Глава 10
– Олег, это опять Лика. Ты в Интернет сегодня заходил? Там что-то невообразимое творится! На новостных сайтах опять появились заметки о том, что обнаружен очередной «апостол» из сокровищницы Радзивиллов. Да, все как в прошлый раз – ссылка на пресс-службу МВД. Но некоторые журналисты оказались осмотрительными, уже помнили, как подставили Игоря Славина. И позвонили в пресс-службу, там все отрицают. А в одной статье вообще уже напрямую говорится об убийствах. Непонятно, откуда пошла утечка, от вас или от минских коллег. Но там прямым текстом, вот, у меня ноут теперь перед глазами: «В Несвиже происходят жуткие убийства. Жестокий преступник убивает людей, а трупы покрывает золотой краской…» Да ничего я не преувеличиваю! Просто открой новостные порталы! Ах, ты считаешь, все было тихо, пока я не вмешалась в дело?! Ну, знаешь, это такая глупость, что мне и сказать нечего! Давай обвиняй меня во всем, если больше нечем заняться!
Отложив сотовый телефон, Лика нервно забарабанила пальцами по столу.
Вот и попыталась разыскать в Сети базу белорусских мобильных операторов, вот и узнала номер телефона и адрес Алеси Славиной… Перепугалась до смерти! Да еще и получила от следователя по полной программе, причем безо всяких оснований…
Все выяснилось совершенно случайно.
На любимом поисковике, который в Минске, как оказывается, размещает преимущественно местные новости, вдруг появилась строчка: «Найден апостол из сокровищницы Радзивиллов».
Сидеть в библиотеке, среди книжек на эту тему, пытаясь отыскать какие-то статьи, – и внезапно увидеть такой заголовок… Было от чего испугаться, прямо мороз прошел по коже…
Клик на ссылку открыл доступ ко всем ресурсам, передававшим сообщения по этой теме. Огромное количество электронных СМИ, распространивших новость, произвело просто пугающее впечатление. К тому же обнародованная конфиденциальная следственная информация еще больше усилила страх.
Если подробности убийства не «слили» журналистам знакомые менты – а как они могли успеть это сделать, когда труп был обнаружен только сегодня ночью, – то это означает одно: преступник продолжает раскладывать свой кровавый пасьянс, и каким будет его следующий ход – никто не знает…
«Здесь что-то не сходится, – Лика пододвинула к себе компьютер, обновила страницу поисковика и вздрогнула. Такое впечатление, что информация все еще продолжает распространяться, количество источников, передавших весть о «находке», увеличилось. – Мне показалось, что в прошлый раз масштаб охвата СМИ был намного меньшим. Такая техника постепенного распространения информации используется в рекламе и политике. Вначале стимулируется первоначальный интерес, потом появляются новые подробности, формируя в сознании читателя-потребителя все более стойкие ассоциативные связи. Получается, кто-то из преступников имеет отношение к СМИ или рекламе? Или я слишком привыкла любой вопрос рассматривать со своей журналистской колокольни? А на самом деле все проще – у маньяков полностью снесло крышу от безнаказанности, и они упиваются содеянным? Вроде вспоминаю, знакомый судебный психиатр рассказывал, что при некоторых психических заболеваниях больные стремятся к демонстративности, привлечению внимания… А эти преступления, похоже, изначально планировались с целью произвести впечатление. Не было бы такого умысла – не стали бы убийцы раскрашивать трупы. Они все-таки явно пытаются что-то сказать, на что-то намекают, чего-то добиваются, не только смертей. Но вот чего именно?..»
Стараясь не смотреть на заголовок (слишком жутко становится от воспоминаний о том, какой «апостол» был найден в действительности), Лика ввела в поисковик: «Скачать базу операторов мобильной связи Беларуси». И принялась открывать появившиеся ссылки.
«Самая полная база абонентов Velcom», «База абонентов МТС», «Полный справочник мобильных операторов плюс городские телефоны и адреса, поиск по имени и фамилии абонента, по названию предприятия»…
– Отлично, вот этот последний вариант мне нравится, – прошептала Лика, вглядываясь в экран. – Дата обновления недельной давности. Не всегда хакеры делают гадости, иногда от них даже есть польза. Есть польза, но…
«Запрашиваемая вами информация не обнаружена, попробуйте изменить параметр поиска», – появилось в окошке вместо ожидаемого номера Алеси Славиной.
Чтобы молодая девушка не пользовалась сотовым телефоном? Маловероятно…
Да, в программе-справочнике отмечается – недавно в Беларуси появился третий оператор сотовой связи, Life, и его база в данные не включена. Теоретически Алеся Славина могла поменять оператора. Но практически… Редко кто ради более выгодных тарифов, которые всегда предлагаются при вхождении на рынок, все-таки расстается со старым номером. Тем более даже если бы договор с одной компанией закрывался, взломанная база абонентов ведь уже все равно ушла в Интернет, и какой-то номер, пусть уже и не работающий, высветился бы.
Нет, тут, скорее всего, другой вариант. Девушке могли презентовать мобильник с зарегистрированным на паспорт дарителя номером. Сим-карт без регистрации паспортных данных в Беларуси не реализуется вообще. Значит, какой-то след теоретически остается, но практически просчитать его в настоящий момент сложно. Как можно установить круг общения Алеси Славиной, не имея возможности поговорить ни с самой девушкой, ни с ее знакомыми?
А что, если…
«Игорь Славин», теперь жмем на «Найти», и…
Все-таки жизнь – зебра, вот теперь наконец пришел черед белой полосы.
Два мобильных номера, один городской, домашний адрес. Больше и желать нечего!
Лика задумчиво посмотрела на свой сотовый.
Как бы подобраться к этому Славину? Конечно, он – автор той самой первой статьи, можно было бы представиться московской журналисткой, интересующейся подробностями. Но с учетом того, сколько было шума вокруг той публикации и какая вакханалия продолжает твориться сегодня, напрямую вопросы задавать не стоит. Тем более у этого Славина и самого может быть рыльце в пушку.
Она снова защелкала по клавишам, нашла сайт газеты, где работает журналист, просмотрела пару статей. И удовлетворенно кивнула.
Что ж, это вариант. Славин пишет на самые разные темы, но публикаций о политике большинство. В Беларуси скоро пройдут президентские выборы. Поэтому просьба московской журналистки помочь с координатами белорусских политиков для подготовки материала о предвыборной ситуации будет выглядеть вполне логично.
Когда Лика взяла телефон, в окошечке вдруг высветился знакомый московский номер.
Господи, мамочка! Да ведь со всеми этими жуткими вчерашними событиями и сегодняшней поездкой в Минск даже руки не дошли хотя бы sms маме отправить.
– Мамуля, прости, у меня… – Вронская чуть запнулась, как и всегда, когда приходилось врать. Но желание не волновать маму оказалось сильнее, и она продолжила лганье: – Телефон разрядился, а я только недавно это заметила. У меня все хорошо. Как вы там?
Она слушала обстоятельный мамин рассказ и словно видела свою дочурку, умудрявшуюся перепачкать одной шоколадной конфетой и мордашку, и ручки, и платьице. Отца, мгновенно засыпающего в кресле у телевизора, но всегда, стоит лишь попытаться вытащить пульт из его рук, упрямо доказывающего, что он бодрствует. Маму, с деланым равнодушием водружающую на обеденный стол блюдо с очередным кулинарным шедевром. Привлеченный соблазнительным ароматом, на кухню, молотя хвостом, уже торопится хитрый рыжий Снапи. И даже если лохматый голден-ретривер только что опустошил миску еды, морда у него будет такая трагичная, что любой подумает: никто и никогда не кормил эту бедную несчастную собаку…
Хорошая семья, близкие люди, ребенок, родители. Этот маленький персональный мирок заключает в себе столько любви и счастья, что хочется остановить время, хочется думать: так будет продолжаться вечность.
У Валерия тоже, наверное, был такой мир. Только он разломался буквально на глазах, за какие-то минуты.
Как страшно…
Страшно, но… Валерию уже не помочь. А сколько горя можно причинить своим близким, если вдруг что-то пойдет не так?
Люди всегда думают: со мной ничего плохого произойти не может, это других касаются разлуки, болезни, несчастные случаи. Беспечность может вызвать проблемы.
Нужно ли рисковать, зная, как много имеешь, и что все это так легко теряется, и что ты отвечаешь не только за себя, но и за самых близких дорогих людей?.. Тем более азарт докопаться до истины сменяется нехорошими предчувствиями, невидимая опасность, кажется, разлита по чистым минским улицам. Может, разумнее будет остановиться?
– Как Минск? – поинтересовалась мама. И как всегда добавила: – Ты там хорошо кушаешь?
– Хорошо. А Минск…
Лика посмотрела в окно.
