Глава 24
Варя от такого заявления на стуле подпрыгнула. Как будто ей в попу иголку воткнули. Она? Про Репина? Как он узнал? Откуда? Она ничего такого ни разу не говорила. Абсолютно точно! Вообще ни разу в беседе о картине не упоминала. Она это точно помнит. Варя в панике перебирала все их разговоры и встречи.
– Варвара? Вы что молчите? – требовательно прикрикнула на нее Зоя Спиридоновна, судя по всему, уже неоднократно повторившая свой вопрос.
«А что я? – так и хотелось пискнуть Варе. – Я здесь ни при чем». Но было ясно, что подобный ответ не пройдет, поскольку Даниилу явно было что-то известно. Да к тому же каким-то загадочным образом Даниил с Половодниковой объединились против нее.
– Варвара, поделитесь с нами своей информацией, – внес свою лепту Даниил. – Согласитесь, что мы лица в этой истории заинтересованные и имеем право знать правду.
Зоя Спиридоновна тревожно глянула на Даниила, но подтвердила его требования:
– Я настаиваю! Речь идет о моем внуке!
– На чем? – глядя растерянно по очереди на членов этого нового союза, спросила Варвара. Она решила без боя не сдаваться. Она понятия не имела, что и откуда известно Даниилу. Но она ему точно ничего о Репине не говорила, а значит, будет отпираться до последнего. Пусть делают что хотят. В конце концов, пытать же ее все равно не станут. Или станут? Варя тревожно взглянула в их глаза. Теперь и Половодникова, и Даниил предстали перед ней словно впервые, повернувшись к Варваре темной стороной своих натур.
– Варенька, к чему эти детские запирательства. Никто здесь не собирается обвинять вас в краже или, не дай бог, в чем похуже. Мы просто хотим разобраться, что происходит, и потом согласитесь, мы люди не посторонние, а имеющие непосредственное отношение к происходящему. И имеем гораздо больше прав на информацию, чем, скажем, ваша фирма, или точнее, ее руководство, – ласково проговорил Даниил.
Но Варя на его сладкоголосое пение больше не ловилась. Теперь она поняла смысл его фразы «готовился четыре года». Он использовал ее! Использовал самым беспардонным, наглым образом. И химчистка, и эта мини-авария, все было подстроено! Хитроумно, цинично, виртуозно. И после этого он еще смеет обращаться к ней по имени? Варенька? Тамбовский волк тебе Варенька!
– Извольте обращаться ко мне на «вы», – гордо заявила Варвара, глядя мерзавцу в глаза прямым, открытым, бесстрашным взглядом. – А что касается портрета Гаршина, так о нем я впервые услышала от вашей бабушки, – с вызовом проговорила Варвара.
– Ну уж нет, голубушка, – вмешалась в разговор Зоя Спиридоновна. – Речь идет о моем внуке. Мне наплевать на эту самую картину. Она никогда не принадлежала нам. Хотя я и слыхала о ней. Но смерть моего внука – весомый повод сообщить в полицию о вашем участии в этом деле. Это вам не старое барахло сомнительного происхождения, к которому я, собственно говоря, и отношения-то не имею. Это убийство, – грозно проговорила Половодникова. – И если вы сейчас же не выложите мне все, что знаете, я вызову полицию без всякого промедления и сомнений. Можете не сомневаться.
Варвара и не сомневалась. Но, честно говоря, не особенно опасалась. Ну, спросят ее в полиции, что ей известно, ну, расскажет она о гибели Сергея Алтынского и прочей скудной информации, известной ей от юриста, и все. Уж она-то к этой истории точно отношения не имеет. Хотя… А что, если они решат, что это Варвара, узнав от Алтынского о картине Репина, похитила ее? Или нет. Похитила ее уже у Томашевича, а заодно по неопытности убила его? Да нет, глупости. Так можно любого человека приплести к истории. Или нет? От волнения Варя совсем запуталась. А Даниил с Половодниковой смотрели на нее глазами голодных пираний. А может, рассказать им все? В конце концов, ей ничего особенного не известно. Так, общая картина, и не более.
Словно прочтя на ее лице эти колебания, Даниил проговорил мягко, но без слащавости:
– Варвара, я понимаю, вас обидел мой поступок. Вы считаете, что я вас использовал, – проявив поразительную проницательность, проговорил Даниил. – Да, признаю, так это и было. И прошу принять мои извинения. И тем не менее, несмотря на корыстность моего поступка, вы мне искренне нравитесь, и мне действительно неловко за случившееся. Хотя вас это вряд ли убедит в моей честности.
Варвара надменно усмехнулась. Он что, считает ее законченной дурой?
