Глава 7

Интересная информация!

– Вот так дела! – изумился я. – Так, значит, Соколова знала Георгеску?

– Скорее это Георгеску знал ее, – заметил Тавров. – Обычно люди при взаимном знакомстве обмениваются номерами мобильных телефонов. Скорее всего, он нашел Соколову через какую-нибудь базу данных, скажем, через базу МГТС, если телефон в особняке зарегистрирован на нее. А мобильный телефон Соколова сама не покупала, поэтому в базе данных МТС ее не оказалось.

– Думаете, что Георгеску вышел на Соколову в ходе своих поисков? – удивился я. – Но каким боком Соколова могла его заинтересовать? Елки зеленые! А что, если она заинтересовала его потому, что ее сеть косметических салонов называется «Вета Михай»? Ведь Георгеску искал потомков Анны Михай!

– Мы пока не знаем, почему так называется сеть салонов, а потому не можем утверждать, что это предположение верно, – отозвался Тавров. – Но мы можем попробовать навести справки, не беспокоя Веронику Павловну и ее окружение.

Тавров нажал на кнопку переговорного устройства и сказал:

– Катя! Зайди ко мне, пожалуйста!

Вошла секретарша Таврова Катя.

– Катюша! – обратился к ней Тавров. – Ты слышала о косметических салонах «Вета Михай»?

– А как же! – воскликнула Катя. – Хорошие салоны, но для меня дороговаты. А что?

– Я хочу знать, почему эта сеть салонов называется «Вета Михай», – сказал Тавров.

– Ваша золотая кредитка и приличная машина на завтра, – тут же сориентировалась Катя.

Тавров достал из бумажника кредитку, передал Кате.

– Насчет машины я позвоню тебе вечером. Есть пара человек, которые согласятся предоставить в мое распоряжение дорогую машину и, возможно, даже с шофером, – сказал Тавров и, критически глянув на Катю, добавил: – Лучше, конечно, с шофером.

Катя хмыкнула, но ничего не сказала и покинула наше общество.

– Возможно, что завтра мы узнаем: случайно ли происхождение названия салонов или нет, – сказал Тавров. – Но на заметочку возьмем: Георгеску, скорее всего, сам вышел на Соколову и она была ему очень нужна, раз первый звонок он сделал ей. Так… Видимо, они нашли общий язык, потому что в дальнейшем он звонил уже на знакомый нам номерочек МТС, зарегистрированный на имя Лаврушина Владимира Андреевича и купленный им, видимо, специально для Вероники Павловны.

– А Шергину он звонил? – нетерпеливо спросил я.

– А как же! Звонил, и не один раз. Вообще, он звонил практически только Соколовой и Шергину. Есть звонки от непонятных абонентов… Впрочем, судя по времени, это звонки от диспетчера и водителя таксомотора: все они приходятся на день отъезда Георгеску и идут после его звонка в известное транспортное агентство. И что интересно: ни одного звонка своему коллеге Причарду Георгеску не сделал. То есть слова Причарда о том, что он ничего не знал о визите Георгеску в Москву, полностью подтверждаются.

– А вы уже получили распечатку переговоров с телефона Шергина? – спросил я. – Хорошо бы сличить.

– Да, Александр Александрович уже передал ее мне, – ответил Тавров. – Я хотел бы попросить тебя сличить распечатки звонков с телефонов Соколовой, Георгеску и Шергина, чтобы составить хронологический график. Может, после анализа графика появятся новые мысли.

Весь следующий день я добросовестно занимался составлением временного графика взаимных звонков интересующих нас лиц. Аналитика не является моей сильной стороной, поэтому график я составил, но новых мыслей не появилось. График не только ничего не прояснил, но еще больше добавил загадок. Внезапно вклинившийся в логичный дуэт Соколова – Шергин румынский ученый, да еще игравший какую-то свою игру, путал все карты. С заданием Таврова насчет «появления мыслей» я не справился.

