ГЛАВА 17
Марианна Былинская, вернувшись домой, не могла найти себе места.
Она жила в двухкомнатной квартирке на последнем этаже пятиэтажного дома вместе с родителями-пенсионерами. Будучи вторым, «незапланированным», ребенком, она получала лишь жалкие крохи любви и ласки, львиная доля которых доставалась ее старшему брату – красавцу и умнице, морскому офицеру, проходившему службу на Балтике. Родители души не чаяли в своем первенце, а к Марианне относились с прохладцей. Ее даже назвали в честь брата: хотели Мариной, чтобы напоминала о море, просторы которого бороздит корабль их ненаглядного сыночка, – но потом сжалились, добавили пару буковок, и получилось другое имя. Не Марина, а Марианна. Неизбито, и все же не лишено морского мотива.
Брат был старше Марианны на одиннадцать лет. В сущности, они толком не успели сродниться. Когда Марианна пошла в первый класс, он уже перешел на второй курс военно-морского училища. В Москве у брата осталась девушка. Приезжая на каникулы, он все внимание уделял ей, а Марианне дарил дешевые сувенирчики, шоколадки, едва замечая маленькую сестру, и этим ограничивалось их общение. Потом брат женился и уехал служить на Балтику. Марианна осталась с родителями, вся жизнь которых превратилась в ожидание писем и звонков из Питера.
Когда у брата с женой родились двойняшки – мальчик и девочка, счастливые дедушка и бабушка взялись их нянчить. Они переехали в Подмосковье, в деревенский дом, чтобы дети росли на свежем воздухе и всегда имели парное молоко к завтраку. Марианна осталась в московской квартире одна.
Она привыкла играть вторую роль и не роптала. Ее жизнь интересовала родителей в той мере, чтобы она протекала гладко, не отвлекая их от воспитания обожаемых внучат. У Марианны не было задушевных друзей в лице отца и матери, и девушка привыкла решать свои проблемы сама. Сначала в школе, потом в институте, потом – с поисками работы и места в жизни. Однажды они все-таки вмешались в ее отношения с женихом-мотоциклистом, и Марианна была им за это благодарна. С тех пор родители полностью перенесли свои заботы на внуков.
Марианне не с кем было делиться переживаниями, советоваться, некому плакаться в жилетку. Мужчины, встречающиеся на ее пути, имели исключительно потребительские намерения, и постепенно, убеждаясь в этом раз за разом, она смирилась. «Может, так и должно быть, – сказала она себе. – Не стоит требовать невозможного и гоняться за синей птицей, когда вокруг – одни лишь воробьи и голуби. Смотри на мир проще, Марианна, и он перестанет казаться тебе источником обид и неприятностей! Среди дикого яблоневого сада не растут тропические фрукты, дорогая. Пойми это, наконец, и перестань ночами плакать в подушку».
Придя к подобному выводу, Марианна почувствовала некоторое облегчение. В этот период она встретила Валерия Добровольского. Он был женат, не собирался уходить из семьи и никогда ничего не обещал Марианне.
– С тобой я отдыхаю, – говорил он, гладя ее волосы. – Как хорошо быть просто любовниками!
Она соглашалась. Отчасти – чтобы не накалять отношения, отчасти – примиряясь с неизбежным. Ей скоро тридцать. Куда уж тут носом крутить? Еще лет пять, и вообще никто на нее не посмотрит. А они с Валерием привыкли друг к другу, стали почти как родные.
Валерий подсознательно избегал откровенности, которая сблизила бы их еще сильнее. Зачем все усложнять? Секс по взаимному согласию ни к чему не обязывает. Постель и приятное, беззаботное времяпрепровождение делают отношения между мужчиной и женщиной простыми и понятными, лишенными претензий и надежд на будущее. Валерия это устраивало, а что думает Марианна – ее дело. Он не собирается ради нее разрушать привычную, удобную, налаженную жизнь.
