20
Задубевшие, коричневые руки кузнеца неторопливо отсчитали полторы гривны кун в кошель Захарьи. Обоих холопов на черниговском торгу купили быстро и охотно. Не успел кузнец увести затосковавшего Гуньку, подошел толстый муж с гривной на шее, в серебряном поясе и с мечом на боку, со свитой из трех рабов. Хозяйским оком оглядел Несду, пощупал плечи.
— За сколь мальца торгуешь?
Захарья, увязывая кошель, не заметил объявившегося покупателя. Оборотясь, он сердито качнул головой:
— Отрок не продается.
— Хорошую цену дам, не продешевишь.
— Говорю же, не продается.
Захарья, оценив наряд мужа, старался говорить вежливо. Кто его знает, что за птица. Из боярских дружинников, не меньше.
— Ты, мил человек, не горячись, — молвил муж, явно настроившись на долгие уговоры. — Мне твой малец глянулся. Чистый, не сопливый. Не хворый. Силенка есть. А ну покажь зубы! — сказал он Несде.
Тот, затая дыхание, смотрел на отца.
— Это мой сын! — огрызнулся Захарья, не сдержался.
— Две гривны.
— Нет.
— Работа не тяжелая — в поварне помогать.
— Нет.
— Да ну тебя, дубина, — махнул дланью муж и пошел дальше меж торговых рядов.
Несда закрыл глаза, ощутив вдруг острую печаль. И сам не знал, чего в нем больше в этот миг — разочарования или облегчения. Захарья толкнул его в спину.
— Пошли.
Миновав торг, отец дал волю чувствам: наградил сына затрещиной.
— Сколь тебе говорил — не одевай посконину да рванину. Доколе меня позорить будешь?
— Прости, отец, — прохрипел Несда, едва удерживая слезы.
— Мне от твоих повинных чести не прибавится, — брюзжал Захарья, шлепая по лужам на мостовой после недавнего дождя. — Перед Истратом срамно. Думает, будто я тебя в черном теле держу. Его челядь над тобой смеется. Девки в кулаки прыскают!
Истрат был отцов знакомец, также торговый человек. У него обосновались в первый же день, как пришли из Киева. Дородный купец и жену имел под стать себе, дебелую, неохватную. Дочки его, аж шестеро девиц, на худость телес также не жаловались — все как одна похожи на крепкие бочонки, от двух с полтиной локтей до малой сажени в высоту. Захарье с сыном купец выделил нежилую клеть рядом с челядней. Но обиняками дал знать, что помещение ему может вскоре понадобиться, другого же в доме нет. Разве во дворе поискать, в амбарах.
Захарья побоялся признать, что Истратовы челядь и дочки смеются не только над Несдой.
Назавтра, с раннего утра, он велел сыну надеть суконные порты, рубаху с вышивкой, шапку и сапоги. Свои наряды отрок позабыл бы в Киеве при внезапном бегстве, но Захарья обо всем помнил.
— Пойду тебя в люди пристраивать, — сказал отец. — Хватит, набаловался бездельем.
Конь у них был один на двоих, потому пошли пешком — до окольного града, а там до детинца, где стояли княжий двор и усадьбы ближних бояр. Однако иметь дело с княжьим тиуном Захарья не решился и постучал в ворота воеводы Яня Вышатича. Перед крыльцом терема они долго ждали, когда выйдет дворский тиун. Под неприветливые взгляды кметей с непривычки опасливо наблюдали за жизнью усадьбы. По двору сновали холопы, торопились или, напротив, не спешили дружинные отроки. Прошмыгивали девки с ведрами, перинами и корзинами стиранного тряпья. Конюх прохаживал коней и подмечал, какого надо перековать.
— Эй, ты, что ли, меня спрашивал?
Захарья обомлел, увидав перед собой вчерашнего толстого мужа, торговавшего Несду.
— Я…
— А, это ты, — узнал его муж, оказавшийся дворским управителем боярина Яня Вышатича. — Надумал мальца продать?
— Сын это мой, — повторил Захарья словно бы униженно и подтолкнул Несду вперед. — Я сам купец. Ныне в тяжком положении пребываю. Отрока хочу в дружину отдать, чтоб при деле был.
— Маловат твой отрок для дружины, — с сомнением сказал тиун. — Годов сколько?
— Тринадцать.
