В светлой стене, когда колесница к ней подъехала, обнаружилась не обычная калитка, а довольно широкие ворота. Можно было попытаться проехать в них, но Деифоб натянул поводья.

– Еще снесу столбы! – он спрыгнул на землю и стал аккуратно привязывать коней к специально вделанному в стену бронзовому кольцу – таких колец было несколько, хозяин, как видно, заботился о тех, кто приезжал к нему в повозках или верхом.

– Сартосуаро! – крикнул Гектор, проходя в ворота.

Это прозвучало как некое неведомое заклинание, однако это было имя, потому что в ответ тотчас донеслось:

– Иду, иду! Входите!

Они оказались в просторном дворе, в глубине которого белело низкое строение, должно быть, жилье, окруженное деревянной галереей. С кровли этой галереи тянулись толстые веревки, соединяющие ее с тремя рядами столбов, установленных вдоль двора и перекрытых тонкими балками. Все это – кровлю, веревки, балки, – густо оплетали виноградные лозы, создавая над обширным пространством довольно плотный шатер. Янтарные и темные кисти винограда, свисая с лоз, наполняли еще не остывший после дневного жара воздух густым пьяным запахом, который вблизи почти заглушал запах мяса и пряностей. Пять или шесть деревянных столов располагались в тени этого живого шатра, окруженные скамейками, тоже деревянными, покрытыми коврами из козьих шкур. Неподалеку виднелась кирпичная печь, от которой сочился полупрозрачный дымок. В рыжем жерле печи темнели, тоже похожие на виноградные гроздья, связки чего-то ароматного и аппетитного.

За одним из столов сидели трое воинов в доспехах и старательно кидали кости. Доспехи их, впрочем, были, где только можно, развязаны и расстегнуты, шлемы и оружие лежали на земле. На столе стоял кувшин, должно быть, уже почти опустевший, три стакана и тарелка с остатками лепешек и горкой рыбьих костей.

Больше во дворе никого не было.

Услыхав возглас Гектора и, должно быть, сразу узнав его голос, воины повскакали с мест, будто им за шиворот всыпали горячих углей. Вид у всех троих был растерянный и почти перепуганный.

– Что это значит? – проговорил Гектор, казалось, тоже растерявшись. – Как вы посмели уйти из караула?

– Мы сменились, великий Гектор! – пролепетал старший из воинов. – Еще два часа назад...

– Два часа назад смены караула не было, она была три часа назад, – резко бросил Гектор. – Часов поблизости нет, но я и по солнцу вижу, который час. И не стыдно тебе врать, Проний? Твой дом отсюда за две улицы, так неужто ты пошел бы в харчевню, не зайдя домой и не скинув доспехи, если бы и вправду был уже свободен от караула? Или будешь врать дальше и скажешь, что собрался потом зайти на площадь Ареса и поупражняться в стрельбе или метании копья? Ну?

Все трое опустили головы с видом отчаянного стыда, а Проний сказал еле слышно:

– Прости нас! Мы дежурим неподалеку, на западной стороне стены. Нас там много, мы и договорились, что соседний караул последит за нашим участком, пока мы выпьем по стаканчику, а потом мы их отпустим. Мы тут всего ничего... Праздник ведь сегодня, и перемирие...

– Достойное объяснение! – вспыхнул Гектор. Больше всего ему было стыдно, что все это видит и слышит Ахилл. – И как только мы с такой стражей двенадцать лет держим оборону! Вон отсюда все, и принесите жертвы богам: у меня просто нет желания разбираться с вами при моем госте. Еще узнаю о таком «договоре», мало вам не будет! Прочь!

Воинов точно вынесло ветром. Ахилл с великим трудом подавил желание расхохотаться, делая вид, что рассматривает двор харчевни.

А между тем с деревянной галереи донеслись шлепаюшие шаги, и перед царевичами и базилевсом появился среднего роста, полный и коренастый человек, в широком белом пеплосе, подпоясанном красным, с кистями, кушаком, в красно-белом головном платке, красиво оттеняющем и вьющиеся черные волосы харчевника, и его почти такую же черную физиономию.