Зато, как выяснилось, Катя успешно справилась со своим заданием. Старый клиент Таврова – владелец бутика – любезно предоставил в распоряжение Кати прикид из своего бутика и новенькую «бэху» с шофером. В сочетании с золотой кредиткой Таврова – которую он держал специально для подобных случаев – Катя произвела на главного менеджера салона вполне благоприятное впечатление. Главный менеджер работал в салоне с момента основания и охотно просветил любопытную клиентку относительно происхождения названия салона. По утверждению менеджера, Вероника Павловна хотела назвать салон по фамилии своей бабушки «Ла Зинкако», но менеджер по рекламе счел название неблагозвучным. Тогда Вероника Павловна сказала, что у бабушки якобы была вторая фамилия – Михай. Как такое может быть, главный менеджер не знал. Но менеджер по рекламе название одобрил, поэтому салон так и назвали: «Вета Михай».

– Так вот почему Георгеску искал Соколову! – дошло до меня. – Бабушку Вероники Павловны звали Вета Михай! То есть Елизавета Михай. И так звали дочь Анны Михай, исчезнувшую вместе с матерью! До переселения в Москву семейство Михай носило фамилию Ла Зинкако. Все совпадает!

– Ничего не совпадает, – поспешил разочаровать меня Тавров. – На самом деле согласно архивным документам бабушку Соколовой звали Елизавета Алексеевна Демешкевич, и она была дочерью той самой Полины Демешкевич, которая проходила свидетелем по делу об исчезновении Анны Михай и ее дочери. Неужели ты думаешь, что работники НКВД проморгали факт удочерения дочери Анны Михай семьей Демешкевич? Просто так взять в семью сына или дочь расстрелянного «врага народа» было невозможно: девочку либо отдали бы родственникам, либо отправили в приют. И уж в любом случае такой факт повредил бы карьере видного авиационного инженера Демешкевича, а он, напротив, не только уцелел во время репрессий, но и сделал неплохую карьеру.

– Так что же получается, что Соколова ввела в заблуждение своих менеджеров? – недоумевал я.

– Почему же? Она тоже могла заблуждаться. Ведь есть люди, которые любят придумывать себе генеалогию. Одни придумывают дворянское происхождение, а бабушка Вероники Павловны придумала себе род румынских цыган, – выдвинул версию Тавров. – Видимо, она обладала ярко выраженной цыганской внешностью и придумала такое объяснение этому факту.

– Да и Вероника Павловна похожа на цыганку, – согласился я. – Действительно, ваша версия звучит убедительно. Но получается, что если Георгеску искал потомков Анны Михай, то он ошибался в отношении Соколовой?

– Трудно сказать, – ответил Тавров. – Мы даже не знаем, зачем ему понадобились потомки Анны Михай. У Шергина он хотел приобрести артефакты и в первую очередь наконечник копья, которое, видимо, он всерьез считал настоящим копьем Дракулы. Но вот почему он так был в этом уверен? Соколова может дать ответ на этот вопрос, но факты выстраиваются в такую линию, что вряд ли она захочет давать объяснения. Возможно, в оставшихся непереведенными материалах с флешки Георгеску найдется ответ на этот вопрос.

– Валерий Иванович! Сбросьте мне материалы по почте, – попросил я. – Поизучаю.

– Хорошо! Может, заодно и румынский выучишь! – рассмеялся Тавров.

Румынский я, конечно, учить не собирался, но вот посмотреть фотоматериалы лишний раз не мешает. Я посмотрел фотографии убитого Георгеску и осмотра места происшествия, даже сравнил фотографию китайского пистолета с изображением в справочнике Жука «Пистолеты и револьверы». Разумеется, не следовало ожидать, что румынские эксперты в этом ошибутся.

Затем я просмотрел материалы флешки Георгеску. Там были старые фотографии семейства Михай, взятые, видимо, из следственного дела. Вот отдельная фотография Томы Михай. Цыганский красавец, вылитый Будулай в молодости. Жаль парня, совсем молодой погиб. А вот и его мать с мужем и детьми. Дочка совсем кроха, года три, не больше. Я увеличил изображение и принялся разглядывать лицо Анны Михай. Чем больше я смотрел на нее, тем больше не мог поверить в то, что вижу.

