Глава 11
Открыть глаза – больно. Всего лишь попытка поднять веки и осмотреться по сторонам – и в теле начинают пылать мучительные очаги.
Похоже, они везде. Особенно крутит левую ногу, очень ноет в области живота, вся спина – болезненные разряды. И руки тоже покалывают иголки.
Но все это осознается уже чуть позже. А первая реакция на боль – радость. Если есть боль, значит, жизнь, наверное, не закончилась. Хотя в тот момент, когда стремительный полет завершился страшным ударом, смерть казалась неизбежной, и мир выключился.
– Алеся, прости меня. Пожалуйста, прости…
Это голос Игоря! Почему он рядом? Его что, пустили в больницу? Но он же убийца! Это он убил тех несчастных людей в Несвиже! Это он сильно толкнул, удержать равновесие не получилось, и вот…
На какой-то момент страх парализует сознание. Есть понимание того, что надо что-то делать, привлекать внимание, звать на помощь. Но от угрожающего присутствия мужа где-то поблизости невозможно ни крикнуть, ни пошевелиться. Только наплывают волны страшных воспоминаний.
Вот пальцы касаются клавишей компьютера, открывается сайт информационного агентства, и первый же заголовок: «Обнаружен золотой апостол из сокровищницы Радзивиллов». Сердце екает, скорее открыть заметку целиком. Подробности очень похожи на статью Игоря. Но ведь Витя Филипович говорил, что совершено убийство…
На следующем сайте информация уже другая: убийство, найден труп, покрытый золотой краской.
И та же новость на другом ресурсе, и еще, и везде…
Все происходит в точности так, как говорил муж: веерное всеобъемлющее распространение информации.
И… это особенно пугает и делает подозрения в адрес мужа еще крепче… золотая краска…
То, что Витя Филипович при встрече не вдавался в такие подробности, – это понятно, он торопился. Но Игорь почему ничего не сказал?! Ведь он же говорил, что разговаривал со следователем на эту тему! Он должен был знать эти подробности…
Скорее, броситься в прихожую, отодвинуть дверцу шкафа. Отодвинуть и убедиться – краски Игоря, которые он использовал для боди-арта, лежат на месте, в целости и сохранности, с тем самым тюбиком золотого оттенка. Муж прежде увлекался рисунками на теле, даже купил специальный профессиональный набор. «У меня был приятель-художник, он обожал моделей расписывать. Пару раз я попробовал – прикольно. Но сразу после того, как у меня появились свои краски, рисовать на теле мне расхотелось. Хотя не выбрасывать же их, они дорого стоят. Так и валяются на полке», – пояснил он. И долго отнекивался, не хотел делать рисунок, а попробовать себя в роли модели для боди-арта было заманчиво… Потом муж сдался, разукрасил грудь, живот и спину красивыми разноцветными завитками. Все было так забавно до того момента, когда пришла пора смывать эту красоту. Ни мыло, ни косметическое молочко краску не убирали вообще. Мужу пришлось звонить своему приятелю-художнику, ехать за специальным средством. Больше желания делать холст из собственной кожи не возникало. Краски так и лежали в шкафу.
Лежали.
Раньше – лежали.
Только теперь набора там нет…
Все ясно. Игорь взял краски для того, чтобы превращать трупы в «апостолов» из сокровищницы Радзивиллов. Его любовь переросла в болезнь. Он болен, болен! А когда муж понял, что разоблачение близко, то просто вышвырнул догадливую жену, не оценившую его жертв, в окошко. Игорь сошел с ума, это очевидно.
Теперь он бормочет:
– Алеся, прости меня. Я не знаю, как так вышло. Я не хотел. А краски я отдал своему приятелю-художнику. Он заходил ко мне, когда тебя дома не было. Мне этот набор все равно без надобности…
Дорога ложка к обеду! Теперь уже никакой веры его словам нет и быть не может…
Придут ли сюда врач, милиция, да хоть кто угодно?
Лишь бы пришли и вывели отсюда вон этого психопата!
В его голосе уже истеричные нотки.
Кажется, еще немного – и он доведет задуманное до конца, сделает то, что в Доме прессы сделать не получилось.
Это муж притащил ее в ту комнату отдыха. Открыл окно: «Сегодня так душно, Алеся». А потом с криками: «Как ты можешь меня обвинять?!» – сильно толкнул…
К счастью, из намерений физического уничтожения ничего не вышло.
Но морально… душа выжжена дотла, там не осталось ничего, кроме боли. Если бы муж хотел ранить сильнее – ничего бы не вышло, он изуродовал все самое святое. Он изгадил все самое чистое – любовь к родной стране, тему диссертации, ту светлую радость, которую всегда доставляли письма из радзивилловского архива, тот трепет и замирающее от волнения дыхание…
Как жить теперь, когда все, что было так дорого, покрыто кровью и золотой краской?
Как продолжать работу, зная, что она стала причиной смерти ни в чем не повинных людей?
На эти исследования было положено столько лет жизни! Жертвовать прогулками, выходными, праздниками было легко, напряженный, изматывающий труд приносил только радость. Впереди ведь такая цель – открыть самой прекрасной на свете стране, исторически пережившей колоссальные испытания, прекрасные светлые страницы истории. Истории, которую есть за что ценить, любить, уважать…
Не удержавшись, Алеся застонала.
– Любимая, прости меня…
«Какая-то часть меня умерла там, в Несвиже. Я все отчетливее понимаю, как много я потеряла. Я уже никогда не смогу быть прежней, не смогу радоваться, с азартом исследователя продираться через польские и французские слова из радзивилловских писем. Но что тогда останется у меня? Ничего… Уже больше ничего, – думала девушка, и из ее глаз лились слезы. – Как все ужасно. Мне понадобится очень много сил, чтобы это пережить».
– Прости…
Господи, да когда же, наконец, этого подонка выведут из палаты и отправят за решетку?! Ему там самое место…
* * *
Забор и правда оказался гигантским. Соседи Шимова ограничивались стандартными двухметровыми плитами. Дмитрий же огородил свои владения бетонными панелями метров трех – трех с половиной в высоту. Пригнанные плотно друг к другу, они не давали ни малейшей возможности увидеть участок. Только в месте крепления калитки виднелась узкая щель. Лика подошла к ней вплотную, попыталась рассмотреть, что находится внутри. К сожалению, недалеко от входа, видимо, было посажено какое-то растение. Покрытые зеленью ветки практически полностью закрывали обзор, и…
– Девушка, подглядывать нехорошо, – вдруг раздался за спиной мужской голос.
Вздрогнув, Лика обернулась и покраснела: перед ней стоял хозяин дома собственной персоной, в хорошем спортивном костюме. А рядом с Дмитрием Александровичем огромный ротвейлер лениво зевал, демонстрируя черную пасть, розовый язык и огромные устрашающие клыки.
– Вы? – Шимов недоуменно вскинул брови. – Если не ошибаюсь, вы предпочитаете туристические объекты Несвижа. Каким ветром занесло в наши края?
– Здравствуйте, Дмитрий Александрович. Я вам сейчас все объясню, – пролепетала Лика, замирая от ужаса. Ротвейлер тем временем продолжал деловито обнюхивать ее джинсы.
Серьезная агрессивная порода…
И собака без намордника! Немного обнадеживает, что ротвейлер виляет обрубком хвоста. Но обольщаться не стоит. Одно неловкое движение, смущающее песика, – и он приступит к быстрой ампутации конечностей, хватка у таких псов мертвая.
Однако собака вдруг доверчиво лизнула Ликину руку и тоненько заскулила.
– Кажется, я ему понравилась. Или это девочка? – Вронская облегченно перевела дух и поймала себя на мысли, что ей уже хочется потрепать пса по холке. – Он, наверное, добрый, не кусается? А у меня тоже есть собака, голден-ретривер.
– Это кобель. Зовут Джой. Он не агрессивный. Недавно девушка, которая с ним гуляла… В общем, ее больше здесь нет, и Джой тоскует. Вы приехали, чтобы обсудить мою собаку?
На прикосновение к гладкой шерсти пес отреагировал довольным протяжным стоном.
– Джой – хороший мальчик. – Лика присела на корточки. – Умная красивая собака. Джой умеет давать лапу?
Лапу пес торжественно вручил.
