Глава 21
- У тебя на затылке опухоль, - сказала Ева вечером, обнимая Славку за шею. - Откуда?
- Упал, ударился…
- Врешь, Смирнов! - рассердилась она. - Где ты был ночью? Дрался с кем-то?
- На этот раз не вру, - оправдывался Всеслав, пытаясь поцеловать ее. - Оступился в темноте, вот и…
- Ну, хватит! Я, конечно, женщина наивная, но не настолько же?!
Она вскочила и отправилась в кухню, оттуда раздавался свисток чайника, загремела посудой. Смирнов подумал, что паре чашек из любимого сервиза его мамы придет конец: Ева отыграется на них за свои ночные волнения. Пусть… надо же ей выпустить пар!
- Я глаз не сомкнула, ожидая тебя! - крикнула она из кухни. - Ты что, позвонить не мог? Зачем тебе мобильный телефон, если ты все равно им не пользуешься?!
- Во-первых, иногда пользуюсь! Во-вторых, я оставил его в машине, а машина стояла далеко! - крикнул в ответ Славка.
Не объяснять же ей про подземелье и про то, что там происходило?
- Тебе звонил Данилин, - сказала Ева, входя в гостиную с кофейником и чашками на подносе. - Вчера и сегодня утром. Что прикажешь ему говорить?
Она поставила поднос на стол и наливала кофе в чашки. Смирнов молча наблюдал за ней. Рука Евы дрогнула, и кофе пролился на блюдечко.
- Поиски Алисы неожиданно усложнились, - вздохнул сыщик. - Все оказалось не так. Я был не прав, не уделяя этому делу внимания.
- Я чувствовала! Она… хотя бы жива? Как ты думаешь?
Ева села на диван рядом со Смирновым, положила руки на колени. Торшер в углу комнаты создавал своим светом уютный полумрак. За окном усыпительно шумел мелкий сентябрьский дождь.
- Кофе остынет… - ушел от ответа Всеслав. - А что говорил Данилин?
- Хотел узнать, как идут поиски. Нет ли новостей? Признался, что ходил к ясновидящей…
Ева сделала паузу, ожидая со стороны сыщика возмущенное фырканье. Но он только спросил:
- И что эта ведьма Лешке напророчила?
- Она не ведьма, - возразила Ева. - Она, между прочим, телеграфистом работает на почте. А сказала мало… будто бы Алису искать не надо и что ей ничто не угрожает.
- Ну, да! - зловеще произнес Смирнов.
Ева поперхнулась кофе, раскашлялась до слез.
- Не понимаю твоих намеков. Ты узнал что-нибудь?
- Расскажи мне об этом агентстве, как его… «Авгур», что ли? - вместо ответа спросил он.
- У тебя отвратительная манера разговаривать! - вспылила Ева. - Я же тебе все уши прожужжала про агентство, когда ты…
- …спал! - закончил за нее Всеслав. - Думаешь, я, как Юлий Цезарь, могу спать и слушать одновременно? А потом еще и помнить, о чем речь шла? О-о-о-ой… - Он сделал вид, что у него заболела голова, прикладывая руку к затылку и делая страдальческое лицо. - А-а-ай…
Ушибленное место и правда чуть побаливало, но не так, чтобы обращать на это внимание. Однако прием удался. Ева смягчилась и принялась во второй раз подробно описывать свой поход в модельное агентство «Авгур».
- Есть во всем этом нечто странное… - напоследок сказала она, мысленно возвращаясь в «птичий» холл. - Или что-то знакомое. Я пришла домой и зарылась в книги. Благо твоя мама собрала обширную библиотеку! Не знаю, что я искала. Может быть, название агентства показалось мне… оно навело меня на интересную мысль. Слово авгур имеет два значения - прямое и переносное. Во втором варианте авгур - жрец в Древнем Риме, который объявляет волю богов. Он распознает ее по полету и крикам птиц. А поскольку римляне многое перенимали у этрусков, то… понимаешь, что получается?
- Не совсем, - признался сыщик.
Он не всегда поспевал за извилистым, полном ассоциативных связей ходом мыслей Евы.
- Если это не случайное совпадение - что тоже может быть, выходит, название для модельного агентства придумывал человек, хорошо разбирающийся в этрусской культуре. Против случайности свидетельствует «птичий» холл: птицы на стенах, птицы в клетках, на вывеске, наконец! В общем, все это имеет связь с выставкой.
