5
Ночь стояла темная и ветреная. Огромные деревья черными исполинами нависали над тропинкой, по которой шли двое – высокий парень и маленький мальчик. Парень шел впереди, мальчик – в шаге позади него. Ветер раскачивал кроны деревьев, шумел – густыми накатами, как морской прибой, и развевал длинные светлые волосы парня.
Дойдя до стены здания, оба остановились. Парень передернул плечами, повернулся к мальчику и протянул ему небольшой фонарь.
– Держи фонарик. Но не включай его без особой надобности. А когда включишь, старайся, чтобы луч не попадал на окно.
Мальчик взял фонарик, положил его в карман спортивной куртки и застегнул карман на молнию. Парень окинул фигурку мальчика оценивающим взглядом.
– Еще раз повтори, что ты должен взять? – потребовал он.
– Шахматную доску, – ответил мальчик.
– Где она находится?
– В третьем зале. В правом углу. Под стеклянным колпаком.
– Сколько поворотов ты должен проползти?
– Три.
Парень кивнул:
– Правильно. Когда будешь ползти по вентиляции, старайся не шуметь. Решетку убирай осторожно. Здание старое, шурупы сидят ненадежно, она поддастся. Сначала хорошенько расшатай, понял? И придерживай ее, чтобы она не упала вниз и не наделала шума.
– Да я все помню, Каштан, – дернул щекой мальчик.
Каштан помолчал немного и сказал:
– Там будет очень темно. Но ты не должен бояться. Тебе будет казаться, что в темноте кто-то следит за тобой. Но на самом деле там никого нет. Просто мерещится. Такое бывает со всеми.
– Что ты меня лечишь, – сказал Игнат, стараясь говорить бодрым голосом.
– Значит, не боишься? – тихо осведомился Каштан.
– Нет.
– Ну, тогда за дело.
Каштан присел на одно колено и подставил мальчику сцепленные ладони. Тот встал на них ногой и оперся Каштану руками в плечи. Каштан выпрямился.
– На счет три, – сказал он и начал считать, одновременно упруго покачивая Игната вверх-вниз: – Раз… Два… Три!
Мальчик взмыл в воздух и исчез в густой тени, которую отбрасывал на стену большой, раскидистый каштан.
– Как? – тихо спросил Каштан, задрав голову.
– Порядок, держусь! – шепотом ответил мальчик.
– Действуй, – сказал Каштан и отошел в тень.
Игнат легко подтянулся на руках и юркой змейкой скользнул в вентиляционное отверстие. Затем быстро пополз по черному пыльному туннелю, стараясь двигаться бесшумно. Тьма была абсолютная, и вскоре Игнату стало жутко. Ему до смерти захотелось включить фонарик, но он сдержался. Еще не время!
Минуты через полторы Игнат миновал первый поворот, еще через полминуты – второй. Оставалось совсем немного. И вот, наконец, третий поворот. Игнат быстро свернул, прополз еще несколько метров и уперся в решетку.
Игнат вынул из кармана веревку и привязал один ее конец к решетке. Подергал на прочность и, убедившись, что узел крепок, ухватился пальцами за стальные прутья. Устроившись поудобнее, мальчик принялся расшатывать решетку. Как и обещал Каштан, она быстро вышла из пазов. Куски штукатурки посыпались на пол, но шуму от них было немного. Поняв, что шурупы вот-вот выпадут, мальчик усилил нажим, одновременно как можно крепче вцепившись пальцами в звенья решетки. Когда она отвалилась, Игнат едва не вывалился вместе с ней, но удержался. Он быстро перехватил веревку и осторожно спустил решетку на пол.
Разделавшись с решеткой, Игнат достал из кармана фонарик и посветил им вниз. Спуститься на пол не составляло проблемы. Но нужно было выяснить – можно ли будет потом вскарабкаться наверх?
Игнат увидел внизу и чуть в стороне что-то вроде комода и прикинул, можно ли будет запрыгнуть с него в вентиляционное отверстие. Выходило, что да.