Но у животного оказалась какая-то странная координация движений. Джой бессильно плюхнулся на толстенькую попу, покачнулся, и каждое движение словно бы давалось ему с невероятным трудом.
Взгляд темных умных глаз явно плохо фокусируется.
Нос – Лика, поглаживая морду, осторожно коснулась кожаного черного кругляша, – нос просто пылает…
Май месяц, теплая сухая погода. Кругом лес. Все собачники знают: такое стечение обстоятельств чревато клещами, которые могут быть крайне опасными.
– Дмитрий Александрович, мне кажется, Джой болен, – взволнованно глядя на Шимова, Лика поднялась на ноги. – Вы не обращали внимания, у него моча не коричневая?
– Прекрасно! Вы решили обсудить со мной не только пса, но и цвет его мочи?!
– Послушайте, я серьезно. Позвоните ветеринару! И давайте пока осмотрим собаку, может, она подцепила клеща. Вы что, не знаете, что если клещ заражен энцефалитом или болезнью Лайма, то укушенное животное без медицинской помощи сгорает за день?!
Ротвейлер, словно бы подтверждая ее правоту, завалился на бок и закрыл глаза.
– Джой, хватит баловаться! Стоять! – Шимов рванул поводок, и собака, обводя пространство мутным взглядом, с трудом, но поднялась. – Спасибо вам большое за консультацию. Всего хорошего!
– Дмитрий Александрович, подождите! – взвизгнула Лика, пытаясь схватить Шимова за край ветровки.
Бесполезно – мужчина ловко увернулся, проскользнул за калитку и щелкнул замком.
– Дмитрий Александрович! Осмотрите Джоя и позвоните ветеринару!
Ни крики, ни отчаянный стук в дверь не помогли.
Сначала можно было различить звук удаляющихся шагов, потом прозвучала команда: «Джой, вольер, место», что-то тонко скрипнуло, хлопнула входная дверь…
Лика устало опустилась на землю, достала сотовый телефон, набрала номер Надольского.
– Олег, привет! – Она обрадовалась ответу на вызов, как самому большому счастью. – Извини, что беспокою, но у меня проблемы. Я сейчас в Ратомке, возле дома Шимова. Я хочу с ним поговорить, а он меня не впускает. А у него собака больная, ей ветеринар нужен. Подожди, подожди, пожалуйста, это собака больна, а не я, ну честное слово! Ты можешь…
Следующие события произошли одновременно: распахнулась калитка, Шимов возмущенно воскликнул: «Что же ты сразу не сказала, что ты от Надольского!», а Лика, опиравшаяся о калитку спиной, упала на спину и ударилась затылком о плитку.
– Подслушивать нехорошо, Дмитрий Александрович, – прошептала Вронская сразу двум Шимовым, нависшим над ней, как горы.
Какое облегчение: оба дрожащих силуэта сливаются в один. Ура, все предметы тоже обретают четкость!
– У меня там камера видеонаблюдения. Она звук тоже пишет. Эй, ты как?
– Нормально… Только голова кружится. И тошнит…
Незаметным движением положив в карман куртки сотовый телефон, Вронская закрыла глаза, расслабила все тело. И, несмотря на отчаянно колотящееся сердце, постаралась дышать медленно и спокойно, как при обмороке.
С этим Шимовым все ясно.
Человек, которому наплевать на свою собаку, вряд ли будет участливо вести душевные разговоры.
Сейчас спросит, в чем дело, быстро заявит: ничего не видел, ничего не знаю. Да и отправит восвояси, никакой Надольский со своей протекцией не поможет. Тем более от следователя, похоже, зимой снега не допросишься, не то что помощи!
Может, это глупость: изображать обморок, пытаясь проникнуть в дом.
Но по-другому с Шимовым не разговориться.
Возможно, эта хитрость ни к чему не приведет, у мужчины не окажется никакой информации о наследниках Радзивиллов, и он не имеет никаких предположений о том, кто те маньяки, орудующие в Несвиже.
Однако надо попытаться как-то хотя бы затронуть эту тему. Без чрезвычайных обстоятельств у таких черствых, бездушных бизнесменов разговор короткий…
– Девушка! Девушка, вы слышите? – Шимов взял Лику за подбородок, потряс ее лицо. – Блин, да что за день сегодня такой! Сюда же «Скорая» час будет добираться!
Опустившись на колени, он приподнял Ликину голову, осмотрел затылок.
– Крови нет вроде. Что же она отрубилась-то? – пробормотал Шимов и, повесив на плечо Ликину сумку, подхватил девушку на руки. – Только этой девицы мне не хватало для полного счастья… Девушка! Девушка, вам уже лучше?!
Оставив все мысли о подглядывании сквозь ресницы, Лика плотно сомкнула веки.
Не смотреть.
Не стонать – хотя стальная ладонь Шимова больно прищемила кожу на бедре.
Не шевелиться – даже если мышцы шеи мучительно затекли, а откинутая назад голова начинает кружиться так сильно, что настоящий обморок, кажется, близок…
Почувствовав, как тело опускается на мягкую поверхность вроде дивана, Вронская опять поборола искушение приоткрыть глаза.
Похлопав девушку по щекам, Шимов обеспокоенно пробормотал:
– Не приходит в сознание… Ладно, гостья, лежи тут. У меня сосед – врач. Я видел его машину. Подожди, я мигом!
Когда звуки шагов затихли, Лика сквозь открытые ресницы осмотрела комнату и, убедившись, что Шимова нет, соскользнула с дивана.
Гостиная бизнесмена отличалась той простотой, которая стоит безумно много денег.
Светлая кожаная мебель, искусное освещение, над которым явно потрудился талантливый дизайнер, камин, огромный аквариум во всю стену…
Увидев на журнальном столике ноутбук с подключенным 3G-модемом, Лика покосилась на дверь, потом быстро открыла крышку и нажала на кнопку «пуск».
Отлично: ноутбук просто переведен в спящий режим, а значит, введение пароля не требуется.
Что тут у Шимова на жестких дисках? Договора, опять договора, неинтересно.
Теперь Интернет. Удачное стечение обстоятельств: Дмитрий пользуется хорошо знакомым браузером, значит, можно быстро найти его «избранное».
Можно найти его «избранное», и там…
– Елки-палки, что же это такое получается? – изумленно пробормотала Вронская, открывая сайты. – Она, везде только она…
Возникало впечатление, что единственный интерес в жизни Шимова – это Алеся Славина.
В «избранном» находились ссылки на ее странички в социальных Сетях, на многочисленные интервью и блог девушки.
Отложив ноутбук, Вронская бросилась к обувной стойке, схватила стоявшие там тапочки и едва их не выронила.
Трясутся руки.
У Шимова сорок второй размер обуви.
И ведь Шимов был там, в Несвиже, когда происходили эти жуткие преступления!
Все сходится…
Алеся пишет диссертацию о Радзивиллах. Она готова из кожи вон вылезть, а привлечь внимание к этой теме. Ей нужен общественный резонанс! О, после такого количества трупов даже не очень активно следящий за СМИ человек узнает и про княжеский род, и про сокровищницу. В газетах теперь творится настоящая вакханалия. Она добилась своего, страшной ценой, но по-другому вызвать такую огромную информационную волну сегодня невозможно…
А Шимов – и есть тот самый ее сообщник. Его мотив, вероятнее всего, один – горячая любовь. Стал бы он иначе наблюдать за своей пассией, шпионя за ее блогом и страничками на социальных сайтах!
Кстати, а ведь, похоже, он помогал Алесе в расчете на то, что девушка оставит мужа. Алеся сообщила Игорю, что уходит от него, они поругались, возможно, парень не сдержался и…
– Мне надо срочно отсюда уходить, – пробормотала Вронская.
Она подбежала к дивану, чтобы схватить стоящую возле него сумку, но…
– Постойте, девушка, куда же вы торопитесь, – вдруг раздался откуда-то сверху голос Шимова. – Так любопытно за вами наблюдать. А двери заблокированы. Так что не торопитесь. Вы ведь хотели поговорить. Давайте поговорим.
Надо как-то выкрутиться.
Наврать ему с три короба.
Пока он еще не выглядит опасным, даже почти добродушно улыбается.
