После того, когда Марк приказал выдать тела, война приобрела неожиданный оттенок, может, нерасторопной, но неотвратимой погони за тенью. Войско квадов, ведомое Ваннием, кружило по пустынной местности, петляло, ставило засады — местное население задолго до появления неприятеля покидало деревни и пряталось в лесах. Квады угоняли стада, жгли жилища. Летучие отряды пытались отбить обозы. Эти булавочные укусы особого вреда вымуштрованной, набравшейся боевого опыта римской армии не доставляли. Перевес в силах был на стороне вторгшихся легионов. В конце мая, однако, лазутчики донесли, что к неприятелю начали подходить дружины окрестных князей. В Богемию и Моравию потянулись воины с севера, а также из горных местностей к востоку от Моравии. В той стороне брали начало реки Виадуа (Одер) и Вистула (Висла).

Вторжение всколыхнуло всю неисчислимую массу диких племен к северу от Данувия. Появление римских легионов на заповедных территориях окончательно разделили народы на тех, кто считался приверженцами и союзниками Рима, и на тех, кто решил взяться за оружие. Поток сообщений, поступавший к императору и нараставший день ото дня, не радовал — врагов оказалось куда больше, чем это виделось из приграничных крепостей и обустроенных военных лагерей правого берега. Союзники римлян — племена бойев и родственных Катуальде котинов — пока сдерживали натиск пришлых, но как долго это могло продолжаться, никто не мог сказать.

Как-то в разговоре с Пертинаксом и Септимием Марк признал, что допустил промашку, не придав значения словам Бебия насчет непредсказуемости поведения германских племен. Ранее вражда и междоусобица среди варваров казались надежным залогом осуществления главной цели стратегического плана — организации двух новых провинций и возведения оборонительной линии или иначе лимеса вдоль Вистулы вплоть до берегов Свевского моря.

Предполагалось, что можно будет бить варваров по одиночке — квадов и маркоманов в Богемии и Моравии, гермундуров и наристов у истоков Эльбы, озов и буров в Словакии и по течению ее рек. Со временем можно будет добраться до виктуалов и лангобардов, занимавших земли по среднему течению Эльбы, Одры и Вислы. И, наконец, приструнить свевов, готов, вандалов, обитавших в Поморье. Эта задача казалась достойной великого Траяна, разгромившего даков в большой излучине Данувия и продвинувшего границы империи до Карпат и в восточные степи. В Карнунте, тем более в Риме, легко было увериться в том, что, играя на противоречиях между племенами, подкупая одних и угрожая другим, всего за несколько лет можно будет добраться до Свевского моря. Теперь же угроза полномасштабной и жестокой войны с многочисленным, пусть даже и не совсем организованным варварским миром, обозначилась отчетливо, во весь рост.

Император, заметив, как погрустнели Пертинакс и Септимий Север, добавил, что не стоит поддаваться унынию. Есть в этой грозовой, помрачающей душу грандиозностью задач перспективе и бодрящий, внушающий уверенность в конечной победе, просвет.

— Славьте богов! — заявил он своим полководцам. — Мы прозрели сейчас, этим летом, на вражеской территории. У нас в подчинении самая мощная армия, какой не было у Траяна, а может, и у Тиберия. Вот почему мы можем смело глядеть в лицо опасности. Представьте на мгновение, что варвары, соединившись, нежданно — негаданно, во времена внутренней смуты, в момент слабости верховной власти обрушились бы на Рим. Вспомните, что творилось в столице пять лет назад, когда маркоманы, квады и прочая сволочь перешли Данувий и подошли к Аквилеям. Какая в городе началась паника!

Пертинакс угрюмо промолчал, а Септимий Севере не выдержал, в сердцах стукнул кулаком по столу, на котором были разложены карты местностей, называемых Богемией и Моравией.

— Что же делать? — глянув на императора, спросил он.

