Наше время. Конец августа, Мулян, Бургундия
Есть такая штука – топографическая тупость. Это нечто сродни болезни, которой всегда заболевала в больших городах писательница Алёна Дмитриева, а также ее альтер эго – Елена Дмитриевна Ярушкина (таково было настоящее имя нашей героини). Впрочем, еще неведомо, кто был альтер эго другого, и у Елены Ярушкиной, и у Алёны Дмитриевой имелись на сей счет свои диаметрально противоположные мнения, которые мы сейчас исследовать не станем, ибо они не имеют к происходящему никакого отношения. Но вернемся к топографической тупости. Ею страдает масса народу, особенно когда попадет на лоно, так сказать, природы. Оттого люди и теряются в лесах. Но есть особый разряд этих, назовем их так, блудил и блудилок. Они свободно ориентируются в лесах, а вот в городах их воистину леший водит. Вернее, городовой. Алёна принадлежала к их числу и, снисходительно прощая себе неумение ориентироваться как в мега —, так и в миниполисах, гордилась своим талантом не заплутать в лесной чаще. Ну вот, видать, и сглазила…
Положив банку с дневником Николь под дуб и благополучно вернувшись на шоссе, она собиралась свернуть в лес с дороги и через поля выйти на трассу Мулян – Нуайер. И уже повернула было к лесу, однако резко остановилась, вспомнив, что здесь уже бывала два года назад и выходила куда надо, однако пролегала просека не где-нибудь, а мимо той полянки, на которой стоял заброшенный вагончик электриков. Не то чтобы Алёна могла предположить, что кто-то там тупо сидит в засаде и ждет ее. Но даже подумать о том, чтобы пройти мимо того вагончика, было тошно. Поэтому она вернулась на шоссе и побежала на Сен-Жорж дальше, высматривая еще какую-нибудь просеку, по которой можно пересечь лес. Таковой не встретилось, однако вскоре она обнаружила, что дорога раздваивается, и если правая ветка идет по указателю на Сен-Жорж, то левая – как раз в том направлении, какое требовалось Алёне.
Она повернулась и пошла, радуясь тому, что дорога асфальтированная, не надо пробираться по сырым, скользким после недавних дождей просекам. Неведомо почему слово «дождь» зацепило ее сознание и засело в нем, как заноза. Алёна посмотрела на небо – пасмурно, однако дождем не пахнет, скоро облака разойдутся и настанет хрустальный, ясный день. Думала она, думала, но так и не поняла, при чем же тут слово «дождь», что в нем такого… особенного.
В размышлениях она и не заметила, как асфальт кончился. Теперь Алена шла по грунтовой проселочной (такие, вообразите, во Франции тоже есть!) дороге – опять же среди полей. Ну что ж, проселок оказался плотно утрамбован, идти было удобно, однако напрягало одно: вместо того чтобы подниматься к трассе, дорога почему-то шла с небольшим уклоном.
Правда, вскоре проселок выровнялся, и еще минут десять Алёна бодро трусила между стенами спелой кукурузы. Ужасно захотелось есть, она сорвала початок и хотела прожевать несколько зерен, однако они оказались не молочно-мягкие, а уже перезрелые. «Эту кукурузу даже варить часа три, не меньше, – почему-то обиделась Алёна, – где ж ее сырую-то есть?!» Впрочем, ясно, что ни варить, ни сырую есть ее никто не станет, потому что она вся пойдет на силос. Дня через два-три здесь застрекочут комбайны – и вскоре вместо кукурузы будут лежать по всему полю аккуратные брикеты. Потом приедут машины, увезут их, и поле останется чистым, голым, будет просматриваться из конца в конец… Оставалось только пожалеть, что уборочный процесс еще не совершился и стены кукурузы так плотно ограждают путь, что через них ничего не видно. Ну, делать нечего, кончится же когда-нибудь поле!
Кончиться-то оно кончилось, однако дорога плавно перетекла в рощу, и теперь по обе стороны ее тянулись кусты ежевики. Ну и превосходно, потому что ежевика оказалась спелая и крупная, она сама сваливалась в ладонь при малейшем прикосновении, и Алёна оцарапалась всего ничего, в двух или трех местах… Алёна с удовольствием подкреплялась, но ежевика не малина, ее много не съешь, и скоро она оставила приятное занятие. Шла себе и шла, пытаясь проникнуть взором за заросли, но нет – стены леса стояли плотно.
Что за черт? Куда она забрела?
Так первый раз явилась у нашей героини мысль, что она могла заблудиться и не лучше ли вернуться. Но Алёна Дмитриева была существом весьма самоуверенным, а потому эта здравая мысль в ее голове не задержалась. И так шла Алёна да шла… а потом дорога вдруг резко повела под уклон, чего быть никак не могло. То есть не могло быть с дорогой, ведущей на то шоссе, куда хотела попасть Алёна.
