в горы. Конечно, кто-то ушел далеко и не вернется, часть людей могла погибнуть в лесах, попасть в лапы зверью, часть, конечно, приютят пастухи, кто-то дойдет до дальних селений… Но из Троады они не уйдут: далеко ли уйдешь, имея только то, что успел на себя надеть? Их можно будет разыскать и вернуть. А уж остальное – дело времени. Каменные здания города можно восстановить – их стены огонь почти не повредил, остальное снова отстроится. Вот достойное дело для молодого царя. И я бы хотел в этом участвовать, потому что более многих других виноват в том, что случилось. Позволь мне, Гектор!

– Перестань, наконец, говорить глупости! – воскликнул Приамид-старший. – То есть все, что ты сейчас сказал, как раз очень умно и правильно, и я начинаю верить, что все это возможно. Но не смей спрашивать моего позволения на то, что давно уже – твое право: мой отец, если помнишь, сказал тебе, что в Трое ты теперь навсегда свой. Не поступлю же я против воли покойного отца?

– Эвоэ! Мы отстроим Трою! – завопил юный Троил, вскакивая. – Эвоэ! Она будет еще лучше, чем раньше, и проклятущие ахейцы полопаются от злости! Хоп, хоп, хоп!

И он завертелся и запрыгал на месте. Но места было слишком мало, и мальчик тут же зацепил ногой самодельный треножник, так тот едва не рухнул вместе с варившейся на нем похлебкой. Елена, как и накануне, занятая стряпней, едва успела подхватить полный чан. В одной руке у нее был, по счастью, кусочек овчины, другую она сильно обожгла и вскрикнула от боли, но не выпустила ручку драгоценной посудины.

– Троил, угомонись! – прикрикнула на младшего сына Гекуба. – Ты ведешь себя, как неразумный ребенок... Я тоже верю, что мы возродим нашу Трою, я совершенно уверена, что отыщутся Андромаха с Астианаксом, верю, что, возможно, живы и другие наши родные. И остальные верят. Но что будет, если мы все сейчас запрыгаем по шатру, будто барашки?

В это время полог откинулся и вбежала Авлона, которая, по приказу Пентесилеи, несла дежурство возле шатра.

– К нам кто-то едет! – закричала она. – Судя по тому, как сидит в седле, это наша, амазонка...

– Должно быть, Крита, – сказала Пентесилея, вставая. – Как раз вчера я приплыла бы с Ламеса, закончив искупительные молитвы, если бы мне не пришлось уплыть днем раньше. Она, наверное, приехала меня встретить, увидела, что обычное место на берегу пусто, отправилась сюда и увидела, что города нет...

Царица оказалась права. Ее юная оруженосица прискакала из Темискиры днем раньше и, напрасно прождав на берегу до рассвета, пустилась на поиски. Увидав сгоревший и полуразрушенный город, она всерьез испугалась за Пентесилею: что, если та вмешалась в битву и погибла? Поэтому, встретив царицу живой и невредимой, девочка даже завизжала от радости.

– Я тоже рада тебе, моя Крита! – сказала Пентесилея, обнимая юную амазонку. – Без тебя мне будто чего-то не достает. Хотя сейчас я, наверное, богаче всех, кто здесь находится. Здесь все что-то потеряли, что-то очень дорогое, и только я одна не потеряла, а обрела... И еще: теперь нам дорог каждый воин, а ты – еще одна секира.

– Я готова служить тебе, госпожа! – ответила Крита. – Совет принял твою просьбу об отъезде из Темискиры и согласился избрать новую царицу, несмотря на совершенный тобою обряд искупления. Раз ты сама так хочешь… Скорее всего, изберут Аэллу. Но... – тут она запнулась, – но все очень жалеют, что ты уходишь.

– Я ухожу к своему мужу, – сказала амазонка. – Многие так уходили. Ну, не многие, но некоторые... Привяжи коня, Крита, и идем в шатер. Отдохнешь с дороги, а вечером будешь дежурить. Здесь опасно не выставлять караул: кругом хищники и неизвестно, кто еще – а здоровых среди нас мало.

В этот вечер на ужин ели мясо козы, подстреленной Критой еще накануне, неподалеку от мыса, и выпили по несколько глотков хлебного вина, которое оруженосица привезла из Темискиры. А ночью разразился сильнейший шторм, и сумасшедший ветер набросился на шатер, норовя вырвать из земли слабо вбитые колья и лишить уцелевших троянцев единственного убежища.

– Нельзя допустить, чтобы шатер сорвало! – крикнул Ахилл. – На таком ветру, при таком холоде, раненые долго не выдержат! Нельзя, чтобы погас очаг!

Он встал меж двух опор шатра, раскинул руки во всю ширину и ухватился за обе опоры, удерживая их вертикально. Пентесилея вцепилась в третью опору, Троил с Терситом поддерживали четвертый столб. Крита, Авлона, Елена, Гекуба с разных сторон старались придавить к земле края полога, которые то и дело вырывало из рук, и тогда шквалы ливня влетали в шатер, грозя залить пламя, тлеющее в очаге.

Море ревело и выло, будто с кем-то билось насмерть. Вздыбленное, оно отвоевало у берега десятки локтей, и темные, в рваной пене валы подступали вплотную к утлому убежищу людей. В грохоте волн, в истерических воплях буревестников, метавшихся над стихией и то и дело сметаемых ветром, как клочья дыма над очагом, в отдаленном грохоте грома, особенно страшного зимою, когда гроза бывает так редко, – во всем этом могучем, грозном хоре людям мерещился рев морских чудовищ и хохот ночных демонов, пожелавших добить упрямый Приамов род и тех, кто остался ему верен.

– Нас зальет и утопит! – вскричала Гекуба в отчаянии. – Надо отсюда уходить!

– Нет! – Ахилл стоял, как вкопанный, поддерживая опоры шатра, которые буря, будто живая, пыталась вырвать из его рук. – Берег высокий и море далеко. Оно не может достать нас здесь. Пускай кто-нибудь выйдет и посмотрит, насколько близко подступила вода.

Троил, пригнувшись и приоткинув полу шатра, вылез из него и почти тут же вкатился обратно.

– Там темно и холодно, как в царстве Аида! Меня чуть не оторвало от земли и не унесло! Даже конь Криты шатается под напором ветра, его только привязь и держит. А море не достает нас локтей на сто.

– Значит, уже не достанет! – подал голос Гектор, которому было особенно горько, что он не может помочь Ахиллу и остальным. – Сейчас уже время отлива, и шум бури стихает.

Но прошло еще часа три-четыре, покуда ветер не начал, наконец, слабеть. Его порывы стали короче, шквалы дождя реже. Волны медленно и неохотно отползали, отступая с отвоеванной ими земли назад, в свои исконные владения. На рассвете ветер, собрав остатки сил, ретиво погнал тучи прочь.

Буря кончилась.