Выключив фонарик, Игнат запихал его в карман, застегнул молнию и, выскользнув из отверстия, прыгнул вниз. Мягко приземлился.
В зале стояла непроглядная тьма, но Игнат решил пока не включать фонарик. Днем Каштан поводил его по музею, и он хорошо запомнил расположение залов и переходов.
Тихо, как кошка, мальчик двинулся по залу, чуть расставив руки, чтобы не наткнуться на какой-нибудь предмет. Пройдя несколько шагов, Игнат поймал себя на том, что все время прислушивается. Ему вдруг показалось, что за ним кто-то идет – тихо, почти бесшумно. Несколько раз мальчик внезапно останавливался и напряженно вслушивался в тишину, надеясь уловить чужие шаги. Но все было тихо, и Игнат двигался дальше.
Один раз Игнат почувствовал, как что-то большое скользнуло мимо него, обдав его лицо едва ощутимой холодной волной воздуха. Он остановился, едва дыша от страха и чувствуя, как потеют корни волос. Но фонарик не достал.
Вдруг где-то за стеной что-то тихонько щелкнуло. От ужаса у мальчика на глазах выступили слезы. Он тихо всхлипнул и потянулся за фонариком, но вдруг вспомнил слова Каштана.
«Тебе будет казаться, что в темноте кто-то следит за тобой. Но на самом деле там никого нет. Просто мерещится. Такое бывает со всеми».
– Такое бывает со всеми, – прошептал одними губами Игнат и убрал руку от кармана.
Расставив руки в стороны, он двинулся дальше. Благодаря тому, что стены в залах были белые, глаза различали зыбкие очертания мебели, Это здорово помогало.
Игнат несколько минут осторожно продвигался в темноте, минуя поворот за поворотом и зал за залом, и наконец остановился. Вот он – третий зал! Слева два больших стенда с фотографиями, справа – темные прямоугольники старинных карт.
Оставалось дойти до правого угла. И мальчик осторожно зашагал к цели своего опасного путешествия…
* * *
Каштан стоял в тени дерева. Дул пронизывающий ветер, и ворот пальто парня был поднят. Лицо его было бледнее, чем обычно. Каштан привычным движением потер пальцами лоб, затем опустил руку в карман. Достав пачку «Парламента», он вынул одну сигарету и рассеянно вставил ее в рот. Рука потянулась за зажигалкой, но тут Каштан дернул подбородком, быстро вынул сигарету изо рта и убрал ее в карман. Огонь сигареты может привлечь чужое внимание. Придется потерпеть.
Каштан поднял руку и, на мгновение высветив циферблат, глянул на стрелки. Мальчика не было уже десять минут.
Каштан вновь погрузился в задумчивость. Стоя на пронизывающем ветру, он вдруг стал вспоминать свою жизнь. Нелепую, глупую, жестокую. Вспомнил тумаки, которыми щедро награждали его старшие мальчишки в детдоме. Неистовые, полные злобы крики преподавателей и воспитателей. Колючую проволоку колонии, ненавистный ткацкий станок, который он так и не освоил. «Как только стану работать на этом станке – для меня все кончится», – сказал он себе тогда.
Вспомнил, как боялся привыкнуть к плохому, чтобы это плохое не стало его жизнью. Как всегда говорил себе: «Все это ненастоящее. Настоящее будет впереди. Главное – перетерпеть». И терпел. Месяцами, годами…
Вспомнил вечное голодное урчанье в желудке, презрение прохожих, крепкие кулаки мужчин у пивных ларьков, где он пытался «сшибать мелочь», хруст собственных ребер и кровавые плевки, которые вылетали на снег из его разбитого рта.
«Ты там еще не сдох? Давай, щенок! Хватит придуриваться!» «А ты ему под дых сапогом. Мигом вскочит!»
Помнил Каштан и чужие разбитые лица. Слова мольбы, плач, стоны. Кровь, боль, торжество победы и примешанный к нему неприятный привкус, словно, несмотря на победу, тебя в очередной раз изваляли в грязи. Привкус, из-за которого вспоминать эти ничтожные победы было еще отвратительнее, чем поражения.
