ЧАСТЬ VI
ТАЙНЫ АМАЗОНОК

Лань неслась с такой быстротой, что лес вокруг превратился в сплошное мелькание полос – свет, тень, белизна, чернота, свет, тень, опять провал в темноту...

Ахилл преследовал беглянку так долго, что временами ему приходило в голову, будто его морочит какое-то лесное божество – и эта невероятная скорость, с которой неслась лань, и ее исчезновения за каждым стволом и появления чуть не за сто локтей, будто она могла одолеть их одним прыжком, – все это вызывало ощущение игры, насмешки – «лови, лови – все равно не поймаешь!»

Но именно эта недоступность и неуловимость все больше распаляли охотника – он был совершенно уверен, что в конце концов догонит быстроногого зверя, и вкладывал все силы в этот нескончаемый бег.

Уже, кажется, раз десять лань оказывалась на расстоянии выстрела, и герой поднимал лук с заранее заготовленной стрелой. Он уже целился... И вновь – прыжок, и тени деревьев мелькали и двоились между ним и его добычей.

Иногда беглянка начинала уставать и сбавляла скорость бега. Но в эти же мгновения и ее преследователь чувствовал, что сердце готово выскочить, пробив ему грудь изнутри. Лишь на миг замедлял он свой бег, потом целился... и тут же лань снова делала скачок, будто силы ее удваивались, и она летела вперед, увеличивая разрыв.

Ахилл понимал, что надо бы бросить вконец измотавшее его преследование. Но его уже разбирала досада – неужели ему, «быстроногому Ахиллу» не догнать это упрямое животное? Он знал, что лани бегают зачастую быстрее лошади, и не зазорно человеку отстать от нее, однако гордость побуждала догонять и догонять ускользающую красавицу.

Они бежали через лес, покрывавший один из пологих склонов справа от Троянской долины. Этот склон перерезало не менее десятка речушек, и базилевс вспомнил, что сейчас они как раз приближаются к одной из них. После обильных осенних дождей речки расширились, стали бурными, и быстро перебраться через такой поток было невозможно.

«Вот тут-то я тебя и подстрелю! – подумал герой, ускоряя бег, насколько это было возможно после почти двухчасовой гонки.– Лишь бы вода не унесла тушу... Надо было взять с собой Тарка!»

Деревья расступились и открылась речка, еще более широкая и стремительная, чем представлял себе преследователь. Поэтому он едва не прирос к месту от изумления, когда увидел, как лань, доскакав до самой кромки берега, не остановилась и не кинулась, на худой конец, в воду, а взвилась в воздух... Такого прыжка Ахилл не видел ни разу в жизни. Золотистое с белыми пятнами тело сверкнуло над блестящими струями, перелетело поток и... копыта лани коснулись противоположного берега в полулокте от воды!

– Ах, сатиры рогатые! – закричал герой в ярости.

У него мелькнула мысль: не может он не сделать того, что удалось какой-то лани, и в следующий миг его ноги сами собой оттолкнулись от земли, и он тоже прыгнул.

Но лань совершила безумный прыжок, спасая свою жизнь, тогда как Ахиллом двигали досада и упрямство. И он не одолел речку, а врезался в воду локтях в четырех от берега. Одуряющий холод горного потока хлестанул под самое сердце. Ноги заскользили по камням, и герой опомнился, уже цепляясь за ребристый обломок базальта, с помощью которого он с трудом вытащил себя из реки. Вода лилась с него струями: хитон, плащ, волосы – все было мокрым насквозь.

«Ну точно, это шутки сатиров!» – уже в совершенном бешенстве подумал Ахилл. Словно в подтверждение этой мысли, ему померещился задорный, как будто бы детский смех, долетевший из чащи, что начиналась в трех сотнях локтей. К этой спасительной чаще мчалась теперь лань. Ахилл чувствовал, что уже ее не догонит – он сильно расшиб о камень левое колено, по ноге текла, смешиваясь с водой, струйка крови да и стрелу он уронил в реку, а достать из колчана и наложить новую уже не было времени: сейчас беглянка скроется среди кустов, более густых, чем по ту сторону речки, и у него едва ли хватит сил гнаться за нею еще столько же.

