ГЛАВА 18
Семнадцатый век до нашей эры. Вавилон
После праздника в городе наступило затишье. Великое таинство «священного брака» свершилось, уставшие паломники вповалку спали у стен, окружающих Эсагилу, – в специально отведенных для них домах места для всех не хватало. Внутри святилища догорали факелы и бесчисленные свечи, зажженные во славу бога солнца… Пахло курениями, увядшими цветами и человеческим потом.
Юный служитель помогал своему наставнику укладывать щедрые подношения в большие деревянные лари из драгоценного кипариса. Он излишне поспешно затушил светильники у статуи Шамаша – бог был изображен в виде старца, восседающего на троне.
– Обращайся с огнем бережно! – рассердился жрец. – Разве тебе не известно, что огонь – земной символ бога? Господин и владыка Шамаш вершит правосудие и карает злодеев, его свет проникает повсюду, в самые укромные уголки, неся погибель темным и опасным духам. Бойся прогневить его!
Юноша испуганно смотрел на наставника, желая провалиться сквозь землю. Он и правда валился с ног от усталости и плохо соображал, что делает.
– Я сам приберу здесь, – смилостивился тот. – Иди, разбери вон те груды одежды, сброшенные участниками священнодействия. Их нужно привести в порядок и аккуратно развесить…
Паренек послушно наклонился и приступил к работе. Его руки наткнулись на что-то твердое и неприятное на ощупь. Еще не понимая, в чем дело, он вскрикнул. Среди ритуальной одежды, небрежно прикрытое парой расшитых голубыми и красными бусинами плащей, лежало мертвое тело.
– Что там такое? – недовольно спросил жрец.
Он тоже устал, его голова кружилась, а глаза слипались.
– Здесь… здесь… мертвец…
– Это, должно быть, жертвенный барашек задохнулся от зноя и набросанных сверху вещей.
– Нет, господин… это не барашек… это… человек…
Жрец, не веря своим ушам, подошел поближе. Может, кто-то из служителей культа потерял сознание от жары и непрестанных молитв?
Он увидел не то, что ожидал. На ворохе дорогих накидок и головных уборов ничком лежало тело мужчины, облаченное в темную хламиду. Так одевались представители только одной жреческой касты…
Наставник оттеснил растерянного отрока и приподнял руку усопшего. На его запястье с внутренней стороны ясно проступало клеймо: змеевидная голова дракона с раскрытой пастью и высунутым языком…
– О, мой бог-хранитель! – прошептал жрец. – Да повернет он ко всему доброму!
Мужчина умер насильственной смертью: в его спине торчал обычный ритуальный нож, которым закалывают принесенных в храм барашков. Таких ножей десятки в каждом святилище, их никто не считает.
Жрец повернулся к юноше и велел ему взять убитого за ноги, а сам крепко обхватил его руки.
– Снесем тело в подземелье, а там решим, как быть. Если этого человека найдут здесь, вина за его смерть падет на нас. Что привело его сюда? Ума не приложу…Ты его видел во время церемонии?
– Нет, господин…
– Кто мог покуситься на его жизнь во время «брачных торжеств»? Безумец! Боги накажут его…
Они долго спускались по каменной лестнице в темноту, волоча по ступенькам окоченевшее тело, пока не достигли тесной площадки, откуда брал начало прорытый в земле коридор. Жрец, тяжело дыша, зажег масляный светильник и вполголоса произнес охранительное заклинание. Отрок сидел на полу, разглядывая труп.
– Что это за знак на его руке? – полюбопытствовал он.
– Закрой глаза и не смотри. Забудь обо всем, – твердо произнес наставник, пристально глядя в лицо молодого помощника. – Спи!
Тот опустил веки и мгновенно погрузился в глубокий сон.
– Вот и хорошо. Когда ты проснешься, из твоей памяти сотрется это прискорбное происшествие…
Дальше жрец решил действовать один. Когда дело касается «стражей дракона», свидетели ни к чему. Он знал надежное местечко в тупиковых ответвлениях коридора, где можно спрятать труп так, что его никто никогда не отыщет.
«Потом совершу очистительный обряд… – думал он, обвязывая ноги покойника толстой веревкой из волокон тростника. – Я слишком стар, чтобы взвалить тело на плечи. Буду тащить волоком. Да простит меня дух усопшего, что я не обеспечил его останкам надлежащего погребения!»
Когда все было кончено, жрец вернулся на площадку к спящему юноше. Не оставлять же его здесь, под землей? Он наклонился и легонько дотронулся рукой до плеча молодого служителя. Тот вздрогнул и открыл глаза, будто очнулся.
– Где я?