Образы прошлого проплывали у него перед глазами, и тщетно пытался он найти среди них что-нибудь светлое, хорошее. Что-нибудь, о чем не противно было бы вспомнить. Разве что совсем в детстве… Но нет.
Каштан качнул головой, словно выныривая из кошмарного сна, и криво усмехнулся. «Надо же. Давно пора забыть обо всем этом. А я таскаю эти воспоминания с собой, как тюк с грязной одеждой».
В кармане у Каштана завибрировал телефон. Каштан достал телефон и глянул на дисплей. Прок — высветилось на зеленом, мерцающем поле дисплея.
«Волнуется», – усмехнулся Каштан, нажал на кнопку связи и приложил телефон к уху.
– Ты сейчас можешь говорить? – вкрадчиво забормотал ему на ухо тихий, сипловатый голос.
– Могу, – ответил Каштан, прикрывая рот ладонью.
– Еще не закончили?
– Нет.
– Гм… Долго. Как только доска будет у тебя – сразу ко мне. Нигде не задерживайся. Ни на минуту. Твои парни с тобой?
– Нет.
– Нет? Это плохо. Мне было бы спокойнее, если бы они были с тобой. На улицах сейчас небезопасно.
Каштан усмехнулся и ничего на это не ответил.
– Ладно, не буду мешать. Будь осторожен. И нигде не задерживайся. Слышишь – нигде!
Каштан отключил телефон и сунул его в карман пальто. Затем повернулся к стене, белеющей в нескольких метрах, но вдруг уловил краем глаза какое-то движение. Тело среагировало быстрее, чем разум. Каштан прыгнул в кусты и выбросил вперед руки, пытаясь схватить ускользающую тень. Но тень оказалась слишком проворна, руки Каштана схватили пустоту.
– Стой! – приглушенно крикнул Каштан и бросился вдогонку за тенью.
Метров двадцать он несся вперед, не теряя из вида маячившую впереди фигуру, петляя вслед за ней, продираясь сквозь кустарник. Но потом она вдруг исчезла. Мгновение назад была – и вот ее нет. Каштан остановился и быстро оглянулся по сторонам. Однако не увидел ничего, кроме темных силуэтов деревьев. Он замер и весь обратился в слух, но кроме шума раскачиваемых ветром крон деревьев, ничего не услышал.
– Ушел, – с досадой проговорил Каштан.
Он двинулся было вперед, но споткнулся о какой-то предмет, лежащий в траве, и остановился. Затем нагнулся, пошарил рукой в траве, поднял предмет и повернул его к маячившему неподалеку тусклому фонарю. Предмет оказался сложенной шахматной доской.
Каштан усмехнулся, пристально вгляделся во тьму перед собой и тихо проговорил:
– Маленький мерзавец.
Все с той же усмешкой на губах Каштан достал из кармана телефон и щелкнул на кнопку вызова.
– Она у меня, – сказал он в трубку.
– Отлично, – ответил сиплый голос. – Теперь надо разобраться с мальчишкой.
– Мальчишка убежал.
– Как убежал? Какого черта! Почему ты его не остановил?
– Он слишком ловок.
Прокурор выругался.
– Ну вот что, – снова заговорил он после паузы. – Про мальчишку пока забудь. Не трать на это время. Тем более я, кажется, знаю, где его можно найти. Главное – не потеряй доску. Доска – вот что тебя должно волновать! Не задерживайся нигде. Если что-то случится – сразу звони. Я буду ждать.
– Как скажете.
Каштан отключил телефон и убрал его в карман. Несколько секунд Каштан стоял неподвижно, что-то напряженно обдумывая, потом кивнул сам себе, сунул шахматную доску под мышку и побрел к освещенной фонарем аллее. Через несколько секунд Каштан принялся свистеть под нос какую-то затейливую мелодию. Он был взволнован, но чувствовал себя прекрасно.