Глава 5
***1
– Как раз собирался с вами связываться, – сказал следователь Валентин Тихомиров, пожимая руку Володе Седову. – Я объяснял свидетельнице Зацепиной, что буду обязательно с вами встречаться. Но Ольга Семеновна, как и другие сотрудники клиники, находится в таком шоке… И жалко их, и работать мешают. Обычная история. Впрочем, кому я это объясняю. Сами все знаете.
На простоватом лице Тихомирова, расчерченном ранними морщинками, читались такие искренние отчаяние и досада, что Седову показалось, будто он видит в зеркале свое собственное отражение.
Есть следователи, у которых за годы работы атрофировались вообще все эмоции. Смерть вчера, смерть сегодня и смерть завтра. Кому-то удалось защититься от вечного стресса толстой непробиваемой шкурой равнодушия. Но таких все-таки меньшинство. Не все привыкают, не все становятся черствыми и равнодушными. У большинства следователей все равно нет сил безучастно смотреть, как глупо и нелепо обрывается жизнь людей. Молодых или пожилых, полных надежд или отчаявшихся. Это всегда страшно, когда не имевшие проблем с соблюдением норм Уголовного кодекса честные граждане становятся жертвами невменяемой алчной мрази. И надо сделать все, чтобы ублюдки, которые не понимают элементарных прописных истин, отправились за решетку. Если не умеют вести себя нормально, то пусть смотрят на небо в клеточку. Только так, других вариантов в этом случае быть не может.
«Я рад, что мы с Валентином, кажется, мыслим одними категориями, – подумал Седов, пододвигая к себе том с материалами уголовного дела. – Всегда проще иметь дело с людьми, которые тебя понимают».
Он вчитывался в толково написанный протокол осмотра места происшествия, и перед глазами возникала точная, скрупулезно подробная картина произошедшего.
Тимур Антипов поставил машину марки «Лексус» на стоянку и возвращался домой. Его путь проходил через лесопарковую зону. В ста пятидесяти метрах от освещенной дороги, в глубине парка, и произошла трагедия. Преступник, видимо, преследовал Антипова от стоянки. И уже в парке Тимур Андреевич заподозрил неладное. На влажной после дождя земле сохранились следы, свидетельствующие о погоне. Отпечатки следов обуви Антипова стали четче, расстояние между шагами, как это бывает при беге, увеличилось, на ветках кустарников обнаружены повреждения в виде заломов. Но уйти у Антипова не получилось. Злоумышленник догнал владельца клиники «Ле Ботэ» и тяжелым тупым предметом с овальной травмирующей поверхностью, предположительно кастетом, проломил ему череп. На первый взгляд, можно было сделать вывод о том, что произошло убийство с целью ограбления. Как показал дежуривший в ту ночь на стоянке гражданин Колесников А.В., Антипов покинул автомобиль с портфелем в руках. На месте происшествия портфель обнаружен не был. Также у убитого не оказалось ни часов, ни документов. Однако уже на следующий день, в ходе опросов сотрудников клиники «Ле Ботэ», выяснилось: накануне Тимур Андреевич планировал провести сложную операцию. Но внезапно почувствовал себя плохо. Вбежавшая в его кабинет косметолог Ольга Зацепина обнаружила на столе пластического хирурга газету «Ведомости» со статьей, посвященной кресту Евфросинии Полоцкой.
– Как показала на допросе Зацепина, – сказал Валентин Тихомиров, закуривая сигарету, – Антипов увлекался антиквариатом. Там дальше в материалах дела вы увидите протокол обыска квартиры. У хирурга имелась довольно большая коллекция антикварных предметов, также мы видели книги, посвященные истории искусства. Обнаружены любительские видеозаписи, сделанные в Эрмитаже, Лувре, Прадо. Это подтверждает слова Зацепиной об увлечении Антипова антиквариатом. В клинику Тимур Андреевич прибыл в нормальном состоянии. Во всяком случае те, кто с ним общался, не сделали вывода о плохом самочувствии. До операции оставалось еще много времени, Антипов стал просматривать газеты. Похоже, что именно статья о кресте Евфросинии Полоцкой вынудила его покинуть клинику. Кстати, вся газета была испещрена ручкой; галочками, кружками, отрывистыми линиями. Мне кажется, это тоже является свидетельством волнения. Потому что на других, явно прочитанных хирургом газетах, никаких пометок не имелось. Так что портфель, часы и документы преступник мог похитить для отвода глаз, для введения следствия в заблуждение.