Тесть – волевой, проницательный и умный мужик – подозревал о похождениях зятя, но помалкивал. Он сам, когда удавалось, был не прочь переспать с молоденькой госпитальной сестричкой. Случайных любовниц он Валерию прощал, пока это не ущемляло интересов его дочери. Мужчина должен «перебеситься», только тогда из него получится нормальный семьянин.
Марианна и Валерий встречались не чаще трех-четырех раз в месяц. Инициатором всегда был он; Марианне даже не разрешалось звонить по телефону ни ему на работу, ни тем более домой. Валерий строго придерживался придуманных им же самим правил и сумел внушить Марианне, что малейшее нарушение приведет к разрыву.
– Разве тебе хочется огорчать меня? – с мягким упреком говорил он. – Если женщина не понимает мужчину, значит, она его не любит. Тогда к чему все остальное? Секс без любви – все равно что вино без хмеля. Стоит ли пить, если голова не кружится?
Марианна молча кивала. Она не спрашивала – кто же поймет ее? После счастливо проведенного дня Валерий уезжал домой, к семье, а она возвращалась в пустую квартиру, где все напоминало об одиночестве – лавандовый запах женской обители, идеальный порядок, множество ухоженных цветов, цветная фотография родителей в деревянной рамочке, раскрытая книга на прикроватной тумбочке…
После праздничной церемонии, закончившейся смертью Ольги Лужиной, Марианне особенно невыносимо было возвращаться домой. Теперь она больше не сомневалась, что мысли материализуются и мнимая смерть влечет за собой настоящую. Выходит, она, Марианна, вначале приложила руку к исчезновению Зинаиды, а потом – и к гибели Ольги! Одно связано с другим, в этом не приходилось сомневаться. Милиция будет искать преступника, и дай бог, чтобы не всплыла история с «самоубийством» Губановой! Как они с Варварой Несторовной будут все объяснять? Их примут за сумасшедших, личностей, опасных для общества.
Ужасные мысли одолевали Марианну, рисуя то судебный процесс, то тюрьму, то прочие кошмары. Она тряслась в ознобе, покрывалась холодным потом, шагала из угла в угол, но никак не могла успокоиться. Этот сыщик, нанятый Неделиной, уже подозревает ее в убийстве Зинаиды! Он может рассказать о своих догадках, и тогда… смерть Лужиной свалят на них с Варварой Несторовной.
Марианна не думала о том, кто и почему убил Ольгу; овладевший ею страх оттеснил разум, парализовал логику.
– Нам никто не поверит, – твердила она себе. – Никто не поверит! Все слишком невероятно. Глупая и нелепая история, которую мы придумали, теперь мстит за себя. Со смертью не шутят! Эта безглазая дама в черном не любит фамильярности и жестоко расправляется с безумцами, вздумавшими заигрывать с ней.
Лихорадочное беспокойство Марианны достигло критической точки, и она решилась на отчаянный шаг – позвонила Валерию на работу. Ей нужна была хоть какая-то поддержка, хоть кто-то близкий рядом.
– Валера? – обрадовалась она, услышав в трубке его уверенный, веселый баритон. – Я… мне очень плохо. Ты можешь приехать?
– Тебя же просили не звонить! – игривые интонации сразу сменились на раздраженно-испуганные. – Неужели не понятно? Ты ставишь под угрозу мою репутацию…
Продолжение возмущенного монолога Марианна слушала сквозь пелену обиды и слез. Закончив, Валерий бросил трубку. Она долго сидела у телефона – оцепеневшая, растерянная. Он даже не пожелал выяснить, в чем дело; ему было наплевать на нее, на ее беды и печали. Чужой, равнодушный человек, с которым она делит постель один раз в неделю.
Вся жестокая правда их отношений разверзлась перед Марианной, как черная пропасть, в которую рухнули создаваемые ею жалкие обманки, заменявшие отсутствие чувств. Она пыталась тешиться несуществующим…
Слезы текли и текли по ее лицу, руки бессильно лежали на коленях.
