Глава 29
Матвей и Астра завтракали.
За окном лил дождь. Казалось, за его мутной пеленой не существовало ни города, ни людей. В данный момент эта кухня, желтое бра над столом, клетчатая скатерть, кофейник с синими цветочками по бокам и сидящий напротив Астры мужчина составляли весь ее мир.
– Что ты собираешься делать? – допив кофе, поинтересовался он. – Я съезжу в бюро, пообщаюсь с клиентами, устрою сотрудникам нагоняй и вернусь.
– Тебе нравится твой бизнес?
– Конструкторское бюро «Карелин» – детище моего отца, и оно меня кормит.
– Значит, не нравится.
– Пусть так. Предлагаешь что-нибудь другое?
– Я сама на распутье – безработная с криминальным прошлым! – Печальная улыбка тронула ее губы. – Брошенная невеста, неблагодарная дочь, ненадежный товарищ. Ты ведь мне не доверяешь?
Матвей кашлянул, оттягивая ответ. Астра угадала: он не имел понятия, как она себя поведет. Застанет ли он ее здесь, когда вернется?
– Ладно, не парься, – совсем как его подопечные, выразилась она. – Правильно делаешь. Я сама себе не доверяю.
– Тебе не стоит выходить из квартиры.
– Не буду. Я боюсь! Сяду просматривать флэшку, авось осенит догадка.
– Сколько ты уже смотрела ее – раз десять, одиннадцать?
– Двенадцать. Тринадцатый раз принесет мне удачу.
– Что ты надеешься там отыскать?
Астра оживилась, подняла на него смоляные глаза.
– Образное мышление присуще человеку изначально. Идея, символ первичны по отношению к словам и воздействуют гораздо мощнее любого звукового кода. Речь – лишь слабая тень, робкое эхо этого древнейшего языка.
– Твой отец по совместительству, случайно, не профессор философии?
– У нас преподаватель по актерскому мастерству увлекался мистикой! – развеселилась Астра. – «Все вокруг – игра символов!» – повторял он. – Если умеете их читать, вам ничего больше не понадобится». Я его слушала вполуха, отмахивалась, а зря. Силу визуальных образов недооценивают совершенно напрасно.
– Почему же? – ухмыльнулся Матвей. – Сейчас появилась уйма течений, которые пропагандируют творческую визуализацию.
Он придал окончанию фразы столь выразительную окраску, что Астра прыснула.
– Ладно, я пошел собираться.
Карелин уехал. Астра же, как и говорила, уселась на диван и включила ноутбук. Полилась зазывная, нечеловечески прекрасная мелодия… ее выводил высокий, чистый женский голос; на экране появлялись образ за образом: ползущая по дереву змея, охотники на кабана, русалка… карнавальное шествие, любовники, голова на блюде… усадьба Брюса, горящее чучело… Млечный Путь… Афродита в венке… буренка на пастбище… повешенный… падающие в воду фонтана монетки…
Повешенный…
Астра остановила пленку и, вернув кадр с виселицей и раскачивающимся на ветру телом, задумалась.
Без связи с предыдущими образами ей на ум пришла женщина, которая в зареве пожара стояла в саду перед домом покойной баронессы…
– То был не призрак! – прошептала она.
Сухой корень из тайника лежал перед ней на журнальном столике, дразнил: «Угадай, кто я!»
– Угадаю.
Время до обеда пролетело незаметно. Астра бродила по Интернету, искала подтверждения своим мыслям. И находила.
– Теперь осталось одно! – обратилась она к корню. – Узнать, кто твой хозяин.
Пока молодая женщина размышляла, на другом конце Москвы ее отец слушал доклад Борисова.
– Нет, Коля. Моя дочь не пойдет ни к кому в компаньонки – это же все равно что прислуга! И никогда не заинтересуется сторожем. Тем более там какой-то криминал, чуть ли не воровство. Ты же знаешь Астру!
– Да, но…
– Не зли меня.
Тут Юрию Тимофеевичу будто на ушко кто-то шепнул: «Вспомни, как ты с детства прятал от дочери спички и закрывал на замок ящик, где хранились зажигалки. Все годы, пока она росла, ты боялся, как бы она не спалила квартиру. В Астре живет страсть к огню. Пожар – ее стихия!» И он пошел на попятный.
– Свяжись с этим… э-э… ее сожителем… и сообщи ему… намекни… впрочем, какого черта ходить вокруг да около?! – вспылил Ельцов. – Спроси его о Камышине. Не может быть, чтобы они были в этом замешаны… но… – Он выругался. – Я не исключаю и такого варианта. Огонь всегда был любимой забавой…
Ельцов споткнулся на полуслове, замолчал, потянулся за валидолом. Час от часу не легче! Его бросило в жар, сердце дало о себе знать ноющей болью.
– Не волнуйтесь, Юрий Тимофеевич, – с сочувствием вздохнул Борисов. – Я все сделаю. Он обещал звонить, справляться о новостях. Я постараюсь выяснить, что возможно.