– Дима, простите меня за эту маленькую импровизацию. – Лика попыталась посмотреть на спускающегося по лестнице Шимова нежно и страстно. – Понимаете, там, в Несвиже… вы мне очень понравились. Но познакомиться с вами я не успела. Я выяснила у Надольского ваш адрес, приехала сюда. Да, я смотрела ваше «избранное» на ноутбуке. Хотела понять, что вы за человек, чем увлекаетесь. Но я поняла, что у вас есть девушка. Она красивая, отличный выбор. Я поняла, что мне ничего не светит.
– И поэтому, – Шимов приблизился к Лике так близко, что она почувствовала запах его свежей туалетной воды, – вы решили посмотреть мои тапочки? Кто ты, а? Откуда ты вообще здесь взялась?
– Я… я…
Мысли катастрофически закончились.
Не осталось ничего, кроме ужаса.
С обреченностью кролика Вронская, дрожа всем телом, просто наблюдала за движениями Шимова.
Расположился в кресле, взял сумку с ноутбуком.
Обнаружил документы – изучает.
Нашел последний роман, в мягкой, уже чуть затертой обложке. Нахмурившись, сравнивает фотографию на обложке с изображенной в паспорте.
Ноутбук…
Нет, нет, только не это! Если он только сделает то же самое, откроет «избранное», и там… Там пост в блоге о поездке в Минск, самая первая ссылка на «Белорусское обозрение», где публиковалась статья Славина, какие-то ссылки на исторические сайты со скудной информацией о Радзивиллах.
– Писательница, ну зачем же ты врешь? Я тебе почти поверил, решил, что у тебя любовь. А ты на самом деле, как я вижу, интересуешься белорусской историей.
– Одно другому не мешает, – прошептала Лика онемевшими губами. – Я приехала, чтобы собрать информацию для новой книги. А потом увидела вас.
Шимов нервно рассмеялся.
– Послушай, а ты – крашеная блондинка?
– Крашеная.
– Странно, мыслишь, как натуральная. Видишь ли, девочка, мне очень жаль, но Надольский не знает этого адреса. Он мне всю плешь в Несвиже проел. В гости я таких людей не приглашаю, понимаешь?
– Он дал мне рабочий номер. А там ваша секретарша перепутала меня с какой-то Машей.
– Слушая тебя, я понимаю, что врать – это титанический труд. У Надольского нет моего рабочего номера, только мобильный. Кстати… кстати, а это идея…
Он достал из кармана спортивной куртки сотовый телефон, набрал номер. Но потом сбросил вызов, поднялся с кресла и, подойдя к стене, коснулся рукой декоративной панели. В следующую секунду плиты пола раздвинулись, открывая ведущую вниз лестницу.
– Двигай туда, – Шимов кивнул в проем. – Быстро спускайся, я сказал. У меня там бассейн, можешь охладиться. Не вздумай орать, предупреждаю!
Негнущиеся ноги еле передвигаются. Каждый шаг причиняет боль.
Господи, как можно было быть такой неосмотрительной!
Забыть о своем ребенке, самой залезть в логово преступника.
А вот это можно было предвидеть – плиты бесшумно смыкаются над головой, преграждая выход…
Лика бросила взгляд вниз.
Освещенная лестница (видимо, она оборудована датчиками на движение, при срабатывании которых загорается свет) действительно ведет к большому бассейну, возле которого стоит пара шезлонгов.
А наверху… Звукоизоляция не стопроцентная, речь Шимова с трудом, но можно различить…
– Олег, тут ко мне заявилась какая-то Лика Вронская. Кто она? А, просто путается под ногами и мешает, понятно. Твой начальник любит ее книги, а то ты бы гнал ее в три шеи? Нет, я ее гнать не буду. Девочка симпатичная, сговорчивая. В душ уже пошла. Я? Абсолютно не против! Зачем отказываться от того, что само идет в руки. Нет, ничего, что худая, мне нравятся такие малышки! Я – бабник? Обижаешь, я – джентльмен, и если леди хочет…
– Скотина, – процедила Лика сквозь зубы. – Тварь! Мерзавец!
Вронская поднялась на ступеньку выше, присела на корточки, практически касаясь затылком люка.
Так проще прислушиваться к тому, что происходит в холле.
Так проще, только…
Лике вдруг показалось, что она полностью оглохла. Там, наверху, воцарилась полная тишина. И от этого стало так страшно…
Надо собраться.
Попытаться сосредоточиться, несмотря на этот страх.
«Убивать меня Шимов не будет. Просто не посмеет. В конце концов, Надольский знает, где и у кого я нахожусь, – рассуждала Вронская, пытаясь унять нервную дрожь. – Шимов же не дурак, чтобы сам себя под монастырь подводить. Вывезти меня из дома и закопать в ближайшем лесочке он тоже не сможет. Пусть в этом поселке нет общей охраны, но здесь полно видеокамер, я видела, на каждом доме крепится такое оборудование. Удерживать меня здесь долго – это тоже не вариант. В конце концов, родственники Протасевича, у которых я остановилась, забьют тревогу, позвонят Яну Брониславовичу, Надольский ему расскажет о моей якобы любвеобильности. Сколько проработает легенда «Лика в душе»? День, два? Возможно, а потом… Нет, он не будет меня убивать. Надо попытаться с ним договориться. Вот, точно, надо попросить у него денег! Представить все так, что я шантажистка, алчная и корыстная. И что ради кругленькой суммы я вполне готова забыть о том, что Шимов со своей любовницей натворил в Несвиже. Если я сыграю убедительно – то это, похоже, мой единственный шанс отсюда выбраться. Причем надо действовать быстро, пока Шимов еще не успел сообразить, что к чему…»
Однако все произошло не так, как Лика планировала.
Когда отодвинулась панель, Шимов коротко бросил:
– Спускайся к бассейну.
Лика покорно заковыляла вниз, присела на шезлонг.
В руках бизнесмена была какая-то банка и моток веревки…
– Снимай свитер, – коротко распорядился бизнесмен.
– Зачем?
– Блин, надо! Хватит тут дуру из себя строить. – И он вытащил из кармана куртки газовый пистолет.
Онемевшими руками Лика стащила с себя свитер.
– Ложись на шезлонг!
Минута – и все тело уже примотано к прохладному пластику, не пошевелиться.
Какое-то едва заметное движение, и…
– Нет! – закричала Вронская, пытаясь выгнуться, повернуться, упасть вместе с шезлонгом. Сделать хоть что-нибудь, чтобы мерзкие серые комочки клещей, которые только что вытряхнул из банки Шимов, соскользнули с груди. – Нет, не надо!
– Так, не ори. Будешь орать – заткну рот. Станешь дергаться – пристрелю. Вообще я думал накачать тебя водкой и утопить. Но ты сама подсказала мне отличную идею. Кстати, ты была права – Джой издох. Хоть одна хорошая новость за сегодня. Отдать его в приют я не мог, ну как же, сам Шимов предает четвероногого друга. Убегать Джой не хотел, сидел и скулил, как дурак, возле калитки. Я даже как-то отвозил его в лес – вернулся. Как же он меня достал со своими вечными прогулками и воем! На издохшей собаке я нашел вот этих трех милых клещей. Надеюсь, это кто-то из них прикончил Джоя. И скоро прикончит тебя.
Не больно.
Когда клещ присасывается к телу – это, оказывается, совсем не больно. Просто видишь, как черные лапки исчезают в твоей коже, а серый шарик прекращает двигаться, прилипает…
Все это сначала кажется каким-то безобидным и нереальным.
А потом мозг оттаивает от испуга и начинает работать с лихорадочной быстротой.
Шимов все-таки решился. Он придумал идеальное убийство. Через день он даже может вызвать врача, ничем не рискует. Поражение крови и тканей зайдет слишком далеко, температура зашкалит, сознание выключится. А медики уже ничего не смогут поделать, заболевание развивается стремительно, стоит упустить пару часов – и любые медикаменты бессильны. А к Шимову никаких претензий. Приехала девушка, поговорила о Радзивиллах, построила глазки. Потом мы пошли на прогулку в лес, и вот, какая досада, кто знал…
Совершенно естественная смерть. Никаких подозрений!