– Да, я понимаю, – кивнул Даниил. – И тем не менее я приношу свои извинения. А теперь подумайте хорошенько. Мы не полиция, не убийцы и не похитители Репина. Это же должно быть для вас очевидно.
Спорить с этим утверждением было сложно. Поскольку и Зоя Спиридоновна, и Даниил явно понятия не имели, что произошло с Репиным и Томашевичем. Точнее, Даниил что-то знал, но явно недостаточно, иначе зачем допрашивать ее?
Гм… Варя по очереди взглянула на присутствующих. Они выжидательно смотрели на нее внимательными, нетерпеливыми взглядами.
– Хорошо, – наконец решила она. Конечно, они оба ей противны, но, во-первых, ей интересно, что именно знает о картине Зоя Спиридоновна, во-вторых, что и откуда известно Даниилу? Вот именно! Сперва они ей все выкладывают, потом она им.
– Я согласна поделиться с вами тем немногим, что знаю, но сперва вы. Зоя Спиридоновна, что вам известно о картине? – твердо, по-хозяйски задала вопрос Варя.
Половодникова вопросительно взглянула на Даниила, тот махнул рукой. Валяйте.
Миленькая парочка, отметила про себя Варя. Как они быстро спелись, двух минут после скандала не прошло, даже вслух договариваться не пришлось. Правду люди говорят: «Рыбак рыбака видит издалека».
– Не много, – словно через силу заговорила Зоя Спиридоновна. – Соломон Борисович всегда учил моего деда, какие вещи можно брать у людей, какие нет. Дед учил моего отца, тот меня. Соломон говорил, не бери последнего или того, с чем человек расстаться не может.
«Последнего? А как же Савелова, которая умерла от голода, или люди, в блокаду приносившие последние ценности, чтобы обменять их на хлеб?» – подумала про себя Варя, не рискуя задать вопрос вслух, чтобы не вызвать пустую дискуссию.
– Те, кто менял вещи на хлеб, приходили сами, – словно читая ее мысли, пояснила Зоя Спиридоновна. – И дед всегда следил за тем, чтобы человек уходил от него без обиды. Торгуясь, он внимательно следил за реакцией. А Репин? Картина досталась человеку по фамилии Чугунов. Бывший матрос с какого-то крейсера из Кронштадта, поступил на службу в Чека, из крестьян. Туповатый, недалекий тип. Хапал все, что под руку попадало, от трусов до бриллиантов, – брезгливо пояснила Зоя Спиридоновна. – Соломон всегда с осуждением относился к таким типам. Ему было все равно, что крест с шеи у верующего человека сорвать, что скатерть со стола сдернуть. Не понимал он разницы.
– А Соломон понимал? – не сдержалась Варя.
– Именно, – вполне серьезно ответила Зоя Спиридоновна. – Но речь сейчас не о нем. В тот раз команда проводила в квартире обыск, а Чугунов этот с хозяйкой разговаривал, допрашивал, где семья, родственники. Потом принялся в комнате обыск производить и напоследок опять к хозяйке прицепился, а она уже в годах была, а он к ней без всякого уважения, грубо, за грудки схватил. И надо было ж так случиться, что со стены как раз портрет этот упал, и прямо ему на голову. И как рассказывал Соломон, глаза у портрета сверкнули, прям как живые, и блеск этот был совсем нехороший. – Говоря это, Зоя Спиридоновна засмущалась, но рассказ все же продолжила: – Чугунов картину схватил, хотел растоптать, но остановился, видно, понял, что дорогая, решил себе взять, а хозяйка ему в ноги бухнулась, стала умолять не забирать картину, кто-то там ей знакомый на ней изображен был. Чугунов только посмеялся. Та унижаться принялась, даже прислуге ее неловко стало. Соломон ему сразу посоветовал не брать картину, не будет от нее добра. Но Чугунов уперся. Картину взял. А хозяйка тогда встала с колен, выпрямилась во весь рост и прокляла его. И что вы думаете? Двух месяцев не прошло, как Чугунов спиваться начал, из Чека его погнали за превышение полномочий, даже судить хотели, но как-то он выкрутился. И что в итоге? Через полгода замерз пьяный на улице под фонарем. Соломон сам в морге его опознал.
– И при чем здесь картина? – спросила с искренним недоумением Варя.
– Как при чем? Так из-за нее же все! Пить он стал от тоски, сам с пьяных глаз рассказывал, что спать боится, мужик с портрета его пугает. А потом на него заявление написали, и не одно, за превышение. Не к тому прицепился, и понеслось, – поясняла Зоя Спиридоновна таким тоном, словно Варя спрашивала у нее, почему летом снега не бывает.