Я запустил программку, скачанную у Таврова. Полезная штучка: можно добавлять или убирать детали портрета и смотреть, например, как лысый бритый мужик будет выглядеть с волосами, усами и бородой. И наоборот. Разумеется, я не собирался подрисовывать бороду. Я убрал платок с головы Анны Михай, подобрал современную прическу, подправил губы и сам был потрясен результатом. Я трясущимися руками сохранил получившееся изображение, отправил его по почте Таврову и тут же позвонил ему:

– Валерий Иванович! Я тут в материалах с флешки Георгеску нашел фотографию Анны Михай и немного подправил… Короче, гляньте сами! Я изображение на почте бросил.

– Хорошо, я перезвоню, – ответил Тавров.

Перезвонил он буквально через пять минут.

– Слава! А ты оказался прав! – возбужденно воскликнул Тавров. – Может, я и лучше знаю методы работы НКВД с членами семей «врагов народа», но ты оказался глазастее. Признаю твой успех. Ну, скажу тебе… Поневоле поверишь в переселение душ! Вылитая Вероника Павловна!

– Похоже, что Вероника Павловна знает тайну происхождения своей бабушки, – заметил я. – Интересно, что она еще знает? Мне думается, что у Анны Михай, сумевшей бесследно исчезнуть из-под носа НКВД, было немало тайн.

– Похоже на то, – согласился Тавров. – Да, кстати! Тут Бредников нарыл неприятный для следствия факт: экспертиза установила, что пули, которыми был убит Шергин, выпущены не из автомата, найденного в мусорном баке недалеко от места преступления.

– Как так? – удивился я. – Народ уже автоматы на помойку просто так выкидывает? Ерунда какая-то.

– Вот опера так и подумали, – проворчал Тавров. – Нашли автомат и успокоились. А он оказался не тот.

– Кстати, Валерий Иванович, – вспомнил я. – Автомат Калашникова, из которого стреляли в Шергина, достаточно старый.

– В смысле? – насторожился Тавров.

– Ствол был без дульного компенсатора, – пояснил я. – Ну это такая маленькая насадочка на конце ствола с характерным косым срезом, предназначена для предотвращения увода ствола при стрельбе. Так вот: на том автомате ее не было. Это я точно помню: мне этот автомат почему-то в память врезался. Наверное, потому, что я боялся: киллер заодно и меня прикончит. Так вот: дульные компенсаторы появились на автоматах «АКМ» в шестидесятых годах. А на «АК-47» и ранних образцах «АКМ» дульных компенсаторов не было! То есть автомат старый, выпущенный сорок с лишним лет назад. Еще лет пять – и этот автомат сам уже подпадет под понятие антикварного оружия. Вопрос: где киллер мог взять такую древность? Скажите об этом Бредникову: может, ему это поможет.

Я, честно говоря, не думал, что от моих наблюдений будет какой-нибудь толк. Но уже следующим утром мне позвонил Бредников и сказал:

– Валерий Иванович сообщил мне о вашем заключении о типе использованного при убийстве Шергина оружия. Почему вы сразу не сообщили об этом следствию?

– По-моему, это очевидно: меня не спросили и я не вспомнил, – с раздражением ответил я.

– То есть вы решительно утверждаете, что преступник использовал автомат «АК-47», а не «АКМ»? – уточнил Бредников.

– Вовсе не так! – запротестовал я. – Я лишь сказал, что на стволе автомата не было дульного компенсатора. А ранние серии «АКМ» тоже выпускались без него.

– Понял, – ответил Бредников и тут же пояснил: – Мои вопросы носят не праздный характер. Дело в том, что в конце восьмидесятых годов расследовалось дело о похищении учебных автоматов Калашникова из нескольких школ города Москвы. В те времена в каждой школе имелось боевое оружие для занятий по курсу «Начальная военная подготовка», сокращенно НВП. И вели этот предмет обычно отставные военные, так называемые «военные руководители», сокращенно – «военруки».

– Я это помню, – сдержанно ответил я. Он бы еще объяснил, что такое «комсомол» или «автомат с газировкой».

– Тогда вы должны помнить, что для сдачи норм по стрельбе в школах имелись и реально боевые автоматы, но они хранились в сейфах под сигнализацией. Зато в каждом кабинете имелась обычно пара учебных автоматов. Как правило, это были списанные и деактивированные «АК-47».

