Глава 17
Первый день ноября выдался серым и унылым. Ночью шел снег, к утру его сменил моросящий дождь.
Борисов решил еще раз поговорить с Леной Бровкиной. Он пригласил ее в кафе на набережной, где из окон открывается вид на реку. По мутной воде плавали желтые листья.
Лена пришла расстроенная, с заплаканными глазами. Николай Семенович заказал ей и себе коньяк, кофе и мороженое.
– Никак в себя прийти не могу… – призналась она. – Астра куда-то уехала, Марина умерла. Ужас! Она была беременна… и молчала. Ни словом не обмолвилась! Какие же мы подруги, если не доверяли одна другой? Оказывается, она встречалась с мужчиной, собиралась родить ребенка. А мы с Астрой ни сном ни духом! Этот мужчина даже не пришел на похороны. Почему?
– Может быть, он в командировке, – солгал Борисов. – Или у него есть жена, от которой он скрывал любовную связь на стороне. Теперь, когда Марина мертва, ему и вовсе ни к чему заявлять о себе.
– Концы в воду, значит?
Он насторожился: вылетевшая у Лены фраза точно отражала положение вещей. Борисов вспомнил позу трупа – головой в воде – и внимательно взглянул на собеседницу. Она ведь, в принципе, тоже могла…
– После кладбища мне снятся кошмары, – сказала Бровкина. – Вы боитесь покойников? Никогда не думала, что из нас троих кто-то умрет молодым. Как закрою глаза, так и вижу лицо Марины в гробу… бледное, ни кровинки, и приоткрытые бесцветные губы. Она меня преследует!
– Это пройдет.
Молодая женщина глотнула коньяку, поморщилась.
– Неужели Марину убили грабители? У нее не было ни драгоценностей, ни денег. Начинающий врач-стоматолог зарабатывает не так уж много.
– А родители? Они ей помогали?
– Сколько я помню Маринку, она жила без отца. Тот бросил семью, когда ей еще года не исполнилось. Потом ее мама второй раз вышла замуж. Марина была уже взрослая, окончила институт. Отчим пришелся ей не по нраву. Они постоянно ссорились между собой, пока не разъехались.
– Что послужило яблоком раздора? Ревность? Марина болезненно воспринимала замужество матери?
– По-моему, они с отчимом не сошлись характерами. Марина мало рассказывала о своей семье, она вообще была закрытой, не любила никого посвящать в личную жизнь. Видите, даже про беременность все узнали только после ее… смерти.
Лена всплакнула, но быстро успокоилась.
– Чем ей отчим не угодил?
– Не знаю… не так-то просто поладить с чужим человеком. Думаю, Марина привыкла жить вдвоем с матерью и не смогла смириться с присутствием постороннего мужчины. Она ужасно злилась, называла его скрягой, жмотом! Тамара Валентиновна – ее мама – обижалась, считала, что дочка портит ее отношения с мужем, в общем, они решили разменять квартиру.
Борисов вспомнил, как стояла у гроба Степнова, – черная, иссохшая, ни слезинки не проронила. Отчим тоже не убивался: выполнял свой долг и все. Это понятно – Марина ему не родная.
– Он действительно был жадным?
– Наверное. Марина как-то обронила вскользь, что у отчима есть своя квартира, а он поселился у них. Она не верила в его любовь к матери. Он молодой, обеспеченный. Зачем жениться на женщине в возрасте, когда вокруг полно красивых девушек?
Борисов задумался. Вдруг не Марина ревновала мать к отчиму, а наоборот? Когда старшая Степнова заметила, что ее супруг заглядывается на дочку, между ними кошка и пробежала. Тогда, бесспорно, вместе они ужиться не могли.
– После размена квартиры Марина перестала общаться с родителями? – спросил он. – Или они иногда встречались?
– Сначала нет. Даже не созванивались! Потом взаимная злость остыла, и Марина стала изредка звонить маме. Но в гости не приглашала и сама туда не ходила. Впрочем, мне точно неизвестно, как у них складывались отношения. Я сужу только со слов Марины… Господи! Не могу поверить, что ее больше нет…
– Придется. Смерть такая шутка, к которой не сразу привыкаешь, – сочувственно произнес Борисов.