Он все же выхватил новую стрелу и наложил на лук, в отчаянной надежде попасть даже на таком расстоянии. Но в тот миг, когда герой натягивал тетиву, а беглянке оставался уже лишь один прыжок до спасительной кущи, раздался тонкий звон, из леса рванулась стрела и пронзенная ею лань замерла в середине прыжка и рухнула на землю мертвая.

– Эй, кто там? – крикнул Ахилл, не зная, злиться ему или радоваться, что проворное животное все же не скрылось в лесу. – Кто посмел отнимать мою добычу?!

– Поделим ее! – донесся из леса звонкий голосок. – Она все равно ушла бы…

Стиснув зубы и стараясь не прихрамывать, герой направился к убитой лани. Он не удивился бы и не испугался, если б из чащи действительно, корча рожи, вылез сатир, чтобы попытаться утащить тушу. Герой готов был прогневить лесных богов и задать хорошую взбучку нахальному чудищу, посмевшему, кроме всего прочего, смеяться над ним!

Но навстречу ему из леса выбежали... две девочки в светлых туниках, опоясанные кожаными ремешками. В руке у старшей, темноволосой смуглянки лет тринадцати, был лук – тетива его еще чуть дрожала. Младшая, лет девяти, похожая на крошечную нимфу, рыжеволосая, с огромными зелеными глазами, перестала смеяться и завороженно смотрела на подходившего к ним великана.

– Ой! – вырвалось у нее. – Это же и есть Ахилл! Другого такого не может быть! Да? Ты – Ахилл?

– Я-то Ахилл! – в полной растерянности герой не знал, что говорить и, главное, что думать. – А вот вы кто такие и что тут делаете?

– Я – Авлона, – отвечала малышка, – а это – Крита. А можно мне тебя потрогать?

– Назад, дерзкие девчонки! – прогремело из леса. – Что за вольности?

Кусты затрещали, и из них выступил крупный темнорыжий конь. А на нем... Ахилл подумал бы, что сошел с ума и бредит, но, еще не видя, он уже узнал этот голос... То была Пентесилея!

– Как ты посмела, Крита, стрелять в зверя, которого не ты загнала? – гневно обратилась амазонка к девочке с луком, сразу же смущенно опустившей голову. – Убежала бы лань, или нет, сказать трудно – но она, в любом случае, была не твоя. И что за дикие просьбы, Авлона: «Можно потрогать?» Ты что, овечий сыр покупаешь? Прости их, Ахилл! Здравствуй.

Говоря это, она оставалась в седле – от кого-то базилевс слышал, что амазонки не спешиваются, пока не услышат ответ на свое приветствие. Но герой был до того поражен, ошеломлен и обрадован, что у него будто свело язык – он не мог выдавить ни слова и только в изумлении и восхищении смотрел на царицу.

Пентесилея была на этот раз не в боевом облачении. На ней был синий, чуть выше колен хитон, без рукавов, украшенный по кромке и проймам тонким серебряным шитьем и подхваченный в талии поясом, который состоял из кованых серебряных пластинок, соединенных крошечными кольцами. На каждой пластинке были отчеканены фигурки людей и животных. Черные волосы Пентесилеи были заплетены в две косы и уложены на голове высоким валиком, с четырех сторон схваченным роговыми гребнями, резными, с преламутровыми вставками. Эти гребни вместе образовали как бы венец. Сандалии амазонки были обычные, боевые, и знакомый нож также торчал из ножен на ремне, а у седла висели лук и секира, полуприкрытые черным шерстяным плащом.

– Я... приветствую тебя, царица! – наконец, сумел выговорить базилевс.