Оказывается, из библиотеки открывается роскошная панорама на проспект Независимости, вдоль которого протянулись ровные ряды зеленеющих деревьев; на современное здание автовокзала, напоминающее летающую тарелку. Как странно здесь выглядят люди, кажется, они особо не торопятся по своим делам, такая вальяжность и склонность к созерцательности есть у европейцев…
– Мамуль, здесь интересно. Народ говорит в основном по-русски. Я слышу у местных жителей легкий акцент, но проблемы языкового барьера нет. Думаю, я тут зависну еще на пару деньков, а потом приеду к вам и буду описывать все, что тут увидела.
Попрощавшись с мамой, Лика еще раз посмотрела в окно.
Никто из немногочисленных прохожих совершенно не напоминает маньяка с баллончиком золотистой краски.
«Это в последний раз. Я буду очень осторожна, – пообещала себе Лика, набирая номер Славина. – К тому же, может, я вообще не на верном пути. Все-таки Надольский говорит, что планирует задерживать подозреваемых…»
На звонок Игорь Славин не ответил.
Часы на экране мобильного телефона показывают 15.00, но это московское время, в Минске теперь два часа дня.
Журналист в это время может находиться где угодно: пресс-конференция, интервью, какое-то мероприятие. Но он вряд ли будет дома, даже хронические «совы», которым рабочий график позволяет немного полениться, уже выбираются из постели.
«А поеду-ка я в редакцию Славина. – Лика сложила ноутбук, опустила его в сумку, подхватила стопку книг. – Может, пока я доберусь, Игорь подъедет на работу. Впрочем, моя «легенда» запросто подойдет и для его коллег. Может, даже лучше попытаться сначала что-то выяснить окольным путем…»
Напротив здания библиотеки очень кстати оказалась стоянка такси.
– Богдана Хмельницкого, 10а, – сказала Лика, открывая дверцу. – Подвезете?
– Вам на метро дешевле будет, – таксист отложил газету.
– Так близко?
– Две остановки. А у нас теперь ввели минимальную стоимость поездки – 8 тысяч, только потом счетчик начинает работать. Хоть сто метров пассажир проедет – заплатит 8 тысяч.
– Ничего, поедем. Я приезжая, любопытно город посмотреть. – Лика села на пассажирское сиденье.
– Немногое увидите, тут близко. – Водитель завел двигатель. – Вам Дом прессы нужен?
– Редакция «Белорусского обозрения».
– Правильно, там все редакции и находятся.
– Все? В одном здании?!
– Большинство государственных.
– А негосударственные издания есть?
– Есть, но раньше больше было.
Вронская вздохнула:
– Раньше и в Москве больше изданий выходило. Как журналисту мне, конечно, обидно, что рынок сужается. Хотя, может, через десяток лет вообще все к Интернету сведется. Это не так уж и плохо, там свободы побольше, а издержки на запуск проекта меньше.
– Насчет свободы – уже спорный вопрос. Я вот по радио как раз сегодня слышал, что в Беларуси теперь все сайты будут регистрировать. А в интернет-кафе только с паспортом пускать будут.
– Вы шутите? Регистрировать все сайты? Но ведь сейчас свой сайт есть у каждого второго школьника. Все это регистрировать – огромный объем работы! А смысл? Я понимаю, перекрывать сайты с детской порнографией, пропагандирующие экстремизм… Послушайте, и я не представляю, как это – в интернет-кафе с паспортом?
Таксист пожал плечами:
– Может, это все еще только слухи. Все, вот мы и приехали. С вас восемь тысяч.
Расплатившись, Лика вышла из машины.
Здание Дома прессы оказалось многоэтажной серой коробкой, напоминающей исследовательский институт.
И еще почему-то… возле него стояла «Скорая», вокруг которой толпились люди…
– Алеся, жена Игоря Славина. Она еще на конкурсе красоты второе место заняла.
– Как все случилось?
– Вроде ругались возле окна, она и упала. Игорь от нее не отходит. Врач уже пытался его из машины выгнать, там надо срочно перевязку сделать. Кошмарная история. Такие хорошие ребята, и такая беда…
– Ужас какой! Алеся хоть жить будет?
– Врач сказал: состояние тяжелое… «Белорусское обозрение» на третьем этаже, Алеся упала на козырек здания, то есть этажа полтора высоты получается.
– Знаете, это смотря как упасть еще. Да даже в ванной до смерти расшибиться можно. Вот моя соседка просто принимала душ, поскользнулась, и что вы думаете…
Лика растерянно прислушивалась к доносившимся разговорам. И совершенно не понимала, что делать в этой ситуации…
* * *
А умирать, оказывается, не больно. Только грустно, слезы льются из глаз от осознания, что вот именно теперь бегут твои последние минуточки. Они бегут слишком быстро. И больше всего в эти мгновения хочется жить, жить, жить!
Жить…
Прекратить это невыносимое кино, проносящееся перед глазами.
Выйти из кадра – а вдруг все-таки получится еще не умирать, уцелеть?
Но ничего не сделать с этим расстроенным маминым лицом, ее голосом, досадливо произносящим:
– Витя, ты опять?! Я сколько раз тебе говорила, не смей этого делать. Я запрещаю, ты слышишь? Ты будешь наказан! Я ведь тебя предупреждала!
Она и правда предупреждала. Только не сразу. Вначале мама спокойно относилась к тому, что сынок любит наряжаться в ее платья, неуклюже пытается ходить в туфлях на высоких каблуках, подносит к губам тюбик помады.
– Артист, ну артист! – смеялась она, вручая свою шляпу с широкими полями. – Вырастешь – в театре будешь играть!
– Буду! А там мне дадут такое платье?
Мама кивает, и темные волосы тяжелой волной расплескиваются по плечам:
– И платье, и костюм, конечно!
– Не хочу костюм!
– Почему?
Еще не хватает слов, чтобы объясниться. Но уже тогда, в самом раннем детстве, женская одежда воспринимается такой же естественной, как собственное дыхание. Она кажется самой красивой, загадочной, манящей. Собственные штанишки и рубашка вызывают только раздражение: некрасиво, неудобно. И еще где-то в глубине души очень хочется скорее повзрослеть, стать такой же, как мама, с большой грудью, длинными ногами, тоненькой талией. Тогда, в реальности, еще практически не отделяемой от сказок, казалось, что так может случиться. Хотя мама заливисто смеялась над подобными рассуждениями:
– Витенька, да ты что! Как же ты вырастешь в принцессу или королеву, если ты – принц, мальчик?
– А почему я мальчик?
– Потому что… – Она не могла сразу найти объяснение. – Ну, понимаешь… у тебя есть что-то, чего нет у девочек.
Желанное счастье – и так близко, настолько просто?! Избавиться от этого «что-то» – и все будет в порядке, все будет правильно. Тогда мама купит белые туфельки и синее платье, и можно уже, не боясь насмешек, играть в куклы в детском саду. А еще косы, скорее отрастить длинные косы, вплести в них красные банты!
Все вроде бы несложно. Улучить минуту, когда мама уйдет на кухню, вытащить ее ножницы, опустить штанишки, и…
Вспышка ослепляющей боли, темнота.
Потом включаются голоса.
Это мамин:
– Что с ним? Доктор, он будет жить?
Низкий мужской:
– Да, с вашим сыном все в порядке. Не волнуйтесь, он не потерял много крови. Даже швы не понадобилось накладывать.
– А дети, у него могут быть дети после этого?
– Думаю да, порез совсем неглубокий. Мочеиспускательная функция в норме, и половая, я считаю, не пострадает. Но это же как надо баловаться, чтобы так пораниться! Совсем вы, мамочка, за ребенком не следите!
– Я боюсь, он не баловался. Он говорит, что хочет стать женщиной; я сказала: это невозможно, потому что у него мужские половые органы, и вот…
– Взбредет же такое в голову! В любом случае я считаю, что такая травма больше не повторится. На половом члене очень много нервных окончаний. Мальчик поранился не сильно, но у него был болевой шок! Он это надолго запомнит!
Получив обещание никогда так впредь не поступать, мамочка даже сшила маленькое девичье платье, разрешила в нем сколько угодно вертеться перед зеркалом.
– Играй во все игры, какие только хочешь. Но не смей, не смей ничего там отрезать! – умоляла она.
Платье было простенькое, в темно-синюю клетку, с белым кружевным воротничком и белыми манжетиками. Только тогда оно казалось самым прекрасным в мире! В нем очень хорошо игралось в принцессу, которая встречает доброго принца, влюбляется в него, а он, конечно, в нее, и они живут-поживают, добра наживают до самой смерти.
Интерес к женской одежде, склонность к девичьим играм, манерам, занятиям – все это было всегда, с самого начала.