– Астра знает о смерти Марины? Ей сказали?
– Я не в курсе. О чем сообщать дочери, а о чем умалчивать – семейное дело Ельцовых.
– Да, конечно. Они с Маринкой еще со школы дружили, – горестно вздохнула Лена. – И так по-разному обошлась с ними судьба. У Астры скоро свадьба, а Марина уже никогда не станет ни женой, ни матерью.
– На все воля божья.
– Как вы думаете, после смерти… есть еще что-то? Я имею в виду, человек уходит в другой мир или просто перестает существовать?
Борисов развел руками.
– Я был бы не против другого мира, а вы?
– Не знаю… – Лена покачала головой. – Иногда мне становится так страшно!
Она взяла рюмку с коньяком, подержала в руках, выпила.
– Налить еще?
– Пожалуй, да. Хоть немного расслаблюсь…
Он разлил коньяк, себе и ей, подал блюдечко с лимоном.
– Закусывайте. Вам нравится Захар Иваницын?
– В нашем классе не было ни одной девчонки, которая бы не сохла по нему, – улыбнулась Бровкина. – Зах и сейчас имеет успех у женщин. Красивый мальчик вырос и стал красивым мужчиной. А почему вы спрашиваете?
– Может быть, у него случались романы на стороне?
– Не-е-ет! Что вы, нет. Он Астру любит… всегда любил. Я одно время так ей завидовала… стыдно признаться, но потом все прошло.
Они еще посидели, поговорили о Марине. Борисов лишний раз убедился в искусном притворстве Иваницына и его изощренной скрытности. Практически никто из окружения сего господина не подозревал о его связях с женщинами.
Из кафе Николай Семенович поехал на встречу с Тамарой Степновой. Он представился частным лицом, юристом, который ведет собственное расследование. Сыпал терминами, названиями «статей в научных журналах» и добился ее согласия на разговор.
– Я занимаюсь классификацией тяжких преступлений. Поимка и наказание убийцы не может облегчить боль утраты. Но справедливость требует, чтобы преступник оказался на скамье подсудимых.
– Какая справедливость? О чем вы? – простонала она, однако не отказалась ответить на несколько вопросов.
Борисов ждал ее, не выходя из машины. Они договорились пройтись по скверу. Дождь прекратился, на асфальте стояли лужи. С мокрых деревьев капало.
Тамара Валентиновна выглядела лет на шестьдесят – черный платок подчеркивал ее возраст, глубокие морщины и темные веснушки на лице.
«Интересно было бы посмотреть на ее мужа, – подумал Борисов. – Какую выгоду он извлек из женитьбы? Степнова не миллионерша, не бизнес-леди и далеко не красавица. Всю жизнь проработала врачом-окулистом в районной поликлинике».
– Расскажите мне о вашей дочери, – проникновенно попросил он, когда они медленно пошли по аллее. – С кем она дружила? Был ли у нее возлюбленный? Что могло послужить поводом для убийства?
– Видимо, был, раз она ждала ребенка. Разве не понятно? Только она с родной матерью своими проблемами не делилась. Все с чужими людьми! Водила в дом каких-нибудь подозрительных типов, вот они и воспользовались ее глупостью.
Об Иваницыне женщина, похоже, не знала.
– У вас второй брак, насколько я слышал…
– Это к делу не относится! – отрезала Степнова.
– Вы кого-нибудь подозреваете?
– Н-нет. Я не знаю, как Марина жила в последнее время. Мы не встречались, иногда она звонила, иногда я. Этого было достаточно.
– То есть у вас с дочерью возник конфликт?
– Отцов и детей! Она выросла и перестала меня понимать.
– Простите, а как Марина восприняла ваше замужество?
– В штыки! Молодые бывают безжалостны. Она твердила, что Гера – это мой супруг – не испытывает ко мне никаких чувств, обвиняла его во всех грехах. Называла скрягой, дескать, он меня использует и… в общем, какая разница? Мне неприятно об этом говорить.