– О-о-о! Какая честь для меня, недостойного! – он вскинул руки таким движением, будто собирался рвать виноград с пышных лоз у себя над головой. – Сам Гектор! Наш воскресший Гектор! И еще двое царских сынов, чуть не весь род Приамов! И... А это кто?

Он уставился на Пелида почти с таким же любопытством, с каким тот смотрел на него. Хирон рассказывал Ахиллу о чернокожих людях, но в реальности облик харчевника показался герою просто невероятным. Особенно изумил его блеск темной кожи – она блестела, словно полированное дорогое дерево.

– Это Ахилл, мой друг и мой гость, и ты давно об этом догадался, Сартосуаро, – сказал Гектор. – Как дела в твоей харчевне?

– Ну как, как? – теперь руки харчевника резко раздвинулись в стороны. – Что за дела сейчас, когда война длится уже столько лет? Нет, я не жалуюсь – в сравнении с другими я живу неплохо. И храм Астарты поблизости, а жрец Лаокоон любит бывать в моем заведении, не в пример его покойному отцу Адамахту, который вообще, уж простите меня, был скупердяем, каких не видывала ни его почтенная Астарта, ни все прочие боги! И с площади Ареса, хоть она и не так близко, воины идут подкрепить свои силы ко мне, к старому Сартосуаро! Ну, и наши мастеровые, когда заводится у них лишняя пластиночка серебра, пропивают ее не дома же – там жены заедят! Они ее пропивают здесь! А что же вы все стоите? Вот стол, вот скамьи, и на них – мои лучшие коврики и подушки! Прошу, прошу, прошу!

– Вот что, Сартосуаро, – Гектор прервал струящееся красноречие хозяина, взяв его за плечо и мягко, но властно повернув к себе. – Мой гость, да, как мне кажется, и мои братья, проголодались. Поэтому подай им мяса повкуснее и вина, лучшего, какое у тебя есть – а у тебя ведь всегда есть хорошее, или нет? А я хотел бы немного поваляться в тени. Там, на террасе, помнится, есть лежанка.

– Даже две. Все, что тебе угодно, шлемоблещущий герой, все, чего ни пожелаешь! А твоему великому гостю и твоим братьям я подам самую отменную еду во всей Трое. Уж не будь в обиде, и во дворце твоего отца не готовят лучше, чем готовит старый черный Сартосуаро!

– Простишь меня, если я на час тебя покину? – спросил Гектор, наклонившись к Ахиллу, успевшему пристроиться за столом. – Вижу, ты догадался, что мне не по себе...

– Ложись и отдыхай, и чем скорее, тем лучше! – почти сердито проговорил базилевс. – Я тебя лечил-лечил, а ты сам же все портишь!

Гектор исчез под деревянным навесом, а харчевник кинулся к своей печи и принялся колдовать возле нее, точнее, возле стоящего перед нею небольшого стола, что-то быстро-быстро нарезая ножом, раскладывая по тарелкам, разливая в кубки.

– Интересно что он принесет? – воскликнул юный Троил, разваливаясь на скамье, – Пахнет так, что уже живот тянет... Будто и не обедали.

– А он кто? – спросил Ахилл тихо. – Он что, «нехси»?

– Нет! – рассмеялся Деифоб. – Они совсем другие. Сартосуаро из Эфиопии. До войны мы с ними много торговали, их корабли часто бывали у наших берегов, а наши плавали к ним. Эфиопия уже несколько столетий в полной зависимости от Египта, но имеет право на собственную торговлю, на владение кораблями и на выход в море. Сартосуаро живет в Трое уже лет двадцать пять. Я еще не родился, а он уже здесь жил. Говорят, был простым гребцом и сбежал с корабля. А здесь разбогател, завел харчевню. И еда у него... У-у-у! Сам попробуешь!