– У одного моего приятеля есть деактивированный «АКМ», купленный в магазине, – вспомнил я. – Но ребята хорошо потрудились, чтобы довести боевое оружие до состояния металлолома. При таком деактивированном автомате есть паспорт деактивации, в котором указаны использованные методы приведения в негодность боевого оружия. Там и ствол пропиливают, и канал ударника заклепывают, и газовый поршень обрезают – короче, полный металлолом в итоге.

– В советские времена к этому подходили проще, – заметил Бредников. – В тех автоматах, о которых идет речь, были спилены бойки и прорезаны стволы. Первая проблема решается простой заменой детали, которую в те времена можно было изготовить в школьной мастерской – разумеется, при должном навыке. А вот восстановить прорезанный ствол для боевого применения практически невозможно. Точнее, так было принято думать.

– Но тот, кто похитил учебные автоматы, думал иначе? – заметил я.

– Да, он все рассчитал. Процесс похищения протекал достаточно просто: учебные автоматы на занятиях лежали на столах, и ученики практиковались в их разборке-сборке. В конце занятий, когда военрук собирался убрать автоматы в сейф, выяснялось, что они исчезли. Похищали их местные отморозки, обычно ученики четвертого или пятого классов – по малолетству их нельзя было судить. Лишь изредка это малолетнее дерьмо отправляли в детские колонии, откуда они обычно выходили законченными преступниками.

– Кстати, учитывая тот факт, что самые жестокие преступления совершают несовершеннолетние, у меня к вам вопрос, как к профессионалу, – прервал я Бредникова. – Когда у нас для здоровья общества введут полную уголовную ответственность с двенадцати лет, а также смертную казнь для этих подонков? Если человек в двенадцать лет уже подонок, то с возрастом станет исчадием ада – это очевидно. Разве не так?

– Разумеется, – согласился Бредников. – И общество, не способное избавляться от отморозков при помощи смертной казни, не может называться цивилизованным обществом. Но этот вопрос следует адресовать странным и противоречивым существам, заседающим в иррациональном месте под названием «Государственная дума». А я – всего лишь слуга закона. И даже если закон – полное дерьмо, то я могу лишь постараться приглушить его омерзительный запах дезодорантом участия.

– Удобная позиция, – усмехнулся я. – И порядочным человеком хотите прослыть, и до пенсии дожить.

– Такова унылая судьба честного российского полицейского, – с грустью констатировал Бредников и предложил: – Давайте вернемся к теме. Так вот: следствию тогда так и не удалось выйти на приобретателя оружия, поэтому в деле он фигурировал под кодом «Оружейник». Малолетние похитители не были толком знакомы с ним: подошел парень, угостил пивом или портвейном, предложил купить учебный автомат. Самое смешное: максимальная сумма, уплаченная за украденный учебный автомат в советских дензнаках, была двадцать пять рублей! А минимальная – пять рублей. Но это так, к слову. Короче, покупателя так и не нашли. А в начале девяностых прошла серия дерзких ограблений с применением автоматов Калашникова. И один из экспертов-баллистиков обратил внимание на странные царапины пулевых оболочек в зоне нарезов. Когда нашли один из таких автоматов, брошенных преступниками, то оказалось, что прорезь в стволе закрыта специальной герметичной накладкой. Нарезы внутри ствола были повреждены при деактивации оружия, и эти повреждения оставили следы на пулях.

– И что, преступников нашли? – полюбопытствовал я.

– Да, нашли, – подтвердил Бредников. – Трое молодых парней без определенных занятий, потерянное постперестроечное поколение.

Однако следователь питает очевидное пристрастие к философским размышлениям!