Но, конечно, лежать и молча подыхать не годится. Сначала надо попытаться договориться с Шимовым о деньгах. Если не поможет – заставить его под каким-то предлогом выйти из этого помещения. Шея не зафиксирована веревками, можно попытаться ее вытянуть и сбросить клеща подбородком, насекомое не сразу присасывается плотно…
– Дмитрий, давайте с вами договоримся. Вы же деловой человек. Отличная идея с этими клещами! Но вы же понимаете, не факт, что ко мне присосались именно инфицированные особи. Зараженный клещ мог цапнуть Джоя раньше, напиться крови и отвалиться. А у вас мало времени. Я у родственников Протасевича в Минске остановилась, меня искать будут… Давайте с вами договоримся. Десять тысяч долларов – и я забываю о том, что вы с Алесей натворили, и…
– Заткнись, дура! – прохрипел Шимов. – Ты свое лицо в зеркале видела? Из тебя такая же шантажистка, как из меня балерина!
Схватив валяющийся на полу Ликин свитер, он затолкал ей в рот рукав…
* * *
– Ладно, хорошо, кляпа не будет. Только не ори. Договорились?
Я вытаскиваю изо рта Лики кусок свитера и невольно отмечаю: ее глаза напоминают Алесины. Тот же разрез, такие же длинные густые ресницы.
Уже много лет единственное, что я могу делать, – это отмечать в женских лицах сходство или различие с моим любимым и ненавидимым эталоном.
Если бы я только мог что-то изменить, я бы никогда не поперся на тот дурацкий конкурс красоты. И все было бы в порядке! Смотреть на такие действа по телевизору у меня нет времени, аналитический обзор экономических и политических газет готовит пиар-менеджер. Я просто не узнал бы об Алесином существовании, и мою жизнь никогда не смял бы тот беспощадный поезд.
Но вот он уже набирает ход – а я совершенно ни о чем не догадываюсь, немного сержусь. Тогда я еще мог переживать из-за работы. Если бы только можно было предположить, что такое настоящие отчаяние, беспомощность, безысходность… Мне было очень нужно срочно поговорить с одним чиновником из Министерства экономики. Урод тормозил важный проект, не отвечал на телефонные звонки, и я собирался выяснить, что происходит. Конкурсы красоты в нашей стране возведены в ранг государственной политики, там легко можно встретить всех должностных лиц высшего уровня. И, конечно, моя компания чего-то там спонсировала. Я не вдавался в детали. Просто когда секретарь положила на мой стол конверт с пригласительным на конкурс красоты, пазл по поимке чиновника сложился. И я, как дурак, поехал во Дворец республики.
Я поехал, увидел Алесю – и погиб. Все бизнес-проекты разом вылетели из головы.
Она была… нет, слово «красива» тут неуместно, неправильно. «Красива» – это про обнаженную красотку с разворота глянцевого мужского журнала, соблазнительно поглядывающую из-под челки; это про стильную бизнес-леди, обедающую в дорогом ресторане и по ходу прикидывающую, не стоит ли кто-нибудь из присутствующих парней в ежедневнике с пометкой «интим»; это даже про глупенькую вульгарную провинциалку, длина юбки у которой значительно меньше, чем позволяют ноги, но такая девчонка берет не внешностью, а жадной, остервенелой жаждой жизни…
Алеся же походила… на святую, на Деву Марию, на какое-то хрупкое светлое неземное создание, не имеющее отношения к реальным людям и непонятно почему вдруг оказавшееся на ярко освещенной сцене в купальнике.
Наверное, она проигрывала конкурсанткам из-за скованности движений, смущения. Точно не знаю, не помню. Может, другие девочки провалились сквозь подиум или превратились в прожектора, освещавшие Алесю? Хотя она ведь не нуждалась ни в каких прожекторах. Она сама сияла, невероятно, ослепительно.
Я смотрел на ее льняные волосы, голубые глаза, упрямый подбородок, чуть вздернутый носик – и не мог на нее наглядеться. Мне казалось, первое место должно достаться именно ей, потому что ее привлекательность, все ее существо – это больше, чем симпатичная внешность, это сама душа нашей страны вдруг приняла женское обличье. Мелодичные тонкие голоса «Сябров», васильки среди спелой ржи, голубые озера в кольцах зеленого леса, героизм, самоотверженность, душевность… Все эти картинки и качества словно бы вобрала в себя хрупкая девушка. Или, может, все это показалось из-за ее белорусского языка, очень правильного, грамотного, свободного?
Я смотрел на нее и понимал: она будет моей женой. Это та моя единственная женщина, которую я, оказывается, искал. Я заслужил ее. Я делал для нее все. На самом деле, весь этот мой трудоголизм, желание порвать конкурентов, всех задавить, затоптать, стать самым первым и лучшим – это все было именно ради Алеси.
Я смотрел на нее и видел, как она отбрасывает длинные волосы, поднимая на руки нашего малыша. Я видел, как становятся мягче ее черты, когда Алеся склоняется над кроваткой. Она прыгает от радости: я вручаю ей ключи от новенького «Мерседеса». А вот мы в аэропорту, летим на отдых всей нашей большой дружной семьей.
До этого дня мысли о женитьбе мне в голову вообще не приходили. Я искренне смеялся над женатыми приятелями и не врубался, зачем отказываться от всех радостей жизни ради одной женщины. Может, когда-нибудь потом, в старости…
Но вот я смотрю на Алесю и не понимаю, как я мог столько времени заниматься такой ерундой, как этот сладкий мужской спорт.
Я не хотел секса с ней. Мне не нужно было прикасаться к этому совершенному телу. Оказывается, есть большее. И это большее мне очень надо. Я представлял, что Алеся озаряет мою жизнь, всегда, насовсем.
И я четко осознавал, что так оно и будет. От этого на душе стало радостно и светло, как бывало только в церкви.
И мне – мне, взрослому мужику! – даже хотелось плакать, и я ужасался оттого, что мог не заметить то приглашение, остаться в офисе, не увидеть эту неземную девушку, а значит, и не понять, ради чего стоит жить.
Сначала мне показалось, что я ослышался: Алеся получает только второе место. Сейчас отметили какую-то брюнетку, занявшую третье место, теперь красную ленту набрасывают на белое Алесино платье, ведущий объявляет: «Вице-мисс Беларуси!»
Кому там надевают на кудри корону победительницы, мне совсем неинтересно. Расчетливый ум бизнесмена уже набрасывает схему преимуществ такого расклада.
Девочка расстроена (все-таки второй номер – это не первый), я подойду с утешениями, мы поужинаем. Неделю на знакомство и установление контакта. Надо попросить секретаря принести каталоги из ювелирных магазинов. Зачем откладывать заказ колец, если я точно знаю, что Алеся станет моей женой…
Я подошел к ней на фуршете, протянул визитку:
– Алеся, разрешите представиться, Дмитрий. Я совсем ослеп от вашей красоты. Спасти меня может только ужин в вашем обществе. Это вы – настоящая победительница сегодняшнего конкурса. И меня тоже…
Она посмотрела на меня таким взглядом… Чистым и невинным, как у ребенка. Но этот ребенок одновременно откуда-то знал, что я совсем не джентльменским образом переманил инвестора у конкурента и, дав денег на аборт, выставил за дверь последнюю подругу. Впрочем, по отношению к подруге моя совесть была чиста, презервативы у нас не рвались, а если она там потом проделывала какие-то штуки – то это ее проблемы.
– Спасибо за приглашение. Я не могу его принять.
И моя судьба, моя любовь, вся моя жизнь заговорила с соседкой, сделала вид, что пьет шампанское, потом незаметно удалилась.
А визитная карточка Дмитрия Шимова осталась лежать там же, на фуршетном столе, рядом с полным золотистого напитка, запотевшим бокалом. И мне хотелось поцеловать отпечаток Алесиной помады на тонком стекле…
Все равно, что минимум трое знакомых видели, как она меня отшила. Я уже могу позволить себе не заботиться о мнении окружающих, чувство неловкости мне незнакомо.
Но… нет, дело не в том, что женщины мне последние лет десять никогда не отказывали, если бы мое самолюбие можно было бы задеть такой ерундой, я ничего бы не достиг… Просто мне отказала та самая единственная женщина, которая должна быть рядом со мной… и от этого так горько и больно.
Кажется, ночь я провел с той барышней, которая заняла первое место на конкурсе. Но не уверен, что смог ее порадовать качественным сексом. Помню только густой янтарный цвет виски в стакане. Стакан пустел, потом снова наполнялся. Мягкие убаюкивающие волны алкоголя словно тихо шептали: это было просто какое-то помутнение рассудка, придет завтра, и все вернется на круги своя, успешный бизнес, фитнес-центр, молочные тела подружек на черных простынях. Нет никаких причин расстраиваться. Все: проехали-забыли.
