Глава 21

К бабке Матрене, известной в поселке самогонщице, сегодня уже приходили из полиции, расспрашивали про Тихона. Поэтому она не удивилась Матвею и впустила его во двор. У крыльца злющий лохматый пес заливался лаем, рвался с цепи.

Посетитель не походил на алкашей, которые покупали у Матрены «камышинскую» – так они называли ее изделие. Мужчина приличного вида, чисто одетый и глаза ясные: сразу видно, если и пьет, то по праздникам. Наверняка из района приехал, расследовать дело о пожаре.

– Да уймися ты, Пират! – прикрикнула на пса хозяйка. – Дай с человеком поговорить. Вы из района?

– Из Москвы, – сказал правду Карелин.

– О-о! Вон, откудова вас прислали? Видать, немка-то была важная птица.

Он не стал разубеждать словоохотливую Матрену и молча кивнул.

– Про Тихона спрашивать будете? Так я уже все рассказала. Больше ничего не знаю!

– Вы не бойтесь, – располагающе улыбнулся посетитель. – Наша беседа неофициальная, без протокола. Ваши показания нигде фигурировать не будут.

– Окромя смерти, в мои годы бояться нечего.

Маленькие хитрые глазки Матрены бегали, руки она прятала в карманы широченной кофты.

– Когда вы видели Тихона последний раз?

– Позавчера вечером…

– Тридцать первого октября?

– Ну да… Он пришел за бутылкой. По-соседски! Угости, говорит, меня, Матрена, «камышинской». Водку-то нынче пить опасно, сколько мужиков у нас потравилося, не перечесть! Я ему и вынесла поллитровку.

– А потом?

– Что – потом? Ушел он. Поблагодарил и ушел.

– Куда?

– Он мне не докладывал. В «Блинную», наверное. Дома-то небось шаром покати… а кушать хочется.

Ничего не добившись от Матрены, Карелин отправился в местную забегаловку, которая совершенно не оправдывала своего названия: блинами здесь и не пахло. Гулкий зал бывшей столовой с выцветшими занавесками на окнах, со столами и стульями на железных ножках, был полон дыма, хотя на стене висела табличка, запрещающая курить. Матвей взял бутылку водки, остывшие беляши, салат из свежей капусты и подсел к двум работягам, закусывающим пиво сосисками. По разговору он понял, что парни ремонтируют магазин напротив, а сюда ходят обедать.

– Рановато у вас обед, – заметил он.

– Так мы пашем с шести утра!

Слово за слово, они упомянули о пожаре на Озерной и обгоревшем трупе хозяйки дома – эта тема обсуждалась повсюду.

– Говорят, прислужница со сторожем ее убили, ограбили и устроили пожар, чтобы следы замести.

– Я слышал, молния в дом ударила, – сказал Матвей.

– Врут! Почему же тогда Тихона ищут?

Оказывается, сторож иногда наведывался в «Блинную». Завсегдатаи его хорошо знали и подтвердили, что накануне роковой ночи он здесь выпивал вместе с Гвоздем, после чего они ушли к Тихону париться в бане.

– Кто такой Гвоздь? – громко спросил Карелин.

Высокий худой старик с лысой, как кегля, головой, покачиваясь, подошел к столику.

– М-меня звали? – Его глаза увидели водку и приклеились к бутылке намертво. – Я Гвоздь! Нальете, с-сынки?

Строители ушли работать, и Гвоздь радостно вздохнул – разливать на двоих не то, что на четверых. Когда водка перекочевала в желудок Гвоздя, Матвей взял его под руку и вывел из «Блинной». Они свернули в безлюдный переулок, где по бокам дороги тянулись голые рябины, усыпанные красными гроздьями. Под ногами хлюпала грязь, но Матвея это не смущало. Гвоздь порывался затянуть песню.

– Шумел камыш… – начинал он, спотыкался и замолкал, всем телом повисая на провожатом. – Шш-шумел… ка… мыш… дер-р-ревья… гну-лись…

«Если таких тут много, то понятно, откуда у поселка название Камышин», – подумал Матвей.

– Где Тихон? – спросил он. – Скажешь, еще налью.

– Ти… Ти-хон? Сбёг!

– Вы в бане парились?

– Ага… п-пили и… п-парились… с веничками… п-потом Тихон в дом позвал. – Гвоздь затряс лысой головой, икнул. – А т-тебе чего надо? Ты кто?

На холодном ветру он чуть протрезвел, и его мозги медленно, с натугой заработали.

– Я племянник его, – на ходу импровизировал Матвей. – Из Тулы приехал, а дядьки нету! Мне ночевать негде.

– Из Ту… Тулы? – моргал старик. – Племяш, значить? Худо дело, брат… Д-дядька твой того… слинял… теперя не скоро в-вернется.