– Я никому не нужна, – шептала Марианна солеными от слез губами. – Ни родителям, ни брату, ни Валерию. У каждого из них своя жизнь, в которой нет места мне и моим переживаниям!
Она подошла к окну и на мгновение представила свой труп внизу, на тротуаре, в расплывающейся луже крови. Гадкая, отвратительная картина! Пожалуй, если прыгнуть с пятого этажа, можно и не разбиться, а остаться калекой до конца дней.
Марианна содрогнулась, прогнала страшную мысль. Она так не сделает. Безвыходных ситуаций не бывает! Надо поговорить с Неделиной, вдвоем они что-нибудь придумают.
Ей стало стыдно за минутную слабость. Еще не хватало выпрыгнуть из окна своей квартиры, позабавить соседей! И как это могло прийти ей в голову?!
Марианна набрала номер салона: рабочий день никто не отменял, правда, после ночного происшествия и последующих бдений Скоков разрешил всем прийти под вечер, часа в четыре.
Будничный голос администратора вернул ей самообладание.
– Марианна Сергеевна? – удивился Скоков. – Успели выспаться?
– Какой там сон! После такого…
Терентий Ефимович деликатно кашлянул.
– Я решила прийти на работу… – заявила Марианна. – Буду наводить порядок в Кухне-гостиной и вообще… отвлекусь от жутких мыслей.
– Да, конечно, – без всякого выражения сказал Скоков. – Приходите. Сэта Викторовна тоже здесь. Мы обсуждаем ночную трагедию.
«Какая театральная фраза, – подумала докторша. – Терентий в своем репертуаре, что бы ни случилось».
Через сорок минут она уже шла к метро. С неба моросил мелкий дождик, и Марианна вспомнила, что не взяла с собой зонт. Люди торопливо спускались в подземку, в сырой, гулкий переход.
Погруженная в свои мысли, она едва не проехала «Ясенево». Следующая остановка была конечная. Марианна вскочила и выскользнула из вагона в последний момент.
Добираясь до салона «Лотос», она изрядно вымокла. Дождик набрал силу, припустил как следует. Прохожие бежали по мокрым тротуарам, прикрываясь кто чем, и только люди основательные, которые внимательно слушают по утрам прогноз погоды, важно шествовали под разноцветными зонтами.
У ворот Марианну окликнул попрошайка, раскрыл над ней рваный зонтик с поломанными спицами. Наверное, трофей, добытый в ближайшей мусорке.
– Не нужно, – махнула она рукой. – Все равно мокрая. Платье хоть выжимай.
– У тебя лицо бледное, – сочувственно произнес нищий. – Что-то случилось? Я видел, как ночью во двор приезжала «неотложка» и менты. Умер кто?
На удивление, он выглядел трезвым, и язык у него не заплетался.
– Умер, – кивнула Марианна. – Вернее, умерла. Наша сотрудница.
– Ай-яй-я-а-ай! – уже дурашливо, на прежний манер, запричитал оборванец. – Беда-то какая! Молодая небось?
– Молодая. А что ты здесь делал ночью? – подозрительно посмотрела на него Марианна. – Почему не спал?
– Какой сон в подвале, когда по полу крысы снуют? Я и подумал, лучше на праздник полюбуюсь, на тебя, свет очей моих. Выспаться-то всегда успею. А отчего женщина ваша умерла?
– Убили ее.
– Ай-яй-яй! – снова запричитал нищий. – Совсем беда! Кто ж это сотворил злодейство? Грех! Грех!
– А если это я сотворила? – невольно переходя на лексикон нищего, выпалила Марианна. – Что ты станешь делать? Убежишь от меня? Испугаешься?
Оборванец поднял на нее серьезные серые глаза, которые можно было бы назвать красивыми, если бы не весь его неряшливый, замызганный вид.
– Не испугаюсь, – сказал. – Не убегу. Куда мне от тебя бежать? Ты – моя последняя пристань на этой земле. Раз убила кого-то, видать, были на то причины. Я тебя не сужу, я тебя люблю. Может, тебе помощь моя требуется? Так ты говори, не таись. Все сделаю!