Борисов уже успел выяснить по своим каналам, что Герасим Осокин, отчим Марины, имеет небольшой бизнес и собственную жилплощадь. Но живет в квартире жены. Причин на то может быть множество. В конце концов, это его личное дело.
– Вы остались на своей фамилии?
– Да, – кивнула Тамара Валентиновна. – Зачем мне возня с документами? Паспорт менять пришлось бы и прочее. На работе привыкли, что я Степнова, – и коллеги, и больные. Муж отнесся к моему решению с пониманием.
Она не выглядела убитой горем женщиной, которая недавно похоронила единственную дочь. Не исключено, что мать ревновала молодого супруга к Марине… и могла ее убить. Чудовищно? Дико? Тысячу раз да! Но подобное случается. Эта некрасивая, рано состарившаяся дама вдруг обрела любовь, в которой заключался весь смысл ее жизни, а дочка представляла серьезную угрозу семейному счастью. Тут уж не до родственных уз…
– В квартире Марины что-нибудь пропало? – спросил Борисов, возвращаясь к роли исследователя в области криминальных преступлений.
Тамара Валентиновна пожала плечами:
– Не возьму в толк, на что грабители позарились? Перевернули все вверх дном, наверное, деньги искали.
– У Марины водились большие деньги?
– Откуда? Только ее зарплата. Хотя… честно скажу, не знаю. Если она с каким-нибудь бандитом спуталась, то ничего исключить нельзя. Ох, Маринка, Маринка! Доигралась!
Она всхлипнула без слез, прижала платочек к сухим глазам. «Должно быть, напилась транквилизаторов, вот и кажется, что ей не жаль погибшую дочь, – подумал Борисов. – Не стоит делать поспешных выводов».
– Могу я поговорить с вашим мужем?
– Он вам ничего нового не скажет, – вскинулась Степнова. – Оставьте нас в покое! То полиция допытывалась, что да как, теперь вы явились. Сколько можно нас терзать? К чему вы клоните? Хотите нас обвинить в смерти Марины? Скажите еще, что ее квартира теперь достанется нам!
– Я не то имел в виду…
Женщина уже не слушала. Ее лицо перекосилось, черный платок сбился, спутанные волосы упали на лоб.
– Оставьте меня!
Не прощаясь, не оборачиваясь, она побежала по скверу к остановке метро. Борисов смотрел ей вслед. Как-то странно ведет себя Тамара Валентиновна. Подозревать ее в убийстве дочери нет никаких оснований… чего она дергается, психует?
Надо бы все же поговорить с Осокиным…
Борисов понимал, что напрасно теряет время. Семейная драма, или, скорее, фарс этих людей, ничем ему не поможет в поиске Астры Ельцовой. Да и к убийству Марины ее мать и отчим вряд ли имеют отношение. Разве что косвенное. Не будь между ними взаимных обид и раздора, глядишь, и выплыли бы факты, способные пролить свет на тайну смерти молодой женщины.
Николай Семенович подумал о Захаре. Уж больно тот жидок, трусоват, чтобы решиться на убийство. Подленькие мыслишки он, может, и вынашивал, но убить человека не осмелился бы. Такие пасуют в самый последний момент. Вот Астра – другое дело. Она хоть и женщина, а фору даст десятку Иваницыных. Правда, не настолько она ревнива и не настолько подвержена бурным страстям – на роль Отелло в юбке дочь Ельцова не годится.
Но кто-то же убил Марину Степнову?..
* * *
Не раздеваясь, в камзоле и башмаках Брюса, Матвей побежал к телефону, интуитивно понимая, чей голос услышит. И не ошибся.
– Это я, Астра… – прозвучало в трубке. – Вы меня помните?
– Да. Что-то случилось?
Он машинально взглянул на часы – четыре утра. Ничего себе, погуляли!
– Простите, я, наверное, вас разбудила…
– Нет, я не сплю.