— Прежде всего, сохранять благоразумие. Отложим на время поход на север. Наша первоочередная задача состоит в том, чтобы как можно скорее навязать врагу генеральное сражение. Преимущество на нашей стороне. Шесть вымуштрованных, набравшихся боевого опыта легионов, более двадцати тысяч солдат в союзных отрядах. Причем, благодаря вашим усилиям, эта войсковая масса сплочена, обучена. Моим — прекрасно снабжена и вооружена. Прибавьте сюда надежность тыла, наличие переправы на родной берег, накопленные за год запасы продовольствия и вооружения. Не так уж плохо мы почитали богов, не так плохо мы живем, чтобы варвары смогли победить нас.

Император сделал паузу, как бы привлекая внимание собеседников к своим словам.

— Сейчас о главном. Армию необходимо разделить и постараться как можно быстрее отыскать ставку Ванния, окружить его и принудить вступить в бой. С этой целью организовать широкую разведку, ежедневно отлавливать языков, использовать всех, кто свободно изъясняется на местном наречии.

Между тем жара и сушь по — прежнему досаждали римлянам. После полудня маршировать в доспехах становилось невыносимо, поэтому вставали с рассветом, в середине дня устраивали долгий привал, затем, когда спадала жара, шагали до вечера.

За две недели похода несколько раз налетали грозы, однако кратковременные, пусть даже и обильные дожди не могли сбить жару. С другой стороны, грунт повсеместно затвердел, это способствовало повышенной скорости передвижения войск. Даже болота — бич этих мест — заметно подсохли и стали проходимы. Все, казалось, благоприятствовало выполнению нового замысла.

В начале июня армия передовыми отрядами вышла к бургу Ванния. Бой был короток, деревянную крепостцу сожгли, и с того дня началась погоня за удиравшим от римлян царем квадов. Разведчики и передовые конные отряды висели на хвосте у предводителя германцев, вынужденного отступать в труднодоступные, дикие места.

Вскоре войску открылись три невысоких, лесистых кряжа, огибавших широкие и плоские котловины. Их вершины были пологи, склоны обрывисты. Хребты смыкались у господствующей в тех местах вершины. Там проходил водораздел между потоками, устремлявшимися к Данувию, и теми реками, которые несли свои воды в Свевское море. Туда, к перевалу, ведущему в долину Одры, как раз и спешил Ванний. Марк и Пертинакс следовали за ним по пятам. Два легиона под командованием Септимия Севера двигались западнее и должны были замкнуть выход из этих диких мест с севера.

На девятый день июня главная колонна римлян, возглавляемая императором и Пертинаксом, добралась до широкого прохода между хребтами. Здесь и встали лагерем на берегу горной речушки, вырывавшейся из горных ворот.

Ночью, посоветовавшись, решили двигаться дальше и ранним утром по холодку легионы втянулись в суживающийся, извилистый проход. Скоро войско добралось до узкой горной долины, дальней оконечностью упиравшейся в боковые отроги хребтов. Там, на скалах, разведчики столкнулись с постами Ванния. После недолгой перестрелки из луков и обмена руганью и оскорблениями воины разошлись.

Здесь решили разбить лагерь. Префект осмотрел местность, затем доложил свои соображения императору и Пертинаксу.

Окружающая территория была чрезвычайно живописна и представляла собой обширную, чуть покатую луговину с обильным и крепким травостоем. Луговина была вытянута в длину. Прямо, в той стороне, где котловина упиралась в скалы, за которыми прятался Ванний, рисовался водопад; там же обнаружился проход, по которому ушел предводитель квадов. По левую руку долина отделялась от обрывистых, залесенных склонов глубокой промоиной, по которой к горным воротам устремлялся ручей — источник вкуснейшей воды. Справа долину ограничивали невысокие, но местами трудно преодолимые, почти отвесные откосы. Скаты поросли вековыми соснами, буковыми рощами, редкие деревья сбегали и на плоское дно, так что материала для обустройства лагеря хватало. Удивляла, правда, неожиданная жара, встретившая войско на высоте. Зной здесь сгущался до нестерпимой духоты, может, потому, что ветру трудно было проникнуть в котловину.