Марианна дико глянула на него и побежала через ворота во двор. Слова нищего все еще стояли у нее в ушах.
– Одинокий Утес… – прошептала она, закрывшись в Кухне-гостиной и снимая мокрую одежду. – Когда у чайки больше нет сил лететь, она приземляется там, где ее застала буря!..
* * *
Сыщик ехал на встречу с клиенткой в кафе «Зебра», по дороге обдумывая полученную в отделении милиции информацию.
Как и предполагал Смирнов, охранник по имени Вова подтвердил, что садовник помогал ему во время фейерверка и никуда не отлучался. Сашу выпустили, впрочем, весьма неохотно. Других подозреваемых не было. Вернее, их было слишком много.
Теперь гостей и сотрудников салона «Лотос» будут продолжать вызывать на допросы, и эта процедура грозит затянуться надолго. Пока никому не пришло в голову упомянуть о «смерти» Губановой и связать прошлую историю с нынешней. Сыщик сам объединил оба происшествия чисто условно, интуитивно. Во всяком случае, между ними было некоторое сходство: оба имеют отношение к салону и его персоналу, накануне обоих случаев появлялось предупреждение – лотос с оторванным лепестком. Неизвестный приносил цветки в кабинет госпожи Неделиной, намекая тем самым на… скажем мягко, грядущие неприятности. И стержень, которым убили Лужину, тоже подбросили Варваре Несторовне, явно желая досадить ей. Зачем преступнику это понадобилось? Не слишком ли сложный способ испортить кому-нибудь настроение?
Всеслав уже размышлял над этим и не пришел ни к какому выводу.
– Когда нужная мысль никак не приходит в голову, лучше оставить все как есть, – говорила Ева. – И думать о другом. Понимание придет само, когда ты перестанешь терзать сознание ненужными усилиями.
Смирнов с ней соглашался. Иногда они сходились во мнениях.
Он притормозил, отыскивая место для парковки, с трудом втиснулся между двумя легковушками и вышел из автомобиля. Солнце припекало. Через полчаса машина раскалится, как духовка. Ветра не было. Полосатый тент кафетерия проглядывал из-за густой листвы кленов, в воздухе стоял запах жареных пирожков и кофе.
Варвара Несторовна в темно-синем платье с голубой вышивкой уже сидела за столиком. Она заказала два коктейля. На ее лице появилось новое выражение: горя и наслаждения. Именно такая смесь. Под глазами залегли глубокие тени, а губы невольно улыбались, когда она смотрела на Всеслава, на залитую солнцем террасу кафе, на молоденькую официантку в короткой юбке, на ее стройные, ровные ноги без загара.
– Вы пришли меня обрадовать или огорчить? – спросила Неделина, но сама интонация вопроса как бы предполагала, что совсем уж огорчить Варвару Несторовну теперь невозможно, потому что в ее жизни случилось нечто замечательное, о чем не полагалось знать другим.
– Радовать пока нечем, – вежливо улыбнулся Всеслав. – Хочу с вами посоветоваться. Есть необходимость поговорить с вашим мужем. Как вы на это смотрите?
По лицу Неделиной пробежала тень, которая, однако, не стерла тайного восторга.
– Раз необходимо – поговорите, – все с той же полуулыбкой ответила она. – Могу я узнать, о чем вы хотите расспросить Ивана Даниловича?
– О личном, – уклончиво сказал сыщик. – Нужно кое-что уточнить. Как мне представиться?
– О личном так о личном… Пожалуй, объясните ему, что я наняла вас расследовать убийство Ольги Лужиной. Милиция вряд ли будет усердствовать, а мне бы хотелось знать, что происходит в моем салоне.
– Хорошо. Вкусный коктейль…
Они молча, поглядывая друг на друга, пили пряный сок тропических фруктов с текилой.
– Больше мне нельзя, – сказал Всеслав, отодвигая высокий запотевший стакан. – Я за рулем. Кстати, ваш садовник… Саша Мозговой… женат?