Собственное мужское тело еще не доставляло особых хлопот. Разве что вызывало досаду, из-за него все-таки столько проблем. Мальчикам нельзя плакать, им надо играть машинками и солдатиками – ерунда какая-то…
А уже в школе жизнь стала разделяться на две части. Одна, невыносимо мучительная, была больше. Уроки, общение с одноклассниками, дурацкие мальчишеские игры. И никому, это уже тоже интуитивно понималось, нельзя признаваться, какой чудесный мир ждет дома. Там можно печь сладкий пирог с яблоками, вязать шарф, вышивать крестиком и гладью, надушиться мамиными духами, пробовать накрасить ресницы и губы… И, конечно, одежда, женская одежда! Она восхитительна: кружевное белье, черные и телесные тонкие колготки, шелковые блузки… За дверцей платяного шкафа ждет яркая сказка. Только смотреть на эти разноцветные ткани и разные фасоны – уже ни с чем не сравнимое удовольствие. А если еще и попытаться примерить, почувствовать каждой клеточкой кожи нежность материи… Ради этого можно вытерпеть все: и нудные уроки, и мальчишек с их невыносимо тарахтящими пистолетами да машинками!
Только вот, набросив мамин халатик, летишь к зеркалу, а там… Широкие плечи, прямые бедра, на фоне которых талия почти незаметна. И совсем плоская грудь, совсем! Как хочется женскую грудь! Ну ладно, пусть не большую, маленькую. Но чтобы только они были, эти чудесные нежные холмики с розовыми сосками, упрятанные в чашечки бюстгальтера!
Мама ничего этого не понимала.
Сначала просто раздраженно говорила: «Хватит вертеться перед зеркалом! Ты сделал уроки? Тогда лучше на велосипеде покатайся!»
Потом все чаще стала приглашать в гости соседа, заставляла ходить с ним то на футбол, то в тир.
Но ни влияние взрослого мужчины, ни даже наличие родного отца в такой ситуации исправить ничего бы не смогли. То, что отец испарился из маминой жизни еще до рождения сына, особой роли не играло. Рядом были дедушка, мамины коллеги. Проблем с мужской моделью поведения не возникало, проблемы были с тем, чтобы ей следовать. Лет с десяти уже стало совершенно ясно и понятно: девочке по какой-то непонятной ошибке досталось мужское тело. И все в нем ужасно: и член, и болтающиеся между ног яички, а еще эта растительность на лице, которая появляется у парней. И вместе с тем сами парни… некоторые из них начинали казаться симпатичными. Хотелось, чтобы они вели себя так, как ведут с понравившейся девочкой, – щипали за попу, подбрасывали записочки, краснели и хихикали. Но, конечно, всего этого со стороны одноклассников ждать было глупо. Они же не знали обо всей этой истории, о том, что мальчик Витя Корнеев чувствует и мыслит как девочка. Неприятие собственного тела стало настолько велико, что даже в самых заветных мечтах никогда не представлялось ни объятий, ни поцелуев. Предложить приглянувшемуся парню все это – мужскую фигуру, короткую стрижку? Нет, нельзя, невыносимо! А ведь так будет всегда…
– Виктория, я люблю тебя!
– И я тебя люблю!
– Мы с тобой всегда будем вместе!
– Да, никогда не разлучимся!
Только и оставалось, что, переодевшись в мамино платье, разыгрывать такие сценки.
Когда мама увидела «грудь», сделанную из наполненных водой воздушных шариков, ее возмущению не было предела.
– Немедленно прекрати все это! – кричала она, и на красивом лице проступало отвращение. – Так нельзя делать, мальчики так себя не ведут! Не хватало еще, чтобы мой сын вырос «голубым»!
– Я не «голубой»!
– А кто ты?!
Про транссексуалов тогда еще никакой информации не попадалось. Компьютера дома не было. Мама в таких тонкостях не разбиралась.
В общем и целом детство запомнилось поездом, выстывшим, мчащимся неизвестно куда. И в этом поезде нет ничего, кроме неопределенности и горького одиночества…
Терпение мамы уже на пределе.
Теперь она избивает за каждую попытку прикоснуться к ее вещам.
– Опять ты трогал мою помаду! Я выбью из тебя всю твою «голубизну»! – кричит она, и пояс с железной пряжкой хлещет по ягодицам, прошивая все тело очередями обжигающей боли.
Дать сдачи или хотя бы попробовать защититься намерений не возникало. Типично девичья пугливость, беззащитность.
Все как у девочек.
Кроме самого главного…
Опять мамино лицо, довольное, улыбающееся.
– Витя, ты будешь учиться в спортивной школе. Брать тебя туда не хотели, говорили, что надо было раньше приходить. Но я обо всем договорилась. Спорт быстро выбьет из тебя всю твою дурь!
Спортшкола, в которой, как оказалось, готовили только мальчиков для юношеской сборной по спортивной гимнастике, находилась в Подмосковье. Ученики жили там же, в общежитии рядом со спорткомплексом. Минимум общеобразовательных предметов, максимум тренировок. Вначале чисто мужской коллектив вызывал ужас. Можно было умереть от горя среди этих коротко остриженных голов, непритязательных спортивных костюмов, кроссовок, тусклых красок! Упасть и разбиться в бездне страданий не вышло разве только потому, что у измученного физическими нагрузками организма банально не было сил. Тогда, по большому счету, требовалось лишь одно: доползти до койки и провалиться в спасительный сон.
Да, в спортшколе не было ничего, соответствующего женской сущности: ни уюта помещений, ни лакомых блюд, ни ярких платьев.
И по какому-то недоразумению оказавшейся в мужском теле женской души почти не осталось ни сил, ни возможностей себя проявить и реализовать. И одновременно не проявляться она все же в любых условиях просто не могла.
Всегда белоснежная майка, выглаженные брюки, идеально чистая обувь. Удачная стрижка – короткая, как и требовалась, но с трогательными завитками на шее. В техничности выполнения упражнений (о, эта женская педантичность!) нет равных. И, конечно, невероятный артистизм, кокетство, стремление привлечь внимание.
По спортивным показателям хвастать было нечем. Тем не менее на любых выступлениях Виктор Корнеев – в числе участников. Мальчишки недовольны: «Почему тебя всегда выставляют, ты же не блещешь, только выпендриваешься?» А тренеры хвалят: «Тебе хлопают больше, чем любому чемпиону!»
На одном из показательных выступлений оказалась преподавательница из циркового училища.
Вот она подходит к худощавому темноволосому пареньку с огромными карими глазами и говорит: «Да у тебя талант! Давай поступай к нам в училище!»
И сердце учащенно бьется. Да! Да, конечно! У цирковых гимнастов такие красивые облегающие яркие костюмы! Они наносят на лицо грим, закрывающий щетину! Они показывают себя, им аплодируют, каждый вечер – в центре внимания! Это ли не есть счастье? Конечно, хотелось бы другого, большего. Однако даже просто накладывать тени и румяна, без усмешек – такое дорогого стоит.
Но, конечно, самое яркое воспоминание того периода – передача о хирурге, делавшем операции по перемене пола. В ней еще показали женщину, которая когда-то была мужчиной. Яркая, красивая, элегантная – она уже ничем не напоминала представителя противоположного пола. Ее глаза сияли от счастья! Она говорила о том, что было так хорошо знакомо, – об интересе к женской одежде и обуви, о неприятии мужского тела, о женской душе, заключенной в волосатую щетинистую тюрьму с болтающимся между ног нелепым отростком плоти.
Какое облегчение! Так бывает и с другими! И это можно исправить!
– Мама, я все понял, я – транссексуал. По телевизору сказали: можно сделать операцию. Ты представляешь, я могу стать женщиной, я хочу этого больше всего на свете, и…
Закончить фразу не получается.
Кожу обжигает пощечина, мама рыдает:
– Витя, да ты что! Насмотрелся своего телевизора и совсем спятил! Транссексуал, понимаешь ли! Нет, нет, никогда! Я запрещаю тебе любые разговоры на эту тему! А бабушка и дедушка? А что скажут соседи?! Какой позор! Ты меня доконаешь своей извращенностью! Почему ты не можешь быть, как все, жить, как все?!
Отсутствие поддержки и понимания, конечно, доставляло боль. Только любовь к маме оказалась сильнее, после первой горькой волны обида на нее исчезла. К тому же в цирковом училище очень многое воспринималось совершенно естественно. Там все обучаются пантомиме и клоунаде, пробуют самые разные амплуа, и женственность никого не шокирует. Эта профессия забирает так много сил, что артист словно становится уже существом третьего пола, и для него самое важное – развлекать зрителей. Публика – вот главная любовь…
Годы учебы и работы в цирке оказались светлыми и почти счастливыми. Физическая усталость не позволяла заниматься самокопанием, томящаяся в мужском теле женщина радовалась косметике и яркой одежде, к тому же появился новый наркотик – жажда славы и внимания.
Подстава Дениса поставила жирный крест на этой жизни. Да, все ребята знали – предстоят гастроли в США, весь коллектив пригласить не могут, поедут только самые лучшие турнисты. Темноволосый, кареглазый, тоненький, как тростинка, Витя Корнеев – первый кандидат. В Америку Дениса, впрочем, так и не взяли, никто не поверил, что в тот вечер на арене произошла случайная травма. Но это уже не имело никакого значения, потому что дверь в красочный яркий мир навсегда захлопнулась, и с этим пришлось смириться.