– Тебя сморила усталость…
Отрок, все еще витая в гипнотическом забытьи, послушно побрел за ним наверх, к свету жаркого дня, к своим привычным обязанностям.
– Продолжай разбирать ритуальную одежду! – приказал наставник.
Юноша молча повиновался.
– Что это за пятна, похожие на кровь? – с недоумением спросил он, разглядывая плащ, на котором лежал убитый.
– Вероятно, резали жертвенного барашка… Отложи испачканные вещи в сторону, их нужно будет выстирать.
– Да, господин…
К обеду жрец отпустил отрока восвояси и приступил к очистительному обряду. После чего отправился в храмовое святилище.
– О, Шамаш, владыка прорицателей и великий оракул! Пролей свой могущественный свет на темное дело… к тебе обращаюсь за помощью и поддержкой…
Обращая к богу слова молитвы, он между тем наполнил чашу прозрачной водой и выбрал золотистую свечу с выдавленными на ней клинописными знаками, вопрошающими о прошлом. Сейчас его интересует не грядущее, а то, что случилось на вверенной ему территории со «стражем дракона»… Кто посмел поднять на него руку и по какой причине?
По воде в чаше пошла густая рябь. То ли ветер подул, то ли откликнулся на просьбу всесильный и всеведущий Шамаш… Жрец поднес к чаше свечу так, чтобы пламя оказалось ровно посередине, над знаком солнца на дне, и сосредоточился. Он ощутил волны, которые охватили его тело и двигались по спирали то вверх, то вниз, словно огромный змей оплел его кольцами, попеременно сжимая и отпуская, перемещаясь от головы к ногам и обратно. Его мысли без всякого усилия остановились, и он начал медленно входить в транс…
Он увидел сирруша, покрытого блестящей чешуей – чудовище свернулось у ног прелестной и величественной красавицы Иштар, богини чувственной любви и сражений, нежной и смертоносной Водительницы Звезд и Воинства Небесного. Она держала в руке не кувшин с неиссякаемой драгоценной влагой, питающей все живое, а украшение с шеи – звезду о восьми лучах с лазоревым «глазом» в центре… Голубое сияние ослепило гадателя, и чудесное видение сменило другое.
В ночной тьме горели факелы…Человек в темной хламиде с клеймом «дракона» на запястье любовался украшением богини, забыв обо всем… Кто-то подкрался к нему сзади и с размаху ударил ножом в спину. Человек упал лицом на груду использованной одежды… Незнакомец в яркой накидке, расшитой золотыми листьями и бусами, вырвал из его судорожно сжатых пальцев «звезду Иштар», напряженно оглянулся по сторонам, прикрыл убитого парой плащей и поспешил прочь. Его лицо было густо покрыто зеленой краской для церемоний…
– Магический символ богини! – прошептал гадатель, все еще пребывая между прошлым и настоящим. – Его искали и не нашли вавилонские солдаты в Уре… Вот он где! Он все-таки прибыл в Вавилон, но иным путем. Даже боги не в силах изменить предначертанное…
Сознание жреца постепенно прояснялось. Он начал дышать ровнее и открыл глаза.
– Кому вручены скрижали таинств неба и земли? – забормотал он. – Что написано в «Книге повелений»? Ведь все земное создано по образу небесного… что там, то и здесь… что здесь, то и там… неразрывно связанное… Вавилон ждет невиданный расцвет! Его гордый царь пожелает пышностью и великолепием своей столицы затмить чертоги богов… Это будет не Хаммурапи и не его сын. Новый владыка соорудит чудесные висячие сады, заново выстроит ворота Иштар и вымостит розовыми плитами дорогу Процессий, при нем башня Этеменанки вознесется выше облаков. А потом… потом правителя ждет страшный жребий…
Окончательно придя в себя, он почувствовал опустошение. Последнее откровение лишило его сил…
– Я понял… путь «звезды» теряется во мраке… – едва шевеля губами, вымолвил жрец. – Она будет переходить из рук в руки… пока не займет подобающее ей место… Но где это место… не дано знать смертным…
* * *
Через день после большого концерта Митя решил устроить в клубе конкурс на лучшее новогоднее поздравление в стихах. На доске объявлений висело приглашение для всех желающих принять участие.
Марина думала об Апреле. Вчера парень не показывался в «Буфете», в зале его тоже никто не видел, и она была полна дурных предчувствий.
– Чего ты киснешь? – злилась сестра. – Уехал, и слава богу! Наконец набрался ума. Понял, что пора уносить ноги, пока менты не загребли.