- Какую? - удивился Смирнов.
- Этруски… Нужно выяснить, кто учредитель или владелец агентства «Авгур». Возможно, он окажется уже известным нам человеком. Секретарша, с которой я говорила, заявила, что по всем вопросам следует обращаться к некой Тамаре Яковлевне Хмелиной, исполняющей обязанности директора. А назвать имя настоящего владельца она отказалась наотрез! Почему?
- Ну, это не столь уж редкое явление, - возразил Всеслав. - Многие фирмы зарегистрированы на подставных лиц и прочее. Бизнес, дорогая, имеет свои законы. Но поинтересоваться «Авгуром» стоит.
- Вдруг окажется, что хозяин агентства - Чернов? Или сам Рогожин, например?
- Не смеши меня, - улыбнулся сыщик. - Откуда у Рогожина деньги? А Чернов? С какой стати он будет заниматься модельным бизнесом? Ему по горло хватает забот с «Галереей». Художник же мертв и похоронен, следовательно, никак не может быть владельцем «Авгура». По крайней мере, сейчас.
- Тогда это Геннадий, - настаивала Ева. - У него, надеюсь, достаточно денег?
- Достаточно. Хотя, поговаривают, деньги не его, а господина Фарбина, у которого он служит.
- Мало ли! - не сдавалась Ева. - Ты проверь.
Смирнов согласно кивнул. Разумеется, он проверит. Ева иногда дает толковые советы.
- Агентство имеет отношение к исчезновению Алисы Данилиной? Как ты чувствуешь?
Она развела руками:
- Трудно сказать… Алиса проходит там обучение, если верить секретарше. Возможно, с кем-то познакомилась, завязала дружбу… Не знаю. Вариантов много.
Они замолчали, обдумывая сказанное. Через приоткрытое окно в комнату проникал запах дождя.
- Знаешь, кого я встретил сегодня ночью? - вдруг сказал Всеслав. - Глеба Конарева. Вот уж чего не ожидал! Жизнь порой такие штуки выкидывает, нарочно не придумаешь.
- Где?! - ахнула Ева. - Это ты с ним подрался?
Сыщик решил опустить подробности ночного инцидента: не хотел пугать Еву.
- Не важно, - отмахнулся он. - Главное, мне удалось поговорить с Конаревым. Он поведал мне одну историю…
Смирнов говорил, а Ева слушала - сопоставляя историю Глеба с записками Алисы. Кажется, речь идет об одном и том же случае!
- Вероятно, после этого и начались изменения в отношениях между Алисой и Глебом, между Алисой и ее близкими… - задумчиво произнесла она. - Девушку можно понять. Но кто был тот человек, таинственный и роковой спаситель? Глеб не сказал?
Всеслав отрицательно покачал головой:
- Он вообще многое скрывает. Мне пришлось делать вид, что я догадываюсь, о ком и о чем идет речь, иначе Глеб и рта бы не раскрыл. Он необычайно замкнут, внутренне напряжен и насторожен. Любой неловкий жест, невзначай вылетевшее слово могут спугнуть его, и тогда он полностью закроется. Складывается впечатление, что он решился на какой-то непоправимый, ужасный поступок…
Смирнов тоже недоговаривал. Он не любил опережать события. Пока обстоятельства дела не сложились четко и ясно в его уме, пока каждая второстепенная и кажущаяся незначительной деталь гармонично не вписалась в общую картину, до тех пор он предпочитал оставаться в области недомолвок и предположений. Во всяком случае, его заблуждение не повлечет за собой заблуждений другого ума - например, Евы.
- Глеб не знает, где Алиса? - спросила она.
- Судя по его поведению, нет. Он сказал, что тоже разыскивает ее.
- Ты ему веришь?
- А что мне остается? - вздохнул сыщик. - Нужно хотя бы притворяться, что верю. Я был в его квартире, которую он снимает в Москве… скорее всего, для интимных встреч. Алисы там не оказалось. Причем Глеб сам привел меня туда.
- Не понимаю…
- Знаешь, какой вопрос мне больше всего хотелось задать этому парню? Почему он вдруг сорвался со стройки, бросил работу и понесся сломя голову неизвестно куда? Что его заставило так поступить?