Марк вопросительно глянул на префекта фабров. Тот доложил, что до воды добраться несложно — здесь саперы подрубят склон, там поставят лестницу…

Марк не сразу дал согласие на устройство лагеря — то ли эта иссушающая жара тревожила Марка, то ли не по сердцу пришлась ему нелепая посреди войны безмятежность, романтическая красота окруженной горами луговины. Подозрительным показался ему и громкое, назойливо — сладостное щебетанье водопада. Посоветовался с Пертинаксом, с легатами и центурионами. Члены претория вразнобой, но согласились, что место удобное, есть вода, дрова.

Приказал привести проводников. Те в один голос принялись уверять императора, что предводитель квадов сам загнал себя в ловушку. За скалистыми откосами хребты сближались, подходящих пастбищ выше не было, поэтому не было и дороги, разве что охотничьи тропы, по которым не то, что обозы, лошадей трудно провести. Пертинакс, совместно с легатами лично осмотревший скалы, доложил, что препятствие не так страшно, как могло показаться издали. Если использовать метательную технику и учитывая превосходство римлян в лучниках, откосы вполне можно штурмовать. Его воины и не такие препятствия брали.

Император дал добро и в преддверии решительного штурма, легионеры занялись обустройством стоянки.

Беда обнаружилась на следующий день перед закатом, когда внезапно стих говорок падающего с высоты потока. Повара, отправившиеся за водой, вернулись ни с чем. Весть о том, что ручей иссяк, сразу достигла императора. Марк поспешил к промоине, оглядел оглаженные водой, а теперь на глазах подсыхавшие камни, сразу уловил — вот оно! Что случилось с ручьем, куда подевалась вода, ответ даст завтрашний день, но теперь, по крайней мере, ясно, почему Ванний позволил загнать себя в так называемую ловушку.

Еще не в полной мере оценив масштабы надвигавшейся катастрофы, Пертинакс на следующее утро дал команду двум когортам обеспечить свободный выход из долины. Каково же было удивление римлян, когда они обнаружили, что за вторым поворотом извилистый проход оказался перегорожен. За ночь варвары успели прорыть ров и возвести бревенчатый вал, перекрывавший путь к подножью хребтов. В полдень выяснилось, что германцы собрались в горах в неисчислимом количестве. Особенно много их было у баррикады, преграждавшей выход из предательской, лишенной воды котловины. Впрочем, не менее густыми казались и толпы квадов, засевших с противоположной стороны, на скалистых откосах, а также оседлавших окружающие вершины. Кто-то из лазутчиков, сумевший перебраться через скалы, добавил уныния, сообщив, что по ту сторону Ванний перегородил ручей и пустил поток по другому руслу.

До заката солнца на виду у передовых застав германцы дерзко транжирили воду, брызгали друг на друга, поливали бревна — мол, теперь их не зажечь. Римляне попытались послать гонцов, чтобы те пробрались через порядки варваров и отыскали Септимия, возглавлявшего вторую колонну. Пусть тот поспешит на помощь. Перед наступлением темноты под дикие завывания германцев, на виду у римского лагеря все посланные лазутчики были обезглавлены.

Запоздал и отданный Пертинаксом приказ экономить воду. Как всегда, когда воды вдоволь, никому особенно не хотелось пить, но теперь, когда обнаружилась нехватка влаги, жажда донимала все сильнее. Скоро питьевой воды в лагере вообще не осталось. Преторий совещался всю ночь. Кто-то вспомнил о чародее Арнуфисе.