– Это я поняла, а при чем тут картина? Чугунов был бессовестный пьяница и бандит, к тому же тупой и недалекий. При чем тут Репин вообще, не понятно. К тому же подобные дикие рассуждения я уже слышала, – проговорила Варя, раздраженно дергая плечиком. Придумают всякую чушь, чтобы жилось веселее. У меня вообще такое чувство, что людей, не по праву владевших картиной, просто мучила совесть, и вся мистика.
– Вы слышали подобную историю? От кого? – оживился Даниил, до этого молча слушавший нелепый рассказ Зои Спиридоновны.
– От соседки Толмачевых. Так звали предыдущих владельцев картины. Еще до Булавиных.
– Булавины? Толмачевы? Варвара, хватит уже ходить вокруг да около, выкладывайте все, что знаете, – не скрывая легкого раздражения, проговорил Даниил. – В конце концов, наши с Зоей Спиридоновной рассказы могут и подождать.
– Ладно, – недовольным голосом проговорила Варя, понимая справедливость его замечания. – Седьмого июля у господ Булавиных была похищена картина Репина, полученная ими не так давно в наследство от дальнего родственника, некоего Толмачева Сергея Анатольевича, проживавшего в далеком Новосибирске.
– Седьмого июля? – взволнованно переспросил Даниил. – То есть всего неделю назад?
– Именно, – подтвердила Варя.
– Откуда вам это известно? Вы имеете к этому отношение? – впился в нее взглядом Даниил.
– При чем здесь мой внук? – требовательно воскликнула Зоя Спиридоновна.
– Это все цепь случайностей, – вздохнула Варя сама, удивляясь, как все странно запуталось. – Сотрудника нашей фирмы Сергея Алтынского, вы его знаете, – кивнула Варя Зое Спиридоновне, – знакомые просили помочь их приятелям оценить картину, взамен обещали накормить запеченным гусем. Сергей человек отзывчивый, к тому же холостой и вечно голодный, с радостью согласился. Картина оказалась тем самым портретом Гаршина кисти Репина. Но на следующий день картину у хозяев украли, подозрения пали на Сергея. А на следующий день Сергей погиб. Утонул при невыясненных обстоятельствах.
– После кражи картины? – уточнил Даниил.
– Да не крал он ее, в том-то и дело. Серега был честным, порядочным человеком, – отмахнулась Варя. – И фирма наша здесь тоже ни при чем. Мы хотели купить полотно у Булавиных вполне законно и легально. А вот ущерб нашей репутации эта история нанесла немалый. К тому же мы все теперь ищем Репина, – сердито пояснила Варя. – Но дело не в этом. Так уж случилось, что в день осмотра Сергеем картины в гостях у Булавиных была еще компания приятелей. В том числе и ваш внук, Зоя Спиридоновна.
Да-да, – подтвердила Варя, увидев округлившиеся глаза Половодниковой. – Ваш внук был хорошо знаком с Булавиным, они вместе работают. Лично я предполагаю, вы уж меня простите, что ваш внук узнал картину, поскольку о ней в вашей семье, оказывается, всем отлично известно, и не устоял перед соблазном, украл ее у приятеля. Но беда заключается в том, что еще кто-то положил на нее глаз. И сумел выяснить, что именно ваш внук украл ее у Булавиных. Я думаю, этот человек вызвал вашего внука обманом домой, вошел следом за ним в квартиру и, стукнув по голове статуэткой, забрал картину. Очевидно, он не собирался никого убивать. Только оглушить, потому что ваш внук все равно бы не заявил о случившемся в полицию. Картина-то была краденая, – присвоила Варвара себе все умозаключения по делу, принадлежавшие им с Макаром, а точнее Макару. – Думаю, здесь действовал не профессионал, а любитель. Оттого и удар не рассчитал.
– Невероятно! – воскликнул Даниил.
– Бедный мальчик! Зачем он связался с этой проклятой картиной! – горестно воскликнула Зоя Спиридоновна. – Какой ужас, какая трагедия.
– Кто же на самом деле украл картину? Вы уже выяснили? – нервно сжимая ладони, спросил Даниил.
– Нет.
– Но ведь полиция кого-то же подозревает? Они даже вызывали на допрос одного вашего приятеля, – проговорил Даниил, стараясь не выдать собственной некомпетентности.
– Моего приятеля? – нахмурилась Варя. – Вы имеете в виду покойного Сергея?
– Не совсем, – уклончиво проговорил Даниил.
– Полиция вызывала на допросы всех гостей того вечера, и если честно, то мы тоже склоняемся к версии, что картину украл кто-то из них, – проговорила Варя менее уверенно. – Но у большинства из них есть алиби.