Виски тоже меня предал, наврал с три короба…
Первое распоряжение, которое я отдал утром секретарю, – выяснить телефон и адрес Алеси. Невозможно о ней не думать, невозможно забыть ее! В обед я уже стоял с букетом роз возле здания истфака. Проклятые шипы искололи мне все ладони. Это были первые цветы, которые я дарил девушке. Не мог даже представить, насколько колючи розы. И что в них только находят женщины?!
– Благодарю вас. – Алеся, принимая букет, легонько коснулась моей руки, и меня словно прошило сладким током. – Но больше не надо, правда.
– Почему?
– Мы с вами слишком разные люди. Извините.
– Но ты же меня не знаешь!
– Спасибо за цветы. – Она сочувственно улыбнулась и направилась к подругам, с любопытством наблюдавшим за происходящим.
Нет, я больше не навязывался. Не шел напролом. Я стал умнее, начал собирать информацию, анализировать, делать выводы, пытаться вычислить общих знакомых.
И это в какой-то степени помогло осознать причины провала.
Мою любимую девочку воспитывали интеллигентные родители, и мать, и отец работают в лицее БГУ, преподают белорусскую историю и белорусский язык. Модель этой семьи, видимо, оказала влияние на оценку Алесей противоположного пола. Ни деньги, ни известность для нее ровным счетом ничего не значили. По крайней мере, по слухам, она отвергла нескольких приличных ребятишек-бизнесменов, популярного эстрадного певца и свободного после очередного развода плейбоя от политики. Значит, надо просто сделать вид, что являешься олицетворением всех жизненных ценностей девушки. Не так уж и сложно: денег мало, любви к истории много.
Я напоминал себе то артиста, входящего в роль, то полководца, планировавшего штурм крепости.
Скромные шмотки с вещевого рынка, испорченная в дешевой парикмахерской прическа, темно-карие линзы без диоптрий, менявшие мои голубые глаза, легкая щетина, которой не было, когда я разговаривал с Алесей…
Выучив наизусть два стихотворения, Янки Купалы и Якуба Коласа, я отправился на «паэтычную вечарыну», где, как меня уверил знакомый, общавшийся с Алесиными родителями, ожидалось появление моего ангела.
Честно говоря, меня совершенно не волновало, что мой маскарад будет раскрыт и во всех газетах появятся едкие заметки насчет того, что у известного бизнесмена Шимова поехала крыша. Мне только хотелось, чтобы Алеся не узнала в любителе белорусской поэзии кавалера, подбивавшего к ней клинья на фуршете, и просто дала бы мне шанс. А уж я его не упущу, это не в моих правилах!
На «вечарыну» мы с Алесей пришли вдвоем. Всегда подозревал, что вся эта поэзия сегодня людям по барабану. Организаторы, увидев, как «много» собралось участников, объявили, что мероприятие переносится. А я старательно воспроизвел Алесе стихи классиков и сразу же получил приглашение проводить ее домой.
Душный, битком набитый вагон метро. Я мучаюсь от того, что моего ангела толкают. Мне хочется дать ей все: комфорт, безопасность, уют. Защитить от всех проблем…
– А яшчэ якiя вершы ты ведаеш? – прерывает мои мысли Алеся.
Как ни странно, я «ведаю» Богдановича, в памяти вдруг возникают заученные в школе строки. Алеся цитирует одного поэта, потом другого и еще… Я не знаю их имен и начинаю волноваться. Потом Алеся говорит о каких-то исторических событиях. Мои поддакивания и общие фразы ее не устраивают, она пытается выяснить обоснованное мнение, услышать оценки… а потом уже ничего не говорит, просто молчит и вежливо улыбается.
Пытаюсь выяснить ее телефон, хорошо знакомый, выжженный в моей памяти до каждой цифры.
– Не нужно мне звонить, извини…
Она убегает, но я почему-то отчетливо вижу, как нас венчают в церкви. На нас очень простая одежда: я в каком-то убогом светлом костюме, Алеся в льняном платье, без фаты, без украшений. Чувствую запах горящих свечей и ладана. Это моя, моя женщина. Она суждена мне Богом. Но Бог не дает мне ее. Что я должен понять? Что должен сделать?
На следующий день из обзора прессы я узнаю: начинается реконструкция Несвижского замка, резиденции Радзивиллов. А ведь моя девочка говорила о том, что после аспирантуры хочет писать диссертацию о древнем княжеском роде.
Я подарю ей этот замок. Я восстановлю все то, что было утрачено. А потом объясню, что пусть я пока не знаю всех этих поэтов и исторических событий, но это лишь вопрос времени, я все изучу, пойму, полюблю. Потому что я люблю ее.
С планами восстановить замок за полгода пришлось попрощаться сразу же. Объем работ колоссальный. Плюс кривые руки строителей, полное непонимание ими специфики работы на историческом объекте. Но мне было легко нести этот крест. Когда любишь – все легко.
Я не ожидал ее увидеть так скоро.
Алеся приехала в Несвиж буквально через месяц после начала работ.
Совершенно без косметики, в джинсах, клетчатой рубашке и кроссовках, она напоминала школьницу. И это была самая красивая школьница на свете!
На негнущихся ногах подхожу к ней, глазеющей на стройку, открыв рот.
– Мы с вами общались, помните? На конкурсе красоты.
Напоминать ли про «паэтычную вечарыну»? Не знаю, не уверен…
Она сверкает белозубой улыбкой:
– Извините, не помню. Я и конкурс этот забыла уже, пустое. Вот тут – все настоящее. Говорят, белорусский бизнесмен затеял реконструкцию. Молодец, уважаю. А вы – строитель?
Мои кеды стоят пятьсот евро и джинсы столько же. Майку старательно рвали итальянские дизайнеры. Милый ребенок, ей и правда наплевать на все эти брендовые шмотки.
Я все же собираюсь сказать, что никакой я не строитель, а тот, другой парень, который молодец. Но слова застревают в горле. Я замечаю на пальце Алеси обручальное кольцо. А она замечает, что я замечаю.
– Поздравьте меня, я замуж вышла! Хотите, покажу вам фотки?
Непринужденно лезет в карман за мобильным телефоном, щелкает картинками.
На ней – простое льняное платье, ни фаты, ни украшений. Муж, объелся груш, жирный боров с пивным брюхом – в ужасном светлом костюме.
Не могла выбрать себе мужчину поприличнее, этот же – совсем плох.
Качество снимков отвратительное! Неужели они не смогли даже нанять приличного фотографа и снимали такое событие на сотовый?! И ведь это я, я должен был стоять рядом с ней в церкви, я это видел, я видел это платье, я с ней венчался!
Когда я все-таки собираюсь все это рассказать, Алеси уже нет рядом, она исчезла.
Я схожу с ума?
Я схожу с ума.
У меня галлюцинации.
Да, дела…
– Привезли паркет, смотреть будете?
От прораба идет запашок вчерашнего застолья, но в настоящий момент это неважно.
– Скажи, ты не видел здесь девушку? Светловолосую, в клетчатой рубашке?
– А что, надо было не пускать? Она так просила, говорила, одним глазочком посмотрю. Ушла она давно.
Значит, моя женщина здесь действительно была. Была и ушла. К своему мужу. Бред…
Все, пора завязывать с этим. Не с реконструкцией, это по-любому дело хорошее. Чем в казино деньги просаживать, лучше оставить после себя что-то хорошее, да и людям польза.
Завязывать надо с Алесей, со всей этой любовью. Мало ли что там кажется, любовь-морковь. Крыша ведь все-таки едет. То видение насчет венчания в церкви у меня реально было. И вот она в таком же платье выходит замуж за другого кренделя. Нет, все, все. Любые мысли об этой девочке наказываются штрафом в два дополнительных километра на беговой дорожке. А еще лучше – в три километра.
Штраф.
Штраф.
И даже теперь, когда я пыхчу на тренажере, отрабатывая установленные самому себе санкции, к моему «наказанию» добавляются все новые и новые километры….