– Один из них служил в армии, в десантных частях, – продолжал Бредников. – Некто Иван Астахов. Собирался стать офицером, но в «свободные и демократические» 90-е эта профессия стала откровенно непрестижной. Зато стала престижной профессия бандита. Астахов собрал банду, найдя двух здоровых придурков, готовых на все. Оставалось найти оружие. И тут так и оставшийся неизвестным Оружейник предложил восстановленный Калашников. В те годы, когда и бандиты, и их потенциальные жертвы вооружались всеми доступными способами, на черном рынке можно было встретить даже оружие времен Второй мировой войны, найденное на местах боев так называемыми «черными поисковиками» и восстановленное буквально из ржавого лома народными умельцами. В умельцах тоже недостатка не было: «гайдаризованная и чубайсированная» промышленность сотнями тысяч оставляла за гранью нищеты технарей-профессионалов высокого класса. В преступном ельцинско-гайдаровском государстве преступником перестало быть зазорным: молодежь толпами валила в ряды «братвы», а народные умельцы снабжали их самодельными бомбами и дешевым оружием, которое при случае было не жалко и бросить. Так что Астахов и его подельники вначале занимались рэкетом, грабежами мелких магазинчиков и лавок. Набравшись опыта и наглости, они однажды напали на машину бизнесмена, перевозившего крупную сумму денег в иностранной валюте. Однако нашла коса на камень: бизнесмен оказался не робкого десятка, успел выхватить из-под сиденья свой личный «АКМС» и, невзирая на пять пулевых ранений, сумел отстреляться. Один из подельников был убит, другой – тяжело ранен. Астахов, увидев, что его подельники валяются на тротуаре, не рискнул продолжать нападение и счел за благо скрыться. Оставшийся в живых подельник раскрыл его имя: бизнесмен умер в больнице, и незадачливому грабителю не хотелось увеличивать себе срок. Спустя три года Астахов все-таки был задержан, получил двенадцать лет и отбыл срок от звонка до звонка в якутской исправительной колонии строгого режима номер 6 поселка Мосхоголлох.

– То есть он совсем недавно вышел? – уточнил я.

– Да, в начале 2009 года, – подтвердил Бредников.

– То есть, решив, что организация банды – дело хлопотное и рискованное, он начал выполнять заказы на убийства, – сделал вывод я.

– Вот именно, что заказы, – заметил Бредников. – Если вы стоите, то присядьте и держитесь за что-нибудь, дабы не упасть. Наш румынский коллега – кстати, его зовут Василь Радулеску – проявил недюжинную энергию и пробивную способность. Он выяснил, что на пистолете, из которого был убит Георгеску, обнаружены только отпечатки пальцев покойного. Но вот на магазине наш дотошный румынский коллега обнаружил пригодный для идентификации отпечаток пальца. Однако никто не хотел заниматься этим отпечатком, поскольку смерть уже признали самоубийством. Тогда Радулеску нашел человека, который накануне приходил к квартире Георгеску. Дверь ему никто не открыл, поскольку Георгеску уже часа два был мертв. Но соседи его запомнили, и Радулеску установил личность припоздавшего визитера. Он оказался румынским дипломатом, хорошим знакомым Георгеску. Выяснилась и цель позднего визита дипломата: Георгеску обратился к нему с просьбой о помощи в обналичивании ста тысяч евро в Москве. Георгеску опасался снимать такую сумму частями с карточки в Москве: боялся ограбления жуликами, которые часто толкутся у банкоматов. Дипломат признался, что обещал предоставить Георгеску сто тысяч евро наличными в Москве – надо полагать, за неплохие комиссионные. Дипломат пришел за деньгами к Георгеску, но тот уже был мертв. То есть у Георгеску в квартире должны были находиться наличными более ста тысяч евро! Упирая на вновь открывшиеся обстоятельства, Радулеску добился открытия дела. Связав поездку Георгеску в Москву и его стремление нелегально переправить эту сумму в Россию, Радулеску решил, что это дело рук русской мафии, и переправил нам обнаруженный отпечаток пальца. Мы проверили его по нашей базе и нашли такого клиента: Иван Астахов. И если он убил Шергина, то вырисовывается четкая схема: заказчик убийства Георгеску и Шергина – один и тот же человек.

– А есть шанс, что Астахов выведет вас на заказчика убийств? – спросил я.

– Возможно, что и так. Но в любом случае Астахова надо искать: кто знает, сколько ему еще заказали убийств, – заметил Бредников.