В это время темнокожий харчевник возник у стола, держа на вытянутых руках огромный поднос, на котором вытягивал тонкую шею кувшин, серебряный, ничуть не похожий на тот, из которого до того пили воины. Три серебряных кубка на высоких ножках были уже наполнены, и из каждого свисал тонкий ломтик апельсина. А в центре подноса, на большом глиняном блюде, были разложены лепешки, покрытые темными виноградными листьями, и поверх этих листьев дымились мелкие ломтики горячей баранины.

Сартосуаро стремительными движениями снял все эти богатства с подноса и расставил на столе, затем поклонился с гибкостью, невероятной для его грузного торса.

– Да пошлют вам боги лучшего во всей Троаде аппетита, мои благородные гости! Может ли бедный харчевник угодить вам еще чем-нибудь?

– Нет, все и так лучше некуда! – Деифоб махнул рукой, давая понять, что хозяин может идти. – Что ты так смотришь, Ахилл? Не пробовал этого блюда?

Пелид покачал головой.

– Нет. А зачем виноградные листья?

– А вот...

И молодой человек ловко подхватил пару листьев двумя пальцами, поймав на них хороший кусок мяса, быстрым движением отправил все это в рот, а затем отломил кусочек лепешки, с которой взял угощение, и небрежно им закусил.

– Попробуй.

Ахилл попробовал и зажмурился от удовольствия. Вымоченные в уксусе и пряностях виноградные листья имели особый, тонкий и нежный вкус, который роскошно сочетался со вкусом тушеного мяса.

– Хорошо? – спросил Троил, облизывая пальцы, чего никогда не позволил бы себе во дворце и, окончательно набравшись дерзости, подмигнул Пелиду.

Тот тоже подмигнул мальчику.

– Вкуснее некуда! А я-то думал – как можно есть листья, если мы не газели и не быки?

– Ты – наш гость, – Деифоб поднял свой кубок. – Можно нам выпить за тебя?

– Нет, – покачал головой Ахилл. – Я – старший и скажу первый. За Гектора!

– Эвоэ! – крикнул Троил и осушил кубок не хуже взрослого мужчины, на что тоже не решился бы за столом царя Приама.

– Эвоэ! – подхватил Деифоб и, выпив вино, со странной улыбкой посмотрел на базилевса. – Я не верил... А теперь вот вижу – это правда. Как же ты любишь нашего брата!

– Как умею, – Ахилл нахмурился, опуская глаза, будто его поймали на непростительной слабости. – А скажи, Деифоб... Я вижу, Гектор знает всех и все в городе, от времени смены караула до нужд любого ремесленника. Можно подумать, что он – царь Трои.

– Это почти так, – кивнул царевич. – У нас это принято: старший сын царя обычно становится его соправителем. А Гектор, поскольку он еще и главный военачальник и командующий войсками, стал соправителем отца очень рано, еще до войны. Без него отцу было бы во много раз тяжелее править. И потом – Гектора любят все троянцы. Ты, думается, заметил это.

– Заметил, и это я знаю давно.

– А теперь, – воскликнул Троил, которому довольно крепкое вино слегка ударило в голову, – давайте выпьем за переговоры и за окончание войны. Как она всем надоела!

– Пускай война кончится! – подхватил Деифоб.

– Пускай кончится навсегда! – и Ахилл, осушив кубок, так резко поставил его на стол, что толстые доски затрещали.

– А могу ли я за это выпить вместе с вами? – воскликнул вдруг явившийся точно из-под земли Сартосуаро. – Простите, но вы сейчас говорили громко, мне у печи все слышно... Нам, простым людям, от войны еще хуже, чем вам. У меня – убытки, у торговцев – убытки, даже у гетер... То есть... я не хотел оскорбить вашего слуха! Одни оружейники не в убытке, но это только кажется, потому что и у них ведь есть сыновья, которые воюют и погибают! Так что и я налью себе вина в этот вот глиняный кубок, из кувшина, что не допили воины, и выпью за переговоры. И если правда, что это ты сумел их устроить, богоравный Ахилл, то да пошлют тебе боги всего того, чего ты хочешь сам, и еще кучу всяких благ, о которых ты даже и не думаешь! Я не очень-то знаю, кто там были мои прабабушки, но мать когда-то мне говорила, что среди них были настоящие эфиопские колдуньи. Может, это и не так? А может, и так? Загадай сейчас то, чего хочешь, великий Ахилл, а я помолюсь всем богам, нашим и вашим, чтобы твое желание исполнилось, и, увидишь, да-да, оно исполнится!