Значит, на шоссе она не попадет…
Последняя мысль заставила ее тревожно оглянуться, а в то самое мгновение над верхушками деревьев показалось солнце, и Алёна окончательно утвердилась в догадке, что заблудилась. Иди она правильно, солнце оказалось бы слева, а сейчас оно светило ей в затылок.
Вернуться?
Вернуться можно, конечно… В любое другое время Алёна, наверное, так и поступила бы, однако сейчас где-то там, на шоссе Мулян – Сен– Жорж, маячили жуткая Селин Дюбоннез и ее не менее жуткий подручный в красной каске и на мопеде, а встречаться с ними Алёне ни за что не хотелось, вот уж нет. Поэтому она покорилась судьбе и пошла дальше, уверяя себя в том, что все, что ни делается, делается к лучшему (старая и никогда ей не надоедавшая песня!).
Косогор делался все круче, иногда кроссовки скользили по траве, которая так и сверкала от росы. Иногда Алёна останавливалась, чтобы умыться (как известно из сказок, роса – лучшее средство для сохранения невянущей красоты), иногда набирала в горсть и пила ее, как воду. Ноги у нее совершенно промокли, но это уже не имело значения. Вокруг смыкался лес невероятной красоты – роскошный дубняк, боярышник и кое-где березы. Чистый, нарядный, какой-то праздничный лес без всякого плюща. Вдруг при дороге появился транспарант, извещавший, что Vieux Château, стало быть, Старый Замок, в километре пути.
Какой еще Vieux Château?!
Алёна снова обернулась и с тоской посмотрела на гору. Нет, тащиться обратно – безумие. Лучше уж в Vieux Château, где бы тот ни находился.
Пройдя еще метров сто, она оказалась на очень красивом мосту через очень красивую реку. А вон и шато – на высокой-превысокой горе. Странно… замок кажется знакомым… Знаменитое déjà vu, что ли? Она бывала здесь в прошлой или позапрошлой жизни?
И тут Алёна замерла перед новым придорожным щитом – замерла в полном недоумении и в ступоре перед собственной топографической тупостью.
«Нуайер-сюр-Серен» – вот что было там написано.
Нуайер… То есть она вошла в Нуайер с другой стороны?!
Получается, так.
И все же Алёна еще не вполне верила своим глазам. Только оказавшись на знакомых улицах и площадях, носивших самые причудливые названия на свете (здесь улица Королевской Тяжести, площадь Малых Винных Прогонов, площадь Хлебного Рынка, площадь Соляных Чердаков и много подобного), опознав, так сказать, окрестности, вполне убедилась в случившемся. И Алёна не без облегчения перевела дух. Теперь понятно, где она находится. Ну что ж, совсем даже неплохо – внезапно очутиться в Нуайере. Сейчас она зайдет в магазин и купит…
Нет, в магазин она не зайдет и ничего не купит, потому что кошелек с собой взят не был. Шопинг на сегодня не предусматривался. Так что ситуация – глупей не придумаешь.
Над ее головой что-то заскрежетало, и раздался тяжелый удар, словно из пушки выстрелили. Алёна сначала содрогнулась, а потом сообразила – бьют знаменитые часы собора Сен-Мартин. Они отбивали каждые пятнадцать минут, и Алёне всегда в первую минуту казалось, что жители Нуайера должны непременно помешаться от беспрерывного оглушительного боя. Однако никто почему-то не мешался, более того – она и сама через минуту переставала слышать бой часов. Такие вот тут, в Нуайере, творились невероятные чудеса!
Однако сколько же времени отметил старый Сен-Мартин? Алёна посмотрела на свои наручные часы и медленно зажмурилась. Потом так же медленно снова открыла глаза, посмотрела на цифеблат, надеясь увидеть что-то другое, не то, что в первый раз.
Толку мало. Часы ее по-прежнему показывали 8.45.
Ничего себе! Вот так прогулочку она себе устроила благодаря своей топографической тупости! Сейчас ей следовало бы подходить к Муляну… Этак домой она доберется только через час самое раннее, ведь надо еще взобраться на гору, что займет полчаса, не меньше.
Разве что такси нанять? Денег нет, но можно ведь заплатить уже дома, в Муляне. Где тут могут дислоцироваться нуайерские такси? Наверное, около автовокзала.
И тут Алёна кое о чем вспомнила… вспомнила и, как принято выражаться, вздрогнула. Письмо, которое лежит на ее подушке! Осталось десять минут до того, как проснется Марина и потащится будить Танечку, а заодно заправлять Алёнину постель. Надо немедленно позвонить и предупредить, чтобы она ни в коем случае не читала письмо! Ее же, бедную, удар хватит!
