ГЛАВА 27
Калмыков не верил своим глазам. Тетрадь исчезла! Волна бешенства затопила его, схлынула и сменилась чувством полнейшего бессилия. Жена... это ее рук дело!
Он достал из машины мельхиоровую фляжку с коньяком, открутил пробку, припал губами к горлышку и пил, пока у него не перехватило дыхание.
– Ну и черт с ней, с тетрадью! Как пришла, так и ушла...
В гараже не было ни стула, ни табуретки, и он, выругавшись, опустился на сиденье «мерса». Под ребрами возникла тяжесть, ноющая боль.
– Дура! Вот дура!
Окольными путями, используя свои связи, Виталий Андреевич навел справки о пожаре в Ласкине и найденном там обгоревшем трупе. Личность погибшей установили: это оказалась Алевтина...
– Как меня угораздило вляпаться?! – корил себя бизнесмен. – Я же не верил ни одному ее слову... а потом... будто бес меня попутал!
Он отхлебнул еще глоток коньяка, но болезненное ощущение не проходило. Заглянув для проформы в укромные уголки гаража, Калмыков испустил долгий протяжный вздох. Тетради нигде не было. Он точно не перепрятал ее случайно в другое место, память никогда не обманывала его.
– Ну, Лариса...
Поднявшись в квартиру он резко, требовательно позвонил. Жена открыла не сразу, в ее глазах он прочитал смятение и ужас.
– Где тетрадь?! – зарычал Виталий Андреевич, не давая себе труда сохранять приличия. – Кто тебе позволил рыться в моих вещах?!
Она попыталась разыграть недоумение:
– Какая тетрадь? Ты пьян... от тебя разит коньяком...
– Верни мне тетрадь! Сейчас же!
– Ты спятил, Виталий... Лучше вспомни, не привозил ли ты в гараж какую-нибудь девицу?
– Ах, в гараж? – злобно улыбнулся он. – Значит, это все-таки ты! А я еще сомневался...
Лариса сообразила, что допустила оплошность, и поспешила исправить положение. Привычно двинулась в атаку. Терять ей уже нечего... они в квартире одни, и никто не помешает мужу убить ее, если он того пожелает.
– А что это ты так разошелся? – сжав дрожавшие руки в кулаки и подбоченившись, резко спросила она. – Как будто у тебя бриллиантовые запонки пропали! Подумаешь, тетрадь... Купишь себе новую.
– Дура! Идиотка! Ты меня подставляешь! Понимаешь или нет? – с перекошенным лицом заорал Калмыков.
– Что, испугался? То-то же... Тетрадочка-то, небось, не простая, а золотая?
Он сделал шаг вперед, пытаясь схватить ее за волосы, но пошатнулся и застонал. В груди кольнуло, дышать стало невмоготу.
Лариса отпрыгнула в сторону и в ту же секунду увидела, как грузное тело мужа оседает на пол. Она метнулась в кухню, полезла в аптечку в поисках таблеток валидола. Как назло, лекарство как сквозь землю провалилось. Калмыков хрипел в прихожей, пока она вызывала «Скорую».
– Допрыгался... – пробормотала она, вернувшись и присев на корточки перед мужем. – Доигрался... Хорошо, что сына нет дома. Какой пример ты подаешь мальчику?
Страх за собственную жизнь и будущее благополучие ее ребенка сделал ее жесткой и непримиримой противницей человека, с которым она прожила бок о бок много лет. Ей не стыдно было признаться, что случившийся с мужем приступ вызвал у нее явное душевное облегчение. Теперь Калмыкова заберут в больницу, уложат на койку... а она тем временем спокойно разберется – что же такое происходит в ее семье?..
Лариса с интересом всматривалась в его бледное отекшее лицо с закрытыми глазами, потом наклонилась и приложила пальцы к артерии на шее. Под слоем жира едва-едва бился пульс. Жив! Жив... Пусть полежит в клинике, подлечится, подумает, как довел себя до такого жалкого состояния...
После того как приехавшая кардиологическая бригада забрала Калмыкова, его супруга устало опустилась на диванчик в кухне. На столе валялись бутылочки с каплями и упаковки таблеток из разоренной аптечки... Лариса нашла валокордин, накапала себе двойную порцию и выпила. Ей и самой следовало успокоиться. Скоро сын придет из колледжа, надо будет что-то объяснять ребенку...
Врачи из «Скорой помощи» сказали ей, что опасность для жизни ее мужа минимальная, однако ему следует провести курс терапии, а после выписки он должен строго соблюдать медицинские рекомендации.
«Как же! – злорадно подумала Лариса. – Будет он сидеть на диете! Едва очухается, сразу потребует, чтобы я тайком пронесла в больницу отбивные и кока-колу! И физкультурой его никто заниматься не заставит. Даже под страхом смерти!»
Она похвалила себя за то, что отдала подозрительную тетрадь Карелину. Черт его знает, в какую аферу могла втянуть Калмыкова его новая пассия! С некоторых пор у него конкретно снесло крышу. Сам на себя стал не похож. Вот и сердце прихватило...
