– …А это – самая древняя часть здания. Ей более семисот лет, и зал, в который мы вошли, за все это время ни разу не перестраивали и не изменяли в нем ничего. Прежде всего потому, что это невозможно. Он называется «зал титанов».

– Ничего себе! – только и произнес Ахилл, оглядываясь по сторонам. – Да, здесь только титанам и жить...

Действительно, зал, в котором они оказались, мог поразить кого угодно. И не только своими размерами – он был раза в три больше главного зала дворца, где они обедали. Но после светлых, побеленных и расписанных нежными красками коридоров и террас, залов и комнат, драпированных драгоценными восточными тканями либо украшенных вазами и статуями дивной совершенной работы, после лестниц, отделанных мрамором и бронзой, со светильниками, отлитыми в виде человеческих фигур или красивых растений, после внутренних дворов и двориков с водоемами, спрятанными под сенью жасмина и олеандров, с плавающими в них белыми и розовыми водяными лилиями, после уютных покоев с резной мебелью, покрытой дорогими и изящными инкрустациями, после обилия ароматных цветов, оживляющих все это великолепие, – после всего этого «зал титанов» потрясал своей незыблемой строгостью, геометрической простотой и холодной, почти угрюмой торжественностью.

Это было вытянутое прямоугольное помещение, длиной локтей в сто двадцать, в два раза меньшей ширины и высотою около сорока локтей. Все – стены, пол, свод – было сделано из громадных плит светло-серого камня, очевидно, известняка. Плиты были размером восемь на четыре локтя каждая и, судя по выступающим в углах ризалитам, толщиною в два локтя... Свод, а точнее, ровный плоский потолок, пересекали восемь рядов каменных балок, которые опирались на два ряда прямоугольных колонн из того же камня. В каждом ряду их было по двадцать. Окна шли вдоль одной из стен, но их было мало для такого огромного помещения – всего шесть, и в зале царил загадочный полусумрак. Идеально отполированный камень тускло блестел и гулко отражал шаги.

В «зале титанов» не было почти никаких украшений, только высокие бронзовые светильники в виде широких чаш, поставленных на круглые столбики, да две бронзовые статуи в начале зала и в конце. Они изображали Крона – отца Зевса, царя богов, и его жену титаниду Рею.

– Невероятно! – прошептал Ахилл, запрокидывая голову и разглядывая потолок. – Да ведь такую плиту не поднимут и пятьдесят человек! Как их туда взгромоздили? И чем они скреплены?

– Их поднимали и укладывали с помощью особых механизмов, – пояснил Полит. – Секрет этих механизмов сейчас утрачен, хотя подъемники для меньших тяжестей сооружают и наши архитекторы. А вот особо прочный скрепляющий состав делают и теперь – в обычную смесь песка, глины и воды добавляется древесный клей и яичные желтки.

– И вся чудовищная масса потолка удерживается на этих сорока колоннах? Вид у них могучий, и все же...

Ахилл стукнул кулаком по одной из прямоугольных колонн и снова глянул вверх.

– Ой, не делай этого! – воскликнул Полит. – У тебя, пожалуй, хватит силы ее свалить, и тогда...

Базилевс расхохотался. Он видел, что Полит искренне верит в его сверхъестественную силу, и ему это польстило.

– Ну что ты, это невозможно! – воскликнул он. – И не на одной же колонне держится весь свод...

– Представь себе, это именно так!

Приамид серьезно посмотрел на базилевса, поймал его изумленно-недоверчивый взгляд и пояснил:

– Свод держится на сорока колоннах. Но главную опорную силу имеют только четыре центральные. Возле одной из них ты стоишь. Если свалить любую из всех прочих тридцати шести колонн, то, в худшем случае, рухнет одна из балок и часть плит. Но конструкция балок так устроена, что если упадет только ОДНА колонна из четырех центральных, причем ЛЮБАЯ из них, тогда разом рухнет весь свод зала. Это предание о «зале титанов» у нас было известно всегда, а уже при царе Приаме один из архитекторов проверил эти расчеты и подтвердил, что так оно и есть. Поэтому не бей, пожалуйста, по этой колонне: известняк довольно мягкий камень, а твой кулак и стену расшибет...

– И тогда мы все погибнем! – невольно нахмурившись, проговорил Ахилл. – А зачем это сделано?

Полит лишь развел руками, и вместо него ответила Гекуба, до сих пор почти все время молчавшая:

– Мы не знаем, что задумывали наши предки, создавая это невероятное сооружение. Быть может, то была грандиозная ловушка для возможных врагов, вздумай они захватить дворец. В любом случае, разрушить зал извне нельзя, и тот, кто разобьет колонну, действительно, погибнет сам...