– А как насчет нервного молодого человека интеллигентной наружности? Любителя крахмальных белых рубашек? – спросил Даниил.
– Что? Крахмальных рубашек? Вы что, следили за мной? – мгновенно ухватила неприятную для Даниила суть вопроса Варвара.
– Скорее стал случайным свидетелем вашей встречи, – удачно вывернулся Даниил, радуясь собственной находчивости. – Вчера я проезжал по Красноармейской, увидел вас сидящей одиноко в скверике. Хотел подойти, но, пока парковался, к вам присоединился молодой человек. Я не знал, как мне лучше поступить, молча уходить было глупо, вы могли меня уже заметить, а влезать в разговор, вдруг он интимный, неловко, – виртуозно сочинял на ходу Даниил. – И вот пока я топтался в нерешительности, случайно услышал часть разговора. Тогда я ничего не понял, но вот теперь вдруг все сложилось. – Даниил едва заметно выдохнул. Еще ему очень хотелось промокнуть испарину на лбу, но это было бы слишком очевидно.
К тому же Варвара и так смотрела на него с подозрением. Тяжелый экземпляр, вздохнул про себя Даниил, девушка страдает патологической недоверчивостью. Но, к счастью, в разговор вмешалась Зоя Спиридоновна и избавила Даниила от дальнейших неприятных объяснений.
– Варвара, что это за человек? Он имеет отношение к гибели Дениса? – требовательно спросила Зоя Спиридоновна.
– Нет. Этот человек тоже был в тот вечер в гостях у Булавиных, но к краже картины он не имеет никакого отношения, – пояснила Варя, отвлекаясь от скользкого Даниила. – Он тоже искусствовед, сотрудник Института истории искусств.
Он еще раньше Сергея осматривал картину. Он смог установить ее подлинность, но в оценке стоимости Андрей Валентинович не силен. Он теоретик, а не практик. Потому и обратились к Сергею.
– Искусствовед? – переспросил Даниил. – Значит, истинную ценность картины, я имею в виду художественную ценность, он представляет?
– Художественную, представляет, – сухо подтвердила Варя.
– И как я понял из вашего разговора, алиби у вашего знакомого не имеется? – тем же вкрадчивым, спокойным голосом проговорил Даниил.
– Вы поняли? – оборачиваясь к нему всем корпусом, переспросила Варя не менее вкрадчивым тоном. – Сколько же времени вы случайно слушали наш разговор? От начала и до конца, стоя за кустом, навострив уши?
От подобной проницательности у Даниила вспотели подмышки. Не девушка, а сканер.
– И кстати, кто надоумил вас познакомиться со мной и с какой целью? – перешла Варвара к наиболее занимающей ее части беседы.
Приближался опасный момент, пропиликало в голове у Даниила. Он взглянул Варваре в глаза и сдался. В конце концов, что тут такого? Тоже мне конспиратор. Учитывая Варин характер, он вообще мог вывалить ей всю правду с самого начала и не усложнять себе жизнь. Теперь бы оправдываться не пришлось.
– Да, наше знакомство было не случайным. Точнее, нет. Именно случайным. Я вообще не знал, кто вы, – начал рассказ Даниил и сразу же запутался от волнения. – Пардон, – усмехнулся он, – начну сначала. О картине Репина и вообще об истории семьи я знал многое, – начал Даниил и, обернувшись к Зое Спиридоновне, пояснил: – Савелова Елизавета Николаевна – моя родственница. Так вот. Я никогда не планировал никаких розысков имущества и прочего в том же духе. Но так случилось, что один мой школьный приятель закончил истфак и устроился на работу в Государственный исторический архив. И вот однажды звонит он мне и рассказывает, что натолкнулся на документы, связанные с моей семьей. Эти документы касались служебного направления моего деда на строительство авиазавода. Неожиданно меня это заинтересовало, и я попросил его не в службу, а в дружбу за умеренное вознаграждение разыскать все, что он сумеет, касающееся истории моей семьи. И в числе прочего интересного всплыли документы, доклад об обыске, произведенном сотрудниками Петроградского Чека в нашей квартире на Петроградской. Разумеется, эти документы он разыскал не в историческом архиве, но не в этом суть, – отмахнулся сам от себя Даниил. – Суть в том, что я вдруг подумал: а не тогда ли из нашей семьи пропала фамильная реликвия? Мы с Иваном провели небольшое расследование и отыскали родственников единственного выжившего в исторических передрягах участника обыска, который к тому же имел ныне здравствующее потомство. Дальше я действовал без Ивана. Я навел справки о вашем семействе, – поклонился он слегка Зое Спиридоновне, – и выяснил, что вы владеете некой коллекцией, чье происхождение, мягко говоря, сомнительно.