– Официально нет. Но… возможен гражданский брак. Точно не скажу. Я за своими сотрудниками не подглядываю.
– А зря… – серьезно сказал Смирнов. – Сейчас бы нам это очень пригодилось.
Варвара Несторовна с той же неистребимой, сладостной улыбкой на губах пожала точеными плечами.
– Я собираюсь расширить ваши полномочия, Всеслав, – сказала она. – В связи с убийством моей сотрудницы Ольги Лужиной. Найдите преступника! Вам подглядывать сподручнее, и… это соответствует вашему занятию. Кто-то имеет на меня зуб, и я хочу знать – кто? Не зря же орудие убийства оказалось в моей сумочке? Я не могу допустить повторения подобного! Так что ваше инкогнито отменяется. Вы должны будете побеседовать с сотрудниками салона, с некоторыми гостями, если понадобится. Я даю вам свое согласие на это. Вы беретесь за поиски убийцы?
– В данном случае у меня нет выбора, Варвара Несторовна. Придется. Ведь я невольно запутал следствие, выбросив в окно…
– Тсс-с-с… тише! – испугалась она. – Больше ни слова! Вы ничего никуда не выбрасывали!
– Тем более.
– Вы согласны?
Смирнов чуть подумал и кивнул головой. Он все равно уже увяз в этом деле по самые уши. А бросать начатое на полдороге – не в его правилах.
– Где я могу найти вашего мужа? – спросил он.
– Вероятно, дома. Когда я уходила, он лежал в постели. У него после… той ужасной ночи болит сердце. Позвоните ему. Сын на тренировке, а я пойду в салон, продолжать наводить порядок в разоренном гнезде. Так что вам никто не помешает беседовать.
Ее губы чуть сильнее растянулись в улыбке. Варвара Несторовна представила себе, как она увидит Рихарда, и жаркая волна поднялась в ее груди. Господин Смирнов об этом, разумеется, не знал. Он просто увидел, что щеки «прекрасной валькирии» зарделись, и приписал это мыслям о муже.
Всеслав ушел, а она все сидела, допивая коктейль, любуясь молоденькой официанткой – девочкой, у которой многое еще впереди.
Сыщик остановился у таксофона и договорился с Иваном Даниловичем о встрече. Тот был недоволен, но не отказал.
Бронированную дверь открыла домработница, впустила гостя в огромный, уставленный мягкими диванами холл.
Квартира Неделиных поражала простором и безукоризненным вкусом. Светлый паркет, темные тяжелые шторы, мебели мало, но она удобно расположена, приспособлена к нуждам хозяев. В гостиной царил прохладный полумрак, пахло сердечными каплями. Иван Данилович в пижаме полулежал на высоко взбитых подушках.
– Ну-с, чем могу служить, молодой человек? – по-старинному спросил он слабым, больным голосом.
– Моя фамилия Смирнов, – напомнил сыщик. – Ваша жена наняла меня…
– Да-да, вы уже говорили по телефону. Переходите к сути дела.
– Я хотел бы поговорить с вами об Ольге Лужиной, – сказал Всеслав, наблюдая, как остатки красок сползают с бледного лица хозяина квартиры. – Вы знали ее?
– Н-нет… – пробормотал посиневшими губами Неделин.
Сыщик испугался, что у него случится инфаркт, и вскочил, подал больному стакан с водой.
– Не волнуйтесь так, – мягко уговаривал он окончательно сломленного Ивана Даниловича. – О нашем разговоре никто не узнает, даже ваша жена. Если только вы сами ей не расскажете.
– Не знаю… никакой О-ольги…
– Иван Данилович, – серьезно сказал Смирнов. – Ольга Лужина убита. Идет следствие. Будут расспрашивать ее подруг, знакомых, в том числе и вас как свидетеля происшествия. Шила в мешке не утаишь! Вы уверены, что она никому не рассказывала о вас? В ее квартире производился обыск. Вы уверены, что ни в одной из ее записных книжек не окажется вашего телефона? Вы уверены, что ваш водитель…
Неделин сделал протестующий жест, прохрипел нечто невразумительное, стакан задрожал в его руке. Смирнов помог ему сделать пару глотков воды, поставил стакан обратно на столик с лекарствами.