Магазин, куда получилось устроиться на работу, торговал женской одеждой. Красивые шелковые платья, летящие юбки, загадочные туники – видя все это, особенно остро чувствовалось собственное одиночество и горе.
На какой-то момент отдушиной стал Интернет, специализированные форумы для транссексуалов. Там можно было рассказать о своих страданиях и получить поддержку людей, которые прекрасно понимают такие чувства. И там было очень много информации о тех трансах, которые готовятся или уже сделали операцию по перемене пола.
Мысли о том, чтобы лечь под нож, не пугали. Операция все отчетливее представлялась освобождением, началом новой полноценной жизни, избавлением от постоянного чувства дискомфорта.
Страха не было вообще.
Серьезная гормональная терапия? Но ведь после нее исчезают волосы с лица, а фигура приобретает женские округлости.
Риск для здоровья? Да лучше уж летальный исход, чем долгие годы жизни в аду.
Боль, долгое восстановление? Тот, кто не попадал в такую ситуацию, никогда не поймет, какие мучения приходится испытывать каждый день! Находящаяся внутри тебя женщина никогда не может быть спокойна. Она вечно требует чего-то нового. Ей надо, физически надо быть красивой, вызывать восхищение. И вот, когда сгущаются сумерки, руки дрожат от возбуждения. Сейчас начнется настоящее таинство: макияж. И запахи, краски, текстуры косметики доставляют неописуемое наслаждение. Но вот уже и так напоминающие женские черты при помощи визажа окончательно доведены до ума. Теперь – накладная грудь, накладки на бедра (спасибо интернет-магазину для трансвеститов, чего там только теперь нет!), туфли на высоких каблуках (в тех же магазинах сорок второй размер – не проблема, есть и сорок пятый), чулки, мини-юбка, откровенный топ, парик… Казалось бы, что может быть обычнее: девушка прогуливается вечером по улице. Никто, не бывавший в положении транссексуала, так не ценит свой каждый шаг, и мелодию каблуков, и это потрясающее ощущение, когда мини обтягивает бедра… Если нельзя быть женщиной, то просто выглядеть как женщина – это невероятное счастье. Впрочем, парить в небесах радости долго не получается. Заинтересованный мужской взгляд (как правило, трансы издалека выглядят лучше фотомоделей: высокий рост, никакого целлюлита, силуэт строен, как кипарис) мгновенно становится сначала недоуменным, а потом брезгливым. Непонятно, как мужчины обо всем догадываются! Грим безупречен, к тому же регулярная мучительная эпиляция пинцетом делает кожу лица гладкой. Парик из натуральных волос не отличить от настоящей женской прически. Одежда и аксессуары подобраны с такой тщательностью, на которую способна не каждая настоящая девушка. За прекрасной богиней летит легкий шлейф ненавязчивых сладких духов. Но… лицо прохожего скривилось от отвращения. И красивая почти женщина опять уходит в ночь одна. Она ждет любви. Понимает, что шансов найти спутника, который примет все ее особенности, нет, и все равно надеется на чудо…
Да, можно встречаться с другими транссексуалами, в закрытых клубах, и там никто не задает лишних вопросов. Такие встречи поддерживают морально. Это важно. Только все равно больше всего хочется просто физической гармонии; хочется сделать так, чтобы внешний вид соответствовал сущности, душе и образу мыслей.
Мама, неожиданно увидевшая сына в «образе», сваливается с сердечным приступом.
А потом…
Нет, нет! Господи, если ты есть, прекрати это нескончаемое кино воспоминаний…
…Она очнулась от приступа рвоты. И беспомощно застонала. Привязанные к спинкам кровати руки и ноги не давали никакой возможности хотя бы нагнуть голову вниз.
Рвотные массы льются на силиконовую грудь, виднеющуюся через расстегнутую блузку, на постель, затекают под тело…
* * *
«Не нравится мне все это. – Лика Вронская, проводив глазами уезжающую «Скорую», присела на скамейку возле Дома прессы. – Какой-то очень странный несчастный случай, причем он произошел именно теперь… Оказывается, Алеся – жена журналиста Игоря Славина. Что ж, теперь я понимаю, почему не смогла найти ее номер через телефонную программу. Наверное, мобильник зарегистрирован на девичью фамилию, которую я не знаю… Итак, что удалось подслушать. Парочка ругалась, и Алеся выпала из окна, якобы произошел несчастный случай. По поводу чего произошла ссора? Обсуждали содеянное? Вряд ли, не в редакции же на такую тему говорить! А может, они вообще часто ссорились?.. Нельзя делать никаких выводов, слишком мало информации! Алесю увезли в больницу, ее не расспросишь. Муж тоже теперь на беседу вряд ли согласится. Причастен он к «несвижскому делу», не причастен – уже особой роли не играет, он отошьет меня по-любому. Если виноват – воспользуется несчастным случаем с женой как предлогом, чтобы отказать в разговоре. Если не виноват и все произошедшее – действительно стечение трагических обстоятельств, то он все равно меня отправит. Когда у человека случается такое горе – тут не до задушевного общения с московскими коллегами. Похоже, мне остается только одно: идти в «Белорусское обозрение» и пытаться познакомиться с кем-то из журналистов. Может, получится что-то разузнать окольными путями…»
Войдя в здание, Лика огляделась.
Справа – магазинчик, слева, похоже, кафе. Впереди, через лестничный пролет, – пост охраны. Но это, наверное, не страшно. Надо показать свое журналистское удостоверение – и должны пропустить. Охрана в редакциях – это, как правило, формальность, преграда на пути разве что городских сумасшедших, которых хлебом не корми – дай навешать на журналистские уши лапши про изобретение вечного двигателя.
Только вот в Беларуси у охраны почему-то милицейская форма…
– Я в редакцию «Белорусского обозрения». – Стараясь говорить как можно увереннее, Лика протянула в окошечко документ. – Мы договаривались, меня ждут.
– В бюро пропусков подойдите. – Милиционер кивнул на соседнюю будочку.
– Но… а что, надо было просить заказать пропуск? Я не знала…
– Ничего страшного. Наверное, вам заказали пропуск, если вы договаривались. Или позвоните в редакцию. Оттуда свяжутся с бюро, и вам дадут гостевую карточку. Телефон внутренний подсказать?
– Подсказать, – уныло протянула Лика.
Вот тебе и спокойная страна безо всякого терроризма… А пропускная система – как в какое-нибудь здание вроде Государственной думы, пока пройдешь все кордоны – семь потов сойдет.
Что ж, внутренний телефон.
Хорошо.
Продолжаем импровизировать. Гулять так гулять…
– Девушка, здравствуйте. Как вас зовут? Очень приятно, Лена Сидоревич. Это вас беспокоит ваша коллега из Москвы, специальный корреспондент газеты «Ведомости» Лика Вронская. Мы договаривались встретиться с Игорем Славиным, он должен был дать мне телефоны белорусских политиков. И вот я подъехала к Дому прессы, звоню, а его мобильный не отвечает. А, произошел несчастный случай… Да, я видела машину «Скорой». Ужасно, бедный Игорь! Лена, но вы же понимаете – свою работу надо делать в любых условиях. К сожалению, я никого из минских журналистов больше не знаю. Может, вы мне согласитесь помочь? Наверное, Игорь – не единственный корреспондент в отделе политики? Спасибо! Спасибо большое. Меня зовут Лика Вронская. Хорошо, я подойду в бюро пропусков…
Повесив трубку, Лика отошла в сторону, достала из сумки пудреницу, упаковку салфеток и стала судорожно стирать румяна, тени, помаду. Потом, разглядев на дне сумки заколку, обрадованно улыбнулась, стянула волосы в хвост.
На обложках книг фотография с распущенными локонами. Авось никто не узнает. В конце концов, романы еще не издаются тиражами, как у Донцовой. И не все люди любят читать детективы. Но, конечно, общение с журналистами – это повышенный риск, хорошая визуальная память со временем становится рефлексом…
– Вронская, пропуск заберите! – прокричала девушка, постукивая пластиковой карточкой по стойке у окошка. – Редакция на третьем этаже.
Редакция?
Редакция?!
Редакция…
Только когда двери лифта стали закрываться, Вронская спохватилась, нажала на кнопку, задерживающую двери, и осторожно ступила на красное плюшевое великолепие ковра.
Со стены, с огромного портрета, сурово взирал президент Беларуси Александр Лукашенко, рядом соседствовали гобелены с изображениями флага и герба.
И Лика почти физически ощутила, как стрелки часов вдруг начинают лихорадочно вращаться в обратном направлении, куда-то далеко в детство, где еще был Советский Союз, и принципы партийной печати, и правильные передовицы, и… в общем, уже толком не вспомнить, какими они являлись, те советские годы. Но, казалось, современный лифт просто привез в ту эпоху.
По коридору, устланному красной ковровой дорожкой, Вронская шла с таким трепетом, как по музею.
Таблички на дверях впечатляли: «Отдел писем», «Отдел культуры», «Отдел социальных проблем». Хотя вроде в «Известиях» тоже размещали такую красоту на дверях комнат? Но в родных «Ведомостях» такого нет. Как и ковров, портрета Медведева и гобелена с изображением герба…
– Вы Лика?