Ее низкий и глубокий голос здесь, под этими сводами, среди громадного пустого пространства, звучал особенно сильно и красиво. Ахиллу нравилось слушать, как она говорит, так же, как нравилась ее плавная, легкая походка – она будто шла по воздуху, – ее движения, исполненные молодой, уверенной силы и изящества, ее лицо, затененное дымчатым золотистым покрывалом.

Что-то в Гекубе неведомым образом притягивало его, что-то, вовсе не связанное с ее женской красотою – Ахиллу никак не могла понравиться женщина, которая была двадцатью семью годами старше него. То было влечение, похожее на неосознанную тоску – он испытывал грустную нежность, непонятно чем вызванную. Ему было приятно, когда Гекуба с ним заговаривала, когда она шла рядом с ним, когда смотрела снизу вверх большими светло-карими глазами.

Они путешествовали по дворцу вчетвером (считая лекаря Кея, который все время отставал, исчезал, а потом вновь нагонял их). Но по дороге к ним то и дело присоединялся либо кто-нибудь из Приамова семейства, либо любопытные придворные, или рабы, которым тоже страшно хотелось поближе рассмотреть Ахилла. Они находили повод с чем-нибудь обратиться к царице или к Политу, а то предлагали поднос с бокалами подслащенной медом воды, или просто делали вид, что идут по своим делам и пройти часть пути вместе с царицей и ее гостем им пришлось чисто случайно...

Самые юные из Приамидов – Троил и Поликсена, появились будто из-под земли и уже не отставали, будучи уверены, что их не прогонят.

– Поликсена у нас самая маленькая, младшая, – небрежно сообщил Полит. – Ей все прощается, все позволяется. Вот она и вытворяет иногда все, что захочет. Поликсена, тебе не кажется, что это невежливо?

– А при чем тут я? – черные кудряшки Поликсены возмущенно запрыгали по плечам. – Я же с Троилом. Он все и решает.

– Вали на меня, вали! – буркнул мальчик. – Вот так войны и начинаются...

Выйдя из «зала титанов», они спустились на первый этаж.

Дворец Приама, единственный во всем городе, был трехэтажным, тогда как прочие дворцы и дома знати состояли из двух этажей, а вся остальная Троя была одноэтажной. Он представлял собою в плане пять прямоугольных зданий, среднее из которых выступало вперед. Это была центральная часть дворца, украшенная двумя портиками – один над другим, и ведущей к ним лестницей, отделанной дорогим желтым мрамором. Сам дворец был снаружи почти весь белый, только фриз и некоторые простенки украшали орнаменты и фрески. Прямоугольные крылья здания имели внутренние дворы и пристройки, их соединяли крытые галереи, а внутрь каждого двора выходили террасы. Внутренние дворы представляли собою прекрасно ухоженные садики, где росли, кроме всего прочего, и фруктовые деревья – их плоды постоянно пополняли запасы дворцовой кухни.

Правое внешнее крыло отличалось тем, что, единственное из всех зданий, было двухэтажным. «Зал титанов» располагался на втором этаже, первый занимали оружейные склады, кладовые и два больших винных погреба. Низкая галерея вела оттуда в первый этаж соседнего крыла, и тут Ахилла ожидало новое потрясение – за солидной, орехового дерева дверью располагалась знаменитая Троянская библиотека. Громадное помещение, в котором рядами выстроились массивные многоярусные полки, само по себе уже вызывало трепет. Полки были заставлены и заложены снизу доверху свитками и дощечками, таившими в себе бесценные сокровища человеческой памяти...

– Здесь письменные свидетельства, собранные за тысячу с лишним лет, – говорил Полит, ласково прикасаясь к деревянным опорам, трогая края полок. – Тут и пергаменты, и восковые таблички, которые нужно беречь от пыли, от излишнего тепла, чтобы воск не стал оплывать, от неосторожных рук... Тут и папирусы – хрупкие листы, которые без должного хранения не будут жить долго. История этой земли и других земель, подвиги героев, открытия мудрецов и путешественников, исследования лекарей, свидетельства о самых невероятных событиях – все написанное, что попадало на нашу землю за тысячу лет существования Трои, за время путешествий троянцев во все концы Ойкумены, за время торговых и военных сношений ее с другими странами и землями, – все собиралось и хранилось здесь. Никто уже не сможет теперь сесть и прочитать это за одну жизнь, даже владея всеми семью-восемью языками, на которых все написано. Но тем, кто будет жить потом, это хранилище может оказать великую помощь в постижении тайн, быть может, забытых, как забыт секрет создания «зала титанов». А ведь как знать? Чертежи неведомых нам механизмов тоже могут храниться где-то здесь, и кто-нибудь найдет их, и они станут великим открытием нового времени... Или над ними посмеются, если к тому времени люди научатся создавать приспособления куда более могучие и совершенные. Правда, интересно?