– Как это? Что же мне, обратно в Тулу ехать? Я ему телеграмму посылал! – изображал горькое отчаяние Матвей. – Он ответил, что ждет. Ты меня обманываешь! Где дядька, признавайся?

Он схватил Гвоздя за грудки и сильно встряхнул.

– Говорю же… сбёг! – испугался тот. – Нас… Вовка-сосед р-разбудил… «Пожар! – кричить. – Пожар! Бягом, м-мужики, на пожар! Немкин дом горить!» Я поднялся… потом опять у-упал… утром меня менты водой о-облили… «Где дружок т-твой Тихон?» – пытають. – Я глядь… а его и с-след простыл…

– Ладно, держи на опохмелку.

Матвей сунул старику в карман сто рублей и зашагал к дому Тихона, надеясь, что Вовка, сосед, окажется трезвее Гвоздя. Так и было: упитанный, пышущий здоровьем парень рубил во дворе березовые поленья.

– Тебя Владимиром зовут? – уважительно спросил Карелин, чем сразу завоевал его доверие.

– Ну…

– Я Тихона ищу.

– Вы из полиции?

– Нет. – Матвей подошел к забору, и парень, не выпуская из рук топора, последовал его примеру. – Я племянник из Тулы. Где дядька? Говорят, он в беду попал? Хочу его с собой забрать. Менты ведь разбираться не станут, повесят на Тихона все грехи и посадят вместо настоящего преступника.

Глаза парня загорелись, он криво усмехнулся.

– Тихон дом не поджигал! Он вечером в «Блинной» сидел, потом они с Гвоздем парились – я им веники приносил и пива. Набрались они до чертиков и уснули в доме. Я как услышал про пожар, сразу кинулся их будить. Гвоздь вообще лыка не вязал, а Тихон едва глаза продрал, сообразил, что к чему и давай голову в ведро окунать. Колодезная вода мигом хмель смыла! «Бежать мне надо, – говорит. – Не то посадят! Я дымоход не почистил как следует, видать, от камина и занялось! Думал сегодня закончить, а оно вон как повернулось. Все, кранты мне, Вован!» Вытащил деньги из-под матраца, перекрестился: «Не поминайте лихом!» – и побежал на дорогу попутку ловить.

– Откуда ты знаешь, что попутку?

– Так это самый быстрый способ уехать. Не на вокзал же ему было идти? Там в секунду загребут.

– Выходит, чей-то дом загорелся по дядькиной вине?

– Вряд ли, – покачал головой парень. – Подумаешь, дымоход не почищен! Прямо сразу пожар, что ли? Это Тихон спьяну так решил. Мозги после самогона тормозят конкретно! Сам знаю.

– Когда же он вернется?

Вовка пожал могучими плечами, перебросил топор из одной руки в другую, легко, как игрушку.

– Я бы не возвращался. Семьи у Тихона нет, работы теперь тоже, да еще посадить могут. Он себе не враг, чтобы самовольно в петлю лезть!

– А дом не жалко бросать?

– Какой это дом? Хибара! Сам погляди: крышу менять надо, полы прогнили, банька валится – все его хозяйство доброго слова не стоит. Главное, чтобы менты от Тихона отцепились. Я-то им ничего не сказал! И ты помалкивай.

Разговор с этим парнем окончательно убедил Карелина в непричастности сторожа к поджогу. Убивать баронессу Тихону незачем, устраивать пожар тем более. Он служил предыдущему хозяину, потом добросовестно работал у госпожи Гримм – и никаких инцидентов. Почему вдруг сейчас ему понадобилось грабить и поджигать?

Матвей шел по улице, не замечая мелких, пролетающих в воздухе снежинок. Ему было жарко. Один день – вот и все время, которое он мог посвятить сбору информации. Завтра им с Астрой, хочешь не хочешь, придется ехать в Москву. До вечера следует выяснить хоть что-нибудь, проливающее свет на события в доме баронессы.

Астра, если верить ее словам, ударила злоумышленника отверткой. Но ни Гвоздь, ни Вовка, сосед, даже не обмолвились ни о каком ранении или недомогании Тихона. Не так проворен сторож, чтобы успеть и в баньке попариться, и выпить изрядно, и учинить на Озерной улице пожар, и вернуться в дом, и уснуть, и…

– Нет, – пробормотал Матвей. – О Тихоне можно забыть. Эта ниточка никуда не приведет. Из приближенных к погибшей остается Эльза, но кого о ней расспрашивать?

Мысль о школе возникла сама собой. Эльза, как все дети, окончила школу: ее там знают учителя, они подскажут, с кем она дружила, чем увлекалась.