Алёна выхватила из кармана шортов телефон – и чертыхнулась, увидев пустой дисплей. Ну да, здесь, в низине между гор, не принимало большинство сетей…
И все же нужно позвонить как можно скорей. Откуда? Да с почты! Где тут почта? Ага, вон там, между бистро и буланжерией, то есть булочной. При мысли о тех вкусностях, что продаются в буланжерии, желудок Алёны тоскливо сжался. Ладно, потерпи, голубчик. На обратном пути накормим тебя диким виноградом, который свешивается со стен придорожных усадеб. Он не такой сладкий, как тот, который на пути в Самбур ты привык есть, но все же очень даже ничего. Можно насобирать яблок с придорожных яблонь, а на склоне растут грецкие орехи. Так что переходим на подножный корм. А то буланжерия, понимаешь… Ишь, чего захотела! Худеть надо, матушка. Худеть всегда, худеть везде, худеть кругом!
Но сначала – на почту.
Алёна вбежала в дверь и увидела Клер, ту самую почтальоншу, которая неустанно водила свой желтый, перечеркнутый черной полосой фургончик по всем окрестным деревням, развозя газеты и письма. Клер сидела на табурете, ела маленькие, какие-то особенно аппетитные круассаны и запивала их кофе. Кроме нее, в помещении никого не было.
Клер молча – она жевала – кивнула Алёне: здрасьте, мол, са ва?
– Бонжур, – пробормотала Алёна. – Извините, можно отсюда позвонить? У меня портабль не берет, а позвонить нужно просто очень, очень срочно!
Клер все так же молча, продолжая жевать, махнула куда-то за стойку, и Алёна, пройдя туда, увидела точно такой же черный эбонитовый аппарат, какой стоял на камине тетушки Маргарет и по какому она вчера говорила с бестелесным угрожающим голосом. Предположительно – с Селин Дюбоннез. Рядом лежал справочник – толстенный желтый телефонный справочник, и у Алёны даже руки похолодели, когда она увидела, что это справочник всего округа, от Тоннера и Монбара до Труа и Дижона. Она мгновенно открыла нужные страницы с перечнем абонентов Муляна, пробежала пальцем по строкам. На букву Б – Брюн. Собралась уже звонить, но вовремя остановилась: Марина сейчас еще наверху, ей нужно звонить на мобильный.
Пальцы привыкли набирать номер, нажимая на кнопки, а не накручивая диск, однако Алёна все же кое-как справилась с непосильной задачей. Марина тотчас ответила.
– Марина, ты мою постель еще не заправляла? – почти заорала Алёна, услышав ее сонное «алло».
– Да нет, заспалась что-то, и девчонки еще спят. А что такое с постелью? Ты вообще где?
– Я нечаянно заблудилась и сейчас в Нуайере, – отрапортовала Алёна. – Раньше чем через час никак не смогу вернуться, уж извини. Жаль, денег ни сантима, не смогу в магазин зайти, чтобы наши запасы пополнить. Слушай, у меня к тебе просьба. Я там на подушке забыла кое-какие наметки к романчику, так ты их не глядя положи под подушку, ладно? Не читай, это пока еще так… творческий бред.
Марина с уважением молчала. Алёна затаила дыхание. Она просто-таки слышала ее молчание и чуяла ее уважение через полтора десятка разделявших их километров. Можно было не сомневаться, что Марина и глазком не заглянет в творческую лабораторию подруги.
Слава богу, что остались еще на свете такие умненькие, благоразумненькие, воспитанные и тактичные барышни. Алёна после подобного предупреждения всенепременно полезла бы в бумаги и прочла бы их от строчки до строчки. Марина – не полезет. Можно выдохнуть.
Алёна выдохнула, а потом перелистнула страницу справочника. Буква Д. Вниз по столбцу фамилий… Дюбоннез Селин. Мулян. И номер телефона… Ничтоже сумняшеся записала его в память своего мобильного телефона и торопливо захлопнула справочник, услышав какое-то движение за спиной.
Оказывается, Клер наливала кофе во вторую чашку.
– Хотите? – спросила она. – И круассаны еще есть. Мне с ними все равно не справиться, Жако, наш буланже, очень много положил. Да вы садитесь, садитесь, у вас, наверное, ноги отваливаются после пробежки.
Отказаться не нашлось сил. Алёна с невероятным наслаждением опустилась на стул, вытянула усталые ноги (они еще не отваливались, но были очень близки к тому), откусила разом половину круассана и запила огромным глотком очень горячего и очень сладкого кофе с молоком. Вот только прямо сейчас выяснилось, что она, оказывается, больше всех напитков на свете любила кофе с молоком!
