Я хотел, уважаемые коллеги, уважаемые товарищи, сказать, что, несмотря на определённые ожидания, связанные с Конституционным Судом и его участием в разрешении Катынского дела, я хочу сразу вас предупредить, что Конституционный Суд не может выполнить эту историческую роль в силу своего статуса и ограниченности компетенции. Он не рассматривает вопросы политического характера, только вопросы права. Он не рассматривает и не исследует фактические обстоятельства, даёт только правовую оценку.

Но то, что касается прошлого, надо отметить, что, действительно, Конституционный Суд пытались использовать как инструмент подавления вот тех демократических институтов советского периода, как инструмент борьбы с Коммунистической партией, достижением её запрета и ликвидации Советской власти. Представители президента Б. Н. Ельцина — эти неистовые, оголтелые антисоветчики и антикоммунисты, некоторые упоминались уже здесь: и С. М. Шахрай, и А. М. Макаров, и М. Ф. Федотов, и Г. Э. Бурбулис, и ещё некоторые другие, — они пытались всеми силами использовать Катынскую трагедию в качестве основания для усиления своего обвинения против Компартии. И всё, что они могли достать руками (либо своими, либо руками Ельцина) из сейфов, из архивов — документы и лжедокументы, они пытались использовать. И они агрессивно и яростно возвращались к тому, что это одна из самых больших повинностей и одно из самых больших преступлений, которое совершили Компартия и Советская власть, советское руководство против своего народа, против польского народа. Но я хочу напомнить вам (вы, очевидно, это знаете), что была очень такая бурная и продолжительная дискуссия о том, приобщать или не приобщать эти документы, использовать их в качестве определенных не только поводов, но и оснований для принятия резолютивного решения. Всё-таки возобладал разум в Конституционном Суде, и мы отказались поддержать вот эти требования, настойчивые требования, чтобы всё, что связано с Катынской трагедией, использовать и в постановлении Конституционного Суда в его резолютивной и даже мотивировочной части. И я думаю, что это было совершенно справедливо. Здесь для этого были и чисто юридические основания, кроме тех обстоятельств, о которых я уже говорил. Конституционный Суд не мог на слухах, сведениях, сомнениях принимать какие-то решения.

И вот то, что уже касается нашего времени, выступлений наших руководителей государства — президента и председателя правительства, юристов, здесь допускаются иногда не очень верные пассажи. Ведь все сомнения трактуются в пользу того субъекта, который обвиняется. Все сомнения, все неясности. А сейчас президент, с одной стороны, так говорит, с другой — поправляет себя. Раз не всё ясно, то какие юридические основания есть для того, чтобы выводы какие-то делать? Делать какие-то выводы и возлагать ответственность на Российское государство?

Я думаю, что позиция Конституционного Суда уже в какой-то степени — пусть вот такого позитивного нейтралитета — даёт определенную опору для тех, кто отстаивает праведную, на мой взгляд, справедливую, исторически верную позицию решения Катынского дела.