Вронская обернулась, сделала пару шагов назад.
– Да. А вы Лена?
Высунувшаяся из двери симпатичная блондинка кивнула:
– Лена! Я секретарь газеты. Заходите, у нас есть подробный справочник, там вы найдете все нужные телефоны.
Лика, чуть волнуясь (а ведь казалось, редакция не может вызывать изумления в принципе), прошла за блондинкой в кабинет и облегченно выдохнула.
Хоть тут что-то привычное глазу, обычная ньюсрум.
Плохая новость: журналисты – исключительно барышни, занятые работой, прилежно долбят по клавиатурам, как дятлы.
Стараясь войти в роль, Лика достала ноутбук и, разместившись за столом секретаря, принялась старательно переносить из справочника телефоны центральной избирательной комиссии, администрации президента, парламента.
– Врачи говорят, состояние Алеси тяжелое, – негромко произнесла Лика, досадуя на увлеченность работой местных журналистских кадров. Метнув пару взглядов на появившегося в комнате незнакомого человека, девушки снова уткнулись в мониторы. – Я услышала обрывок разговора. Только не поняла, что речь о жене Игоря. Он мне про нее не рассказывал.
– Чтобы Игорь не похвастался своей супругой? Это нереально. Он только о ней, кажется, и может говорить.
– Мы с ним давно знакомы. Но общались только по работе, не очень близко, – испугалась разоблачения Лика. – Я ему телефонами помогу, потом он мне… Неужели это все прямо здесь случилось?
– Нет, в комнате отдыха. Там чайник, микроволновка, стол, чтобы покушать. Может, Алеся на подоконнике сидела и не удержала равновесия? Представляю, в каком Игорь состоянии. Он с жены пылинки всегда сдувал.
– В семье всякое бывает…
– Только не в этой!
Судя по выразительному покашливанию и огню неприязненных взглядов, никакого желания присоединяться к разговору журналистки совершенно не испытывали.
Ладно. Разговорчивая секретарша – это уже неплохо…
– Лена, спасибо вам огромное. – Лика перевела ноутбук в спящий режим, закрыла крышку. Потом, не зная, куда девать руки, залистала справочник. – Я видела, тут у вас кафе есть в здании. Может, мы туда спустимся? Мне для статьи хотелось бы поговорить не только с политиками, но и с самыми разными жителями Минска. Вы можете прерваться на чашечку кофе?
Лена покачала головой:
– Нет. Мне надо отвечать на звонки.
– А после окончания рабочего дня?
– За мной мой парень должен заехать, мы на строительный рынок собрались. Только если завтра в обед, с часа до двух.
Стараясь не выдать своего разочарования, Лика кивнула:
– С удовольствием, надеюсь, у меня завтра в это время не будет интервью. Лена, а где у вас курилка?
Курить вредно.
Курить невкусно.
Но иногда бывают ситуации, когда эта мерзкая вонючая палочка здорово помогает общению.
Секретарь занята, местные дамы не выражают никакого намерения вступать в коммуникацию, фантазия выдумывать ненастораживающие предлоги для разговора уже почти иссякла.
Значит, надо попытаться найти местных мужчин. В журналистских курилках всегда аншлаг. Придется вспоминать те глупые, отравленные никотином молодые годы, когда курение казалось просто безобидной модной привычкой, и…
– У нас нет курилки. – На симпатичном личике Лены отразилась досада. – Во всех государственных учреждениях уже несколько лет курение запрещено. И в кафе внизу курить тоже нельзя. Я, когда на работу сюда устроилась, сначала мучилась, и на улицу выходить не могу, телефон, и курить хочется. Потом привыкла, днем подымить уже даже не тянет.
– Надо же, как у вас все строго.
Пора уходить.
Все ведь яснее ясного – облом, ничего выяснить в редакции не получится. Терзать секретаря вопросами в огромной ньюсрум невозможно, неподходящее место для установления контакта. Вытащить девочку из комнаты сегодня тоже шансов никаких.
Пора признать свое поражение, поблагодарить, попрощаться и…
Лика замерла, внимательно посмотрела на страницу справочника.
Дмитрий Шимов, председатель общественного объединения по сохранению исторического наследия.
Шимов, тот самый мужчина из гостиницы? Или полный тезка того, кто присутствовал на встрече с потомками Радзивиллов в Несвиже? Протасевич говорил, Шимов – бизнесмен, с какого перепугу бизнесмену возглавлять общественное объединение? Хотя в этой стране так много особенностей…
– Лена, и последний вопрос. Я вот вижу в справочнике телефон Дмитрия Шимова. У меня был знакомый из Минска с такими именем и фамилией, но он – крупный предприниматель.
– Да и этот Шимов бизнесмен, известный у нас в стране человек. Он благотворительностью занимается и еще что-то по культуре делает, точно не помню. Он молодой такой, ему еще и сорока нет.
– Похоже, это и есть мой приятель. Лена, спасибо вам огромное, вы мне очень помогли.
– Давайте завтра увидимся в обед. Понимаете, мой парень наконец согласился поехать обои выбирать. Если я этот момент упущу – ремонт опять придется отложить, Костику был бы только повод всем этим не заниматься! А у нас дома уже давно такая обстановка, стыдно гостей приглашать.
– Понимаю. Завтра созвонимся, хорошо?
Оказавшись на улице, Лика вытащила сотовый телефон, набрала номер Шимова.
– Компания «Юнайтед моторс», секретарь Алла, слушаю вас, – отозвался приятный женский голос.
«Ох, еще и номер не прямой, – расстроилась Лика. – Надо сосредоточиться и быстро придумать какой-нибудь важный предлог, чтобы секретарша нас соединила. Как назло, в голову ничего не приходит».
– Здравствуйте. Могу ли я поговорить с Дмитрием Александровичем?
Представиться Лика не успела, секретарь изумленно воскликнула:
– Маша, так ведь он в Ратомке! Ты на мобильный звони.
– Знаете, а я где-то потеряла номер. Вы не напомните?
После долгой паузы секретарь сухо отчеканила:
– Простите, я ошиблась, голоса очень похожи. Мария, вы по какому вопросу звоните?
– Я… журналист, из Москвы. Дмитрий Александрович хотел дать интервью нашему изданию.
– Знаете, в офисе его сейчас нет. Никаких распоряжений насчет интервью он мне не оставлял. Думаю, я больше ничем не могу вам помочь. Звоните позже. Нет, к сожалению, я не могу вам подсказать, когда он будет на месте.
Вздохнув, Лика присела на скамейку, достала компьютер, открыла скачанный из Интернета телефонный справочник, и…
Дмитрий Шимов, оказывается, предусмотрительный. На свой паспорт sim-карту не регистрировал.
Итак, все ниточки оборвались. Придется сворачивать расследование и, несолоно хлебавши, отправляться к гостеприимным родственникам Протасевича. Хотя…
Лика вскочила со скамейки и заторопилась к видневшейся в переулке веренице такси.
Первая машина в очереди оказалась роскошным представительским «Вольво». Однако стекло со стороны водителя мгновенно опустилось, последовал вопросительно-заинтересованный взгляд…
– Здравствуйте, я приезжая. Скажите, пожалуйста, что такое «Ратомка»? Ресторан?
Водитель просиял:
– Коттеджный поселок недалеко от Минска. Поехали, красавица.
– А охрана там есть?
– Охрана? – Дружелюбная улыбка сразу же исчезла с лица мужчины. – А зачем вам это знать?
Лика наморщила лоб.
Боже, как противно все время врать.
Извилины протестуют, не шевелятся, гады.
Придумать бы теперь достаточно убедительное объяснение! Но в голове пусто. Впрочем…
– Понимаете, – Лика, виновато улыбнувшись, приложила руку к груди. – Я сейчас вам все объясню. Только можно сесть в ваш автомобиль? День сегодня выдался сумасшедший, на ногах не стою. Спасибо. – Она обогнула капот, расположилась на пассажирском сиденье. И, глубоко вдохнув, приступила к очередной импровизации: – Понимаете, в Ратомке, видимо, живет мой знакомый. Мы познакомились в Москве. Я сама москвичка. Дима приезжал в Москву по делам, потом, вечером, заглянул в ночной клуб, а у нас там был корпоратив… Ну, знаете, как это иногда бывает – ночью танцуешь, пьешь коктейли, а утром вдруг просыпаешься в одной постели… Мы провели у меня несколько дней. Я влюбилась, как девчонка, и он говорил, что тоже влюблен. Обещал позвонить. И не позвонил. Я волнуюсь, думаю, может, с ним что-то случилось. Сорвалась, приехала в Минск. Дима мне визитку оставил, но там только рабочий номер. Секретарша у него – тот еще цербер. С ним не соединяет. Поначалу она меня перепутала с какой-то Машей и сказала, что Дима в Ратомке. Я думала, это ресторан. А оказывается, коттеджный поселок. Он мне говорил, что переехал жить за город. Понимаете, я просто чувствую, что для меня этот мужчина много значит. Да, казалось бы, все яснее ясного. Раз не звонит – значит, не хочет меня видеть, попользовался и бросил. Но у него такие глаза: честные, добрые… Я не верю, что он так может поступить. Может, с ним что-то случилось? И я подумала, что если в поселке не очень строго с охраной, то я могла бы попытаться выяснить, где Димин дом, и с Димой поговорить. Представляете, а вдруг ему плохо стало? Лежит там один, без помощи!