– Что? Как вы это выяснили? От кого? – хватаясь за сердце, просипела Зоя Спиридоновна. Последнее сообщение Даниила произвело на нее больший эффект, чем его требование наследства.
– Неужели вы думали, что о ваших сокровищах никому на белом свете не известно? – приподняв брови, с жалостью взглянул на Зою Спиридоновну Даниил. – Поверьте мне, заинтересованные люди в курсе.
– Что вы имеете в виду? – бледнея на глазах, спросила бедняжка.
– Ничего ужасного. Грабить вас никто не собирается. Живите спокойно, – посоветовал ей Даниил. – Ну, так вот. Я присматривался к Зое Спиридоновне и понял, что живет она очень замкнуто. Просто так к ней не подберешься. И поскольку я следил за квартирой Зои Спиридоновны, то неизбежно заметил вас, Варенька. Вы были единственным новым человеком в ее окружении, не считая сына, невестки, внука и какой-то пожилой угрюмой старухи с лицом серийного убийцы, к тому же регулярно у нее бывающей. И я решил, что вы мой шанс. Очаровать молоденькую девушку для меня пара пустяков. Познакомлюсь, начну ухаживать, и дело в шляпе, рассудил я, – под презрительным взглядом Варвары рассказывал Даниил. – И я жестоко ошибся, – покаянно повесил он голову, чем вызвал одобрение в глазах Варвары. – Познакомиться с вами оказалось делом нелегким. Я уж пожалел, что связался, но вы задели мое самолюбие, и вопрос перешел в принципиальную плоскость. Завоевать вашу симпатию оказалось еще сложнее, но я уже закусил удила и не мог остановиться. Речь шла о репутации и самоуважении. Что уж я такой никудышный, что порядочная девушка со мной на свидании от скуки засыпает?
– Однако в здравомыслии вам не откажешь. Во всяком случае, в критическом отношении к себе. Это все же кое-что, – сдержанно одобрила его монолог Варвара.
– Мерси, – поклонился театрально Даниил.
Зоя Спиридоновна лишь глаза к потолку закатила. Какие глупости люди обсуждают!
– Так вот, я был уверен, что картина находится у Зои Спиридоновны, и шел к своей цели медленно, но уверенно. Сомнения начали меня мучить лишь после визита к моей бабушке и вашей, Варя, реакции. Рассказ о портрете Гаршина вас взволновал, и не просто взволновал, вы проявили «прикладную» заинтересованность. В чем причина? Вы уже видели эту картину? Знаете, где она находится? Ваша фирма имеет на нее виды? На мой прямой вопрос вы не ответили, и тут, каюсь, я принялся за вами следить.
– Я просто боялась обсуждать эту тему. Ведь из-за картины уже погибли двое. Откуда мне знать, что не вы тот маньяк-убийца? – попыталась объяснить свое поведение Варя.
– Такое мне и в голову не могло прийти, – улыбнулся Даниил. – В общем, я за вами следил и присутствовал при вашей встрече с нервным молодым человеком. Как вы справедливо заметили, прятался за кустами и кое-что слышал из разговора. У меня даже возникла бредовая мысль, что это психованный искусствовед украл картину Репина у Томашевича по заказу вашей фирмы. И теперь под вас копает полиция.
– Что за дикость! – воскликнула ошарашенная Варя.
– Ну, чего не придет в голову? – развел руками Даниил. – Отсутствие всякой информации объясняет мое заблуждение.
– Ясно, – коротко ответила Варя, которой резоны Даниила не показались достаточно вескими для оправдания такой подлой вещи, как слежка.
– И кстати, вы упоминали фамилию Толмачевых? – отбрасывая шутливую тональность, спохватился Даниил.
– Ну да. Такова была фамилия дальних родственников Булавиных, от которых к ним по наследству перешла картина, – согласно кивнула головой Варвара.
– Это невероятно, но у Елизаветы Николаевны Савеловой служила горничная, ее звали Аграфена Ивановна Толмачева.
– Да, это ее потомки, – будничным голосом пояснила Варя, не замечая вытянувшегося от удивления лица Даниила. – Сама она умерла в блокаду.
– Откуда вам это известно? – нетерпеливо спросил Даниил, чувствуя, что его мозг от подобных хитросплетений просто закипает.