Вызвали чародея. Пертинакс спросил, что тому нужно, чтобы вырвать у богов долгожданную грозу. Египетский жрец, заметно сникший за эти два дня, потребовал быка и пару хряков для совершения магических действий. Иначе, заявил он, Гермеса Эрия не ублажить. Присутствовавший на заседании Фрукт возмущенно хмыкнул. Пертинакс же напомнил чародею, что тот хвалился голыми руками добывать огонь из воздуха, выжимать воду из камня, договариваться с демонами и направлять их злобу на врага. При этом ни о каких быках, тем более кабанах, уговора не было. Римлянам самим нужны жертвенные животные. Завтра император в качестве главного жреца совершит жертвоприношения. А ты, пригрозил Пертинакс, очень постарайся, если не хочешь, чтобы тебя сожгли за обман, лукавство и бессилие в магии.

Затем был утвержден план на завтрашнее сражение. Два легиона и отряды лучников атакуют бревенчатую стену и завалы из камней, один легион и вспомогательные отряды прикрывают тылы и сдерживают Ванния, Пятый Флавиев — резерв. Было ясно, что квады непременно ударит сзади. Следовало помочь им утвердиться в этом роковом заблуждении. Главное, поскорее, пока жажда не лишит солдат сил, выманить их на открытое место. В прямом столкновении у германцев не было шансов. Кроме того, были назначены особые группы для овладения возвышенностями, кольцом охватывавшими долину. Этим следовало заняться еще до рассвета.

После совета Марк, как всегда испытывавший бессонницу, не удержался — вышел из шатра, глянул на небо. Мелкие тусклые звезды смотрели злобно, вызывающе. Император вздохнул, было ясно, поддержки от них не дождешься. Тайного знака то же. И каким небесным явлением мог бы обернуться подобный знак? Падающей звездой? Но звезды — это горячие, похожие на солнце, небесные тела, медленно вращающиеся вокруг шарообразной Земли по предназначенным им мировым логосом сферам. Что пророческого могло быть в их движении? Вот завтрашние гадания другое дело, но в их полезность тоже слабо верилось. Разве что Арнуфис вымолит дождь?..

Постоял, прикинул — все ли сделал, все ли предусмотрел? Кажется, все, что в человеческих силах. Теперь слово за богами. С этой смутным, комканым итогом вернулся в палатку. Феодот уже заправил лампу, приготовил чернильницу, листы бумаги. Сам улегся у входа. Устроился на боку, подпер голову рукой, согнутой в локте, уставился в оба глаза на хозяина.

Марк взял перо, провел линию, потом оборвал ее, некоторое время помедлил. Наконец принялся писать. В этот момент заметил на соседнем столике серебряный кубок. Глянул в сторону все еще бодрствующего Феодота, спросил.

— Что в кубке?

— Вода, господин, — ответил грек. — Пей. Я отпил немного, попробовал. Все в порядке

— Я свою порцию выпил. Эта откуда?

— Это моя. Пей. Ты же будешь до утра сидеть.

— А как же ты?

— Впервой, что ли на объедках да на опивках перебиваться. Привык.

— Ну — ну, — Марк кончиком гусиного пера почесал висок, потом спросил. — Что не спишь? Боишься, завтра германцы поджарят тебе пятки? Смотри, проиграем битву, отведут тебя в священную рощу и кишки выпустят. Тогда уже не поехидничаешь.

— Победа или смерть — дело Божье.

Марк усмехнулся его простоте. Ему бы так. Он глянул на кубок. Очень хотелось пить. Марк потянулся за кубком, неловко задел его и тут же отдернул руки. Оцепенев от ужаса, проследил, как полная чаша, выплескивая воду, не торопясь ударилась об пол, покатилась по полу.

Феодот вскочил, как мальчишка, бросился к хозяину, с ходу облобызал нерасторопные пальцы. Марк невольно отдернул кисть, а слуга, словно в бреду, радостно и быстро заговорил.

— Загадал я, хозяин! Загадал. Если Марк опрокинет кубок, будет нам удача.

Марк выдернул руку, отвел ее за спину, потом строго заявил.

— Оставь, Феодот. Это — глупое и бессмысленное суеверие.