- Неожиданное известие, - предположила Ева.
- Какое? От кого, каким образом он получил его? Мобильника у него нет, писем и телеграмм ему не приходило; по общему телефону на стройке Глебу не звонили. Как он мог о чем-то узнать? Во сне приснилось?
- Ну… сказал кто-нибудь. Приехал и сказал. Допускаешь?
- Весьма приблизительно. Допустить, в принципе, можно все что угодно. Но кто, скажи мне, настолько близок Глебу, чтобы знать его домик в Васильках? Даже его мама и друг Николай не имели понятия, где он работает, а тем более - живет. Все личное Конарев ни с кем не делил.
- Могли на стройку приехать, узнать, - возразила Ева и тут же отрицательно качнула головой: - Нет! Тогда бы бригадир или кто-то из работяг обязательно увидели бы. А они сами в недоумении, куда и зачем уехал Конарев.
- Вот именно.
- Кстати… а почему Глеб продолжал жить в общаге, если все равно снимал квартиру?
- Я над этим думал, - ответил Смирнов. - Тут более-менее ясно: Алиса не из тех девушек, что будут комфортно себя чувствовать у всех на глазах. Общежитие - не ее среда. Квартиру Глеб снял для встреч, причем недавно и, скорее всего, на небольшой срок. За нее ведь платить надо.
- Да, пожалуй… У меня из головы не идет тот человек, - призналась Ева. - Кто он?
- Есть догадки, - уклончиво сказал Всеслав.
И вдруг в его сознании вновь всплыло модельное агентство «Авгур» - недостающее звено в длинной и запутанной цепи рассуждений.
***
Геннадий поднялся, шатаясь, - коньяк подействовал на тело, а ум оставил трезвым. Координация движений нарушилась, душевного же облегчения так и не наступило.
«Дьявол забери всю эту проклятую мазню! - с ненавистью подумал он, глядя, как Фарбин любуется картиной. - Босс обмана не простит, разделается со мной хладнокровно и жестоко. Бежать, что ли? Скрыться? Достанут… Альберт только с виду немощный, неизлечимо больной человек - на самом деле он отлит из стали, и рука у него еще твердая. Если он догадается… пощады не будет!»
Шедько делал свою карьеру в тени гениального и несгибаемого господина Фарбина - бизнесмена «от бога», как о нем говорили, - день за днем, год за годом ожидая смерти босса, у которого не было наследников. Геннадий плюнул на все - на собственные амбиции, на друзей, на личную жизнь; он превратился в адъютанта, секретаря, «шестерку» Альберта Демидовича - на лету ловил каждое его слово, предупреждал каждое его желание.
Нельзя сказать, чтобы Фарбин не ценил Геннадия, но вожделенной близости между ними не возникало. Альберт Демидович вообще никого к себе не приближал - ни женщин, ни мужчин, ни сотрудников, ни партнеров, ни родственников. Он был островом, окруженным океанскими течениями, - сам по себе, коралловый риф среди бушующих волн. У Фарбина при его серьезных проблемах со здоровьем даже не было постоянного лечащего врача, которому бы он доверял и к советам которого бы прислушивался.
Шедько не скоро понял, что тесные деловые отношения - это все, на что он может рассчитывать. Но отступать было поздно - отравленный шип желания завладеть чужими богатствами слишком глубоко проник в его сердце, заразил кровь и полностью подчинил себе Геннадия. Один бог знает, чего ему стоило скрывать свои истинные намерения и прикидываться этаким «трудоголиком», благодарным учеником, беззаветным последователем, увлеченным деловой игрой Мастера. Постепенно господин Шедько сосредоточил в своих руках большинство нитей управления бизнесом Фарбина, стараясь приобрести статус незаменимого человека. В награду за преданное служение он стал теневым вице-премьером разветвленной империи босса, его ближайшим доверенным лицом. Денег на его банковских счетах прибавилось, но это были капли в море по сравнению с состоянием Альберта Демидовича.