– Я встречалась с соседкой предыдущего Толмачева, владевшего картиной, и она мне поведала, что во время блокады Репин достался Аграфене Толмачевой, а точнее ее младшему брату, от соседки по коммуналке. Та, умирая, попросила передать картину ее сыну, он был на фронте, а если тот погибнет, передать в музей. Степан поклялся, а потом об этом узнала Аграфена и велела картину никому не отдавать, потому что она принадлежала ее хозяйке, во время революции картину украли чекисты, потом умерла хозяйка, и Аграфена осталась ее единственной наследницей, потому что остальная ее семья уехала во Францию. Степан сестру послушал и картину не вернул. Но счастья это ему, похоже, не принесло. Потому что, как считает соседка Толмачевых, все члены семьи умирали ранней смертью и теряли близких, стоило этой картине попасть к одному из них. Так что картину всегда наследовали дальние родственники.
– Вот! – многозначительно подняла палец вверх Зоя Спиридоновна. – Я же говорила! Проклятая картина.
– Невероятно, – словно не слыша ее, прошептал Даниил, глядя перед собой остановившимися глазами. Потом встряхнулся и проговорил: – Представляете, Варя, в сорок втором году, зимой, мой прадед, который был летчиком, оказался в блокадном Ленинграде и там нашел под завалом только что рухнувшего под бомбежкой дома женщину, она умирала. Но перед смертью сунула ему буханку хлеба и картину, замотанную в наволочку, и попросила отнести ее в Басков переулок. У нее там брат умирал. Толмачев Степан Иванович.
– Так это он и есть! Мне соседка говорила, что его звали Степан, – напитываясь возбуждением Даниила, воскликнула Варя.
– Да! Но прадед саму Аграфену не узнал, когда они уезжали в Париж, он был совсем маленький, к тому же обстоятельства и столько лет прошло, – торопливо рассказывал Даниил. – Он просто выполнил поручение умиравшей женщины и сразу же должен был уехать из Ленинграда. Там же, в Басковом переулке, был штаб их дивизии или эскадрильи, я не помню. И уже в дороге он вдруг стал задумываться, сопоставлять, не из-за картины, конечно, – пояснил он смущенно. – Но когда он пришел в этот дом после войны, то не нашел там Степана. Он куда-то переехал. В дом попала зажигательная бомба, и его расселили. Потом его что-то отвлекло, и больше искать он не стал.
– А ведь она приходила к нам, – загробным мрачным голосом проговорила Зоя Спиридоновна, неизвестно к кому обращаясь.
– Кто? – одновременно обернувшись к ней, спросили Даниил и Варвара.
– Аграфена эта. С картиной.
– Не может быть! Когда? – Даниил утратил свое привычное чуть ленивое спокойствие и нравился Варваре в «естественном» состоянии гораздо больше, чем в образе искушенного жизнью денди.
– Зимой сорок второго, – так же коротко и нелюбезно пояснила Зоя Спиридоновна.
– А вам это откуда известно? Вы же еще не родились. Или… родились? – простодушно поинтересовалась Варя.
– Разумеется, нет, – презрительно-возмущенно фыркнула Зоя Спиридоновна, смерив Варю уничижительным взглядом. – Дед рассказывал к вопросу о том, что брать стоит, а чего нет. Соломон тогда жутко перепугался. Он ее сперва и не узнал. Все же столько лет прошло. Потом голод и вообще… – тяжело вздохнув, рассказывала Зоя Спиридоновна. – Она его узнала, и то, похоже, не сразу, сперва хлеба просила, портсигар вот этот предлагала, еще что-то. Уж потом картину достала. Но у Соломона и тут не екнуло, пока она на него не накинулась как бешеная.
Соломон потом от страха два дня трясся. Говорил, что больше людям помогать не будет, а все запасы в госпиталь отнесет. Дед с ним чуть не поругался, но тут, к счастью, чудные бриллиантовые серьги принесли с рубинами, и Соломон передумал, – с усмешкой рассказывала Зоя Спиридоновна. – А Соломон до глубокой старости дожил, и дед всегда говорил, это потому, что он ни в первый, ни во второй раз картины не взял.
– Гм… Прожил светлую, не замаранную жизнь, – тихо проворчала себе под нос Варвара.
– Вот именно, – подтвердила расслышавшая ее Зоя Спиридоновна.
– Да. Теперь многое становится понятным. Не ясно только, как картина попала к соседям Толмачевых, ведь у Елизаветы Николаевны ее забрал Чугунов? – задумчиво проговорил Даниил. – Кто были эти люди, соседи Толмачевых?
– Можно попробовать выяснить через твоего архивного приятеля, – предложила Варя, – но мне кажется, это могли быть совершенно случайные люди. Купили ее у Чугунова, например, за бутылку водки, или она им тоже по наследству досталась.