Ахилл кивнул, хотя ему хотелось рассмеяться. Блестящая темная физиономия харчевника была так несуразно-серьезна... И тут же в подсознании героя возник образ Пентесилеи, и в сердце снова проснулась тяжелая, глухая тоска. «Загадать, чего хочу?.. Я хочу Пентесилею! Хочу ее видеть! Хочу ее любить! Хочу, чтобы она любила меня!»

– О чем ты думаешь? Почему хмуришься? Что с тобой?

Гектор стоял рядом с Ахиллом, положив руку ему на плечо. Герой вздрогнул.

– Я? Нет, я не хмурюсь. А почему ты встал? Ты же и не отдохнул вовсе!

– Я немного повалялся на лежанке, и все прошло!

Приамид-старший опустился на скамью рядом с другом и принял из рук харчевника четвертый серебряный кубок, который тот притащил почти мгновенно. На щеках Гектора вновь появился румянец – ему и впрямь стало лучше.

– За тебя мы уже пили, брат! – сказал Деифоб, подмигивая. – За скорое окончание войны выпили. Остается выпить за нашего гостя.

– И потом за тебя, Деифоб, и за меня! – крикнул Троил и поник под грозным взглядом Гектора.

– А тебе вообще уже достаточно! – тихо проговорил Гектор. – Я не думал, что ты такой глупый... Пьешь неразбавленное вино, наравне со взрослыми мужчинами. Славно! Если выпадешь из колесницы, мы не станем тебя подбирать. Сам дойдешь до дворца, и посмей только кому-нибудь показать, что ты пьян!

– И мне нельзя выпить за Ахилла? – опустив голову, спросил проказник.

– Можно. Сартосуаро, разбавь ему вино на две трети. За тебя, Ахилл! Эвоэ!

– Эвоэ! – хором подхватили Деифоб, Троил и харчевник.

«Чепуха какая! – подумал базилевс. – Я в Трое, и вокруг меня – троянцы... И они пьют за мое здоровье! И этот человек рядом со мною – Гектор. Мой друг!»

Он понял, что вино Сартосуаро, на вкус такое сладкое и мягкое, в действительности куда крепче, чем кажется. Оно пьянило как-то сразу, и опьянение проявлялось лишь в какой-то отстраненности мыслей, в их нечеткости и странной облегченности тела.

– Чувствуешь? – Гектор посмотрел на своего гостя и улыбнулся. – Сейчас это пройдет. Но между третьим и четвертым кубком просто летаешь... Больше пяти пить не стоит – нам еще назад ехать. Деифоб, ты как: лошади не перестанут тебя слушаться?

– Я им перестану! – Деифоб стукнул кулаком по столу. – Пускай попробуют. Но если так, я сам впрягусь в колесницу... Сартосуаро, твое вино стало еще крепче, а мясо еще вкуснее. За что же последний кубок, а Гектор?

– За что, Ахилл? За что будем пить? – спросил Приамид-старший.

– Да будет Троя! – воскликнул Пелид и едва не рухнул со скамьи, пораженный собственными словами.

Все три брата даже привстали за столом.

– Ты это серьезно? – спросил Деифоб. – Тебе этого хочется? Да?

– Да, мне этого хочется! – щеки Ахилла вспыхнули, но он этого не замечал. – Я никогда не видел ничего прекраснее и не хочу, чтобы это... чтобы это исчезло. Мне кажется, я всегда хотел увидеть ее. Или, может быть, во сне я ее уже видел. Вы мне не верите? Или думаете, что я пьян?