– А что, если слежка за Соколовой организована Астаховым? – поделился я соображениями. Но Бредников не согласился:

– Вряд ли. В предыдущих случаях никакой слежки не было отмечено. Видимо, перехватывались разговоры Шергина и Георгеску, и убийца четко знал, где и в какое время они будут находиться, ожидая их заранее. Так что эти люди, которые следили за Соколовой, меня настораживают. Зачем они следили и почему прекратили наблюдение? Если, конечно, телохранитель Соколовой Лаврушин не вводит нас в заблуждение.

– А зачем ему это надо? – удивился я. – Он ведь себя под пули подставляет, ему не резон тень на плетень наводить, если планируется покушение на Соколову.

– А зачем Соколова непрерывно врет? – возразил Бредников. – Мне Валерий Иванович рассказал, сколько раз он поймал ее на лжи. Нет, тут все как-то запутано… Ладно, будем распутывать!

У меня появилась одна идея, которую я решил проверить. Поэтому весь вечер посвятил работе руками. Я сбегал в офис к приятелю – у него там стоял принтер формата А3 – и я распечатал каждое фото кинжала Шергина и наконечника копья в натуральную величину: благо, Шергин во время съемки для масштаба клал рядом с артефактами зажигалку «Крикет». Придя домой, я наклеил распечатки на куски гофрокартона и вырезал их: получились почти точные габаритные макеты, исключая разве что только толщину рукояток, но я имитировал и их подмоткой изоленты и обрезками картона.

Затем я полез на антресоли и долго рылся там в поисках старого планшета. Планшет был ободранный, со сломанным замком, но в точности та же модель, что была у Сереги Шергина. Я не успел потерять терпение, как планшет был обнаружен. Я вытряхнул из него разный хлам и приступил к эксперименту. В принципе результат был ожидаем, но мне не терпелось продемонстрировать мои достижения Таврову, и рано утром я помчался к нему в офис.

В метро был час пик, и сверток с макетами артефактов мне удалось спасти от толпы ценой неимоверных усилий.

– Вот, Валерий Иванович! – торжественно объявил я, торопливо поздоровавшись и гордо устанавливая видавший виды кожзамовый планшет на стол. Тавров взглянул на это безобразие и недовольно осведомился:

– У какого бомжа ты это отобрал?

– Это мое… Но не это главное, – принялся торопливо объяснять я. – Главное то, что этот планшет – точно той же модели, что и планшет Шергина. Который был с ним в день его гибели и который забрал убийца. Так вот: мы думали, что там лежали артефакты. Но я сделал достаточно точные габаритные макеты артефактов и выяснил: наконечник копья и чинкведея не лезут в планшет категорически; остальные кинжалы кое-как по диагонали запихнуть можно, но рукоятки неизбежно будут торчать сбоку, из-под клапана.

– То есть ты хочешь сказать, что в планшете артефактов не было? – задумчиво проговорил Тавров.

– Я в этом уверен! – убежденно заявил я. – И думаю, что убийца это тоже знал. В любом случае набитый железом планшет достаточно тяжел, а убийца подхватил его легко и непринужденно. Я думаю, что Соколова говорит правду: она с утра встретилась с Шергиным, купила у него кинжалы и отдала деньги, а уж после этого Шергин поехал на встречу со мной. Убийцу интересовали деньги! Он боялся, что Шергин хочет встретиться в кабаке с тем, кому должен эти деньги передать: скажем, старый долг. Поэтому убийца не стал вести Шергина до темного закоулка, а решился на дерзкий шаг, расстреляв его прямо в ресторане.

– Ох, Слава! – поморщился Тавров. – Как-то все притянуто за уши. Впрочем, в качестве одной из версий принять можно. Но все сходится на Соколовой. А где для нее место в твоей версии, если она якобы честно расплатилась с Шергиным?

– Ну почему же нет места! – не согласился я. – Скажем, Соколова передала Шергину ту сумасшедшую сумму, которую он просил, а затем поручила киллеру эти деньги вернуть. Кинжалы, как не представлявшие особенной ценности, вывесила напоказ, а наконечник копья Дракулы, представлявший огромную ценность, припрятала в укромном месте. Или кому-то перепродала.

– Откуда известно, что это наконечник копья Дракулы? – возразил Тавров.