Лариса долго сидела на кухонном диванчике, размышляя, в какой роли подвизался в последнее время ее муж – палача или жертвы? Чаша весов клонилась то в ту, то в другую сторону. Так и не придя к окончательному выводу, она со вздохом поднялась и отправилась в ванную – освежиться под душем. Потом позвонила сыну, спросила, где он задерживается. Узнав, что он сидит на дополнительных занятиях по математике, позволила себе расслабиться и прилечь... Сон сморил ее мгновенно, едва она сомкнула веки.
…Странная и жутко неприятная дама в черном платье и черной же шляпе грозила ей пальцем. Лариса вздрогнула, но не проснулась. Дама опять появилась перед ней, потрясая остро отточенным топориком... в точности таким же, как он лежал в багажнике машины Калмыкова... Лариса пыталась закричать, позвать на помощь... но ее губы и язык онемели, не слушались. Вместо крика она только беспомощно смотрела, как высоко занесенное сверкающее лезвие опускается на ее голову...
К счастью, мелодичный сигнал мобильника прервал этот кошмар. Звонил Матвей.
– Ты в порядке? – беззаботно осведомился он. – Надеюсь, Калмыков не обнаружил пропажу?
Лариса почувствовала, как у нее свело горло и защипало в носу.
– Ну да... размечтался! – простонала она. – Еще как обнаружил! Я чудом осталась жива! Он хотел... хотел меня у-убить...
Раздавшиеся в трубке рыдания убедили Матвея, что Лариса не шутит. Какая-то доля правды в ее словах имеется.
– Где он сейчас?
– В больнице... у него сердечный приступ... Это меня и спасло!
– Неужели весь сыр-бор – из-за тетради?
– Он просто сумасшедший... больной на голову... – Лариса захлебывалась слезами. – Ты бы видел, как он на меня набросился!
При ее склонности все преувеличивать и драматизировать Матвей представил себе обычную потасовку между супругами. Лариса привыкла из мух делать слонов.
– Приехать к тебе? – из вежливости предложил он.
– Нет, что ты! Скоро сын придет домой...
Они обменялись ничего не значащими фразами и попрощались.
– А что это за тетрадь? – спохватилась она. – Ты выяснил?
Но абонент уже успел отключиться. Лариса вытерла слезы и задумалась. Может, это чертова тетрадь – улика, которая может разоблачить Калмыкова? Тогда зачем он спрятал ее в собственном гараже? Хотя... маньяк, он и есть маньяк... его действия необъяснимы с точки зрения здравой логики... Не сделала ли она ошибку, выпустив такой аргумент против мужа из своих рук? Кстати, что там было написано?
Содержание тетради совершенно не заинтересовало Ларису – уже на второй странице она бросила читать, тут же забыв, о чем именно повествовали слегка наклонные выцветшие чернильные строчки. Тогда ее заботило другое: поскорее поделиться с Матвеем своими подозрениями.
* * *
– Так это же история Донны Луны! – вырвалось у Астры. – Смотри-ка... женщина в золотом чертоге очень даже смахивает на царевну Софью. А таинственный «эксперимент» – на тот роковой спектакль «Баба Яга – костяная нога», после которого умерли сначала царица Агафья, а потом и молодой царь Федор. Вот и пометка переводчика на полях... магнетизм! Мысленное воздействие!
Матвей рассеянно кивал.
– Видимо, Волынский, спасший Sworthy от разбойников, плохо поддавался гипнозу... вот она его и убила. Отравила, как пить дать! – заявила Астра.
– А что, по-твоему, она называет «главным сокровищем»?
– Гиперборейское зеркало! – сходу выпалила Астра. – С его помощью Донна Луна собиралась устроить пожар в «Комедийной хоромине». Если не удастся мысленно внушить со сцены будущему царю Петру и его дружкам чувство неотвратимости близкой смерти. Полагаю, переводчик был абсолютно прав, считая Брюса потенциальной жертвой Донны Луны. Молодых людей, поистине, спасло чудо!
– Эта Донна Луна выбрала себе достойную покровительницу. Я имею в виду царевну Софью. Куда лучше заручиться поддержкой венценосной особы, нежели нанимать шайку бандитов или пьяниц для расправы с неугодными лицами.
– Судя по письмам, дамочка была не из робких. Если она отважилась посещать подпольные притоны и курильни, то...
Матвей улыбнулся. Его умиляло, как Астра схватывала на лету верную мысль.
– Sworthy... что мне напоминает это странное имя? – задумалась она.
– В переводе с английского – Смуглая.
– И Долгушина была смуглой. Все-таки, плясать придется от нее. Она знала историю Донны Луны и решила разыграть старую карту... но зачем? Правда, на роль Бабы Яги пригласили другую женщину...
– В одну реку дважды не войдешь, – философски заметил Матвей. – Да и карта оказалась битая.
– Как все запутано...
– Кто-то грамотно подчистил все концы и оставил нас с носом.
– Надо бы еще раз поговорить с Калмыковым.
– Он в больнице... с сердечным приступом. К нему не пускают. Лариса жаловалась, что муж на нее набросился. Кстати, из-за этой самой тетради! Заметил пропажу.
