Глава V
Французская армия, в количестве ста пятидесяти тысяч, быстро приближалась к Висле. На равнинах древней Мазовии и восточной Пруссии русское храброе воинство, невзирая на все невыгодные обстоятельства, на превосходство неприятельских сил, на ошибки своих генералов и на недостаток продовольствия, целые шесть месяцев оспаривало победу у великого полководца, привыкшего одним ударом сокрушать царства.
Была глубокая ненастная осень. Русские чуть не тонули в непроходимых болотах Мазовии; на берегах рек Вкры и Нарева ждали встречи с Наполеоном. Князь Гарин, пожалованный в старшие адъютанты к генерал-фельдмаршалу графу Каменскому, лежал больной в сколоченном из досок бараке; его мучила лихорадка. Неизменный его денщик Михеев приготовлял для князя чай; он время от времени с сожалением и любовью посматривал на похудевшего князя.
— Ваше сиятельство! — тихо позвал Сергея вошедший в барак Николай Цыганов. Он, как ни в чём не бывало, выехал вместе с князем в действующую армию и служит под его начальством.
— Что? — повёртываясь к Николаю, спросил князь.
— Вас желает видеть какой-то молодой казак.
— Какой казак? Зачем? — удивился Гарин.
— Не могу знать-с, только убедительно просил меня доложить вашему сиятельству.
— Пусть войдёт, пусть.
В барак молодцевато вошёл молодой казак, почти мальчик, широкоплечий, с высокой грудью и с бледным продолговатым лицом; светло-русые волосы подстрижены в кружок; умные чёрные глаза с чёрными, густыми бровями составляли резкий контраст с матовою белизною лица; на казаке был синий суконный чекмень, перетянутый чёрным кушаком; на голове высокий кивер с красным верхом; на широких шароварах резко выделялся красный широкий лампас; на боку висела длинная казацкая сабля, а через плечо на ремне — толстая нагайка.
Князь Гарин встал и с удивлением стал смотреть на вошедшего казака; во всей его фигуре видно было что-то нежное, не мужское.
— Чем могу служить? — ласково спросил князь.
— Вы, князь, состоите адъютантом у главнокомандующего графа Каменского, — тонким, несколько робким голосом заговорил казак.
— Да, что же вам нужно?
— Я хочу, князь, испросить дозволения у главнокомандующего участвовать в действующей армии; прошу, чтобы меня приписали к какому-нибудь полку.
— Вы, вы хотите участвовать в сражении? — ещё более удивился князь Сергей.
— Да, ваше сиятельство. — Казак смутился и покраснел.
— Но ведь вы почти мальчик.
— Мне, князь, двадцать три года.
— Извините, я не знал; на взгляд вы совершенный мальчик. Вы дворянин?
— Да, князь.
— Ваше имя и фамилия?
— Александр Дуров, — смело ответил казак.
— Генерал-фельдмаршал ещё не приезжал, но мы ждём его с часу на час, и как только приедет, я доложу об вас. А вы оставьте мне ваши документы.
— У меня их нет, князь.
— Как нет? — Гарин с недоумением посмотрел на Дурова.
— Надо вам сказать, князь, я… я тайком уехал от отца, он запрещал мне вступать в ряды действующей армии.
— Всё это довольно странно.
— Верьте мне, князь, я говорю правду.
— Скажите, что заставляет вас покинуть отца и поступить в армию? Неужели погоня за славою! Прослыть героем? — спрашивал князь Сергей молоденького казака.
— Нет, князь, нет…
— Что же? Скажите.
— Это моя тайна.
— А! Ну, это другое дело. Вот что, молодой храбрец, я могу для вас сделать: я попрошу ротмистра Зарницкого, он возьмёт вас в свой эскадрон.
— О, я так буду вам благодарен, князь!
— Зайдите ко мне часа через два, я устрою вас.
— Слушаюсь, ваше сиятельство.
По-военному отдав честь князю, казак-мальчик вышел из барака.
Спустя часа два он опять пришёл к Гарину.
— Пойдёмте, я сведу вас к ротмистру, — сказал князь Дурову.
Они вышли из барака, казака дожидался сильный, красивый черкесский конь.
— Это ваша лошадь? — спросил с удивлением у Дурова князь.