В общем и целом расклад понятен, и он совершенно не в мою пользу. Такие девушки, как Алеся, выходят замуж один раз и навсегда, по большой любви. Она – очень добрый, светлый, приветливый человечек. С искренней симпатией она будет непосредственно болтать со «строителем». Но стоит только попытаться влезть в ее брак – мало не покажется. Если, даже будучи свободной, она хронически не обладала ни врожденной женской склонностью к кокетству, ни практичностью – то теперь тем более мне ничего не светит.
Но это рассуждения на уровне рассудка.
А душа наполнена Алесей целиком и полностью. Я начинаю видеть ее в своем доме, слышать звонкий смех, чувствовать легкий аромат духов. Она настолько моя, она так близка мне, что иногда я начинаю ощущать даже ее эмоции, видеть кадры событий из ее жизни, ее глазами. Я помню, в сознании вдруг возникает серая старенькая «Мазда-626». И эта машина непонятно почему начинает мне казаться такой красивой, я чувствую искреннюю радость, когда думаю о поездке на этом автомобиле. Я, в гараже которого стоят «Мерседес» и «Тойота Лендкрузер»! На следующий день я вижу в городе серую «Мазду», за рулем Алесин боров, а она сама, с сияющими глазами, улыбается прохожим…
И я начинаю бояться, что в следующий раз увижу более интимную сцену. Моя богиня – это что-то настолько возвышенное и святое, я сам о сексе с ней даже не думаю. И очень страшно, что если вдруг…
Кажется, врач, которому я жаловался на хроническую усталость и некоторые «странные видения», так толком и не понял, что со мной творится. Я и сам, кстати, не понимал. Но выписанные им таблетки помогли, галлюцинации исчезли.
Галлюцинации исчезли.
Но не надежды.
Восстанавливая Несвижский замок, я начинаю читать кучу исторической литературы. Мне кажется, что стоит только изучить все эти книжки, которые проштудировала Алеся, и я пойму ее мышление, всю ее сущность. Пойму эту девушку так, как не понимает никто. И тогда уже смогу получить моего ангела.
Но чем больше я начинаю узнавать, тем меньше понимаю Алесин фанатизм.
Да, в истории Беларуси есть славные страницы – как и в истории любой страны.
Но я – бизнесмен, и анализирование вопроса комплексно – моя стихия. Я не могу не отмечать присущей белорусам слабости и пассивности, неумения создавать достойные условия для талантов, боязливости и осторожности. Есть и то, что не поддается объяснению. Откуда при всей покорности у белорусов иногда проявляется эта упертость? Нас должны были уничтожить во время Великой Отечественной, но нигде немцы не встречали такого отпора, как на этом клочке земли…
Я пытаюсь говорить об этом с Алесей. У нее есть блог, там она и отвечает пользователю «Tvoj muzchina»: «Все эти вопросы оттого, что вы родную страну не любите и не уважаете. Попробуйте объяснить, что трава – зеленая. Это очевидно и сложно одновременно».
Она не совсем права насчет отсутствия любви. Но эта любовь – с горьким привкусом ненависти. Оттого, что я не могу понять и получить женщину, которая мне нужна больше всего на свете. Потом, наверное, ненависти становится все больше. Отвергнутые влюбленные – самые безжалостные люди…
Я пытаюсь вытравить из себя эту болезнь. Селю в своем коттедже фотомоделей, трахаю шлюх, работаю по двадцать четыре часа в сутки, играю в казино, пью. Формально жизнь полна событий.
Фактически она разрушена… И это сделала хрупкая хорошенькая девушка. Самое смешное, мне не в чем ее обвинить! Она не давала мне ни малейшей надежды! Алеся была предельно честна со мной и сразу расставила все точки над i. Она не виновата, что стала моим богом, тем, что мне очень нужно, всем, ради чего стоит жить. Но как же все это невыносимо! Такое состояние очень мучительно. И оно не проходит.
Помню, как мой «Мерседес» на скорости больше двухсот километров летит по шоссе. Я настолько измучен, что представляю груду искореженного горящего металла как освобождение. На тормоз нажал, как ни странно, когда вспомнил: на носу тендер, у моей компании есть все шансы его выиграть, и уж такой радости, как собственная смерть, я конкурентам не доставлю. Буду мучиться – а не доставлю!
Помню, как следил за ней. Доверчивая, невнимательная, Алеся бежала в Национальную библиотеку или архив, а я шел следом. Иногда удавалось услышать ее голос, хотелось плакать от счастья…
Через год болезнь зашла настолько далеко, что я желал знать о каждом дне Алеси, обо всех бытовых мелочах, о мельчайших подробностях.
Решение нанять частного детектива возникло случайно. Мой приятель, подозревая, что его благоверная уже давно ему не верна, нанял частного детектива в московской конторе. Я попросил у него телефон и мейл, наврал что-то про сомнения в отношении очередной подруги, которая была влюблена в меня, как кошка, и если и изменяла, то разве что с духовкой, в которой всегда готовила к моему возвращению что-нибудь вкусненькое.
При виде того человека, который приехал из Москвы, у меня невольно вырвалось:
– Это вы и есть частный детектив из агентства?
Я был в шоке! За столиком кафе меня ждала высокая стройная девушка, примерно из таких я выбирал себе подруг для совместного проживания. Но вместе с тем я почему-то сразу же отчетливо понял, что вот именно с этой девицей я не лег бы в постель ни за что.
– У меня нет опыта работы. Но мой начальник, который изучил специфику вашего вопроса, решил, что я справлюсь. Вам ведь нужна просто информация о жизни девушки? Нет ничего проще, я с ней подружусь.
– Вы? Да никогда в жизни!
Она улыбнулась и потребовала аванс за три месяца. Квартиру и машину для нее я подобрал раньше, это было одним из условий работы.
Мне казалось, что я имею дело с какой-то аферисткой. Она не предоставляла мне никакой информации, по мобильному бурчала что-то невразумительное: «Подождите, я готовлюсь, вам ведь нужен результат». Как-то я не выдержал, приехал в ту квартиру, которую снял на площади Победы, и чуть не выпал в осадок: моя помощница была вся в бинтах, словно египетская мумия!
– Я вам все объясню, – прошамкала она в свои повязки. – У меня есть некоторые особенности. И с учетом предстоящей работы я решила не тянуть с операциями. У вас на такие услуги просто смешные цены. И я уверена: ожидание окупится.
Я слушал ее рассказ и нервно ржал. Бывает же такое уродство: мужчина, который переделал себя в женщину! А ведь я всегда был фартовым, по крайней мере в том, что касалось вопросов делового сотрудничества. Это ж надо было так влипнуть…
Через пару недель Вика познакомилась с Алесей. Как ни странно, они действительно подружились очень быстро, стали вместе ходить на прогулки, сидеть в кафе.
– Завтра в двенадцать мы будем есть тортик в кофейне, – предупреждала Вика.
Я приезжал заранее, прикрывшись газетой, садился за столик… и не мог поверить своим глазам… они действительно заходят, располагаются возле окна, общаются: мой умненький ангел и какое-то поверхностное недоразумение, ошибка природы! И ничего Алеся не требует от своей новой подруги – ни цитирования белорусских классиков, ни знания истории.
Я чувствовал себя обманутым. Задыхался от бессильной ярости. Алеся измучила и уничтожила меня. Что осталось от сильного, волевого человека? Жалкая тряпка, ничтожество! А к другим никаких требований не выдвигается, вот Вика – характерное тому подтверждение. За что Алеся так поступает со мной?..
Заехав к своей помощнице за очередным отчетом, я в сердцах бросил:
– Уже ненавижу ее! Ненавижу! Слушай, а как у тебя с моральными ценностями?
– Вы это о чем?
– Ну, человеколюбие, значимость чужой жизни и все такое.
Она пожала плечами:
– Уже никак. В этой жизни – каждый сам за себя. Теперь меня интересует только собственная жизнь. И мне нужны деньги.
– Я вот подумал… может, мне ее… убить? И тогда все закончится, я буду свободен.
Но в тот же момент, когда я озвучил эту мысль, мне стало страшно. Я столько лет бредил этой женщиной, она составляла всю мою жизнь. И если ее не станет – то не станет и меня. Недостижимая, недоступная, ненавидимая – она только моя, она нужна мне. Жертва любит своего палача, чистая правда.
И тогда я добавил:
– То есть нет, может, убрать Алесиного мужа?