Камышинская средняя школа стояла в центре поселка – трехэтажное здание из красного кирпича с большими окнами и четырьмя колоннами у входа. На первом этаже – гардероб, где сидела пожилая женщина с забранными в узел седыми волосами. К ней-то и обратился Матвей с вопросом об Эльзе.

– Коржавина? – просияла гардеробщица. – Знаю. Как не знать? Ее сестра постоянно школу прогуливает. Исключать собираются! Давно пора за них взяться! Одна плохо кончила, и другая пойдет по ее стопам.

– Я из опекунского совета, собираю сведения об этой семье, – доверительно сообщил Матвей. – Мне интересны мнения не только официальных лиц, но и окружающих, которые непосредственно общались с девочками.

Он пересыпал свою речь специфическими выражениями, дабы вызвать почтение у седой дамы. А то потребует какой-нибудь документ.

– Что вы можете сказать о старшей из сестер Коржавиных?

– Эльзу ее красота сгубила, – понизила голос гардеробщица. – Бывало, ходит по школьным коридорам, будто пава. Юбчонку короткую напялит, вся задница наружу! Прости, господи! – смутилась она. – Училась так себе. Ленивая, невоспитанная: сделаешь замечание – огрызается! Только и делала, что стреляла глазами на мальчиков. И Зойка такая же растет. Кому их воспитывать-то? Мать умерла, бабка старая совсем…

– А отец?

– Они от разных отцов, кажется, а похожи обе на мамашу покойную – блондинистые, голубоглазые, фигуристые и дерзкие. Думают, если красоту бог дал, так им все можно. С лица воду-то не пьют! Красивые вон все на панели, туристов иностранных обслуживают или в заграничных борделях трудятся.

Гардеробщица отчего-то явно невзлюбила женскую красоту и пользовалась случаем излить желчь. Красота в ее устах выглядела проклятием, клеймом позора. Карелин дал ей выговориться. Когда поток негодования иссяк, он спросил:

– Чем сейчас занимается Эльза Коржавина?

– Эта вертихвостка? Ясное дело: или голая танцует где-нибудь, или ее в Турцию продали. Она ведь рассчитывала в Германию уехать, за немца замуж выскочить! Потому и пошла в прислуги к немецкой барыне. А та, не будь дура, никуда Эльзу не повезла. Девица долго терпела, но потом все-таки не выдержала и сбежала от нее. Деньги собрала, какие в доме были, и махнула в Турцию на заработки – тайком, чтобы никто не пронюхал. Там с ней церемониться не стали, продали то ли в гарем к богатому старику, то ли в бордель. Коржавиным бы тревогу бить, шум поднять, спасать непутевую… А они рты на замок и помалкивают. Дескать, не знают, куда Эльза подевалась! А чего ж тогда в полицию не идут, заявление не пишут? Вы кого угодно спросите, все подтвердят, что Эльза еще летом уехала, и поминай как звали. Некоторые даже такую страсть придумали, повторить боязно, – будто немка Эльзу заперла в подвале и уморила голодом.

– Вы серьезно?

– Люди всякое болтают. Но это, конечно, неправда. Позапрошлой ночью дом той ведьмы сгорел дотла, – наклонившись, прошептала гардеробщица. – Нашли только один труп, самой хозяйки. А в подвале, кроме старой мебели и ящиков с овощами, – ничегошеньки. Вот какая у нас жуть приключилась!

– Вы не подскажете, с кем Эльза дружила? Может быть, кто-то знает, как с ней связаться? Понимаете, ее младшей сестре нужен опекун: человек, который в состоянии позаботиться о девочке. Бабушка уже совсем дряхлая, глухая, какой из нее воспитатель?

– Это правильно, – одобрила школьная блюстительница нравов. – Зойке крепкая рука не помешает. – Она задумалась, устремив вдаль строгие глаза. – У Эльзы подружка была… Ира… фамилию запамятовала. Она в аптеке работает, фармацевтом. Вы зайдите, побеседуйте с ней. Большая аптека у нас одна, рядом с бывшим кинотеатром. Найдете?

– Попробую.

Матвей знал эту аптеку и за десять минут быстрой ходьбы добрался по адресу. У стеклянного прилавка миловидная девушка отпускала молодому человеку шприцы и лекарство в ампулах.

– Мне нужна Ира, – сказал Матвей. – Это вы?

– Я – Таня, – улыбнулась девушка, – Ира сейчас подойдет. Ира! – крикнула она куда-то за спину, в открытую дверь служебного помещения. – К тебе пришли.

Из двери выпорхнула тоненькая, болезненно худая брюнетка с ярко подведенными глазами. Светлый форменный халатик и шапочка подчеркивали ее бледность.

– Мы можем отойти в сторонку? – предложил он.

Ирина послушно прошла в угол торгового зала, где стояли несколько стульев для пожилых покупателей.