— Ну и пусть! — торопливо зашептал слуга. — А я загадал! Не хочу, чтобы мне поджаривали пятки, выпускали кишки. Они мне самому пригодятся Я знаю, я верю, если загадал, исполнится. Твоей рукой, господин, боги опрокинули сосуд.

Феодот вернулся на лежанку, полежал на спине, что-то пробормотал про себя, затем умиротворенно отвернулся и скоро заснул.

На том всякое желание работать кончилось. Марк испытывал смущение и даже некоторый трепет в душе, какой нападал на него в момент общения с чем-то потусторонним, явившимся из мира идей. Такое случалось, в этом трудно было сомневаться. Откуда, например, являются сны? Куда уводит фантазия? Он внимательно оглядел руку, пальцы, линии на ладони, перевел взгляд на успокоившегося Феодота. Глянул на бумагу, еще раз перечитал записи, убедил себя — все верно, но сухо, плоско, вне связи с чем-то залетным, только что прошелестевшим рядом. Даже если теоретически это и суеверие, то чувства, испытанные им в эту минуты, были реальны. В этом себя не обманешь!

Он помаялся, принялся вышагивать по шатру, затем выглянул на улицу. Звезды почти совсем растворились в желтоватой дымке. Марк с укором обратился к ним — все молчите? Затем простер, показал им растопыренные пальцы — ну, молчите, а рука, вот она. Боги, вот они, рядом.

Утро, несмотря на все усилия Арнуфиса, выдалось зловещее. Жрец спрятался у себя в палатке и на оклики не отзывался. Пертинакс в сердцах крикнул посланным за ним преторианцам — ну его! Сами разберемся.

За ночь жара едва спала, и солнце, появившись над вершинами, начало жарить во всю летнюю силу. Желтовато — серая мгла встала над луговиной, и в этой мгле с восходом послышалось заунывное и все более нараставшее пение. С каждой минутой боевая песня германцев становилась все громче. Затем сила звука неожиданно ослабла, потом вновь начала усиливаться. Это заунывное, усиленное тысячами щитов, которые германцы приставляли ко ртам, гудение, произвело жуткое впечатление на римское войско. Пришлось центурионам усиленно поработать палками, чтобы восстановить строй, придать новобранцам бодрость духа и смелость.

Перед самой атакой в боевых порядках Двенадцатого Молниеносного легиона, выстроенного перед входом в ущелье, которое замыкали ров и бревенчатая баррикада, появился человек с крестом в руках. Он не спеша вышагивал между рядов, осенял крестным знамением тех, кто обращался к нему за напутствием, что-то говорил солдатам. Те, кто осеняли себя крестным знамением, вставали на колени. Человек был наряжен в хламиду, голова покрыта краем плаща. Так он добрался до последнего в строю бойца, свернул в следующий промежуток и двинулся вдоль шеренги в обратном направлении. Кто-то из непосвященных центурионов взялся было за палку, но Фрукт, примипилярий Двенадцатого Молниеносного легиона, сопровождавший святого отца, пригрозил им. Гаркнул так, что и германцы на склонах притихли. Марк жестом остановил распалившегося было Пертинакса.

— Оставь, Публий. Morituri Deum salutant. Идущие на смерть приветствуют своего мученика. Пусть их!

Обойдя передовые шеренги, Иероним вошел в ряды стоявшего за ним Пятого легиона. Здесь единоверцев было немного. Редко, кто встал на колени и принял благословение в Четырнадцатом Победоносном. В вексиляциях, набранных в Паннонии, христиан нашлось поболее. Закончив обход, Иероним взобрался на возвышение, поднял руки. Все, кто стоял на коленях, поднялись, как один.

Они запели так: «Те Deum laudamus…»

Тебя, Боже, хвалим!

Марк дождался окончания церемонии, потом коротко бросил Пертинаксу: «Начинай, Публий!» и отошел в сторону.