Поначалу Геннадий тешил себя надеждами, что болезнь подточит силы хозяина, и бразды правления полностью перейдут к нему. Однако время шло, а господин Фарбин продолжал жить. «Вице-премьер» тайно посетил двух столичных светил медицины, консультируясь по поводу болезни Фарбина, и получил самые неутешительные для больного прогнозы. Разумеется, имя не называлось: речь шла о возможном течении и развитии подобного недуга. Окрыленный, господин Шедько с рвением погрузился в работу, незаметно наблюдая за боссом. Любое проявление у того физической слабости - будь то бледность лица, отсутствие аппетита, понижение активности или усталый вид - возвращало Геннадию надежду. Но она таяла, лишь только Фарбин, превозмогая свою хворь, становился прежним: неутомимым, жестким и деловитым. Он будто взял собственную судьбу за горло и не собирался отпускать. Или это судьба спасовала перед ним?
Иногда Геннадий казался себе стервятником, кружащимся над жертвой в ожидании ее гибели. Иногда - неудачником, горько обманутым капризной фортуной. Она поманила его, а когда он пустился в погоню за удачей, взяла и отвернулась.
Господин Шедько дважды женился - оба раза короткая семейная жизнь закончилась разводом. Женщины бежали от него, как черт от ладана. У Геннадия не было и постоянной любовницы: редкие интимные связи неизменно приводили к разрыву. Желчь, которую он изливал на ни в чем не повинных дам, постоянные ссоры и претензии заставляли представительниц прекрасного пола искать себе более покладистых спутников. Геннадий признавал, что у него скверный характер - холодный и эгоистичный, но приписывал эти неприятные качества не лично себе, а жизненным обстоятельствам. «Легко быть добрым, имея полные карманы денег», - любил повторять он.
На самом деле он был прекрасно обеспечен благодаря сотрудничеству с Фарбиным. Но разве о таком уровне достатка мечтал Геннадий? Капиталы босса не давали ему покоя, лишая сна и аппетита - они лежали под самым его носом, обманчиво доступные, опасно близкие и горячо желанные. Господин Шедько ни разу не испытал такого всепоглощающего влечения к женщине, какое он испытывал к деньгам. Большим деньгам!
Полувековой юбилей Альберта Демидовича поверг Геннадия в глубочайшую депрессию. А то, что произошло потом, и вовсе выбило у него почву из-под ног. Фарбин вдруг, ни с того ни с сего, решил отойти от дел! Такого удара «вице-премьер» никак не ожидал. Ничего, казалось, не предвещало подобного поворота событий.
- Не желаю быть вечным мальчиком на побегушках! - напившись коньяку, возмущался Шедько.
Но другой роли при новом раскладе господин Фарбин для него не предусмотрел. Отказаться - значило потерять все. Поэтому и пил, и негодовал Геннадий, закрывшись у себя в кабинете, среди звуконепроницаемых стен.
Дни потекли в разъездах, путешествиях и скучнейших экскурсиях. Море сменялось живописными горными пейзажами, а ухоженные европейские города - экзотикой восточных базаров. Господин Шедько возненавидел гостиничные рестораны, нахальных продавцов сувениров, пыль и гулкое эхо музеев. Он ломал себе голову, как заполучить деньги Альберта Демидовича, стать полноправным хозяином многочисленных фиктивно оформленных на его имя фирм и предприятий. Автосалоны, которые босс милостиво предоставил в его распоряжение в виде утешительного приза, разумеется, не могли удовлетворить амбиций Геннадия.
И тут… здоровье Фарбина серьезно пошатнулось. Геннадий насторожился, занял выжидательную позицию. Заграничный вояж по знаменитым клиникам ничего не дал, кроме страшных прогнозов, и Альберт Демидович вернулся в заснеженную, морозную Москву. По обледенелым проспектам гуляли метели, сквозь белесую мглу слепо светило бледное солнце. Над Кремлем утрами курился розоватый туман.
Фарбин сутками не выходил из квартиры, сидел в кресле, наблюдал, как за окном метет и метет по тротуарам серебряная поземка. О чем он думал, не знал никто. Господин Шедько начал считать дни. Теперь уж конец обозначился явно, осязаемо… оставалось только дождаться его.
Увы! Опять заветным чаяниям Геннадия не суждено было сбыться! Вместо того чтобы день ото дня чахнуть и предаваться унынию, Альберт Демидович занялся вещами, совершенно ему несвойственными - мистическими и прочими глупейшими, по мнению Шедько, учениями. Нетрадиционные практики, в которые углубился господин Фарбин, казались ему сущим бредом. Но нельзя было подавать виду, в какое бешенство его приводит вся эта философская и религиозная белиберда. Приходилось поддакивать, притворно восхищаться глубиной мысли различных гуру и чувствовать себя при этом полным идиотом. Геннадий прикрывал зубовный скрежет искусственной улыбкой. Годы практики сделали его хорошим актером.