– А оттуда, что Георгеску так упорно старался уверить Причарда в том, что артефакты относятся к более позднему времени, – убежденно заявил я. – Видимо, у него были неопровержимые доказательства, иначе он не стал бы сломя голову мчаться в Москву. Похоже, что дело было так: он приехал на встречу с Шергиным, убедился, что наконечник копья именно тот, который его интересует. Но ему элементарно не хватало денег, а Шергин наверняка требовал только наличные. Вот Георгеску и помчался в Бухарест за деньгами. Но ничего не успел сделать: его убили, и, возможно, что по поручению Соколовой. А Соколова перекупила артефакты у Шергина, предложив более высокую цену, а затем приказала киллеру убить Шергина и забрать деньги.

– Но если она получила артефакты, зачем городить огород и посылать киллера за границу, чтобы убить Георгеску? – спросил Тавров.

– Она прячет концы в воду! – убежденно заявил я. – Ведь о подлинности копья Дракулы знал только Георгеску! Вот его и убрали. И похитили ноутбук со всей информацией. А с флешкой нам просто повезло: не завались она за подкладку куртки убитого, мы многого не знали бы. Вы не находите, что госпожой Соколовой и ее окружением надо заняться плотнее?

– Как плотнее? Убедить Бредникова нагрянуть с ОМОНом в ее особняк? – вспылил Тавров. – Не стоит торопить события. Соколова явно обеспокоена нашим расследованием и вскоре сама захочет поговорить с нами, чтобы выяснить, насколько далеко мы продвинулись. Вопрос только, какой предлог она изобретет для этого.

Тавров оказался прав. Действительно, следующим утром ему позвонил Лаврушин и попросил приехать в особняк Соколовой. Мы договорились на шесть часов вечера. Я было подивился проницательности Таврова, однако вскоре выяснилось, что поводом для этого стало событие, которое даже Тавров при всей его многоопытности никак не ожидал.

Дворецкий невозмутимо встретил нас и проводил в знакомую залу. По дороге Тавров попробовал разговорить невозмутимого Викентия, но тот лишь ответил, что «Вероника Павловна с завтрака вас ожидает». И все!

Против моих ожиданий, в зале не было вездесущего Лаврушина. И Вероника Павловна выглядела неважно. Прямо скажем, хреново она выглядела: глаза словно провалились в глазницы, утонув в нездоровой синеве, и их лихорадочный блеск говорил о бессонной ночи и чудовищном нервном напряжении. Нервное напряжение Вероника Павловна огромным напряжением сил старалась не выдавать, но голос ее стал неестественно звонким, будто в горле до предела натянулась струна связок.

– Как я понимаю, приветствие «добрый день» не очень подходит к настоящему моменту, поэтому давайте сразу перейдем к делу, – предложил Тавров, увидев состояние Соколовой. – Итак, что случилось?

– Если бы я знала, что именно случилось! – с такой безнадежностью в голосе воскликнула Соколова. – Одно могу сказать: исчез мой ребенок! И вместе с ним еще три человека, которые должны были обеспечивать его безопасность. Понятно? Мой ребенок исчез, и я не знаю, что с ним!

Вероника Павловна вдруг бросилась на колени перед Тавровым:

– Умоляю вас! Заклинаю! Найдите его!

Она зарыдала. Словно из-под земли, появился дворецкий Викентий и помог нам усадить Соколову в кресло. Как ни странно, но невозмутимый вид дворецкого подействовал на Веронику Павловну лучше всякого успокаивающего: она тут же взяла себя в руки и лишь покрасневшие глаза выдавали ее недавнюю истерику.

– Если вам удалось собраться с силами, то расскажите нам все по порядку, – сказал Тавров. Я заметил, что он украдкой включил лежавший в нагрудном кармане диктофон.