Пертинакс поднял и резко опустил руку. Запели боевые трубы, им помогли тубицины, затем рожки. Лающими короткими окриками отозвались центурионы. Вздрогнули и поплыли штандарты, вексилумы с номерами когорт. Послышался мерный, глухой топот. Он нарастал, скоро шаги идущих в ногу солдат начали сотрясать почву.

Теперь истошно, нестройно, даже как-то по — детски завыли германцы, но их нескладный рев не смог заглушить звуки набиравших темп шагов. Германцы, укрывшись за стеной, осыпали римлян тучами стрел. Выходить в поле и вступать в решительную схватку они не спешили. Затаились и те, кто располагался на возвышенностях. Марк про себя отметил воинский дар Ванния — варвар понимал толк в тактике. Царь квадов старался затянуть сражение, полагая, что чем ближе к полудню, тем отчаянней будет положение неприятеля.

Первый натиск был отбит с малыми потерями для римлян. Построения, называемые «черепахой», добравшиеся до рва, остановились, затем также неспешно отступили. Нечем было заваливать ров. Все пригодные деревья были вырублены при устройстве лагеря, камней на луговине было мало. Каменные россыпи виднелись ближе к скалам, но туда просто так не подступиться. Варвары по — прежнему не спешили вступать в бой и стрельбой из луков старались не подпускать римлян к скатам.

Наступило затишье. Душераздирающе ржали страдающие от жары кони. Между тем Бебий продолжал взывать к Господу.

Тогда вдруг и потянуло ветерком. Марк, сидевший в сторонке, первым почувствовал, как шевельнулся воздух. Шевельнулся робко, нехотя. Затем зашелестела трава, травинки качнули головками.

Пертинакс отдал приказ разбирать укрепления лагеря. Не участвовавшие в атаке легионеры мигом принялись вытаскивать бревна, колоды, складывать на повозки нарытую еще прошлым днем землю. Туда же швыряли палатки и все, что могло пригодиться для засыпки рва. В дело пошли также личные вещи.

К началу второй атаки уже начало задувать основательно. Иероним словно подгонял бурю.

Последовало еще несколько громовых раскатов. Гроза топала по небосводу, приближалась, спешила. Небо еще было чисто, однако очень скоро с севера начали стремительно наплывать ангельской белизны облако. Окладистое, клубящееся по краям, оно упорно тащило за собой исполинскую, черную, содрогавшуюся от зарниц тучу.

Ванний не выдержал. По вершинам прокатился рев охотничьих рогов, и с варварской неодновременностью, вразброд дружины германцев начали беспорядочно сбегать с ближайших вершин и с ходу врезаться в боевые порядки римлян. Полезли вперед и те, кто прятался за бревенчатой стеной.

Марк с удовлетворением отметил первую и, возможно, роковую, ошибку варваров. Им следовало дождаться грозы. Следом император с удивлением спросил себя — отчего он так спокоен? Сидит себе в сторонке, дожидается ливня, оценивает поступки Ванния и с легкостью справляется с дурманящим холодком страха, выползавшим из сердца. Уж не поверил ли он словам Феодота? Этого старого гречишки?! Доморощенного мудреца? Досадливо отмахнулся от суеверия, выругал себя — неужели и ты поднабрался всяких глупых объяснений, поверил в чуждые римскому духу приметы? Ведь при утреннем гадании внутренности жертвенных животных ясно подсказали, что победе быть! И дым от сжигаемых даров устремился к небу столбом, при чем здесь опрокинутый кубок! Тем не менее, спокойствие удивляло. Только руки била крупная, едва скрываемая дрожь.

Воины в рогатых шлемах, кольчугах, с огромными щитами, вооруженные копьями — фрамеями, — великаноподобные, бородатые, — спрыгивали в ров, с ревом взбирались на северную кромку. Готы навалили бревна и по этому рукотворному мосту неспешно перебирались на вражью сторону, переводили туда коней. На плечах несли тяжеленные двуручные мечи. Выстроившись клином, они двинулись на Двенадцатый Молниеносный.