Пентесилея тотчас соскочила с седла и ответила уже знакомым жестом – вытянутой вперед и затем поднесенной ко лбу рукой. Ее прекрасное лицо было серьезно, но синие глаза, казалось, прятали улыбку.

– Как идут дела? – спросила она спокойно, будто они расстались, как лучшие друзья – Как переговоры ахейцев с Троей?

– Хвала богам! – живо ответил Ахилл. – Перемирие заключено прочно, договор, наконец, достигнут и вскоре начнется выдача дани и загрузка наших кораблей. Сезон штормов заканчивается, но промежуток будет коротким, до начала осенней непогоды нам нужно отплыть. Война окончилась, Пентесилея!

На лице амазонки появилось странное выражение – она была поражена и словно не хотела верить тому, что услышала.

– Тебе удалось это! – воскликнула она. – Невероятно... Ты и в самом деле полубог! Человек этого не смог бы.

– Не я один хотел этого. Все воины, да втайне и все цари... Но после двенадцати лет боев и после стольких потерь с той и с другой стороны это делалось все невозможнее, все страшнее. Скорее всего, дело не во мне, Пентесилея. Кто-то, кто неизмеримо выше мстительных богов, что толкают нас к безумию, решил это безумие остановить. Если я – его орудие, то очень этому рад.

– Тот, кто выше богов... – задумчиво произнесла царица. – Ну, если только… Все это похоже на красивую сказку! И я очень рада этому! Я рада за тебя, Ахилл!

– Скоро состоится праздник Аполлона, – продолжал он, – главный праздник троянцев. Они впервые, спустя двенадцать лет, будут отмечать его вновь на берегу моря. И Троянский Конь покинет Скейскую плошадь и покажется на равнине. Слышала об этом коне?

– Кто же не слышал? – амазонка улыбнулась, в то время, как ее юные спутницы, открыв рот, ловили каждое слово их разговора. – А ты что, видел его? Ты... был в Трое?!

– Был, – герой тоже улыбнулся. – Это самое прекрасное, что я видел в моей жизни. И какое счастье, что ее не разрушат и не разграбят! Гектор… – Ахилл запнулся, но лицо Пентесилеи не изменилось, и он продолжил: – Троянцы пригласили меня тоже принять участие в празднике. Быть может, придет и еще кто-нибудь из ахейских царей. Хотя, наверное, лучше им не встречаться с троянцами часто, чтобы какая-нибудь новая глупая ссора все не испортила.

Царица смотрела на него снизу вверх со все большим восхищением, которого и не думала скрывать.

– Эти амазонки, – сказала она, поворачиваясь к девочкам, – ехали сюда со мною, втайне мечтая только об одном – вблизи посмотреть на великого Ахилла, лучшего в мире воина. Крита видела тебя лишь издали на поле сражения, а наша разведчица Авлона – вообще никогда. Но сейчас они видят уже не просто величайшего из воинов, победившего их непобедимую царицу. Перед ними герой, сумевший победить войну, а значит, одолеть в поединке кровожадного Ареса – это не удавалось еще никому!

– Ты хотела меня потрогать? – спросил Ахилл, с улыбкой наклоняясь к маленькой амазонке. – А мне можно потрогать тебя? Ты похожа на нимфу из лесного цветка!

Он подхватил девочку подмышки и поднял над головой, любуясь ею. Та в восторге рассмеялась. Герой подкинул ее, как перышко, поймал и снова поставил на ноги.

– Не испугалась?

Она расхохоталась еще громче.

– Я? Да что ты!

– Авлона умеет летать, – сказала Пентесилея. – Она управляет нашими ручными орлами, которые проносят ее над позициями врагов – а она запоминает все, что нужно знать для битвы. И над вашим лагерем она летала.

– Орел! – воскликнул герой. – Орел, который нес козу так нелепо...

– Ну да. Я выдаю тебе нашу тайну, потому что знаю – ты ее не раскроешь никому.

Тут же на лицо амазонки как будто набежала тень, и она стала еще серьезнее.