— Да, это мой неразлучный Алкид.
— Хороший конь, породистый.
— Знаете ли, князь, я пятилетним мальчуганом скакал по родным полям и лугам на этом коне.
— И вам позволяли?
— Я без позволения, тихонько. Бывало, у нас ещё спят, а я уже на коне, в одной рубашонке, — самодовольно рассказывал молодой казак.
— Удивляюсь! Лошадь горячая; обуздать её нужна сильная, опытная рука.
— Мой Алкид, кроме меня, никого не слушает. Алкид, иди за мной!
Красивая лошадь посмотрела своими умными глазами на казака и пошла за ним.
— А, это тот герой, про которого ты мне говорил, князь? — спросил ротмистр Зарницкий у Сергея, показывая на Дурова.
— Да, Пётр Петрович, прошу, прими его под своё покровительство, — с улыбкою ответил Гарин.
— Служить хотите? Кровь за отечество проливать? Похвально! Только как это вы от тятеньки с маменькой ушли, то есть убежали? Ну если они проведают, где вы находитесь, да вас вытребуют? — насмешливо спросил у казака Зарницкий.
— Я совершеннолетний, господин ротмистр.
— Виноват, на взгляд вам не больше лет пятнадцати. Что же, я готов, юный герой, принять вас в мой эскадрон.
— Постараюсь заслужить, господин ротмистр, ваше доверие.
— Может, мне за это и достанется от начальства: ведь у нас делается по форме, а у вас никаких документов нет — кто вы и что вы? Один Господь ведает.
— Я дворянин, звать меня Александр, а фамилия Дуров.
— Ну, так и запишем. Слушайте, юнец, когда у вас вырастут усы?
— Скоро, господин ротмистр, — покраснев, ответил казак.
— То-то, а то вдруг герой и без усов.
— Больше для него чести, — вступил в разговор Гарин.
— Больно руки-то у вас малы да нежны, боюсь — сдержат ли они саблю острую?
— Не беспокойтесь, господин ротмистр, мне не привыкать, не одну сотню французских голов снесу.
— Молодец! Право, молодец! А Наполеона не боитесь?
— Чего бояться! Он такой же человек; мне увидать его хочется!
— Зачем? Он съест вас! — добродушно засмеялся Пётр Петрович.
— Подавится!
— Он прожорист — целую Пруссию съел и не поморщился. Да и не одну Пруссию, а всю неметчину, — смеялся Зарницкий.
— А русским подавится! — говорил Дуров, стараясь попасть в тон с ротмистром.
— Молодчина! Люблю!
— Прошу, господин ротмистр, любить и жаловать.
— Ну, любезный друг, жаловать буду не я, а батюшка-царь да высшее начальство! А ты понравился мне, юноша. Смел и за словом в карман не полезешь. Я таких люблю.
— Ваше благородие! — позвал Щетина ротмистра, когда из барака вышли Гарин и Дуров.
— Ну, — откликнулся Пётр Петрович своему денщику.
— А ведь он девка!
— Что?
— Девка, говорю, ваше благородие, — утвердительно промолвил старик денщик.
— Щетина, ты рехнулся!
— Верно говорю, девка.
— Пошёл вон, ты с ума сошёл! Казака принял за девку!
— Рожа-то у казака девичья, вы всмотритесь-ка, ваше благородие.
— Это, пожалуй, и так: лицо у казака очень нежное, похоже на девичье.
— Девка, ваше благородие. Как есть девка, во всей, значит, форме.
— Врёшь, Щетина!
— Не вру, узнаете сами!
— Врёшь, говорю!..
— Слушаю, ваше благородие. А только казак — девка.
— Молчать! Старый дурак!..
Спор ротмистра с денщиком, может, продолжался бы и ещё, если бы в барак не вбежал Николай Цыганов и громко проговорил:
— Пётр Петрович, фельдмаршал приближается!..
— Как? Едет? — Ротмистр стал быстро застёгиваться.
— Недалеко; меня князь к вам послал известить вас.
— Спасибо, спасибо, я сейчас…
— Спешите, Пётр Петрович, все офицеры в сборе…
— Сейчас, сейчас…
Зарницкий пристегнул саблю и быстро вышел из барака.