– Слушаю вас…

– Я из опекунского совета, – двинулся проторенным путем Карелин. – Собираю данные о семье Зои Коржавиной. Вы знаете ее старшую сестру Эльзу?

Ирина напряженно кивнула. Она так же, как и Матвей, не имела понятия, что такое опекунский совет и чем он занимается, но не подала виду. Ее взгляд блуждал вокруг, ни на чем не задерживаясь, ноздри нервно подрагивали.

– Мы дружили в школе. Потом я поступила в медицинское училище, уехала из Камышина, с Эльзой встречалась редко, только когда приезжала домой на каникулы. После училища я вернулась, устроилась на работу в маленький аптечный киоск на вокзале, а Эльза уже была компаньонкой у одной женщины, вернее, домработницей. Наши отношения из дружеских стали приятельскими. Я заметила, что на многие вещи мы смотрим по-разному.

– Например?

Она оглянулась, как бы не желая быть услышанной посторонними, – в аптеку вошли две пожилые женщины, заговорили с Таней. Ирина явно тяготилась, что ей приходится отвечать на вопросы незнакомого человека, но продолжала из вежливости.

– Эльза не хотела учиться и подтрунивала надо мной, – натянуто улыбнулась она. – Мол, не в дипломе счастье. Она надеялась на свою красоту, которая послужит ей билетом на праздник жизни. А мне, как видите, лучше рассчитывать на трудолюбие.

– У Эльзы были мужчины? Она собиралась выходить замуж? – спросил Матвей.

– Были. Она пользовалась успехом. Но наши камышинские парни не годились ей в женихи. Эльза мечтала выйти за богатого иностранца, уехать за границу, поселиться на вилле с мраморным фонтаном, в общем… вы понимаете. Потому она и пошла прислуживать баронессе. Обаятельный миллионер все не появлялся, и ее мечты таяли. Эльза страдала депрессией… ой, я, кажется, сболтнула лишнее. – Ирина закусила губу и порозовела. – Это ведь к делу не относится?

– Мне нужно собрать все данные о семье Коржавиных, чтобы составить полную картину.

– Ну, тогда вам следует поговорить с Зоей или с бабушкой.

– Старушка глуха, а младшая сестренка Эльзы встретила меня агрессивно. Не стоит ее травмировать. Лучше я побеседую со взрослыми, которые знают Коржавиных. Вы отказываетесь мне помочь?

– Нет… Просто я в последнее время почти не общалась с Эльзой. Коржавины живут обособленно, замкнуто, не дружат с соседями, ни с кем не обсуждают своих проблем. Это правильно, наверное.

– Не мешало бы повидаться с самой Эльзой, а не пользоваться слухами и домыслами, – со вздохом сказал Матвей. – Где я могу ее найти? Одни говорят, она в Турцию подалась, танцевать стриптиз, другие… Впрочем, вы знаете языки провинциальных сплетниц: чего только они не нагородят!

Ирина сделала отрицательный жест.

– Ерунда. Наши кумушки придумали, будто Эльзы нет в живых… якобы баронесса ее убила. По поводу трупа мнения разделились. По одной версии, он закопан в подвале дома; по второй – немка расчленила тело и скормила черным собакам. Есть еще и третья, и четвертая – про гарем, и про то, что Эльзу в рабство продали или в бордель. Глупости какие!

– Красивая женщина вызывает интерес, о ней судачат, ей перемывают косточки. Но ведь дыма без огня не бывает.

– Это все потому, что Коржавины такие скрытные, – кивнула Ирина. – Никого не поставили в известность, куда делась Эльза.

– Значит, есть причина, по которой они молчат?

– А разве люди обязаны объявлять о своих поступках? Есть же какие-то личные тайны! Вы не допускаете, что Эльза решила сделать пластическую операцию, например? Или уехала с любовником в другой город, другую страну? Или усыновила ребенка и хочет, чтобы он считал ее своей родной матерью? Как вы думаете, в нашем поселке возможно уберечь малыша от доброхотов, которые жаждут раскрыть ему глаза? Я вам назову еще десяток поводов уехать, не попрощавшись и не оставив адреса. Кажется, это не запрещено законом?

– Вы меня озадачили… – признался Матвей.

Все перечисленное просто не приходило ему в голову. Вот как предвзятое мнение влияет на ход мыслей.

– Вы слышали о пожаре в доме баронессы? – помолчав, спросил он.

– Конечно. Об этом болтают на каждом углу. Эльза тут ни при чем, если вы это имеете в виду. Последний раз я видела ее в середине лета, здесь, в аптеке. Она покупала лекарства. С тех пор о ней ни слуху ни духу.

– Какие лекарства приобрела ваша подруга?

– Антидепрессанты. По рецепту врача, как положено.

Карелин вышел из аптеки ни с чем. Пожалуй, еще одна ниточка оборвалась…