Вика пожала плечами:
– Поплачет и успокоится. Потом другого найдет. Но вы им все равно не станете. Себя не переделаешь, Дмитрий. Она делает скидку всем: приятелям, подругам. Но тот мужчина, которого она видит рядом с собой, – это совершенно другой типаж. И потом, честно говоря, при общении с ней мне не показалось, что мужчина вообще для нее очень важен. Алеся – это человек идеи. Она – как революционерка. То есть, может, при наличии времени революционерки и отвлекались на такие естественные женские занятия, как семья и дети. Но на первом месте у них всегда была идея. Я лично этого не понимаю. Но мой случай, конечно, не показатель. Я слишком дорого заплатила за возможность носить мини и чулки, понимаете?
– Значит, ты считаешь, что она – человек идеи, – задумчиво повторил я. – И лучший способ причинить ей боль – это уничтожить идею. Но как это сделать?..
Наш план появлялся постепенно. Я вспомнил местные легенды, которые мне рассказывали жители Несвижа, о призраке Черной дамы, золотых апостолах из сокровищницы Радзивиллов. Виктория предложила совершить несколько убийств. Ее фантазия меня иногда даже пугала.
– Я покрою трупы золотой краской, которая используется в боди-арте, у меня такая осталась еще с тех времен, когда я работала в цирке, – мечтательно говорила моя помощница. – Она в Москве, но ничего, смотаюсь, результат того стоит. Вы не представляете, какая это вещь – она ложится ровной пленкой, мгновенно высыхает. У нас был номер в золотых костюмах, мы покрывали этим составом лицо, грудь и спину. И пот нипочем, держалась намертво. Смывается она только специальным средством, но это уже для нашей затеи излишне…. Вы должны мне помочь. Подсказать, где я могу знакомиться с мужчинами, не привлекая к себе внимания. Я понимаю, Несвиж – городок маленький. А убирать надо именно мужчин! Соответствие легенде!
– Может, на трассе?
– Как проститутка?
– Там уже нет проституток. Все девочки на шоссе Минск – Брест работают, а Несвиж в стороне. Я заметил, что местные алкаши ездят за самогонкой в соседнюю деревню. Там принято брать попутчиков, бесплатно, просто так.
– Отлично… Значит, на машине жертвы мы подъедем к замку. Трупы должны находить возле замка, а то вдруг пипл не разберется, и вся идея насмарку. Там есть охрана?
– Нет, никакой. Тебе, наверное, потребуется пистолет с глушителем?
– Зачем? Просто ткну шилом прямо в сердце, это быстро.
– Но откуда ты знаешь?
Меня испугала ее улыбка. И возникли мысли все прекратить. Но потом я представил, какую боль причиню Алесе…
– Дмитрий, мое тело перекроено полностью. Перед операциями я часами изучала анатомические атласы. Когда тебе предстоит пройти через такое, единственная возможность не сойти с ума – это четко знать, что будет происходить во время операций. Я знаю человеческое тело, как хирург. Сердце защищает грудная клетка, удар должен направляться снизу вверх, под ребра. И шило должно быть достаточно длинным.
– Слушай, а я как-то упустил твоего начальника. Как он на это отреагирует?
– Понятия не имею! Я просто не буду ставить его в известность. Мой шеф – приятель подруги, и вся моя работа была, по сути, чем-то вроде благотворительности. Отправляя меня в Минск, он даже не говорил о процентах для агентства от моего гонорара. Не беспокойтесь, все будет совершенно конфиденциально. Я сама не заинтересована в огласке. И мне очень нужны деньги. Я хочу уехать из России и начать совершенно новую жизнь…
Еще до того, как было совершено первое убийство, мы придумали, как Алеся об этом узнает. Виктория, совершенно спокойно чувствовавшая себя в доме Алеси, покопалась в компьютере, выяснила электронный адрес какого-то Филиповича из МВД. Алесин боров работал журналистом и часто получал от этого парня информацию для своих заметок. Виктория придумала отправить письмо Славину от имени Филиповича, сначала просто с информацией о том, что действительно найдена золотая статуя. «А потом она узнает, что это за «статуя», – мечтательно закатив глаза, говорила Виктория. – Так мы и цели своей добьемся, и мужа заодно подставим, все в одном флаконе». От ее предложения нанять хакера для того, чтобы взломать ящик Филиповича, я отказался: чем меньше людей вовлечено в эту историю, тем лучше. Я предположил, что похожего адреса будет достаточно для реализации нашего плана. Причем для безопасности я предложил, чтобы Вика отправляла почту из интернет-кафе на территории России. У нас в Беларуси все больше говорили о том, что интернет-кафе должны сохранять информацию обо всех сайтах, которые открывают посетители; что посетители будут предъявлять удостоверение личности. И мы решили сделать все для того, чтобы избежать ненужной огласки.
Мне казалось, план продуман до мелочей. Алеся никогда не станет подозревать меня. Она вообще вряд ли помнит о моем существовании. Следствие будет думать о связи между жертвами, устанавливать круг подозреваемых. Говорливый Надольский еще задолго до всей этой истории дал мне полное представление о методах своей работы. А связи между жертвами нет никакой. Это просто случайные люди, решившие подбросить симпатичную девушку.
И все-таки, когда Вика уехала в Несвиж, я волновался. Мне казалось, что физически она может не справиться. Я опасался морального срыва. Но все прошло как по маслу. А когда все было кончено, Вика… отправилась на распродажу.
– Плохие у вас магазины, с Москвой не сравнить, – заявила она мне, демонстрируя новое платье.
Ее стальные нервы произвели впечатление. Все опасения исчезли. Я думал только о том, что в «Белорусском обозрении» уже появилась статья и скоро Алесе небо покажется с овчинку.
– Я думаю, пришла пора появиться призраку Черной дамы, – сообщила мне Виктория, показывая какие-то странные приспособления. – Когда я ездила в Москву за краской, то захватила еще и оборудование из моего циркового прошлого. Видишь, этот крючок надо зацепить за какую-нибудь прочную поверхность. Трос прозрачный, но очень крепкий! Издалека вообще кажется, что гимнаст летит над ареной. Я видела рядом с замком костел, думаю, он подойдет для этих целей. Черная дама появится прямо в воздухе, перепугает прихожан. Правда, опустившись на землю, мне придется срочно выметаться. Трос после отстегивания от крепления на теле сам скатывается в катушку. Крючок придется оставить. Но ничего, вернусь за ним на следующий день.
– С ума сошла! Ты расшибешься! Тебя поймают. Я запрещаю!
– Ладно. Как скажете…
Во время своей следующей поездки она успела не только пришить очередную жертву, но и устроить весь этот спектакль. Но вначале я этого не знал и очень переживал.
Мне казалось, что-то не заладилось. Вика не отвечала на мои звонки, ее мобильный телефон был отключен. Не в силах больше оставаться на месте, я полетел в Несвиж, делая вид, что в очередной раз проверяю стройку. Нервы начали сдавать. Я понимал, что мне надо выяснить у Надольского какие-то подробности, – и одновременно не мог их слышать. Впрочем, я понял главное: она реализовала свой рискованный проект, и никто ни о чем не подозревает.
Виктория по-прежнему была недоступна…
Чтобы хоть как-то успокоиться, я решил прогуляться в лесу. Времени было в обрез, дела звали в Минск, но мне казалось, что я на взводе и даже не смогу вести машину.
И вот там я увидел призрак… Тонкая фигура в черном платье, белые волосы, светлые глаза… Мороз прошел по коже. Я потерял сознание. Очнулся от того, что «призрак» лупит меня по щекам и кричит:
– Дима, очнитесь! У вас вся голова разбита!
Но даже тогда я еще не узнал Вику. Парик выглядел очень натурально. Не знаю, где она раздобыла линзы, настолько меняющие карий цвет радужной оболочки.
– Ты с ума сошла! Почему ты здесь торчишь? Почему отключила телефон? Что это за фокусы в костеле?
Она обиженно надула губы:
– Дмитрий, а я думала, вы меня поздравите! Я вам, между прочим, деньги экономлю, стараюсь побыстрее выполнить наш план. Мы же договаривались о трех жертвах. Вот я сегодня и рассчитывала полностью выполнить намеченное! Здешние леса – это что-то. Непроходимые, мрачные… Я нашла какие-то землянки, наверное, еще с войны остались. Думала перекантоваться там до ночи. И вдруг вижу, мой работодатель, собственной персоной! А телефон… Наверное, здесь просто связи нет! И не стоит волноваться насчет костела, все прошло просто отлично! Хотя я начинала волноваться, вторая жертва все не находилась. Я пару ночей проторчала на трассе, безрезультатно. Потом устроила спектакль в костеле. А следующим вечером подцепила какого-то алкаша. Надеюсь, третий мужчина окажется не таким дурно пахнущим!