— Маловат, — причмокнул дворский и, сунув большие пальцы рук за пояс, стал прохаживаться туда-сюда. — Воеводе такая мелочь не надобна. — Он еще походил немного и крикнул молодому кметю: — Эй, Улар, дай-ка мальцу меч.
— Не надо, — затряс головой отец. — Не нужно меча. Не привычен он к оружию.
— Совсем интересно, — удивился тиун. — Что ж ему в дружине делать? Ты зачем меня морочишь, купец?
— Прошу, — угрюмо твердил Захарья, — возьми отрока в дворскую службу. Он разумен, книжную грамоту знает. В обучение при Святой Софии в Киеве ходил. Хоть мятельником служить будет.
— Ну так и веди его на княж двор! — тиун нетерпеливо взмахнул руками. — Там этих бездельников-мятельников довольно, еще одного никто и не заметит. А не то милостником определи к князю — будет работать как холоп, зато свободный. У воеводы и своих книгочеев хватает. Боярин Янь Вышатич сам книги уважает. Вот ты мне ответь, купец, кто за твоего отрока меч держать будет? Слыхал ли, как в Писании о дружинниках сказано? Не напрасно носят меч, ибо они отмстители в наказание творящим зло. Апостол Павел изрек. Так что давай, купец, иди со двора. Без тебя дел много.
— Он научится, — неуверенно пообещал Захарья. — Если уж в Писании сказано… не посмеет не выучиться.
И ткнул сына в затылок, чтоб подтвердил. Несда сжал губы. Он не хотел быть дружинником, ни библейским, ни обычным.
— Говорю же тебе, — проревел дворский, потеряв терпение, — не нужен боярину твой разумный отрок. Нужен холоп в поварню, котлы мыть! Ключник давно просит. Хочешь — продай мальчишку, не хочешь — с глаз долой иди.
— Да какие котлы… — недоумевал Захарья. — В обучение же ходил… при владычном дворе… И с этим на поварню?..
Он повернулся в поисках тиуна, но увидел лишь его спину в сенях хором.
Захарья на деревянных ногах пошел к воротам. В этот день он не стал больше пытать удачу, стучась в другие боярские усадьбы. Они вернулись в Истратов дом, получили на ужин долю с купецкого стола и занялись каждый своим делом: Захарья отрешенно смотрел в слюдяное окошко, Несда гадал по Псалтыри.
Назавтра отрок исчез. Суконные порты, вышитая рубаха и сапоги остались в клети. Пропала также котомка с книгой. Ни к обеду, ни к вечере он не вернулся. Захарья взволновался. Расспросил челядь, обыскал двор и амбары, в сумерках обошел ближние улицы и заросший берег речки Стрижени. Отправился за советом и помощью к Истрату. Тот был занят подсчетами. Не поднимая головы, сказал, что мальчишку, когда вернется, надо высечь. Попросил не сбивать ему счет.
Ночь спустя в клеть к Захарье забрела младшая Истратова дочка по прозванию Кубышечка. Надувая пухлые щеки, трехлетняя матрона поманила к себе ладошкой Захарью и прошептала на ухо:
— Недя казал, стоб ты не селчал. Он усол к боялину, какому с тобой ходий. Высатисю. Казал, сто насовсем усол. В хойопи.
— Когда он тебе это сказал? — Захарья вцепился в Кубышечку и затряс ее, будто настоящую кубышку с монетами. Бубенчики на поясе жалобно заплакали.
— Всела, — скуксилась она и заревела. — Пусти-и. Бойно!
Захарья побежал во двор, поседлал коня и поскакал к воеводе. По пути он пытался понять, какую дурь сотворил с собой Несда.
Дворского пришлось ждать долго. Все это время сердце в груди стучало как копыта коня по мостовой.
— Пришел проведать, как устроен твой сын?
Захарье почудилось, что тиун говорит с усмешкой.
— Где Несда? Что с ним сделали? — он рванулся к управителю, но кмети осадили его.
— Твой отрок и впрямь разумен. Он пришел ко мне сам и назвал свою цену. Недорого — гривна кун. Сейчас он на поварне.
— Позови его, — крикнул Захарья. — Я хочу его видеть! Он сделал глупость, я исправлю ее.
— Никаких глупостей, — тиун оставался невозмутим. — А исправить ты ничего не можешь. Все сделано по закону. Купля совершена при послухах, и отрок видел, как я заплатил ногату княжьему ябетнику.
— Я выкуплю у тебя моего сына!
— А я не хочу его продавать.
Кмети удержали Захарью, вывернув ему руки.
