Генерал-фельдмаршал граф Каменский-первый, шестидесятилетний полуслепой старик, приехал в действующую армию с большою властью. Армию застал фельдмаршал далеко не в завидном положении: фуража было немного, оружия тоже; кроме того, в рядах русских солдат находилось много больных, да и сам фельдмаршал был болен. Продолжительная езда и тревожное состояние надломили здоровье старика. Ещё из Вильны граф Каменский, между прочим, доносил императору:

Подъезжая к Пултуску, где собрана была наша армия, граф Каменский, подражая великому Суворову, из удобного дорожного экипажа пересел в простую тележку и прибыл в ней в главную квартиру; встреча была ему восторженная; солдаты громкими радостными криками приветствовали своего маститого вождя. Фельдмаршал ласково смотрел своими больными глазами на солдат и поклонами отвечал на их приветствие.

Приняв предводительство над армией, граф Каменский оставил в занимаемых ею позициях: генерала Беннигсена у Пултуска, графа Буксгевдена у Остроленска, Эссена 1-го у Бреста и Лестока у Страсбурга. В авангарде стояли: Остерман, Барклай де Толли и другие. Французские корпуса были так расположены: маршалы Бернадот, Ней у Торна, Сульт и Ожеро у Плоцка; императорская гвардия и большая часть кавалерийских резервов были в предместьях Варшавы, а маршал Даву — вблизи Модлина.

В тот же день, когда русская армия встречала своего вождя, Варшава устроила пышную встречу непобедимому Наполеону, мнимому воскресителю Польши. Громкая музыка, звон колоколов, пушечная пальба, громкие крики приветствия не умолкали в течение целого дня. Поляки торжествовали, говорили приветственные речи Наполеону. Он недолго пробыл в Варшаве и спешил к своей армии, которою он сам руководил.

Одиннадцатого декабря французы подошли к реке Вкре и начали переправляться через реку на другой берег. Наши солдаты открыли по французам сильный огонь и заставили их вернуться назад. Три раза неприятель покушался перебраться на другой берег и три раза с большим уроном возвращался назад; часть французов успела переправиться через реку в другом месте; они укрепились здесь и наскоро стали строить мост. Барклай де Толли приказал ротмистру Зарницкому со своим эскадроном атаковать французов. Пётр Петрович блестяще выполнил этот приказ — смял и рассеял неприятелей. В этой схватке особенно отличался своим мужеством и неустрашимостью молодой казак Дуров: он на своём Алкиде делал просто чудеса храбрости и рубил своею тяжёлою саблей направо и налево.

— Ну, юноша, удивил ты меня! Ещё одно такое молодецкое дело — и ты георгиевский кавалер. Молодец! О твоём подвиге я донесу начальству, — говорил Зарницкий, дружелюбно хлопая по плечу казака-мальчика. — Я думал, ты в обморок упадёшь от страха, а ты, братец, герой… Да ты не ранен?

— Нет, господин ротмистр, — весь сияя от радости, ответил Дуров.

— А дело было жаркое и бесполезное.

— Как? — удивился казак.

— Да так, французы всё-таки перейдут через реку.

— Мы не допустим.

— Ох, храбрец, или забыл пословицу: «сила ломит солому». Наполеон — сила, и большая сила.

Предсказание ротмистра сбылось: французы всё больше и больше переходили на наш берег. Поражаемый пушечным и ружейным огнём и видя готовившуюся против него атаку с фланга, Барклай де Толли приказал 3-му егерскому полку отступать. Французы кинулись на редут и взяли шесть пушек, первые трофеи их в настоящем походе. Командовавший орудиями капитан Лбов, с отчаяния от потери орудий, лишился ума. Таков был дух русских офицеров в описываемую нами войну. Особенно в этой схватке отличился командир 1-го егерского полка Давыдовский: его отряд был атакован со всех сторон, но, несмотря на это, Давыдовский со своими солдатами отбивал все покушения неприятеля к переправе через реку Вкру. Несмотря на убийственный огонь со стороны французов, Давыдовский стал писать Барклаю де Толли донесение, положив бумагу на спину барабанщику; он слегка был ранен в ногу — герой не обращал внимания на рану и продолжал писать; пуля скользнула по виску Давыдовского, кровь потекла по его лицу, он зажал перчаткою рану и не переставал писать; наконец, бедный барабанщик, убитый наповал пулею, упал. Давыдовский не испугался града сыпавшихся пуль и, не сходя с моста, дописал рапорт; в этом рапорте он уверял Барклая де Толли, что он отразит врагов и удержит переправу неприятеля. Вскоре Давыдовскому привезли приказ немедленно отступить.

— Ну, делать нечего, воля начальства, а иначе не перепустил бы я французов на наш берег.

Ещё пример самоотвержения:

Таковы подвиги наших воинов в неравной борьбе с гениальным полководцем, каким был Наполеон. «Несколько батальонов долго удерживали быстрое нападение целых корпусов неприятельских», — писал Барклай де Толли в донесении государю.

Сами французы удивлялись стойкости и беспримерной храбрости русских воинов.

А Наполеон говорил:

— О, если бы император Александр был моим союзником, я победил бы весь мир, потому что русские солдаты удивительно храбры и неустрашимы, они умеют сражаться.