Его глаза сияли. Он был влюблен в библиотеку, и на миг в душу Ахилла закралось что-то похожее на зависть. Он подумал, что только эта любовь, только эта страстная приверженность к вечному, к памяти, к великим делам прошлого и настоящего, может чего-то стоить, во всяком случае, здесь, вокруг них, было настоящее бессмертие... Или это тоже иллюзия?..

– Если бы было время почитать! – воскликнул он невольно и покраснел.

– Так будет еще! – вскричал Полит и улыбнулся. – Вот наступит, наконец, мир, ты приедешь в Трою... ну, потом, побывав дома... И я тебе покажу самые интересные свитки и таблицы, и воспоминания наших мудрецов! Я и сам больше всего на свете хочу зарыться сюда по уши. Написать историю Троады, может быть, описать все войны, которые здесь бывали. И про тебя, Ахилл, я многое хотел бы написать.

– Представляю себе! – воскликнул герой.

– Не представляешь... Я знаю, что ты – необыкновенный человек. Но хотел бы написать обо всем том необыкновенном, что мы все в тебе увидели. Веришь, я и раньше думал, что ты можешь сделать что-то совершенно не такое, как делают люди! То есть... Словом, что-то, что не по нашим законам и привычкам. Понимаешь?

– Нет! – честно сказал Ахилл.

– И кто бы понял тебя, Полит, если ты выражаешь свои мысли так возвышенно и так туманно, что за туманом их трудно разглядеть? – вмешался вновь возникший в коридоре за их спинами Кей. – А вот и мое «царство». Моя аптека. Прошу!

И царский лекарь указал на крепкую деревянную дверь, к которой они в это время подошли. В стенной нише неподалеку от нее стояла на возвышении бронзовая статуя Аполлона, державшего в правой руке большую плоскую чашу.

Небольшие размеры двери невольно заставляли думать, что и помещение за нею невелико. Поэтому Ахилл едва не ахнул (в который раз за этот день), увидав громадных размеров комнату. Ставни на окнах были закрыты, и ее освещали массивные светильники. Комната была уставлена высокими ларями, полками и столами, на которых чего только не было! Глиняные и алебастровые чаши и сосуды, кувшинчики и горшочки самой различной формы, пустые либо чем-то заполненные и тщательно закупоренные пробками, а иногда и запаянные воском. Пучки трав, кореньев и цветов, плоды, свежие и сушеные, также сложенные в сосуды и корзинки, что стояли иногда и на полу – но каменный пол аптеки был чище самой чистой ванны... Столы были частью деревянные, частью – мраморные, но были и столешницы из простого полированного камня. На таких красовались жаровенки, а над жаровенками что-то варилось и кипятилось в небольших сосудах, и возле них хлопотали двое молодых людей, при появлении царицы отложивших ложечки и пучки трав и низко поклонились.

– Это мои помощники – Кандилл и Мелланип, – представил их Кей. – Оба – отличные лекари, но больше смыслят в ранах и швах, чем во всяких болезнях. Их учил не я, а война... А вон за теми столами обычно работают женщины – перебирают травы, подбирают по моим указаниям составы для разных лечебных целей. Сегодня царем объявлен праздник, и я отпустил их. А их работа бесценна! Вот, например… – он взял с одного из подоконников маленький круглый горшочек. – Это сложная смесь нескольких трав, пчелиного воска и самшитового мха, настоянная на уксусе. Средство представляет собою густую кашицу, которую мы наносим на раны, чтобы не допустить их воспаления и нагноения. С помощью этого состава можно очистить рану от гноя и ускорить ее заживление, хотя, разумеется, его свойства не идут ни в какое сравнение с волшебным действием того зелья, что было у тебя, Ахилл. Здесь, – Кей указал на широкий мраморный стол, – женщины нарезают полоски чистейшей ткани для бинтов и делают пластыри с помощью птичьего клея. Я исследую и свойства некоторых снадобий, указанных в старинных рецептах, и порою прихожу к выводу, что в них нет никакой целебной силы, а их якобы замечательные особенности – не более, чем плоды древних суеверий. На полках и в ларях хранятся самые ценные смеси трав, а также рецепты и инструменты. На каждом ларе висит пергамент с перечислением того, что в нем лежит, а внутри – указания, как этим пользоваться.