Тогда и ударил ливень. С неба хлынули потоки воды. Те, кто пока не участвовал в поединках, набирали воду в шлемы, в щиты. Пили и те, кто отражал удары. Воины сражались, ловили ртами капли воды, их сменяли вволю напившиеся. Всадники поили лошадей из шлемов. Вот когда сказалась выучка легионеров. Приказы были редки, точны, каждый знал маневр своей центурии. По приказу римляне на ходу меняли боевые порядки — уставшие подразделения отводились в тыл, им на смену выбегали свежий бойцы. Центурионам в тот день было мало работы, они рубились как рядовые солдаты. Рубились так, что от варваров, даже самого богатырского вида, то и дело отлетали руки, ноги.

Дождь поливал изо всех сил. Трава под ногами скользила. Неожиданный блеск молнии, ударивший в ближайшую вершину, ослепил сражавшихся людей. Оглушительный удар грома накрыл вопли, крики, уханья, ахи и мольбы о помощи. Битва на мгновение замерла, затем закружила с новой силой. С того мгновения молнии принялись бить без перерыва. С неба вперемежку с каплями дождя посыпался крупный град. Ослепительные вспышки разрывали наступившую мглу, извилистые разряды то и дело помечали ту или иную вершину. Германцев, оставшихся на высотах, охватила паника. Спасаясь от ударов молний, не слушая вождей, они помчались вниз, сломали боевой порядок соотечественников, пытались укрыться в толпе легионеров, покорно гибли под их мечами.

Когда на одном из склонов от огня, упавшего с неба, запылала роща, варвары были окончательно сломлены. Те, кто был поближе к баррикаде, смешав ряды, бросились под ее защиту. Их трупы на глазах заполнили ров, так что передние ряды солдат смогли беспрепятственно подобраться к самому завалу и начать разбирать его.

Марк, в тот момент оглядывавший поле битвы и окружавшие котловину вершины, обратил внимание, что через щель, откуда ранее вырывался водопад, вдруг начала сочиться вода. В следующее мгновение вскочил со стула, бросился к Пертинаксу и закричал.

— Отводи людей! Немедленно отводи людей!!

Он указал на скальный откос, на щель, через которую с нарастающей стремительностью вдруг побежала вода.

Пертинакс не медля дал сигнал к отступлению. Завыли длинные прямые тубы, их рев поддержали похожие на рога корны, передавшие команду по когортам. Легионеры, сражавшиеся у самого завала, команду выполняли неохотно. Центурионы вновь взялись за палки и начали отгонять солдат к правому краю луговины.

Вовремя!

Гигантская масса воды, по — видимому, прорвавшая запруду, с грохотом обрушилась в долину, заполнила собой прежнее ложе ручья, выплеснула на луг — передним солдатам вода дошла до щиколоток — и набегающим валом помчалась вниз. Там, где стены промоины оказались невысоки, вал вырвался на простор и мгновенно смыл правую часть стены.

Между тем Четырнадцатый легион и вексиляции, сумевшие окружить войско Ванния, сбежавшее с откосов, продолжали резню. Германцы попытались отхлынуть вверх по склонам, однако стремившиеся оттуда мощные потоки воды смывали всех, кто пытался найти спасение на вершинах.

В течение нескольких часов все было кончено. Когда небо очистилось от туч, удивленное солнце глянуло на потоки крови, струившиеся по траве. Трупы во рву плавали в какой-то невообразимой кровавой каше, сдобренной россыпью крупных алых градин.

Вечером, армия направилась к выходу из долины. Двигались медленно, обоз обременяли тысячи пленных. Ваннию, правда, удалось ускользнуть. Посланная погоня так и не сумела одолеть намокшие крутые склоны и повернула обратно, побоявшись быть смытой накопившейся за завалом водой. Спустя три дня, уже добравшись до постоянного лагеря, Марк передал с гонцами записку Ариогезу. Приказал передать лично в руки.

«Будешь сослан в Африку вместе с семьей. В триумфе участвовать не будешь.

Марк».