Я не успела позавтракать, – пояснила Алёна причину своего клинического аппетита Клер, которая подвигала к ней поближе еще и масленку, и нож. – Думала, быстро с пробежки вернусь, а свернула не туда и вместо дороги на Мулян оказалась в Нуайере. Лишних километров шесть отмахала, никак не меньше. Я подруге звонила, чтоб она не волновалась. Теперь вот подкрепилась – спасибо вам огромное! – и потихоньку пойду.
– Опять пешком? В Мулян? – с ужасом воззрилась на нее Клер. – Ничего себе!
– Да и что? – хохотнула Алёна. – Я очень люблю ходить пешком.
– А я люблю ездить, – сказала Клер. – Обожаю свой пикапчик. Я бы вас с удовольствием подвезла, но почтовый фургон из Монбара, с железнодорожной станции, задерживается, мне нужно его дождаться, а потом письма и газеты сортировать. Вы даже пешком успеете добраться. Хм, какие у вас маршруты разнообразные… Вчера я вас видела на дороге в Самбур, сегодня здесь.
И тут Алёну осенило. Клер видела ее на дороге в Самбур. Правильно, ее пикапчик мелькнул мимо просеки, где сначала стояли косуля с косуленком, а потом туда хотел свернуть человек на мопеде. А значит, Клер могла видеть мопедиста! Она здесь всех знает, не могла его не узнать, даром что на нем были каска и очки, которые делали его похожим на немецкого автоматчика. Ему только прорезиненного плаща не хватало и автомата в руки.
Прорезиненного плаща? Плащ… дождь…
Дождь!
Алёна вдруг поняла, почему ее так мучило это слово. Дождь, поля, доходящие до самого Муляна, зеленый автомобиль… Она почувствовала, что может не спрашивать Клер, видела ли та человека на мопеде и узнала ли его. Алёна и сама угадала, кто он такой. Другое дело, что по-прежнему оставалась непонятной причина, по которой он напал на нее. Но, может быть, это все же выяснится.
А может быть, и нет. Вряд ли старуха и ее пособник станут с Алёной объясняться и в своих грехах перед ней исповедоваться. Придется и дальше самой соображать. И если насчет старухиных грехов хоть что-то понятно, то насчет ее пособника по-прежнему темновата вода во облацех.
Хотя что тут темного? Все как раз ясно. А он-то был уверен, конечно, что Алёна ни о чем не догадается…
Интересно, почему ее все считают такой дурой? Древняя же истина, что внешность обманчива.
Ну ладно, пора идти искать такси. Первоочередная ее задача – добраться до Муляна и убедиться, что дома все в порядке. Остальное, в том числе срывание всех и всяческих масок, – немного погодя.
– Спасибо вам огромное! – Алёна оперлась на стойку, чтобы встать на свои усталые ноги. – Я уже вполне…
Какой-то конверт соскользнул со стойки на пол. Она наклонилась поднять и не поверила глазам. Даже засмеялась, глядя на него.
– Что там такое? – спросила Клер.
– Да вот конверт, – показала Алёна. – Кто-то забыл написать адрес. Нет, ну я понимаю – забыть или не захотеть написать, от кого и откуда письмо. Анонимка получается. Но не написать, куда и кому! Прямо фантастика какая-то.
– Да ну, пустяки, дело житейское, – сказала Клер, совершенно как Карлсон, который живет на крыше. – Довольно часто бывает, раз или два в месяц непременно такие письма попадутся. Сейчас, честно говоря, гораздо меньше, потому что люди вообще редко письма пишут, предпочитают по электронной почте общаться или эсэмэсками перекидываться. А лет двадцать назад еще много писали, ну и безадресные послания нередко встречались. Мы, конечно, их возвращали по обратным адресам, отправителям, но у меня сохранились несколько писем или открыток, которые отправляли туристы, бывшие в Нуайере проездом. Они жили в нашей гостинице «Le château Archabeaux», «Замок Аршамбо», и посылали сувенирные открыточки с видами Нуайера. Куда – надписать забывали, а обратный адрес просто так ставили: Нуайер-сюр– Серен, отель «Замок Аршамбо». И даже фамилию свою не ставили! И что с ними делать прикажете? Да вот сами посмотрите, у меня тут так и валяются некоторые письма. Надо было бы выбросить, конечно, а мне жалко. Вдруг, думаю, кому-то понадобится, вдруг объявятся люди, которые их писали.
Клер вытащила из ящика несколько открыток и письмо в длинном белом конверте (вернее, не в белом, а в пожелтевшем от времени). Алёна рассмотрела открыточки, посмеялась над наивными, восторженными описаниями реки Серен, шато, собора Сен-Мартин и вообще Нуайера с его осенними ярмарками виноделов, потом глянула на конверт – да так и замерла. На нем не было ни адреса отправителя, ни адреса получателя, а на месте последнего значилось только написанное беглым, сильно наклонным почерком имя: Patrie Gérard.
Патрик Жерар!