– Вряд ли, – не согласился Даниил. – Ты сама говорила, – переходя вслед за Варей на «ты», заметил Даниил, – что та женщина просила в случае гибели ее сына отдать картину в музей. Она не могла быть родственницей Чугунова, – категорично заявил он.
– Пожалуй.
– Абсолютно точно. Потому, что она была, безусловно, образованна, но родилась еще до революции, значит, из «бывших». Да и на бутылку водки такой человек не стал бы ничего менять.
– Возможно, – уклончиво проговорила Варя. – Теперь этого не узнаешь.
– Да, пожалуй.
– Ну, так где же картина теперь и кто, в конце концов, убил моего внука? – нетерпеливо воскликнула Зоя Спиридоновна, решив, что была и так достаточно терпелива, слушая эти щенячьи расшаркивания.
– Пока не знаю, – развела руками Варвара.
– Но вы же сами сказали, что у нескольких человек нет алиби, – напомнил Даниил.
– Не то чтобы нет. Просто оно пока не проверено, – уклончиво ответила Варя. – Мой коллега вчера вечером начал заниматься выяснением алиби последнего из не проверенных нами гостей Булавиных, но пока результата нет.
– А когда будет? – требовательно спросил Даниил.
– Слушай, а может, тебе самому заняться этим вопросом? – предложила ему Варвара, задетая подобным требовательным тоном. Тоже мне, начальник нашелся.
– Варвара, – прервала их пререкания Зоя Спиридоновна, – а вы не хотите вернуть мне деньги?
– Ой! – тут же, краснея, полезла в сумку Варя, уже успевшая забыть и о деньгах, и о недавнем скандале. – Извините, пожалуйста, я сейчас.
– Да уж, пожалуйста, и вещи, как и договаривались, извольте забрать сегодня, – заметила она недовольным голосом, пристально следя за Варварой.
– Зоя Спиридоновна, простите за бестактность, но к чему вам теперь все это? – довольно бесцеремонно спросил Даниил, окидывая взглядом комнату. – Внук ваш погиб. Передать некому. Нет, сперва, конечно, сыну, ну а потом?
– Что, хотите, чтобы я вам все оставила? – с едким сарказмом поинтересовалась Зоя Спиридоновна.
– Что вы. И в мыслях не было! – поднял ладони вверх словно бы в знак чистоты своих намерений Даниил. – Просто подумал, что вы могли бы продать большую часть коллекции, зачем она вам? А деньги пожертвовать, например, на лечение детям, больным раком.
– Вот вы когда Репина отыщете, продайте и пожертвуйте, – посоветовала Зоя Спиридоновна. – Возможно, вас даже по телевизору покажут.
– Вот это совершенно не обязательно, – возразил Даниил. – А идея действительно хорошая.
Последнее заявление Даниила было сплошным дешевым позерством. Варя даже поморщилась.
– Так что с убийством Дениса? – вернулась к главной теме разговора Зоя Спиридоновна, снова засовывая деньги в декольте. – У кого там нет алиби?
– Алиби скорее не установлено у Комлева и Сурмилина. Комлевым мы сейчас занимаемся, с Сурмилиным сложнее, – спешила Варя поделиться остатками информации, потому что на полдороги останавливаться глупо.
– Вы не можете проверить их алиби или полиция? – поинтересовался здраво Даниил.
– Мы, естественно, – усмехнулась Варя. – Полиция с нами своей информацией не делится.
– Расскажите-ка мне все, что вы смогли выяснить на сегодняшний день, – подсаживаясь ближе к столу и складывая перед собой сложенные в замок руки, распорядился Даниил, словно проводил рабочее совещание в своем кабинете.
Сначала Варя хотела презрительно отвернуться, дав понять, что подобный тон в разговоре с ней недопустим, она ему не подчиненная, ишь ты, раскомандовался. Но потом передумала и в такой же деловой манере, коротко и ясно, ввела его в курс дела. В конце концов, на данном этапе их цели совпадают. Другой вопрос, как поведет себя Даниил, когда картина будет найдена. Что он собирается предпринять? Варя очень рассчитывала на то, что он не станет угрозами и шантажом вымогать ее у Булавиных.
– Хм… – задумчиво потер подбородок Даниил. – У Сурмилина трое детей. Жена, квартира, дача. Вы представляете себе, Варя, образ жизни такого человека? Его хлопоты, менталитет?
Варя удивленно взглянула на Даниила.
– Я буду очень сильно удивлен, если подобный человек, основательный и семейный, ввяжется в авантюру с кражей произведения искусства, в котором к тому же ничего не смыслит. Куда он его денет? Зачем ему рисковать, имея на шее троих детей? – задавал риторические вопросы Даниил. – К тому же он мало знал Томашевича, он единственный из всех не работает в компьютерной фирме. – Даниил покачал головой: – Сомневаюсь, что это он.