– Девушка, фамилия вашего Димы не Шимов?
– Как вы узнали? Вы его знаете?!
– Это сложно назвать знакомством. Тем более, – на лице таксиста появилось скептическое выражение, – приятным знакомством… Я по ночам работаю в казино, там есть услуга «Пьяный водитель». Я на своей машине везу клиента, еще один шофер гонит тачку гостя. Сдаем клиента, как стеклотару, родным, потом вместе возвращаемся к казино. Девушка, это, конечно, не мое дело. Но Шимов… Он…
Лика вздохнула:
– Часто бывает не один.
– Возвращается-то к себе домой один. Но по дороге иногда просит притормозить у автобусной остановки на проспекте.
– У автобусной остановки? Но зачем?
– Да, похоже, вы действительно приезжая. У нас на остановках по ночам проститутки работают. Ну, он иногда заберет кого-нибудь. Попросит меня от центра отъехать и выйти покурить… Девушка, вам оно надо? Нет, если вы настаиваете – я вас довезу прямо до ворот его особняка. Охраны там никакой нет вообще. Но зачем вам такой человек? Вы – такая душевная, симпатичная, доверчивая. Мне показалось, что Шимов – тот еще ходок. Попьет он вам крови, посмеется, набалуется и выбросит…
Стыдясь только что сочиненной мелодрамы, Лика умоляюще зашептала:
– Отвезите! Пожалуйста! Я так по нему соскучилась. Он исправится, я уверена. Я просто хочу быть с ним.
– Послушайте, Шимов ваш не один живет. У нас инструкции строгие – убедиться, что с клиентом все в порядке. Мы кавалера вашего из машины вытащим, к стеночке прислоним, позвоним в дверь – а потом всегда дожидаемся, чтобы жена к калитке вышла. Поэтому, наверное, он проституток к себе и не везет, женат. Ну ладно, ладно. Вы так смотрите на меня умоляюще… Едем! Только я вам дом Шимова издали покажу, мне перед его воротами светиться не хочется, проблемы могут быть…
Через полчаса Лика уже изумленно вертела головой по сторонам.
Буквально через пару километров от Минска рельеф местности кардинально изменился. Ровные, аккуратные полосы обработанных полей сменились высокими холмами, поросшими лесом. Дорога стала напоминать американские горки: высокий подъем, резкий спуск.
– Это место у нас называют «белорусской Швейцарией», – пояснил таксист, ловко проходя крутой поворот. – Тут одна земля уже миллионы стоит.
– Природа шикарная! А дома по нашим меркам… не то чтобы скромные, скорее стильные, добротные, но без выпендрежа, без явного китча.
– Сравнивать не с чем, на Рублевке вашей не был. Слушайте, девушка, мы уже почти приехали. Может, мне вас подождать? А вдруг Шимов вас и на порог не пустит; как вы обратно добираться будете? До Минска отсюда прилично.
Подумав, Лика покачала головой:
– Лучше телефон ваш мне оставьте. Так, на всякий случай. Я уверена, что Дима мне обрадуется.
– Как скажете. Блажен, кто верует. Там в бардачке визитки, возьмите. А мы, в общем, уже на месте. – Таксист плавно нажал на тормоз. – Дом Шимова от перекрестка второй справа. Вы его сразу узнаете, там забор высоченный…
* * *
– Девушка, сожалею, но ваша мама ушла. Мы не можем ничего сделать.
Такое желанное «девушка» из уст симпатичного врача проходит мимо сознания. Теперь там нет ничего, кроме ледяного ужаса.
Мамочка умерла?
Господи, да как такое возможно?..
Она сначала раскричалась:
– Куда это ты так вырядился?! Опять пойдешь шляться, людей пугать! Ты только посмотри на себя! Витя, как только не стыдно?!
Потом мама приложила руку к груди и уже тихим голосом сказала:
– Что-то сердце разболелось. Доконаешь ты меня, сын. Валокордина накапай.
Она выпила принесенные капли, снова прилегла на диван.
И вдруг показалось: мамочка потеряла сознание.
Ни окрики, ни легкие удары по щекам не помогают: глаза закрыты, тело словно резиновое.
Скорее, где там мобильник, вызвать «Скорую»…
Машина приехала быстро, через двадцать минут.
Мыслей о том, что все может закончиться так быстро и плохо, вообще не возникало. Казалось, мамочка дышит, без сознания, но дышит…
А теперь врач почему-то говорит такие страшные слова.
Так не бывает, так не должно быть!
– Девушка, позвоните родственникам. Теперь мы должны забрать тело в морг, на вскрытие.
В голосе врача слышно сочувствие.
Но поверить в реальность происходящего все еще невозможно.
Мамочке ведь не исполнилось и сорока. Она совсем недавно получила ту работу, о которой мечтала, собралась замуж, а потом, после росписи, было запланировано свадебное путешествие. Пусть банальный Египет, недорогой отель. Но мама ведь никогда не отдыхала за границей…
И вот так мгновенно выключаются все планы, намерения… жизнь! Все обрывается буквально за одну секунду…
Похороны и поминки прошли как в тумане.
Не верилось, что маму, такую молодую и красивую, зарывают в темно-коричневую влажную землю. Не осознавалось, что поминальные речи говорят о всегда полной энергии, решительной женщине.
Понимание того, что мама действительно умерла, пришло вместе с тяжелым чувством вины.
Она разволновалась из-за женской одежды. Она всегда это ненавидела и говорила: «Ты меня доконаешь».
Но весь этот маскарад никогда не затевался специально для того, чтобы ее позлить. Если бы можно было удержаться и забыть о своей сущности и жить, как все, то именно так бы и делалось.
Хотелось изменить себя, забыть все глупые дерзкие мечты, вписаться в требуемые обществом стереотипы поведения. Честно, хотелось – только ничего не выходило. Оказывается, есть что-то важное в себе, что не поддается никаким корректировкам…
Урод, урод, убивший родную мать!
Жалкое ничтожество!
Изгой, в котором нет ничего человеческого…
Сколько времени прошло в таком самобичевании?
Не вспомнить.
Была опустевшая квартира, сизые клубы сигаретного дыма. Желание сдохнуть и больше не мучиться.
Мысли о том, что случится после того, когда боль потери чуть утихнет, пугали, сводили с ума. Опять ведь захочется наложить макияж, надеть платье. Сделать все то, что убило маму. Ничего не меняется от того, что матери нет в живых. И вот собственная сущность, все свое естество – это вечное оскорбление ее памяти.
Нет, уж лучше умереть. Именно умереть, раз и навсегда покончить с этим кошмаром.
Остается только решить, каким образом все устроить.
Прыжок в вечность с крыши высотки? Разбившееся тело некрасиво.
Перерезать вены в ванне? Девочки, даже те, которые вынуждены влачить жалкое существование в мужском теле, панически боятся крови.
Тогда, может, поезд в метро? Нет, тоже не подходит.
А вот снотворное…
Но вместо смерти началась жизнь.
Настоящая!
Прекрасная!
Как в романах и фильмах!
Пока еще ничто не предвещает чуда.
Быстрее, скорее в аптеку. Рецепта на снотворное нет, но, может, удастся уговорить продать лекарство без рецепта? А если не выйдет – ну что ж, есть слабые препараты. Просто купить побольше пузырьков, выпить горы таблеток и вместе с собой убить все эти мучения, и…
– Эй, подожди! Постой! Можно с тобой познакомиться?
Окликнувший парень похож на ожившее сияющее солнышко.
Он ангел!
Густые золотистые волосы до плеч. Ярко-синие, как небо, глаза, длинные черные ресницы. Брови нереально правильной формы, густые на переносице, красиво изогнутые, к виску превращающиеся в тонкую ниточку.
Ошеломленный взгляд мечется, теряясь от совершенной красоты.
Высокие скулы, крупный красиво очерченный рот, смуглая нежная кожа, трогательные ключицы, тонкие запястья, длинные пальцы…
Силуэт тела – как с обложки журнала, широкие плечи, мускулистые бицепсы, узкий таз. Ни грамма лишнего веса. Ни единого изъяна.
– Я – Миша. Ты не подумай ничего плохого, я не гей. Просто у тебя вид такой был, как будто бы ты с жизнью прощаешься. Извини, я, конечно, вмешиваюсь не в свое дело. У тебя все в порядке? Я просто хочу тебе помочь, если нужно…
Этот парень, красивый и сильный, казалось, реализовался из самой затаенной мечты.