— Не от хорошей же жизни отрок ушел от тебя в холопство, — глумясь, сказал тиун. — Думаю, ты сам вынудил его к тому, а теперь жалеешь, оттого что отрок продешевил. Да к тому же не отдал тебе и эту гривну кун. Сомневаюсь, что он и видеть тебя захочет.
— Позови его! — взмолился Захарья.
— Я не ключник и рабами в доме не ведаю. Да и с какой стати отрывать холопа от его работы? Отец для раба — его господин, ты же ему отныне никто.
— Я пойду к князю! — безнадежно пригрозил Захарья.
— Хоть к митрополиту.
Захарья разразился бессильной бранью.
— Гоните его со двора, — распорядился тиун.
— Дай хотя б одним глазом увидеть сына, — надрывно попросил Захарья.
Кмети потащили его к воротам.
— Кирик! — раздался сзади властный голос. — Кто этот человек и что ему надо?
С крыльца хором спустился седой дружинник. Росту в нем было много, и стать он имел еще крепкую для своих лет, а взгляд острый, даже из-под полуопущенных век. Одет был по-простому, будто только что почивал на ложе и вышел по нужде, враспояску. Из-под распяленного ворота рубахи вылезал вспученный, совсем свежий рубец. Угадав в этом муже воеводу, Захарья извернулся в руках кметей и крикнул:
— Верни мне сына, боярин!
Янь Вышатич нахмурился. Тиун коротко и бесстрастно описал, как было дело.
— Он лжет! — опешил Захарья. — Я не продавал сына в холопы!
— А кто привел его ко мне третьего дня? — жестко возразил тиун. — Кто жаловался на тяжкую долю? Кто упрашивал меня взять отрока на любую работу? Я всего лишь, — объяснил он воеводе, — сделал то, чего он и желал — избавил его от обузы.
— Зачем же ты требуешь отрока назад? — спросил боярин. Его гневный взгляд словно вбивал Захарью в землю. — Это твой единственный сын?
— Старший мой, — растерянно промямлил Захарья.
— Кто меняет своих детей на серебро, тот достоин презрения, — молвил воевода.
— Я не продавал его. Он сам…
Отчаявшись, Захарья поник головой.
— Не верю, что отрок мог по доброй воле продать себя в холопы. Ты толкнул его к этому, хотя на тебе не нищенская одежда и ты не изможден голодом… Кирик, вели привести парубка. Спросим у него.
Позвали ключника. Тот побежал на поварню и вернулся, толкая впереди себя Несду. Отрок, слышавший крики во дворе, заплетал ноги и был страшно бледен. Он осунулся, стал грязен и всклокочен, рукой стыдливо зажимал выдранный спереди клок рубахи. Захарья остановил взгляд на его ногах, замотанных в онучи и обутых в разлохмаченные лапти не по размеру.
— Где твои поршни? — выдавил он, потрясенный зрелищем.
— Подарил, — чуть слышно сказал сын.
Он так и не научился лгать. Захарья сглотнул комок в горле.
— Что ты сделал с собой, дурачок?!
— Отец… — Несда поднял голову и посмотрел ему в глаза. — Так было нужно. Прости…
Он протянул узелок, в котором звякнули монеты.
— Возьми.
Отдав свою цену, Несда словно разорвал нити, связывавшие его с прежним — с отцом, с домом, с Киевом. Быстро повернувшись, он убежал. Теперь его дом — челядня и поварня. Даже слез не было. Глаза были предательски сухими.
— Для чего нужно?! — едва не провыл Захарья.
Янь Вышатич молчал.
— Ну, по мне, все ясно, — бодро произнес тиун.
— Да, — тяжело молвил воевода. — Кирик, сделай так, чтобы этот человек здесь больше не появлялся.
Гриди снова приступили к Захарье. Он вырвался от них и сам, горбясь, пошел к воротам.
— Кирик, — позвал воевода, — ты заметил…
Боярин умолк.
— Что?
— Этот отрок… Ладно, забудь. Завтра едем с князем в Киев. Изяслав Ярославич прислал приглашение — пировать зовет. Оповести старших кметей.
Захарья медленно шел вдоль частокола боярской усадьбы. Вдруг вспомнив о чем-то, остановился. Посмотрел на узелок с монетами и швырнул его в траву, пробивавшуюся между тыном и бревнами мостовой.
— Я тебя выкуплю, — сквозь зубы сказал он.
