17
Черниговский князь Святослав чуткой рысью ходил по терему: мягко ступал, сердито блестел очами, опасливо замирал, коварно гляделся. Князь был в раздумьях, отягощавших его голову не один год. Нынче раздумья были легки и радостны — из-за туч пролилось солнце. На сердце у князя стало горячо — скоро все решится.
Оплошал братец Изяслав.
Глупо оплошал, и грех пропустить без внимания его ошибку. Предательски оплошал, и безумством будет оставить все без ответа.
Святослав развернул грамоту, вновь перечитал написанное. «Поклонение и здравствование брату моему по роду и во Христе князю полоцкому Всеславу Брячиславичу от великого князя русского и киевского…»
— Великого князя, — гневно процедил Святослав. — Не бывать тебе более великим князем… Не заслуживаешь ты есть хлеб дедов и сидеть на отчем столе…
После утреннего совета с боярами, кумеканья о делах с ближней дружиной, Святослав хотел затеять конные скачки за градом, на Олеговом поле у древних могильников. Увядшая земля подсохла после осенней мокроты, отвердела — в самый раз звонко бить ее копытами.
На Руси забава на манер грецкой не приживалась, ибо катить за конем в пристегнутой маленькой тележке было смешно. Особо обхохочешься, когда повозку разобьет на ухабах вдребезги, а ездеца выкинет на всем ходу, так что все кости по пути растеряет. Строить же для оной забавы ровные огороженные площадки гипподромы, как в греках, еще смешнее. Ибо конь для простора и скачка для души. А душа русича на воле, в огороженных огородах ей не разлететься, не расправить крылья. Иное дело — состязания в скачке у степняков. Лети по степи вперегонки с ветром и птицами, гони кровь по жилам, задавай жару самому солнцу. Однако и этим русского не сильно зацепишь за душу. Что толку прогонять под собой версты без всякой цели? Скушно. Вот если за диким зверем скакать или от вражьей стрелы уходить, либо по княжьему поручению торопиться… Тут и с ветром вволю поговоришь и в звериную душу заглянешь, над врагом посмеешься и князю верно послужишь.
В скачках состязаться — баловство одно. Даже гордый князь Святослав Игоревич, быстрый как барс и храбрый как лев, не любил сего пустого дела. Черниговский Святослав уважал этого предка больше всех прочих. Но сын княгини Ольги был язычник и с греками только воевал, ни во что ставя их обычаи. Святослав же Ярославич, наоборот, хотел сравняться по высоте власти с византийскими василевсами и ни в чем им не уступать. Если греки находят гипподромы царской забавой, следует завести их и на Руси. Но, конечно, Чернигов для этого не подходит. Царской забаве нужен стольный град.
Однако о скачках на Олеговом поле князь забыл, едва на стол перед ним легла грамота старшего брата.
Советные бояре уже разошлись, остался один Твердила Славятич — будто бы для своего разговору, иных не касаемого. Прикрыв плотно двери, боярин посмотрел князю в глаза, слазил за пазуху и без слов выложил послание на пергамене.
Прочтя, Святослав ощутил легкий шум в голове и дрожание в руках.
— Как! — свирепо рявкнул он. — Мой брат сговорился с Всеславом против меня и Всеволода!!!
— Князь! Изяслав сделал тот самый шаг, отделяющий ненависть от любви, — хитро высказался Твердила Славятич, — и Всеслав из врага превратился в друга.
— Да как он додумался до такого — отобрать у нас наши земли!
Святослав в ярости смел со стола золотую корчагу и братину с ковшиками. Кувырнулось в воздухе блюдо с солеными заедками. Князь тяжело навис над разложенной грамотой, упершись в стол кулаками.
— Так ведь не впервой киевскому князю додумываться, — напомнил боярин. — Всеслава в поруб засадить после крестоцелования он тоже додумался. И думал-то недолго.
— На родных братьев умышлять! — бушевал Святослав, сбрасывая на пол остальную утварь с недопитым медом и прочими угощеньями. — Да кто он такой! Я!.. Слышишь, Твердила, я, а не он, должен быть великим князем! Хотя и родился он раньше, но стольным Киевом владеет не по правде… Не по уму и не по чести!
Князь шагнул к боярину и сгреб за грудки.
— Скажи мне, Твердила, не его ли оплевала чернь, когда отказался он снова биться с половцами после Альты? Не его ли погнали как шелудивого пса? Не он ли потом навел на Русь ляхов, чтобы грабили и жгли? И кто одолел куманов в тот год — разве он?
— Изяслав слаб и сознает это, — промолвил Твердила Славятич. — Боится он тебя, князь. Оттого и в тайный сговор со Всеславом пошел.
Святослав вдруг успокоился. Разгладил рубаху на груди боярина, поглядел под ноги и перешагнул натекшую из корчаги медовую лужу. Сел на лавку в стороне от следов буйства.
— Подай-ка грамотку, — попросил он Твердилу.