– Ты не спросил, почему я сюда вернулась.

– Не успел. Это было так неожиданно...

– У меня несколько дел здесь, – твердо проговорила царица. – Я обо всех тебе расскажу, потому что хочу просить кое в чем твоей помощи. Больше мне здесь рассчитывать не на кого.

Тень боли, прозвучавшая в ее голосе, заставила героя нахмуриться. Она не забыла... Да и как могла забыть?

– Но самое первое дело, – продолжала женщина уже спокойно, – это мой долг перед тобой. Я должна просить у тебя прощения.

– За что?

Ахилл спросил с таким изумлением, что Пентесилея заподозрила было притворство, однако, взглянув в его глаза, поняла, что он совсем не умеет притворяться.

– Я плохо с тобой простилась, не говоря уже о том, что несколько раз незаслуженно оскорбила. Ты вел себя с беспредельным благородством, а я была глупа и озлоблена. Прощаешь?

– Конечно.

Он не скрывал радости, и Пентесилея снова улыбнулась.

– Ну вот. В таком случае, прими мой подарок. Крита!

Девочка поднесла ко рту большой палец и каким-то особенным образом свистнула. Кусты вновь захрустели. На этот раз из них выступили три лошади без всадников. Две красивые молодые кобылы были оседланы и взнузданы так же, как конь Пентесилеи, и на их седлах висели дорожные сумки. Последним из зарослей появился огромный вороной жеребец. Это было животное удивительной красоты. Форма небольшой головы, резные трепетные ноздри, тонкие, с мощными мышцами, высокие ноги, – все выдавало в нем чистую и благородную кровь. На нем было красивое глубокое седло, отделанное серебром, уздечка поблескивала серебряными бляшками.

– Это – Рей, – сказала Пентесилея, подхватывая узду и подводя коня к базилевсу. – Он от лучших родителей нашего основного табуна. Ему три года, и я сама его объезжала и обучала. Он твой.

Ахиллу случалось получать богатые подарки, но этот дар поразил его.

– Никогда не видел более красивого жеребца! Спасибо, царица!

Пентесилея усмехнулась.

– Я рада, что он тебе нравится. Но не называй меня царицей.

– Почему?

– Скоро ты все поймешь. Сможешь покинуть свой лагерь на два дня? Чтобы мне помочь?

Он не раздумывал.

– Если тебе нужно – конечно смогу. Только мне нужно их предупредить. Мы куда-то поедем?

– Да, – она повернулась к оруженосице и разведчице. – Если Ахилл позволит нам распорядиться своей добычей, которую ты, Крита, так неучтиво пыталась присвоить, то мы можем ею и пообедать. Вижу, он согласен. Освежуйте лань, разожгите костер и пристройте тушу на вертел. Верхом ты доберешься до своего лагеря и обратно очень скоро, Ахилл, а они постараются, чтобы еда была уже готова. И мы с тобой действительно отправимся в путь. Это не так далеко, хотя, по правде сказать, может оказаться трудно. По пути я тебе все расскажу. Ну, попробуй седло.

Герой не без трепета взялся за уздечку, опасаясь, как бы горячий конь сразу не показал характер и не осрамил его перед великими наездницами. Искусный в управлении колесницей, базилевс не так уж часто ездил верхом.

Но Рей стоял, будто каменный, и даже не дрогнул, ощутив на себе вес огромного тела. Едва Ахилл тронул поводья, благородный скакун с места пошел ровным галопом, безукоризненно слушаясь всадника.

– Он понимает голос! – крикнула вслед Пентесилея, – Потом привыкнешь. Я жду тебя!

Рей врезался в ледяные струи реки, легко одолел ее и помчался через лес, выбирая дорогу между деревьями не менее уверенно, чем лань. Это было на руку Ахиллу – он почти не правил конем, поглощенный вихрем своих чувств – радости, смятения, удивления. И думал он лишь об одном: только бы поскорее вернуться.