– Тихо… – пугливо озиралась Марина. – Еще услышит кто-нибудь…
Ей казалось, Апреля арестовали, и об этом никто не знает. Никто не принесет ему передачу: еду, сигареты и прочие нужные в заключении вещи. Никто не сообщит его родителям в Каширу. Никто не разделит его тягостные переживания. Никто не поддержит его в трудную минуту.
Мысль о том, что парень заслужил это, покусившись на жизнь другого человека, женщины, приходила ей в голову и… уходила. А жалость и сочувствие оставались. Любовь прощает любые грехи.
Соня исподтишка наблюдала за сестрой. Как бы та не выкинула глупейший фортель, не подставила себя под удар из-за этого смазливого извращенного мальчика. Что с нее взять? Она еще в школе если влюблялась, то по уши, до полного самозабвения. А уж из-за Апреля совсем голову потеряла. Помешалась! Будто беленой ее опоили. Будь он трижды маньяком, все равно плакала бы о нем ночью в подушку. Дрожала бы от ужаса и плакала! Дура.
Соня считала себя старшей и ответственной за сестру. Маринка еще дите малое, несмышленое. За ней глаз да глаз нужен.
Вечером в «Буфете» был час пик – после конкурса вся публика повалила заморить червячка. Обычно молодежь не успевала перекусить после работы, торопилась в клуб. Да и люди постарше отдавали дань простой, дешевой и всегда свежей кухне «Буфета». Марина и Соня привыкли работать быстро, раздавая налево и направо комплименты и улыбки. Митя строго следил, чтобы его буфетчицы-официантки возмещали скудость меню щедрым гостеприимством и добросердечием. Он запретил брать с собой за стойку мобильные телефоны, и сестры Капрановы оставляли их в подсобке, там же, где переодевались.
Марина обостренным слухом уловила сигнал своего сотового, всполошилась. Она давала номер Апрелю… может, это он звонит? Попрощаться хочет? Или взывает о помощи? Правда, до сих пор он ни разу ей не звонил…
– Я на минутку! – шепнула она Соне. – В туалет.
– Ладно. Только туда и обратно. Смотри, очередь какая!
– Я мигом…
В подсобке горела тусклая лампочка, стояли ящики из-под елочных игрушек и гирлянд. Она вытащила из сумочки телефон: звонил не Апрель, а тетя Нюся, гардеробщица. Дети отдали ей старую трубку, и она иногда звонила, когда не могла отлучиться.
– Да… – понуро произнесла Марина.
Подменить гардеробщицу она сейчас никак не сможет, даже на пятнадцать минут. Соня заест. Ей в «Буфете» одной не управиться. Но тетя Нюся ни о чем таком просить не стала.
– Беги на двор, там тебя ждут! – прошептала в трубку гардеробщица. – Возле черного хода.
– Кто?
– Не разобрала я. Голос странный, то ли помехи какие, то ли охрип человек. Кавалер твой небось!
«Это Апрель! – вспыхнула девушка. – Это он! Шифруется. Не хочет, чтобы его увидели. Но почему он сам мне не позвонил? Не решился? Апрель…»
Сердце ее забилось сильно и горячо, щеки зарделись румянцем. Она мгновенно позабыла о Соне и Мите, о толкучке у стойки, о неизбежном наказании за грубое нарушение дисциплины. Апрель ждет ее во дворе, у черного хода… пришел попрощаться. Или попросить помощи! Может, у него денег нет или еще что понадобилось…
«Он убийца! – прозвучал в ее ушах голос Сони. – Берегись его. Если он что-нибудь пронюхает, тебе конец!»
«Ему не на кого рассчитывать в этом огромном холодном городе, безжалостном к приезжим искателям счастья, – подумала Марина. – Он так же одинок здесь, как и мы с сестрой. Этот город свел его с ума, сломал… и теперь превратился в ловушку. Я не могу бросить Апреля, предать его, что бы он ни совершил. Если он пошел на убийство, значит, его вынудили обстоятельства. У него не было другого выхода! Та женщина обошлась с ним бесчеловечно…»
Распростертое на полу обнаженное тело предстало у нее перед глазами, но девушка отмахнулась от страшного видения. Она торопливо набросила на себя куртку, сунула в карман кошелек и кинулась к черному ходу. Никто не попался ей навстречу, никто не остановил ее, не задержал… В коридоре она едва не упала, зацепившись за ведро с песком, которым тетя Нюся посыпала обледеневшие порожки и ступеньки.
Марина толкнула дверь и оказалась во дворе. Ее обдало колкой морозной пылью, дыхание свело от холода. Апреля нигде не было. Она шагнула вперед, и что-то тяжелое, словно чугунная гиря, со свистом обрушилось ей на голову…