– Уф-ф-фф… кажется, отпускает…
Ельцов расслабился, откинул голову на спинку кресла. Ох, эти взрослые дети! Сколько они доставляют хлопот! Пожалуй, впервые он искренне порадовался, что является отцом единственного ребенка. Раньше его глодало неосуществленное желание иметь троих, в крайнем случае, двоих ребятишек.
Борисов понимал шефа и старался помочь. Взаимовыручка – вот цемент, который с каждым годом все прочнее скреплял их отношения.
Не успел он отправиться по своим делам, как начались телефонные звонки. Нужный человек – «сторож», как Борисов прозвал нового возлюбленного Астры, – позвонил после обеда.
– Рад вас слышать, – искренне сказал Николай Семенович.
Матвея, напротив, не обрадовал такой заинтересованный тон. Его дурное предчувствие оправдалось: Борисов сразу взял быка за рога:
– Что вы скажете о пожаре?
– Какой пожар? Где?
– В маленьком захолустном поселке…
– Не понимаю, о чем вы? – продолжал прикидываться Матвей, хотя уже сообразил: Борисову что-то известно и лучше не играть с ним в кошки-мышки.
– О компаньонке, которая скрылась с места происшествия вместе со сторожем.
– Это не телефонный разговор.
– Согласен. Буду ждать вас на прежнем месте?
– Через два часа, – сказал Матвей. – Предупреждаю: замечу слежку…
– Не беспокойтесь.
Приглушенный смешок Борисова можно было истолковать двояко: ему претит вся эта секретность или просто забавляет его.
Матвей обдумывал предстоящую встречу, когда позвонила Лариса, она жаловалась на мужа и на то, что Карелин не уделяет ей внимания.
– Чем ты занят? – недовольно укоряла она. – Я соскучилась по твоим ласкам. Почему ты пропал?
– Много работы.
Он поймал себя на полнейшем, безмятежном равнодушии к любовнице: ни один нерв не встрепенулся. Пожалуй, он даже тяготился разговором с ней. Перипетии последних дней отбили у него желание общаться с Ларисой. Ей нужна постель, изнурительный сексуальный марафон, а ему – кое-что другое. С некоторых пор его перестал интересовать чисто физиологический процесс.
– Не узнаю тебя! – возмущалась она.
Матвей сам себя не узнавал.
Через два часа он – в берете и очках – неторопливо шагал по аллее рядом с Борисовым. Тот без обиняков приступил к делу: поведал о своих подозрениях по поводу Камышина.
– Астра была там, – вынужденно признал Матвей. – Но не имеет отношения ни к пожару, ни к смерти хозяйки дома. Уверяю вас! Она сама чудом осталась жива.
В глубине души он сомневался в том, что говорил. Только бы его сомнения не уловил Борисов!
– Каким ветром ее туда занесло?
– Долгая история.
– Я не спешу! Уделите мне четверть часа и расскажите.
– Не могу. Это не моя тайна.
– Черт вас забери с вашей скрытностью! Вы… сторож?
– Боже упаси! Нет, конечно! Просто мы с Астрой решили провести медовый месяц в глубинке. На экзотику потянуло, знаете ли. Ну и попутно Астра решила заработать немного денег. Надо же кушать что-то, а я крайне стеснен в средствах.
Карелин излагал предложенную Астрой «легенду», гадая, верит Борисов или чувствует ложь.
– Для сторожа у вас слишком грамотная речь, – буркнул тот. – Каких еще сюрпризов прикажете ждать?
– Надеюсь, это последний, – неуверенно произнес Матвей. – Астре нужна ваша помощь.
– Разве я могу отказать? Выкладывайте, что от меня требуется.
– Сущая безделица. Сгоревший дом на Озерной улице, до того, как его купила погибшая, принадлежал некоему Крымову. Не могли бы вы связаться с ним и выяснить, откуда взялся тайник в комнате, выложенной камнем, и что там хранилось?
Борисов, не мигая, уставился на собеседника.
– Клад, разумеется! – саркастически заявил он. – Сокровища отступающего Наполеона или золото, награбленное бандитом Стенькой Разиным. Впрочем, что я говорю? В тайнике немецкая подданная прятала бриллианты Третьего рейха! Ох-хо-хо! Астра меня умиляет! Неординарная барышня. Значит, она подалась в компаньонки к баронессе ради сокровищ? Уж не вы ли ее надоумили? Работая сторожем…
– Я не сторож, – не выдержал Матвей. – Не давайте воли своим фантазиям.
– Немка ведь приехала в забытый богом Камышин не ради изучения быта и нравов жителей провинциальной России? Эта дама вызвала ваш интерес, и вы подослали к ней Астру, влюбленную в вас женщину, которая на все согласилась? Вам не стыдно?
– Я не намерен терпеть ваш тон, господин Борисов.