– Не надо третьего трупа. Я думаю, уже достаточно. Езжай в Смоленск, отправь письма, и все. Деньги я привезу тебе позже, наличкой, как всегда. Не надо нам светиться с банковским переводом.
– Как скажете. Мне так даже лучше. Я уже два дня душ не принимала. Думаете, легко вот так, в гриме, парике, платье этом дурацком…
Даже тогда, когда я с ней разговаривал, все еще не мог до конца поверить, что это действительно Вика. Невероятный артистизм. Полное хладнокровие.
Возвращаясь в гостиницу, я встретил Надольского. И решил рассказать ему часть истории про встречу с «призраками». В конце концов, Виктория права: чем больше слухов, тем лучше.
Я собирал вещи в номере и невольно ежился от холода. Подошел к балконной двери, чтобы ее закрыть, и услышал смутно знакомые голоса.
– Я являюсь наследником радзивилловского рода…
Через полчаса, рассчитавшись с администратором, я уже звонил Вике из своего автомобиля.
– Ты где?
– Еду в Смоленск.
– Тебе надо вернуться. В гостинице остановился один парень. Ты его узнаешь, у него очень эффектная внешность. Красавчик двухметрового роста! Мне, вообще-то, показалось, что он – альфонс. Но он уверяет, что является потомком Радзивиллов. Я уверен, что его смерть особенно понравится Алесе. И не ходи сегодня к замку. Мне кажется, менты могут устроить там засаду.
– Отлично. Я разворачиваюсь!
– Будь осторожна.
Когда Викина «девятка» пронеслась мне навстречу, помощница посигналила и мигнула фарами.
Сказать, что я был рад, думая о произошедшем, – значит ничего не сказать. Сначала казалось: это эйфория от того, что Виктория делает свою работу четко, а я опасался проблем, но их нет и не будет. Но причины этого состояния все-таки были иными…
Мне стало невероятно легко. Это было похоже на освобождение, на полет. Я давно не чувствовал ничего подобного. Я уже забыл, что это такое – отсутствие мучений. Мне казалось, я больше уже ничего не чувствую к Алесе, вообще ничего. И я даже захотел увидеть свою очередную подругу, глупенькую Машку. Вот так бывает: обращал на нее внимание не больше, чем на мебель, и вдруг теперь понял, что соскучился.
Надо было раньше затеять всю эту историю! А я так мучился, дурак…
Отпустило.
Перегорело полностью!
Какое счастье…
Уход Маши меня разозлил. Почему именно теперь? Впрочем, свято место пусто не бывает, я подключился к Интернету, рассчитывая посмотреть телефон одной милашки, с которой мы неплохо проводили время, и пригласить девочку к себе. Хотелось отпраздновать свое освобождение, но…
Увидев письмо с фотографией трупа, я оторопел. Что это? Такого быть не должно, мы так не договаривались! Может, это Вика демонстрирует специфическое чувство юмора? Но в любом случае она не должна была так поступать! Если белорусские менты докопаются до Смоленска, то они могут установить, что письмо пришло на мой почтовый ящик!
На следующий день стало понятно: никаких шуток. Виктория решила меня шантажировать. Она прислала еще одно письмо, в котором заявила: ей нужен всего лишь миллион долларов, который надо перевести на ее счет в Москве в течение двух недель. Иначе она скажет, что я – убийца.
И я стал прикидывать, где можно быстро достать такую сумму.
Я просто не сомневался, что она сумеет меня подставить по полной программе, подбросить улики, возможно, переслать сделанные записи наших разговоров. А сама совершенно точно выйдет сухой из воды. Это существо не имеет ни нервов, ни совести.
Я искал деньги и был уверен, что Вика в Москве. Каково же было мое удивление, когда я в тот же день увидел ее машину в Минске! Я бросил свой «Мерседес» под знаком, запрещающим даже остановку, поймал такси и в нем доехал до неприметной хрущевки в районе Зеленого Луга. В подъезде, к счастью, не было кодового замка, я понял, в какую квартиру вошла Вика. И сразу же меня осенило: ведь это квартира, которую Алесе завещала бабушка, но в ней никто не живет. Вика писала мне очень подробные отчеты обо всех разговорах, я действительно знал о жизни Алеси все. Тем не менее Викин расчет оказался практически идеальным. Если бы не случайность, я никогда бы не догадался, где искать шантажистку. Все-таки хорошо, что Минск – очень маленький город. И что Вика, когда ведет машину, почти не смотрит в зеркала.
Предполагаю, Вику погубила страсть к нашей дешевой пластической хирургии. Что-то припоминаю, она планировала после того, как все будет окончено, сделать очередную операцию…
Нельзя было терять ни минуты. Я бросился в магазин, купил бейсболку и очки, матерчатые перчатки, а еще моток веревки и отравы, которой моя домработница травила крыс. И букет цветов.
– Кто там? – раздалось из-за двери после звонка.
– Курьер. От Алеси Славиной, – пропищал я, прикрывая лицо букетом.
И она мне открыла. Открыла!
Не знаю, как ей удавалось убивать крепких мужиков. Наверное, срабатывал эффект неожиданности. Я справился с ней в два счета, привязал к старенькой скрипучей кровати, влил в глотку всю упаковку препарата, потом, опасаясь, что она закричит, зажал рот ладонью. Ее тело стали сотрясать судороги, потом оно обмякло…
Не знаю, как Вика ходила за покупками после убийств. У меня тряслись руки…
Я все время думал о произошедшем. Прикидывал, что вроде меня не должны узнать: бейсболка с надвинутым на глаза козырьком и очки, по идее, полностью закрывали лицо. Отпечатков пальцев я не оставил, был в перчатках. Расплачивался с Викой я наличкой, квартиру ей снимала моя секретарь, но неофициально, без заключения договора. Вроде бы шансов выйти на меня нет никаких. Но потом мне казалось, что меня выдаст какая-то случайность, вроде того отправленного мне письма. И тогда я собирался упредить удар, отдать ноутбук Надольскому. Но потом вспомнил, что, даже если я удалю всю информацию с жесткого диска, грамотные специалисты смогут восстановить полную картину моей интернет-жизни, а там и шпионство за Алесей, и какая-то переписка с Викой. В голове все перемешалось. Я не знал, что предпринять, потом уговаривал себя затаиться и не совершать никаких действий и снова хотел как-то подстраховаться…
На следующий день у меня были важные переговоры, но я понял, что просто их не выдержу.
Остался дома, собирался почистить ноутбук и потом, когда мне чуть полегчает, отъехать куда подальше и просто выбросить его. Но Джой стал выть так, что мне позвонили обеспокоенные соседи. Чтобы не вызывать подозрений, я вывел его в лес, а потом…
Появление Лики возле моего дома меня насторожило. Я с трудом сдерживался, чтобы не нахамить. И одновременно затерзали подозрения: а если она что-то выяснила? Все-таки очень странно, что эта россиянка, которую я видел в несвижской гостинице, вдруг оказывается в Ратомке. Неужели Виктория оставила какой-то след, который ведет ко мне?
Обморок Лика изображала бездарно, ей явно далеко до способностей Вики.
Я нес ее на руках в дом, и меня раздирали сомнения, как поступить. Выставить ее вон? Но ведь она пойдет к Надольскому, она его знает, звонила ему по телефону! Нет, мне нужно точно выяснить, что именно ей известно.
Пробормотав, что иду за врачом, я вышел через главный вход, вернулся в дом через боковой, поднялся на второй этаж…
Нет, проблема даже не в том, что Лика покопалась в моем ноутбуке. Она, как выяснилось, все знала об Алесе, о ее диссертации. Девчонка оказалась в полушаге от объяснения причин произошедшего. И с ее прытью, в этом нет никаких сомнений, она бы скоро докопалась до истины. У меня просто не оставалось другого выхода…
Надеюсь, с ней скоро все будет кончено. Естественная смерть не вызовет никаких подозрений, и…
Шаги? Я действительно слышу шаги, кто-то ходит по гостиной…