– Кстати, а что по предполагаемому преступнику? – поинтересовался Седов и похлопал себя по карманам. Конечно же, пачка «Винстона» осталась в кабинете. «На пенсию пора с такой рассеянностью», – огорченно подумал Володя и спросил: – Я возьму сигарету, ладно?
– Да, конечно. А по преступнику… Тело Антипова обнаружила женщина. Фамилия из головы вылетела, гляньте там, в материалах, если нужно. Она тоже ставила машину на стоянку и тоже возвращалась домой. Не судима, замужем, работает, есть ребенок. В общем, подозрений о ее причастности у меня не возникло. Результатов вскрытия Антипова еще нет, но эксперт, выезжавший вместе со мной на место происшествия, предполагал, что около двух часов прошло между наступлением смерти и обнаружением тела. По первым допросам никакой конкретики в этом плане нет. Будем работать дальше.
– Распечатку телефонных звонков получили? – Седов последний раз затянулся горьковатым дымом и раздавил окурок в пепельнице. – Меня интересует, с кем Антипов говорил накануне гибели?
Валентин кивнул:
– И меня это интересовало. Почти двадцать звонков Тимур Андреевич сделал по номеру, зарегистрированному на некоего Иванченко Леонида Сергеевича. Но, как выяснилось, Иванченко лишь оформляет сим-карты на свой паспорт. Занимается этим давно, учета клиентов не ведет. Разговаривавший с ним опер уверяет, что вроде как Леонид Сергеевич испуган, и переживает, и помочь хочет. Но пока не может вспомнить подробностей. У него уже лет пять такая подработка к пенсии. Действительно, можно и запамятовать. А в настоящий момент абонент, с которым связывался Антипов, отключен.
– Ничего не понимаю, – пробормотал Володя, нервно расхаживая по кабинету. – У меня в округе убито трое мальчишек, занимавшихся поисками креста Евфросинии Полоцкой. Но как в их компанию затесался этот хирург? Да, вроде бы похоже, что Антипов интересовался реликвией. Но если это совпадение? Не знаю, Валентин. Не понимаю, как все это связано, и…
Седов собирался сказать, чтобы Тихомиров повременил с передачей дела, но его прервал звонок сотового телефона.
От тонкого взволнованного голоска Вронской стало стыдно. Да, он забыл сообщить милиции Зареченска о том, что ожидается приезд его людей. Совсем из головы вылетело. Но ничего, сейчас все уладится.
А потом стыд исчез.
– А офицера ФСБ тоже отпустить? – поинтересовался милиционер, и от этого вопроса из воздуха почему-то испарился кислород.
Задыхаясь, Седов опустился на стул. Он ждал пояснений. И предполагал, чье имя ему назовут, и очень хотел ошибиться.
– Сергей Филимонов, – прозвучало в трубке.
У Седова невольно вырвалось:
– П…ц!
Валентин вопросительно поднял брови, и Володю как прорвало:
– Валик, я дурак! Я полный идиот, я кретин! Все это время убийца орудовал у меня под носом!
***2
Радость Снапа не поддавалась описанию. Он бросался Лике на грудь и, едва не сбив ее с ног, норовил лизнуть в лицо. Потом убегал в коридор, делал круг почета, возвращался в прихожую и плюхался на живот, подставляя спину под руки хозяйки. Через секунду переворачивался и, колотя хвостом по полу, требовал, чтобы ему почесали брюшко. Затем снова прыгал, потом опять крутился волчком.
– Все-все, я пришла, – устало пробормотала Лика, отворачиваясь от холодного, тычущегося в лицо носа собаки. – Снап! Веди себя прилично! Как тебе не стыдно! Ты меня сейчас уронишь!
Пес отпрыгнул и возмущенно тявкнул, давая понять, что ему ни капельки не стыдно. И, вцепившись зубами в лежавший на полу коричневый кожаный поводок, снова рванул к хозяйке.
Лика посмотрела на часы. Да, поездка в Зареченск заняла много времени. Но не настолько, чтобы Снапуха действительно измучился в ожидании прогулки. Ему уже больше года, два выгула в день достаточно. А утром пес побегал по парку, так что теперь все эти страдания – не более чем театральный эффект.
– Ты – моя наглая хитрая собака, – вздохнула Вронская. – Ладно, что с тобой сделаешь. Гулять так гулять. Пошли!
Снап довольно взвизгнул и бросился к двери.