Впрочем, эта безумная полоса продолжалась не так уж долго. Осознав, что его тело бренно, тленно и отнюдь не бессмертно, и не найдя во всевозможных учениях ответа, как сие изменить, Альберт Демидович пустился на поиски нетленного.
- Должно же существовать нечто вечное, непреходящее! - восклицал он. - То, что не выскользнет из холодеющих рук. А, Гена? В чем же тогда высший смысл?!
Высшим смыслом для Шедько всегда были деньги - много денег! - поэтому вопрос Фарбина оставался без ответа. Тот истолковывал молчание Геннадия по-своему.
- Видишь? И ты не знаешь…
Удивительно, но обострившаяся было болезнь утихла, притаилась. Она будто дразнила Геннадия, то появляясь и возрождая в нем надежды, то угасая и повергая его в ярость, сменяющуюся апатией. Господин Шедько и сам был уже немолод, у него появились свои хвори - язва, частые мигрени. Он стал много пить, но алкоголь почти не влиял на его душевное состояние, только раздражал желудок, да голова с похмелья гудела, наливалась свинцом. Он пробовал играть, но отсутствие куража, азарта лишали игру смысла. Рулетка и карты казались Геннадию жалким подобием жизненной удачи, которая повернулась к нему спиной.
Фарбин же самозабвенно, как он делал почти все, окунулся в «мир нетленного» - в искусство. Он жадно наверстывал упущенное. Скоро из всех мировых культур он выделил культуру Древней Греции и Рима, а из всех видов творчества отдал предпочтение живописи. Пантеон языческих богов приводил его в восторг, сравнимый разве что с восторгом от созерцания понравившихся ему картин.
Увлекаясь чем-либо по-настоящему, Альберт Демидович отдавался этой страсти полностью, без остатка. Однажды, бродя по антикварным магазинам и художественным салонам, он наткнулся на «Игрока на двух флейтах»… Этот толчок был подобен извержению дремлющего до сих пор вулкана.
Геннадию и в страшном сне не могло присниться, чем ему придется заниматься - как ближайшему помощнику и доверенному лицу. Господин Фарбин немедленно послал его в захудалый поселок Лоза, где в старой двухэтажной развалюхе довоенных времен проживал некий Савва Рогожин, автор новоявленного «шедевра».
Во дворе, возле покосившегося сарая, ковырялись несколько облезлых кур. Дверь в дом, на которой болтались лохмотья войлока, громко заскрипела, когда Геннадий брезгливо дернул за ржавую ручку. На лестнице воняло котами и гнилым деревом, а ступеньки грозили вот-вот провалиться. Сам господин Рогожин вполне соответствовал месту своего проживания - небритый, с мутным, тяжелым взглядом, подстриженный в кружок, в штанах, заправленных в сапоги, и грязной косоворотке. Такой человек мог писать только лубочные картинки или раскрашивать матрешек…
Шедько засомневался - а туда ли он попал? Но, войдя в заваленную старым хламом «мастерскую», понял, что туда. Здесь - совершенно чуждые окружающей обстановке - теснились картины немыслимо далекой жизни: танцевали прекрасные обнаженные женщины; в чашах пенилось молодое вино; мужчины с безукоризненными, сильными телами состязались в борьбе; переливалось на солнце лазурное море; рыбаки тянули из воды сети, полные искрящейся рыбы; ныряльщики играли с дельфинами… Не сразу бросились в глаза страшноватые эпизоды загробной жизни - демон, несущий душу женщины; злые карлики с выпученными глазами; крылатая богиня с оскаленным в зловещей улыбке лицом.
Над подобием камина, грубо переделанного из печи, висела гипсовая маска божества со змееподобными волосами и высунутым языком.
- Антефикс, - пояснил художник, перехватив взгляд ошарашенного гостя. - Такие украшения из камня или керамики помещали на карнизах античных сооружений.
Геннадий промолчал. Странно было слышать подобные слова из уст Рогожина. Тогда он еще и предположить не мог, что принесет с собой эта встреча.