Еще раз прочитав, сложил аккуратно послание в четверть и сунул за пояс.
— Откель она к тебе попала?
— Сию грамоту перехватил верный человек на митрополичьем подворье. Князь Изяслав списался с полоцким через владыку Георгия. Оное письмецо, верно, не первое. Да и не последнее.
— И митрополит туда же! — скрипнул зубами Святослав. — А что за верный человек?
— Он радеет о твоей пользе, князь, но имени просил не говорить.
— Чего это? — удивился князь.
— До поры до времени, пока не сядешь в Киеве.
Твердила приложил ладонь к груди и склонил голову.
Святослав задумался.
— И то верно. Ты, Твердила, тоже молчи пока что обо всем этом. Особо воеводе ни полслова! Знаю я его, начнет мне в душу кисель заливать… Нет, братец киевский, киселя больше не будет у нас с тобой! — прибавил он ожесточенно.
— Что велишь, князь? — осведомился боярин.
— Пришли ко мне писца. Да скажи на дворе, чтоб готовили гонца в Переяславль, к Всеволоду…
Князь отворил дверь на гульбище. В сени ворвался злой зимний ветер. На лицо упали крупные снежинки и мгновенно оставили после себя мокрые капли — так горячи были мысли в голове Святослава.
Первый снег. Рой белых мух. Последнюю зиму зимовать Изяславу великим князем в Киеве.
Святослав прикрыл гульбище и отправился в детскую светлицу.
Увидев князя, няньки и кормилицы расступились в стороны. В деревянной бадейке купали годовалого княжича. Младенца держали стоймя и поливали из ковшика, а он надрывался ревом. Княгиня Ода была тут же, с беспокойством следила, чтоб не утопили дитятю.
Князь двинул мизинцем — няньки оставили младенца Оде и гуськом вышли из клети. Святослав показал сыну козу. Дите изумленно умолкло и схватилось ручонками за его палец.
— Когда, княгиня, будешь писать к своей матушке? — спросил князь молодую жену.
— Я писать любую седмицу, муж, — отвечала Ода, потупясь.
Княгиня еще не твердо знала язык Руси. И совсем не умела, а может, не хотела облачаться по-русски. Носила привезенные с собой иноземные рубахи, а шитые здесь хоронила в скрыне. Платок вокруг головы повязывала на латынский манер. Украшений же вовсе не терпела, и самое завалящее очелье было ей в тягость. Святослав без одобрения смотрел на ее привычки, но терпел — сродница германского императора все же.
— В будущий раз отпиши матери: пускай передаст своему брату королю Генриху, что я исполню мое обещание.
Святослав произнес это небрежно, сам же в душе смаковал каждое слово.
— Какое обещание, муж?
Князь подхватил мокрого младенца и поднял высоко на вытянутых руках. Дитя залилось нежным смехом.
— Когда я брал тебя в жены, то обещал императору Генриху, что вот он, наш сын, будет князем киевским. Великий каган Руси Ярослав Святославич!
Рожица младенца сделалась удивленно задумчивой. Ода поспешила отнять дитятю у отца.
— Великий кнес сей же час обгадит тебя, муж.
Она посадила сына на глиняный горшок, расписанный желтыми цветами.
— Это так? — спросила затем княгиня, заглядывая сбоку на Святослава. — У тебя, муж, четыре старший сын. Зачем их обойти? Они стать ненавидеть наш дитя.
— Это так, — покивал князь. — И об этом тоже отпиши. Пускай знает Генрих, на что я иду и чего лишаю своих сыновей ради его внука.
— Не внука. — Ода решительно помотала головой и стала подыскивать слова: — Племянного… двоеродного…
Святослав помог ей:
— Двоюродного внука. Генрих не станет смотреть на эту разницу, — заверил он жену и перешел к делу: — Мне нужно, чтобы император убедил польского Болеслава не привечать у себя Изяслава и не помогать ему ничем.
— Зачем не привечать? — озадачилась Ода. — Твой брат пойдет к Болеславу в гость?
— Нет, — усмехнулся князь, — Изяслав прибежит к нему побитым псом. Ему больше некуда будет бежать.
Княгиня окунула младенца в воду, обсушила пеленой и, закутав, уложила в колыбель.
— Почему так? — спросила она. — Зачем бежать? Я не понимать тебя, муж.
— Тебе и не нужно ничего понимать. Просто отпиши, как я сказал.
Святослав подошел к жене и бесстрастно поцеловал в лоб. Бывшая монастырка не сумела заменить собой наложниц. К счастью для себя, она не догадывалась об этом. Девок приводили в княжью изложню тайно. Княгиня же, проводя ночи одна, была вполне довольна. Верно, думала, что после рождения сына князю ничего более от нее не нужно.
Маленький Ярослав снова недовольно взревел. Ода заторопилась к сыну. Князь подобрал с пола бубенчик, вдумчиво звякнул им несколько раз и, зажав игрушку в кулаке, покинул светлицу.