– Мой сын учится в одном престижном английском колледже возле города Нортхемптон, – начала рассказывать Соколова. – Поскольку ему уже исполнилось шестнадцать, то он находится в старшей группе учащихся, которым позволены некоторые послабления режима. Однако покидать территорию школы без сопровождения супервайзора категорически запрещено. Даже из общежития в учебный корпус или столовую учеников всегда сопровождает супервайзор. Но недавно, пять дней назад, когда мой сын вместе с группой учеников был на экскурсии в Кембридже, после катания на гондолах по реке им выдали карты города для самостоятельной прогулки и назначили время сбора у автобуса. Когда сын гулял по городу, к нему подошел какой-то русский и сказал, что некие люди наняли его следить за моим ребенком. Но он подумал, что дело грязное и потому не хочет в этом участвовать и уедет из Англии. Но те люди могут нанять других. Во всяком случае, он знает, что в Нортхемптоне точно есть человек из местных, которому также поручено вести наблюдение. Сын тут же сообщил об этом супервайзору, который сразу по возвращении с экскурсии поставил в известность о происшествии директора колледжа. Тот пришел в смятение, ему стала кругом мерещиться русская мафия. Он позвонил мне и предложил немедленно забрать моего сына в Россию, пока полиция проведет расследование: кто и зачем начал слежку, а также проверит подозрительных иностранцев.

– То есть он поставил в известность полицию? – уточнил Тавров.

– Во всяком случае, он обещал это сделать, – ответила Соколова. – Но директор сказал, что не может обеспечить в таких условиях безопасность моего мальчика, и на семейном совете мы решили, что Володе лучше вернуться в Москву.

– Простите, а кто принимал участие в семейном совете? – спросил я.

– Понимаю ваш вопрос, – грустно улыбнулась Соколова. – К сожалению, мой муж погиб, когда Володя еще был маленьким. Поэтому совет включал моего близкого друга Аркадия Петровича Вахрушина и Владимира Андреевича Лаврушина, как специалиста по вопросам безопасности.

– А другие родственники? – спросил Тавров.

– Никого больше не осталось, – коротко отозвалась Соколова.

– Я так понимаю, что исполнять задуманное вы принялись еще вчера? – задал риторический вопрос Тавров.

– Да, Аркадий вчера рано утром вылетел в Англию, имея все необходимые документы для того, чтобы забрать Володю. Уже днем он был в Нортхемптоне, а ближе к вечеру они отправились в Лондон, чтобы вылететь в Москву утренним рейсом. Владимир Андреевич и Саша…

– То есть Лаврушин и шофер-телохранитель Порхов? – задал уточняющий вопрос Тавров.

– Да… Так вот Владимир Андреевич и Саша выехали в Домодедово на машине, чтобы встретить Аркадия и Володю. Владимир Андреевич доложил мне, что они в Домодедове на парковке, а спустя полчаса Аркадий позвонил мне и сказал, что они вышли из самолета. Багажа у них не было, только ручная кладь. Я обменялась буквально парой слов с Володей, и Аркадий сказал, что они направляются к парковке. И все!

Вероника Павловна запнулась и поднесла руку к горлу, словно хотела снять душащую ее незримую повязку.

– И что же дальше? – спросил Тавров, не мигая глядя на Соколову.

– Ничего, – слегка охрипшим голосом отозвалась Соколова. – Вот сижу и жду. И ни один телефон не отвечает!

Тут она опять чуть было не разрыдалась, но быстро овладела собой.

– То, что телефоны отключены, действительно очень странно, – озабоченно сообщил Тавров. – Даже если бы они застряли в пробке, то обязательно держали бы вас в курсе. С вашего позволения, я немедленно займусь розыском. Нельзя терять ни минуты! Вы уполномочиваете меня на это?

– Ради бога! Делайте все, что считаете нужным! – вскричала Соколова. У нее на глаза снова навернулись слезы, и она поспешно поднесла к лицу скомканный носовой платок.

Тавров немедленно связался с Бредниковым и вкратце изложил ему суть дела.

– Если это похищение, то преступники вскоре выйдут на связь, – оценил ситуацию Бредников. – Как только окажутся в безопасном месте и убедятся, что никто не повис у них на хвосте, вот тут и свяжутся. Вот только… если мальчишка и был целью похищения, то судьба трех взрослых мужчин может оказаться печальной. Впрочем, будем рассчитывать на лучшее.

Бредников записал приметы пропавших, номер и марку машины и обещал немедленно принять меры.

Меры Бредников принял, но план «Перехват» ничего не дал: «Мерседес» Соколовой с тремя мужчинами и подростком словно растворился в воздухе между аэропортом Домодедово и Москвой.