– Как интересно! – искренно воскликнул Пелид. – Я слыхал об аптеках, но никогда их не видывал... А почему ставни закрыты? Ведь сейчас день.

– День, и на улицах полно пыли, которая может попасть внутрь и все нам перепортить, – ответил Кей. – По утрам и вечерами мы отворяем ставни – но, видишь, на окнах еще и решетки. Это затем, чтобы сюда никто посторонний не забрался.

– Посторонний?

– Ну да, – кивнул лекарь. – У меня ведь и яды хранятся, и... здесь много чего есть. Зачем же мне дрожать над каждым ларем? Мало ли, кому что взбредет в голову?

Покинув аптеку, Гекуба и ее спутники вновь поднялись на второй этаж дворца, но уже в другом его крыле.

Здесь снова было светло и нарядно. Широкий, расписанный сценами охоты коридор вывел в длинный белый зал, весь уставленный мраморными статуями богов и высокими цветными вазами, затем – мраморная лестница, но она вела не на другой этаж, а в центральную часть дворца. Один из ее залов был без окон и освещался огромным отверстием в потолке, под которым был расположен мраморный бассейн.

– А третьего этажа там разве нет? – спросил Ахилл.

– Нет, там терраса, – ответила царица Гекуба. – Она заканчивается как раз над этим отверстием. Но когда идет дождь, из промежутка между ее перекрытиями выдвигается деревянный настил и прикрывает люк. А теперь… – тут она улыбнулась своему гостю. – А теперь – тронь воду рукой!

Ахилл потрогал и изумленно посмотрел на царицу. Вода была теплой!

– Что это? Кто-то ее нагревает?

Гекуба засмеялась.

– Ну, что ты! Это просто вода из горячего источника. Он находится в горах, в девятнадцати стадиях отсюда.

– В девятнадцати стадиях?! – переспросил Ахилл. – Это значит, за пределами стены?! Но...

– От источника проведен подземный акведук – это такой небольшой канал, глиняная труба, точнее – десятки соединенных между собою труб. По ним вода из горячего ключа течет во дворец. По пути она, конечно, охлаждается, но не так сильно – глина хорошо сохраняет тепло. В бассейне есть отверстие для стока воды, так что она все время обновляется. И она всегда теплая. Мои сыновья до сих пор обожают здесь купаться, как любили это делать, когда были маленькими... Троил, что ты делашь?!

– Подтверждаю твои слова, матушка! – закричал мальчик и, как был, в праздничном, белом с красной оторочкой хитоне, в сандалиях, кинулся в воду.

– Вот сумасшедший мальчишка! – закричала царица, кажется, по-настоящему рассердившись. – Ты что же это позоришь нас при нашем госте?!

– Я ничего плохого не делаю! – отозвался юный озорник, барахтаясь посреди бассейна. – Разве это позор, матушка, что твои сыновья любят чистоту? Уф! Поликсена, что ты стоишь? Иди ко мне! Можно подумать, ты сюда никогда не ныряла!

– Отстань от меня! – воскликнула царевна, краснея. – Только этого мне и не хватало... Скачешь в воду, как лягушка, да еще в одежде!

– А где ты видела одетых лягушек, сестра?! – завопил Троил и брызнул в девочку пригоршней воды.

– Хватит! – теперь Гекуба говорила, не повышая голоса, но так строго, что у шалуна сразу пропала охота продолжать свои выходки. – Живо вылезай и ступай переодеваться. Ты понял?

– Да, мама, прости!

Троил выбрался из бассейна и, оставляя на полу лужи и ручейки, убежал в один из отходивших от зала коридоров.

– Странно! – тихо проговорил, между тем Полит. – Троилу скоро шестнадцать. Он вырос во время войны. И именно он из всех нас самый смешливый и озорной. Я не могу этого понять...

– Что тут непонятного, Полит? – пожала плечами царица. – Он такой не потому, что война, а просто потому, что он такой. Такого я родила.

И, посмотрев на Ахилла, добавила:

– Они все разные. Все мои сыновья. Их ведь было куда больше! Но чем-то они друг на друга похожи. Только Парис не похож на них всех...

Произнеся эти невольно вырвавшиеся слова, она поспешно поправила на голове покрывало и своим скорым шагом, легким и твердым одновременно, пошла к выходу из зала.