Об этом часто думалось: вот будет сделана операция, завершится период восстановления, жизнь потихоньку войдет в свою колею. И тогда встретится принц, добрый и великодушный. Он будет самым любящим, заботливым и верным. Обязательно будет! Ведь каждая девушка – это принцесса, для которой предназначен один-единственный самый лучший мужчина. Его не смутит ничего, он примет и поймет любое прошлое целиком и полностью, всегда поддержит, все простит и просто будет рядом.
И все-таки сбывшаяся мечта скорее пугает. Да нет, не надо придумывать себе очередную сказку. Не сметь верить, не стоит и надеяться. Это просто вечная женская склонность в любом малозначительном событии видеть судьбу. А здесь – лишь случайная встреча. Но почему бы и правда не пообщаться? В конце концов, в Москве полно аптек, работающих круглосуточно…
– Меня зовут Виктор. У меня есть пара минут. Если хочешь, можем зайти в кафе, выпить кофе. Ты прав, у меня случилась беда. Я недавно похоронил маму.
Он ничего не говорит. Просто берет за руку и сжимает ладонь. И в этот момент требуется именно это прикосновение. Любые слова показались бы слишком фальшивыми и далекими…
Миша вообще все делает правильно. Начиная с того, что заказывает любимый капучино, а не горький эспрессо, и заканчивая нужными фразами и сочувственными паузами.
Измученной от боли душе вдруг становится легче. Вместо аптеки вечер оканчивается комедией в кино.
Но сам фильм не вспомнить.
Очень хочется смотреть на ровный Мишин профиль. А какое желание взять его за руку, невыносимое! Он словно чувствует это, сам касается ладони и шепчет:
– Все будет хорошо!
Это чистая правда. Все становится ослепительно хорошо.
Светловолосый мальчик-солнышко озаряет каждый новый день.
Валяться с ним на диване, уставившись в телевизор, прогуливаться по парку, вместе готовить еду, а потом красиво сервировать стол и наслаждаться изысканными блюдами – все это доставляет огромное, никогда прежде не знакомое наслаждение.
– Миша, зачем ты так возишься со мной? Ты, наверное, очень добрый человек.
Пожимает широкими плечами:
– Не знаю. Вот честно – понятия не имею. Но мне с тобой хорошо. Кажется, мы стали друзьями.
«Друзьями, – проносится в голове. – Конечно, он же нормальный, он не гей, он рассказывал, что с девушкой недавно расстался. Ничего не будет, если я откроюсь, все сразу же окончится. А я так люблю его. Нет, пусть лучше все останется как есть. Я не могу его потерять».
Проходит неделя, и золотой мальчик перестает улыбаться, хмурится, кусает красивые губы.
Сердце почти не бьется. Воображение уже нарисовало ту картину, которую Миша скоро озвучит. Он влюбился, встретил хорошую девушку, поэтому больше не может проводить с другом так много времени. Но ему неловко об этом говорить.
Бедный, как же он мучается…
– Миша, я все понимаю. Ты влюбился. Ничего, что мы не сможем встречаться часто. Я очень рад за тебя, правда. Любовь дружбе не помеха, и…
– Ничего ты не понимаешь! Витя, я… Блин, не знаю, как сказать! Короче, я, наверное, гей. Понимаешь, я все время думаю о тебе. Не как о друге. Ты такой красивый, у тебя лицо, как у симпатичной девушки. Мне снится, что я целую тебя. Я никогда не думал так о мужчине. Я не могу принять гомосексуальные отношения. И все-таки ты не выходишь у меня из головы. Может, я гей? У тебя был опыт интимных отношений с мужчиной?
От счастья кружится голова. Он, любимый золотой мальчик, считает своего друга женственным. Он хочет целоваться. Он не знает, что со всем этим делать. А кто знает?..
– У меня не было отношений с мужчиной.
Его губы дрожат, глаза наполняются слезами:
– Я так и думал. Извини. Ты меня презираешь?
– Что ты! Я…
Слово «люблю», готовое сорваться с губ, все-таки не произносится. Для девушки, пусть и изнывающей в мужском теле, первой сказать такое все равно невозможно.
Но сыплется много других слов. О детстве, о своем интересе к женской одежде и косметике, о душе, которая всегда, целиком и полностью, была женской, но к какой страшной трагедии все это привело.
– Если бы не наша встреча, я бы уже умерла. То есть умер.
– Я не позволю тебе умереть. Ты моя хорошая сладкая девочка. Ты так настрадалась. Но теперь все будет хорошо, помнишь, я обещал? Так и будет. Ты такая красивая, славная…
Миша шепчет слова любви, и его руки быстро расстегивают рубашку, тянутся к «молнии» на джинсах.
– Разденься, я хочу видеть тебя всю. Ты красивая…
– Милый, подожди. Я не могу так. Я не могу!
В любимых глазах – недоумение.
Как бы поточнее на него ответить?
Рассказать, что за все прожитые двадцать лет не было никакого секса?
Объяснить, что нелепый отросток между ног никогда не хотелось сжимать даже для получения удовольствия? А когда разрядка все-таки случайно непроизвольно происходила, за сладкой вспышкой следовало отвращение. Придется взять это, вымыть, застирать белье. И все время при этом думать о женской вагине, красивом аккуратном бугорке с волосиками, которого у тебя по дикому недоразумению нет. Да что там говорить, даже в туалет в своей уборной трансы ходят, как правило, сидя. Чтобы поменьше прикасаться к этому, испоганившему всю жизнь и доставляющему столько проблем.
Нет-нет, сейчас точно нельзя пытаться улечься в постель. Уже много месяцев не делались ни педикюр, ни эпиляция. И так все непонятно и запутанно, а тут еще такая неухоженность…
– Я понял, ты пока не готова. Я буду ждать, – говорит Миша, откидываясь на подушку.
С ума сойти можно! Он будет ждать!
А теперь… любимый осторожно прикасается к губам, посасывает их, раздвигает язычком…
Кружится голова. Так вот он какой, настоящий поцелуй…
Миша приручал к себе постепенно, неторопливо.
Легкий массаж, поваляться вместе в ванне, спать в одной постели, без одежды, наслаждаться прикосновениями друг к другу…
Когда он принес из магазина для транссексуалов искусственную накладную вагину, стало окончательно понятно: любимый – телепат, умеет читать мысли.
Вагина оказалась потрясающей, мягкой, похожей на настоящие теплые складочки кожи, с красивой интимной прической, узкой полоской темных волос. В ней имелся карман для члена и яичек, с отверстием для вытекания спермы.
Но будет ли приятно Мише? А если он испытывает неловкость и на самом деле стесняется? И все-таки как быть с накладной грудью, надевать протез или нет? Крепления заметны, и, может, Мише это не понравится? И потом… все-таки боязно, никакого опыта. А что, если не получится сделать Мише хорошо?..
Миша прекратил круговорот этих типично женских вопросов и страхов всего одним восхищенным, полным любви взглядом. Безо всякого смущения помог разобраться со всеми этими устройствами, шептал нежные слова, расцеловал, кажется, каждую клеточку тела.
Все страхи растворились в нежности и любви. И перед глазами все поплыло, а потом засверкало. И хлынул ливень самых счастливых слез…
– Виктория, я сделал тебе больно?
– Ты делаешь мне хорошо.
– Повтори это.
– Мне очень хорошо, любимый.
Еще несколько быстрых резких движений, прикушенная губа и… стоны, напоминающие рычание…
Не было ничего прекраснее этих звуков, свидетельствующих об удовольствии любимого!
Оказывается, нет ничего проще и приятнее жизни с любимым мужчиной.
Так здорово довериться ему, сильному, принимающему все решения!
Он все говорит правильно:
– Виктория, я думаю, тебе надо сделать операцию. Я совершенно не комплексую из-за того, что представляет собой твое тело сейчас, меня все устраивает. Но я хочу, чтобы ты стала по-настоящему счастливой.
Он не стесняется визитов к доктору, часами сидит в коридорах поликлиник.
Иногда Миша приходит в отчаяние.
Операции по изменению пола бесплатны, но, как выясняется, для того чтобы попасть к хирургу, нужны длительные консультации с психиатрами, психологами, терапевтами. Это может занять не один год!
Но любимый быстро находит выход: обращение в частном порядке.
И вот уже начинается гормональная терапия.
Через месяц грудки приобретают легкую округлость, бедра полнеют, нежелательные волосы исчезают. Но нервы натянуты до предела. Глаза постоянно на мокром месте: от счастья, от любого фильма, от хамства продавщицы.
– Вика, расслабься, все устроится наилучшим образом. Я говорил с врачом, твое поведение при начале курса абсолютно типично. Потерпи. Я люблю тебя даже зареванной, – горячо утешает Миша, а потом жестом фокусника достает из-за спины пакет, в котором оказывается новое платье.
После оплаты операции по удалению яичек мамины сбережения заканчиваются. Миша предлагает продать свою квартиру, но она однокомнатная, в дальнем Подмосковье. А ведь операций еще предстоит несколько: протезирование груди, создание вагины. И гормоны, гормоны, гормоны. Придется расстаться с московской «двушкой».