– Я тебе верю. Я знаю, что ты так чувствуешь, – серьезно сказал Гектор. – Когда я звал тебя сюда, я знал, что ты тоже полюбишь Трою.

– Почему?

– Потому что я ее люблю. А мы похожи. Да будет Троя, братья! Эвоэ!

Во дворец они возвратились, когда солнце уже склонялось к закату.

Приам и Гекуба уговаривали Ахилла остаться еще на одну ночь, и ему самому тоже очень этого хотелось, но он понимал, что должен ехать: нельзя было позволить Агамемнону и ахейцам первыми заподозрить его в общении с троянцами – он сам скажет им о своем визите в Трою, и о Гекторе, и обо всем остальном.

Надо было ехать.

Уже взошла луна, когда колесница Пелида выкатила на площадь Коня и стала. Гектор один провожал своего друга до самых Скейских ворот – остальные простились с ахейским героем во дворце: он испытал в этот день слишком много потрясений, чтобы согласиться еще и на долгие, торжественные проводы. Его пугала еще одна мысль – Троя слишком потрясла и слишком ему понравилась... он боялся, что, поддавшись ее чарам, вовсе не захочет отсюда уходить.

Они с Гектором вдвоем сидели в колеснице и медлили проститься. Луна вставала все выше, расплескивая по площади густые струи своего неживого блеска. Он воспламенил огромную фигуру Троянского Коня, и в ее прекрасных очертаниях появилось что-то пугающее, будто какая-то тайная жизнь пробудилась в мертвой статуе.

Проследив за взглядом друга, обращенным на статую, Гектор тихо проговорил:

– В легенде об основании Трои есть одно странное место... Когда Троянский Конь, посланный Аполлоном, обошел то место, где предстояло встать городу, на земле остались камни – они остались там, где он бил копытом. По этим камням и определили, как строить стену. Но старый прорицатель, пришедший с гор в первые же дни строительства, сказал Илу, первому троянскому царю: «Не забудь – этот конь вышел из моря с восходом солнца и ушел в море на закате. Вы должны сделать его статую и обязательно каждый год, в день праздника Аполлона, подвозить ее к морю, а потом опять увозить в город. Если вы перестанете делать это, конь на вас разгневается и погубит город!» Я сейчас подумал, что ведь вот уже одиннадцать лет он у моря не был...

– А его можно сдвинуть с места?! – изумился Ахилл, разглядывая колоссальную статую.

Гектор улыбнулся.

– Никто не верит, пока не увидит. Вот будешь у нас на празднике Аполлона, сам убедишься. Там внутри есть специальные механизмы, а в ногах статуи – колеса. И благодаря этому Коня довольно легко можно привести в движение.

– Хочу верить, что увижу это! – искренно проговорил Ахилл и вдруг спросил: – Послушай, Гектор, а что ты станешь делать, когда наступит мир?

– Я? – Приамид продолжал улыбаться. – Мы с Андромахой сделаем еще пятерых или шестерых сыновей и трех-четырех дочерей. Еще я буду тренировать молодых воинов и заниматься с ними на площади Ареса – мир ведь можно сохранять, только имея могучую армию, ты и сам это знаешь. А еще... Ну, если я буду уверен, что несколько лет подряд Трое ничто и никто не будет угрожать, то обязательно попутешествую по всей Ойкумене и за ее пределы! Я всегда мечтал увидеть истинную величину мира.

– Я бы тоже хотел… – задумчиво произнес Ахилл.

– Так и поедем вместе.

В голосе Гектора прозвучала такая непоколебимая уверенность в возможности этого, что Ахилл тоже радостно улыбнулся.

– Хотелось бы. Ну что же... луна высоко, дорога хорошо видна. И мне пора. Верю, что мы вскоре еще увидимся, Гектор!

– Я тоже в это верю.

И вновь они обнялись так крепко, будто много-много лет были связаны самой тесной дружбой.