– Знаете пословицу? В тихом омуте кто водится? И потом, никогда не говори «никогда», – поделилась Варя несколькими пошлыми, заезженными сентенциями.
– И все же я уверен, что его алиби проверить несложно, и полиция это уже сделала, – не согласился с ней Даниил. – И тем не менее, как я понимаю, он все еще на свободе.
– Они все на свободе, – ввернула не без ехидства Варя.
– Да, – согласился Даниил. – Но вот, допустим, опровергнуть алиби, составленное любовницей Комлева, если таковая имеется, не так просто. Такие связи не афишируются, а потому и опровергнуть утверждение обоих, и Комлева, и дамочки, весьма проблематично, если они стоят на своем. И в случае с вашим нервным приятелем не все так просто. Насколько я помню, точнее, насколько я расслышал, – с легкой усмешкой заметил Даниил.
– Прекратите меня провоцировать, – одернула его сердито Варя. – Андрей Валентинович уж точно не крал картины. О чем вы могли бы и сами догадаться, уж коли его видели и слышали.
– А как же ваши утверждения насчет омута и никогда не говори «никогда»? – пропустил мимо уха ее требования Даниил.
Варя надулась. Сказать ей было нечего. Конечно, справедливости ради и Зелинского стоило включить в число подозреваемых, но ведь Даниил видел и слышал этого великовозрастного недотепу, нервного, беззащитного, не приспособленного к жизни переростка. Да, Зелинский может быть прекрасным специалистом в своей области, но в обычной жизни он совершенно не способен на поступок. Ударить кого-нибудь по голове? Варя представила себе картину, как Зелинский дрожащими руками сжимает статуэтку и, просительно глядя в глаза Томашевичу, мямлит заранее свои извинения за то, что вот сейчас даст ему по голове. Бред.
– И тем не менее, – отбрасывая всяческие ухмылки, проговорил Даниил, – сбрасывать со счетов мы его не будем.
– Правильно. Тихие, они самые непредсказуемые. Был у нас на работе такой тип, – встряла в разговор Зоя Спиридоновна. – Тихий, глаза в пол, этакий безобидный живодристик. В соседнем отделе работал. А потом выяснилось, что он в кладовке дырочку просверлил и в дамский туалет через нее подглядывал.
Варя с Даниилом, услышав подобное откровение, переглянулись, и если Варя едва сдерживалась, чтобы не захохотать в голос, то Даниил с абсолютно каменным лицом недрогнувшим голосом заявил:
– Вы совершенно правы, Зоя Спиридоновна. Надеюсь, этого негодяя выгнали с работы?
– С позором, – твердо заверила Зоя Спиридоновна.
– Знаете, Варвара, у меня есть предложение, – возвращаясь к главной теме беседы, предложил Даниил. – Уж коли вы такие замечательные друзья с Зелинским, давайте нанесем ему визит, дружеский, не обременительный, вы нас познакомите, и я составлю о нем собственное непредвзятое мнение, – небрежно взмахнув рукой, предложил он. – И кстати, мне кажется, интереснее будет заглянуть к нему в гости, нежели общаться на лавочке. Заодно и на мамашу его посмотрим.
– Как вы себе это представляете? – вытаращилась на него возмущенно Варя. – Нас никто не приглашал. Его мать вообще не подозревает о неприятностях с картиной, а тут мы на пороге. Здрасти, извольте нас принять и радоваться.
И вообще, что это за всеобщая мания? Все желают лично познакомиться с Зелинским. Сперва Макар, теперь вот Даниил. Андрею Валентиновичу такими темпами скоро придется журфиксы для страждущих его увидеть устраивать.
– Варвара, да расслабьтесь вы, – укоризненно взглянул на нее Даниил. – Не будем мы впутывать маму в историю с картиной. Вы тоже искусствовед, знакомая Зелинского, у вас возникло затруднение по установлению подлинности и авторства, вы пришли к нему по-дружески проконсультироваться. И маме приятно, и ему спокойно, а нам сплошная польза.
– Вы записной враль и аферист, – поджимая сердито губы, заявила Варя, впечатленная подобной изобретательностью.
– Не забудьте сообщить мне, кто убил моего Дениску. И вообще, расскажите, чем все это закончится, – ворчливо потребовала Зоя Спиридоновна.
– Ну, разумеется, – поднимаясь с места, заверил ее Даниил. – А поварешку и подстаканник я все же заберу, если не возражаете. Хоть и пустячок, а все ж приятно.
Зоя Спиридоновна лишь криво усмехнулась.