Любимый заверяет:
– Это временно. Когда все останется позади, я смогу устроиться на работу. Это пока у нас «рай в шалаше». Все изменится!
– Конечно. Я тебе верю.
Мишина хрущевка оказалось неуютной, запущенной: старенькая мебель, немытые окна, выцветшие занавески.
Как было приятно приводить дом в порядок! Выбирать все эти бытовые мелочи – кастрюли, сковородки, тарелки!
Очень хотелось купить новый диван.
Мишка обожает смотреть лежа телевизор, так и засыпает перед экраном. Красивый мальчик и вытертая обивка…
Новый мягкий уголок нашелся не сразу. Но он стоил потраченных усилий: нежная светло-бежевая кожа, изящный дизайн.
Когда грузчики занесли его на четвертый этаж, где находилась Мишина квартира, выяснилось: наличных денег больше нет.
Ничего страшного, банкомат за углом. Только вот… банковской карточки в портмоне почему-то не оказалось.
Звонок в банк подтвердил самые худшие опасения: все деньги сняты.
Дрожащие руки набирают Мишин номер.
Как некстати любимый уехал в Москву! Скорее все рассказать ему! Он ведь сильный, умный, он что-нибудь придумает. Это же не шуточки: исчезли все деньги, полученные за продажу квартиры. Наверное, надо бежать в милицию!
Почему у него отключен мобильный? Может, он в метро?..
Ах, как сложно принимать решения самостоятельно, как быстро от этого отвыкаешь! Да еще эти гормоны, парализующие работу мозга почти полностью!
Но придется справляться самой.
С грузчиками можно рассчитаться, заняв денег у соседки.
В милицию – без вариантов, срочно.
А теперь уже можно и разрыдаться, упасть на новый диван, сквозь слезы набирая Мишин номер.
Один и тот же механический ответ: «Абонент отключен или находится вне зоны действия сети».
К концу дня обзвонены все морги и больницы.
Миши нигде нет…
В голове вертятся предположения – одно другого страшнее. А что, если Мишу похитили бандиты и он был вынужден взять пластиковую карту и снять все деньги, чтобы заплатить выкуп? Или с его родственниками случилось что-то ужасное?
Скорее бы он разобрался со всеми проблемами и вернулся!
Он ведь вернется, обязательно вернется.
Ему так нравились отросшие уже до плеч волосы и увеличившиеся грудки, а еще он говорил, что можно усыновить ребенка, чтобы семья была самой настоящей.
И он же понимает: гормоны надо принимать постоянно, это стоит больших денег, и если прекратить инъекции и таблетки – то начнется обратный процесс, опять появится щетина, да и сердце может просто не выдержать. Миша такой заботливый, всегда покупает никотиновую жевательную резинку, курить-то нельзя, но от гормональной терапии происходит такой стресс, хоть на стенку лезь, и никотиновая резинка немного помогает…
Все будет хорошо.
Только так.
Миша ведь это обещал…
Через три дня принимающий заявление о пропаже Михаила Савельева участковый все косится на хрупкую брюнетку в стильном коротком платье. Ее щеки – в черных точках проклевывающихся волосков.
Через неделю в дверь квартиры звонят, и сердце радостно бьется.
Миша, родной, вернулся!
– Девушка, а вы здесь что делаете? Где тот парень, которому я квартиру сдавала? – интересуется стоящая на пороге женщина, а потом по-хозяйски, без приглашения, проходит в прихожую. – Нет, я не против, что ты тут живешь. Вижу, ты аккуратная, порядок везде. По мне, так живите себе. Только за следующий месяц заплатите.
– Но Миша… говорил, что это его квартира.
– Э, милочка, мало ли кто что говорит. Мое это жилье, у меня и документы все имеются. Оплачено было за три месяца, и прошли они. Неделя осталась, так что решайте. Если съезжать будете – я новых квартирантов найду.
На следующий день находят… Мишу Савельева… Только этот сидящий в кабинете участкового молодой парень с испитым лицом говорит, что паспорт свой он потерял. А заявление не писал, потому что был занят, праздники отмечал: сначала Новый год, потом Рождество, а потом и 23 февраля.
И вот вроде бы все яснее ясного: обманули, предали, обокрали.
Только глупое сердце доводов рассудка не слышит.
Оно любит, надеется и ждет…
Как ни странно, мыслей о суициде нет.
Какое самоубийство, если Миша скоро вернется? Просто у него возникли серьезные проблемы. Но он разыщет свою любимую и все объяснит. И вместе будет так хорошо смеяться над всеми глупыми страхами и страшными подозрениями!
Подруги-транси в один голос твердят:
– Он просто тебя использовал! Этот мерзавец не стоит твоей любви! Да это все было спланировано с самого начала!
– Забудь о нем! Ты только подумай, что он с тобой сделал! Он украл твои деньги, оставил тебя без копейки. И ему наплевать, что с тобой будет! Да ты бы уже умерла, если бы не наша помощь!
Насчет помощи – это девочки правильно говорят. Они молодцы: разместили информацию на форумах, собрали денег. Теперь, по крайней мере, можно продолжать гормональную терапию и не смотреть с ужасом в зеркало. Василиса, уже полностью избавившаяся от всех атрибутов Василия, предложила пожить в своей квартире. Только вот как бы дать знать Мише об этом адресе? Бедный, он, наверное, будет искать, волноваться, переживать…
Потом деньги на препараты заканчиваются. Девочки не могут помогать постоянно, они ведь сами на гормонах, это на всю жизнь. Приходится устраиваться на работу, хотя страшно даже выйти в ближайший магазин за хлебом. Вдруг Миша придет, не найдет свою любимую и опять исчезнет? Правда, Василиса договорилась о трудоустройстве со своим приятелем, и его офис, к счастью, находится недалеко от дома, Мише не придется тратить много времени на дорогу. Если бы еще удалось убедить подругу не хихикать из-за записки, каждое утро заботливо вставляемой в дверь.
«Миша, дождись меня обязательно или подойди в офис, мой рабочий телефон…»
– Вика, что я вижу? Ты перестала оставлять этому мерзавцу трогательные письма? Наконец-то ты поумнела!
– Да, Василиса. Я все осознала. – Горло сдавливают рыдания. – Он – козел вонючий. Он меня выследил, все подстроил! Теперь-то я уже знаю все об этих штуках! Все люди – редкостные уроды!
– Не все! Я, наверное, все-таки исключение!
– Да, конечно. Прости, дорогая, я на нервах. Вчера к нам пришла женщина, которая спросила, можем ли мы спровоцировать ее мужа на измену. У них в брачном договоре есть такой пункт, дамочка хочет развестись и оттяпать квартиру. Я даже не могла поверить, что люди способны на такую низость! Не знаю, как Миша на меня вышел – через соседей или ребят из цирка. А может, он как-то просчитал меня через форум, я ведь подробно писала и о смерти мамы, и о том, что осталась совсем одна. В общем, я уже не сомневаюсь, что все наши отношения с самого начала были одной большой аферой! Оказывается, так можно: говорить о любви и при этом думать о том, как подставить человека! А ведь я была особенно уязвимой: все эти проблемы транса, смерть мамы. А Мише было наплевать, что он не просто ворует мои деньги, он меня уничтожает… Ладно, что о говне говорить, от него надо отмываться. Кстати, мой шеф ту клиентку послал. Он мне все больше нравится!
– А я тебе что говорила? Он – классный. Он – не транси, а гей. В свое время пострадал из-за этого дела, его даже привлекали по статье за мужеложство. Да что говорить, ты и теперь знаешь – не относятся у нас в стране нормально к тем, кто не может пользоваться «нижним этажом», как все. И все твои внутренние переживания народу до фонаря. Им лишь бы затравить тех, кто от них отличается.
Люди…
Люди, оказывается, так часто ведут себя хуже животных…
Казалось, в работе нет ничего сложного: отвечать на телефонные звонки, встречать клиентов, варить кофе.
Но закуток секретаря находится за перегородкой, из-за которой слышно все, что говорится шефу.
Такое чувство, что весь день плаваешь в самом настоящем дерьме…
Предложение шефа.
Работа.
Удачные операции, грудь, вагина. Потом и пластика лица. Цены смешные.
Врач говорил: чувствительности искусственно сделанных органов не будет. Неправда: от прикосновения к груди по телу проходит волна сладкой истомы.
Убийства. Уже легко.
И потом…
… Кадры из кино прошлого мелькают все быстрее, быстрее и вот наконец сливаются в яркую ослепительную точку. Какая-то сила словно выдергивает Вику из тела. Она с любопытством наблюдает за собой, лежащей на постели, почему-то уже сверху.
А все-таки красивая получилась фигурка. И личико симпатичное. Но все это совершенно неважно, оказывается. Потому что там, за телом, вдруг начинает сиять яркий голубой свет, и из него выходит мамочка, и невероятная всепрощающая любовь заполоняет все вокруг…