– Я… в общем, мне не к кому обратиться, кроме вас… Ночью я приходила к вашему дому, открыла сарай и взяла вашу куртку. На улице холодно, а мне нечего было надеть. – Она судорожно вздохнула. – Я не знаю, что мне делать!
– Астра! Вы в Камышине?
– Да. У автовокзала. Здесь есть телефон.
– Что произошло?
– Долго рассказывать.
– У вас есть деньги? Вы можете приехать в Москву? Я вас встречу.
– Деньги есть… но приехать не могу.
– Почему?
– Нельзя. Вдруг меня будут искать? Я должна где-нибудь спрятаться.
– Хорошо, я понял.
На самом деле он был в полном недоумении.
– Я боюсь, – прошептала она в трубку.
«Она мне звонит, потому что надеется на мою помощь, – подумал Матвей. – Она хочет, чтобы я приехал».
– Я приеду, – сказал он, не раздумывая. – Уже выезжаю! Там, в сарае, где вы взяли куртку, есть немного сена – на нем можно подремать до утра. Только постарайтесь, чтобы вас никто не увидел. Возвращайтесь к дому, пока темно. И не высовывайте носа до моего приезда.
– Спасибо… – с облегчением выдохнула она. – Вы меня не бросите?
– Конечно, нет. Я не для того спасал вас от бешеного пса, чтобы вы попали в новую беду.
Матвей быстро переоделся, захватил с собой расписание электричек и вызвал такси. По дороге он прикинул, когда доберется до Камышина. Получалось, Астре придется ждать его как минимум часа три.
Их короткая встреча была так свежа в памяти, что он удивился. Он как будто предвидел этот звонок с просьбой о помощи, потому и дал Астре визитку.
«Я хотел снова ее увидеть, – вынужден был признать Матвей. – Я рад, что у меня есть повод для этого».
Ночь Хэллоуина оказала на него необъяснимое влияние, особенно зловещий маскарад, который преобразил людей не только внешне, но и внутренне. Впервые в жизни Матвей ощутил себя другим человеком – каким-то давно умершим петровским вельможей. Поразило его и то, что он раньше, задолго до этой ночи заинтересовался Яковом Брюсом, читал о нем и ездил в усадьбу «Глинки», где отставной фельдмаршал предавался своим чудачествам.
Видение, посетившее Матвея на Сретенке, – Сухарева башня и женщина, позвавшая его за собой, – теперь казалось каким-то минутным помрачением рассудка.
«Бывают же миражи в пустыне, – рассуждал он. – Почему бы миражу не появиться в городе? Ночь, снег, особый психологический настрой… всеобщее намерение быть кем-то другим – вот и почва, которая подготовила странную галлюцинацию».
До этого Карелин о галлюцинациях только слышал. «Обман зрения, обоняния, осязания и слуха вследствие психического расстройства или под воздействием наркотиков», – такая формулировка его не устраивала. Легче всего приписывать сбоям в психике любые явления, не укладывающиеся в рамки научных объяснений. Приклеил ярлык – и готово, напрягать мозги незачем.
Он вспомнил о так называемых хрономиражах. Ребята из поисковых групп, которые занимались раскопками на местах бывших сражений, рассказывали, что иногда слышали отчетливые звуки боя и видели смутные фигуры воинов. О том же твердили и «черные археологи».
«Что же приключилось со мной на Сретенке? – спрашивал себя Матвей. – Умопомрачение или мираж? Никто, кроме меня, ничего не видел. Если бы Смерть тогда меня не окликнул, чем бы закончилось мое путешествие следом за дамой в отороченной мехом накидке? Где бы я оказался?»
Обо всем этом Матвей размышлял, уже сидя в электричке. Мысль, возникшая у него ночью о Камышине, пришла в голову не случайно: Астра нуждалась в его присутствии. Что она натворила?
Он не стал перебирать варианты и строить предположения. Приедет – узнает.
С железнодорожной станции до поселка придется добираться автобусом или на перекладных, как получится. Свою машину Карелин не взял, на ней к дому незаметно не проскочишь. Пусть его приезд останется тайной для соседей: до выяснения обстоятельств.