Лика летела вслед за рвущимся с поводка псом, и у нее даже не было сил, чтобы прикрикнуть на вредное животное.
Разочарование опустошило ее всю, целиком и полностью.
…Отец Алексей час осматривал алтарь Спасо-Преображенской церкви. Потом, устало опустившись рядом с Ликой на пол, рассказывал про то, что святыня разорена. Нет иконостаса, отделяющего главную часть храма от средней. Нет и святого престола, на котором происходит таинство святого Причастия. От жертвенника тоже уцелели лишь обломки.
Лика слушала, и, срываясь на крик, требовала, чтобы отец Алексей снова вернулся в алтарь, еще раз все осмотрел, простучал стены, пол, все обломки, все, что только имеется. И снова ждала. Но священник опять вернулся ни с чем.
Тогда она, отобрав фонарик, приблизилась практически вплотную к возвышению в центре храма, и, осветив находящееся справа небольшое углубление, издала радостный возглас.
– Это ризница, – устало пояснил отец Алексей. – Для хранения одежд используется, утвари. Я там тоже все осматривал. Прошу, только не ступайте на солею и тем более на амвон. Грех…
Еще час Лика провела, методично простукивая стены, колонны и пол церкви. Но все оказалось безрезультатно.
Эмоции отца Алексея остались для Вронской загадкой. На обратной дороге в Москву он увлеченно читал Евангелие.
Лика, горя желанием пожаловаться на неудачу, набрала номер Седова. Но следователь, быстро уточнив, все ли в порядке, нажал на кнопку отбоя. А потом просто сбрасывал звонки.
…– Короче, Снап, это просто какой-то кошмар, – подвела итог невеселых воспоминаний Лика. – Мы ничего не нашли. И я даже не ожидала, что это окажется так невыносимо больно. Наверное, я действительно много узнала о трагической истории этой реликвии. И мне до слез жаль погибших людей. В общем, теперь мысль о том, что все это было напрасно, просто сводит меня с ума.
Пес прекратил тянуть поводок и едва заметно вильнул хвостом.
– Что, домой? Ты уверен?
Снап посмотрел в сторону арки, потом перевел взгляд на хозяйку, и Вронская быстро зашагала к подъезду. Усиливающийся ветер бесцеремонно забрался под майку, царапал холодом, заставляя ускорять шаг.
Протереть Снапу лапы. Насыпать в миску корма, смешать его с консервами. Поменять воду в жестяной миске. Заварить себе крепкий чай, сделать пару бутербродов…
Лика выполняла все эти обычные действия неосознанно, механически.
Мысли неотступно возвращались в Зареченск. Очевидно, что тот, задержанный в провинциальном городке, человек тоже креста не нашел. Если их с отцом Алексеем повязали прямо на подъезде к храму, то, скорее всего, и предшественника постигла та же участь. Более того, кажется, сворачивая на узкую проселочную дорогу, ведущую к храму, она даже притормозила, пропуская «уазик». Скорее всего, злоумышленник уже был там. Его милиционеры отвезли в отделение, а потом быстренько вернулись за ними, очередными визитерами. Поэтому парни и выскочили, двое из ларца, из кустов. Напрямую бежали, торопились. Однако, если бы удалось обнаружить реликвию, уж эти простодушные стражи порядка всенепременно бы проболтались. Как миленькие. Несмотря на то, что «указаниев» не было.
Возможно, крест вообще украли намного раньше, в ходе реставрационных работ.
Не исключено, что сами художники к пропаже отношения не имеют. Храм не охраняется, при желании туда можно проникнуть. Может, кто-то так и сделал в поисках наживы. И отыскал крест.
Или же… Или же крест все еще находится в Спасо-Преображенской церкви. Просто пока его обнаружить не удалось.
– Да, этот вариант мне нравится больше всего, – пробормотала Лика, поглаживая уткнувшуюся ей в колени морду Снапа. – В конце концов, будем рассуждать логически. Очевидно, что этот храм никогда строго не охранялся. И реставрационные работы там велись, как говорит отец Алексей, еще в советские времена. И видимо, человек, прятавший крест, учитывал все эти аспекты. Значит, там было какое-то надежное место. Очень надежное…
Залпом допив чай, Лика ополоснула чашку и пошла в спальню, включила компьютер. Верный Снап притащился следом, забрался под стол и с гулким, испугавшим бы непривычного человека стуком рухнул на пол.
«Спасо-Преображенская церковь в Зареченске», – подключившись к Интернету, задала Лика параметр поиска.