– Вижу, вы бедны, но горды, как разорившийся отпрыск знатной фамилии. Превратности судьбы: из князей – в сторожа. Обидно!
– Я устал повторять…
– Ладно, ладно. Допустим, я найду Крымова, это несложно. А вы уверены, что он расскажет и про тайник, и про его содержимое?
– Нет. Я всего лишь прошу вас попытаться.
– Вы используете меня вслепую.
– Только ради Астры. Эта трагедия с пожаром и гибелью женщины может иметь для нее нежелательные последствия.
– Вам повезло, – пристально посмотрел на него Борисов. – Кажется, дела возбуждать не будут, спишут все на несчастный случай. Вы удивительно удачливы, господин э-э… сторож.
Матвей открыл было рот, чтобы в очередной раз заявить протест, но на ходу осадил себя и сказал только:
– Когда мне позвонить по поводу Крымова?
– Завтра. Это срочно, я правильно понял?
Камышин
В домике Коржавиных царило уныние – бабка, казалось, еще сильнее сгорбилась, а Зойка сидела за столом как в воду опущенная.
– Пошел прочь, вислоухий! – раздался со двора крик соседки.
Рыжий пес надрывался от лая, преследуя незваную гостью до дверей. Та отмахивалась от него прутиком.
– Ба! – громко обратилась к старухе белокурая внучка. – К нам тетка Фрося идет. Наверное, опять дрожжи одалживать.
Она угадала.
– Ой, Климовна, – кряхтя, вошла в кухню соседка: любопытная и завистливая баба, постоянно страдающая радикулитом. – Я тесто затеяла. Дай щепотку дрожжей!
Держась за поясницу, она уселась, ожидая, пока старуха достанет дрожжей и завернет кусочек в газету.
– Слыхали про немку-то? Дом ее, пристанище сатаны, сгорел, и она вместе с ним изжарилась. Туды ей и дорога! А прислужницу со сторожем будто корова языком слизала. Испарилися! Прямо как Эльза ваша.
Бабка молча опустила глаза – глухота оправдывала ее угрюмое недовольство и позволяла избегать щекотливых разговоров. Зато Зойка так и зарделась, заерзала на колченогом стуле.
– Эльза тут не при делах, – сверкнула она голубыми глазами. – Она давно у баронессы не работает.
– Знаю… Люди брешуть, немку громом и молнией убило. Только грозы в ту ночь не было. Климовна! – закричала соседка, обращаясь к старухе. – У тебя как со здоровьицем-то?
– У бабушки ревматизм, – ответила за нее Зойка. – Суставы болят. Мы ореховым настоем натираем.
– Слава богу. Я уж подумала, не удар ли ее хватил? Сама неделю пролежала, двинуться не могла – так спину скрутило. Гляжу в окно, а к вашему дому «Скорая» прикатила. Как раз в ту ночь, когда горело на Озерной.
Соседку правда одолел тяжелый приступ радикулита, но жгучее желание разузнать, что стряслось у Коржавиных, подняло ее с постели в рекордно короткий срок. Если бы не стреляющая боль в пояснице, от которой перехватывало дыхание и останавливалось сердце, то пришла бы наутро после пожара.
– Вы разве не спите по ночам? – с ехидцей спросила Зойка.
Ох и бедовая девка растет! Как бы по стопам сестры не пошла.
– Уснешь тут, когда от боли глаза на лоб вылазят, – укоризненно произнесла соседка. – Не дай тебе бог, деточка, так мучиться.
– Вот и я не спала, – прониклась «сочувствием» девушка. – Живот болел. Думали, аппендицит. Врачи приехали, посмотрели – оказалось, отравление. Творога несвежего поела, и на тебе, пришлось «неотложку» вызывать.
– Да… да… – по-птичьи кивала головой старуха. – Да…
Круглое лицо соседки покраснело от досады. Вот, оказывается, в чем дело, – всего-навсего кишечные колики от прокисшего творога. Она-то думала!
– А я грешила на Эльзу! Не она ли дом подпалила?
– Что вы придумываете, тетя Фрося? – вступилась за сестру Зойка.
– Может, вы ее на чердаке прячете? – не унималась соседка. – Меня не проведешь. Я нюхом чую, что к чему.
– Идите, обыщите все комнаты. Я вам и чердак покажу, и подпол, и сарай. Нету Эльзы! Правда, бабушка?
Старуха только кивала, как заведенная. Она толком не понимала, о чем речь, но начала нервничать. Коржавины жили замкнуто, и визит соседки пришелся старухе не по душе. Дрожжи – лишь предлог, чтобы попасть в дом, высматривать, выведывать, а потом судачить с другими такими же кумушками, перемывать кости ее внучкам.
Гостья сидела молча, собрав лоб в напряженные складки, что-то соображая.
– А тебя, значит, именно в ту ночь живот прихватил? – со скрытой неприязнью спросила она Зойку. – Ну-ну…