– Вы знали Ольгу Лужину? – повторил он вопрос.
Неделин не мог говорить, он кивнул и откинул голову на подушки.
– Насколько близко?
Больной молчал, хрипло дыша, собираясь с мыслями.
– Я… не ожидал, что… увижу ее там… на празднике, – с трудом выговорил он. – Мы ни… ничего не знали друг о друге… И это о-оказалось полной неожиданностью для меня… ужасной неожиданностью… Я знал ее как… Аллу… Господи! Это расплата за мой грех! Но… это не я… не я…
– Что – «не вы»?
– Не я убил… Аллу… то есть Ольгу… я бы не смог…
– А Лужина знала, кто вы? – продолжал расспрашивать сыщик.
– Нет… впрочем, не уверен. – Неделин помолчал, глядя в потолок. – Думаю, она понятия не имела, что я – супруг Варвары Несторовны… Она тоже испугалась, увидев меня рядом с женой… просто не знала, куда деваться. Мы оба были потрясены!
По мере того как Иван Данилович говорил, его лицо приобретало нормальный цвет, дыхание успокаивалось и речь становилась более членораздельной.
– Вы были любовниками?
Неделин кивнул:
– Да… Только умоляю вас, пусть это останется между нами! Вы обещали… Ольга мертва, ей уже все равно, а я… наша с Варенькой жизнь может рассыпаться в прах из-за какой-то глупой случайной связи. Я поступил так назло жене. И бог покарал меня! Аз воздам! Как это правильно! Как правильно… Думаю, того ужаса, который я пережил, сначала увидев Аллу… Ольгу, а потом, когда она… когда ее… убили, – достаточно для моего наказания. До сих пор в себя прийти не могу! Сердце вот… едва не отказало. Я нарочно поближе подошел к ней во время фейерверка… хотел… шепнуть, чтобы она… держала язык за зубами, но не успел. Когда она… упала, мне показалось… что ей просто стало дурно. Она слишком нервничала, много выпила… но я и предположить не мог, что ее убили!
Смирнов задал традиционный вопрос:
– У Лужиной были враги?
Иван Данилович скривился и закатил глаза.
– Откуда я знаю? Я ничего… повторяю, ничего не желал от… Ольги, кроме постели. Вру! И постель мне была не нужна. Я даже не испытывал удовольствия от нашей близости. Я мстил… мстил Вареньке за ее красоту, за ее… необыкновенную, возвышенную душу… за то, что никогда не мог считать себя ровней такой женщине, как она… Я ревнивец, признаюсь. Да! Я мстил ей за… возможную измену и потому решил сам, первый изменить ей! Хоть в этом опередить ее, доказать… что я не тряпка, не обманутый муж. Я первый обманул ее! Вам это кажется глупым? Я глуп! Пусть я буду глуп… плевать! Но… мои муки были невыносимы… Вам не понять!
Господин Неделин высказывал незнакомому человеку то, что так долго прятал от самого себя. С каждым словом ему становилось все легче и легче. Тяжкий, страшный груз, сжимавший его сердце, словно таял. Лицо Ивана Даниловича порозовело, горькая складка между бровей разгладилась.
– Кто мог убить Ольгу? – спросил Смирнов. – Как вы думаете?
Иван Данилович закрыл глаза и надолго замолчал. Казалось, он заснул.
– А… это не Варенька? – дрожащими губами выговорил наконец Неделин. – Вдруг… она узнала, что я… что мы с Ольгой… Она не простила бы!
Сыщик задал вопрос, который удивил не только Неделина, но и его самого:
– Как вы познакомились с Варварой Несторовной?
Ему пришлось выслушать еще одну исповедь Ивана Даниловича – о его холостяцкой жизни, о Кинешме и о роковой красавице за прилавком универмага.