– Послушай, а где Калмыков познакомился с Долгушиной?
– В «Гвалесе», я же говорил.
Они сидели в маленькой полутемной кофейне, где можно было заказать кальян. Мужчина в восточной одежде и феске приносил его уже раскуренным. Пахло сладковатым фруктовым табаком и жареными кофейными зернами.
– А что, по-твоему, Sworthy подразумевает под «утраченным»? Какую-то вывезенную Брюсами с родины реликвию?
– Переводчик склонялся именно к этой мысли, – подтвердил Матвей. – Признаться, мне она тоже кажется подходящей. Лев и Единорог! Они меня зацепили... Помнишь, Калмыков обмолвился – сказал о Глазе Единорога?
– Лев и Единорог... Лев и Единорог... – бормотала Астра. – Допустим, Лев – это царь... а Единорог – его мудрый помощник. Петр и Брюс? Лев – Солнце, блистающая корона... Единорог – серебро и Луна. Ну правильно! Sworthy прямо пишет, что взяла себе имя Единорога. Она и есть – Донна Луна! Лев олицетворяет земное могущество. Единорог символизирует власть тайную, влияние непознанного на земные события. То есть... Единорог связывает воедино Sworthy и Брюса! Они оба – адепты Непознанного. Как пишет переводчик, династия Стюартов могла претендовать на Глаз Единорога, чтобы вернуть себе власть в Англии. Sworthy была послана за этой реликвией, однако отыскать ее в чужой стране оказалось не просто. Тогда она решилась на второй вариант: уничтожить того, кто имел доступ к фетишу... и мог со временем воспользоваться его силой.
– Имеешь в виду Якова Брюса?
– Донна Луна хотела вывести из игры «две ключевые фигуры»: Петра, дабы освободить трон для царевны Софьи, и Брюса, дабы развязать себе руки. Оставшийся в живых отпрыск славного рода – Роман Брюс – казался ей легкой добычей. Под крылом у Софьи она рассчитывала выведать у него все, что ей требовалось, и заполучить «утраченное». Для Стюартов... или же, под этим предлогом, – для своего покровителя. По крайней мере, это версия переводчика, некого Ольшевского.
– Он не подозревал, что Sworthy и Донна Луна – одно и то же лицо.
– Он – нет. А мы – да!
Матвей отхлебнул глоток остывшего кофе и недовольно поморщился.
– Что же это за фетиш?
Астра пожала плечами. Этого она пока что не знала.
– Касательно Брюса тебе все должно быть известно лучше, чем мне.
– Почему?
Он задал этот вопрос скорее по инерции, нежели по необходимости. Астра тысячу раз права. Брюс – его двойник, как ни крути. Пусть воображаемый, но двойник. На вечеринку в «Гвалес» он наденет рубашку, парик, камзол и башмаки, имитирующее облачение вельможи Петровских времен.
За соседним столиком курили кальян и тихо переговаривались два молодых человека. Астра на всякий случай понизила голос.
– Помнишь, как сказано в пророчестве Тэфаны? «Единорога может приручить только чистая дева...» Чистая дева! Понимаешь?
– Не совсем...
– Я тоже, – призналась Астра. – В этом заложен некий скрытый смысл. Ты подумай.
– Над пророчеством Тэфаны? Нет уж, уволь, дорогая...
Матвей откинулся на спинку стула и закрыл глаза, вдыхая кальянный дым.
– И вообще, мы не там ищем! – завелась она. – Пустые разговоры с разными людьми – это как раз то, чего от нас ждали. Так мы ничего не добьемся. Убийца уверен, что обвел нас вокруг пальца. И он недалек от истины!
Официантка, наряженная одалиской, принесла им орехи в меду, о которых они уже успели забыть.
– Что ты предлагаешь?
– Посмотреть на те же факты изнутри. Представить себя в центре интриги, а не сторонними наблюдателями.
Он попробовал восточное лакомство и одобрительно качнул головой:
– Неплохо...
Эта оценка могла относиться как к орехам, так и к предложению Астры.
– Все замыкается на той давней истории с Донной Луной. И вечерника в «Марконе», и выдумки Долгушиной. Улица Преображенский Вал явно фигурирует в деле не зря. Она возвращает нас мыслями в прошлое, когда Преображенское было колыбелью не только театра, но и юного царя Петра. Мими убита рядом с Преображенским кладбищем, Долгушина погибла неподалеку с Глинками, подмосковным имением Брюса. Все сходится.
Матвей чуть не подавился орехом.
– Ты намекаешь, будто... будто... Донна Луна пытается... повторить то же самое действие?
– Правильно мыслишь, – радостно кивнула Астра. – Давай-ка составим цепочку: «Гвалес» – Донна Луна – Долгушина – Глинки...
– Именно в таком порядке?
– Да.
Он долго жевал, обдумывая все сказанное и недосказанное. Вспомнил, как он представился администратору ночного клуба... господином Брюсом. Черт! Черт...
– Пожалуй, нам стоит поехать к гостеприимной Голове, – не выдержала наконец Астра...