«Одна из главных достопримечательностей нашего города…» – жизнеутверждающе начиналась первая же найденная статья.
– Да уж, достопримечательность! А в каком состоянии, – пробубнила Вронская, открывая снимки храма. – Ого, а и фрески, оказывается, даже фотографировали. Какая красота и какое варварство! И…
Она умолкла, пристально вглядываясь в экран.
Не может быть!
Не может быть, но… Вот, на части открытой реставраторами фрески различается святой престол, а на нем семисвечник и запрестольный крест.
Получается, это тоже алтарь! Храма на Широкой, как и указано в записке. Но только алтарь, изображенный на фреске!
Скопировав картинку, Лика загрузила программу просмотра графических изображений и увеличила фотографию. В слабо различимой под росписью и штукатуркой кирпичной кладке угадывается что-то похожее на цемент. Везде, кроме участка в правом верхнем углу. Возможно, там камень не скреплен раствором. Возможно, без многократного компьютерного увеличения, простым невооруженным глазом этой особенности даже и не видно! Тайник?! Надо бы проверить!
Бросив еще один взгляд на экран, Лика выключила компьютер.
На часах половина второго ночи. Звонить отцу Алексею уже поздно.
Седов?
Вронская набрала номер следователя, выслушала равнодушное «абонент отключен или находится вне зоны действия сети» и упрямо тряхнула светлыми кудрями.
– В конце концов, одной даже лучше! – пробормотала она. – Никто не будет ни мешать, ни советовать. Так, мне надо надеть свитер, потому что на улице похолодало. Взять нож – а как еще камень или даже целую плиту извлекать. И батарейки для фонарика…
Через десять минут она завязала кроссовки, забросила на плечо рюкзачок и прокричала сонному, вышедшему в коридор Снапу:
– Пока, Снапкин! Веди себя прилично, я скоро вернусь…
***3
Едва слышно потрескивает, оплывая, тонкая свеча в голубом фарфоровом подсвечнике. В покое пахнет ладаном, после вечерней службы этот запах до утра благословляет каждый закуток в церкви. От икон в золотистых окладах, озаряемых красными и синими огоньками лампад, исходят свет, тепло, благодать Божья.
Отец Алексей, оторвавшись от записей, посмотрел на просветленный лик Николая-угодника, мысленно попросил воспомоществления в делах, и вновь склонился над бумагой.
После недавней поездки в Зареченск он совершенно четко понял, о чем будет говорить в проповеди.
Как и Лика, многие люди страшатся самих себя, потому что, найдя себя, человек находит Бога. Так зарождается бег к внешнему – к делам, сиюминутным задачам, мгновенно возникающим все новым и новым потребностям, никогда не заканчивающимся радостям и соблазнам. Человек все более и более начинает бояться самого себя. И разменивает глубину свою на внешнюю суету. Боязнь самого себя есть боязнь Бога как непонятного, неизведанного, сильного.
У каждого своя дорога к Всевышнему. Рано или поздно Господь со своей любовью приходит в каждое сердце, и грешное, и тронутое неверием, всякое. Люди, ощутив это так же ясно и непреложно, как видят показывающееся из-за горизонта солнце, понимают величие Господне. Но снова в душах появляется страх. Начинает казаться, что жить по вере и исполнять волю Божью – это трудно. Что надо совершать большие дела, решать сложные задачи, что требуется полная самоотверженность, всецелая преданность, отречение от всего земного. И уже многие решают смириться, думая, что не в силах справиться, что тяжел крест, что не по плечу громадная ноша. Как согрешившие Адам и Ева, начинают избегать Господа. Но не требует цветок целого моря воды. Ему достаточно полстакана, и он снова полон сил, оживает, радует глаз своей зеленью. И умирающему от голода не нужен пуд хлеба. Всего лишь куска будет довольно, чтобы организм его восстановился. На пути нашем земном мы можем сделать много добрых дел. И пусть это маленькие дела. Пусть простые. «И кто напоит одного из малых сих только чашею холодной воды, во имя ученика, истинно говорю вам, не потеряет награды моей», – говорил Иисус. Каждый может творить добро, и даровать любовь, и делать добрые дела. Но, делая добро, выполняя волю Господа, следуя по указанному Им пути, не надо и эгоистично стремиться утяжелить свою ношу. Не дает Господь человеку ничего, что не по силам его. И требование большего, и непокорное роптание – это опять дорога к внешнему, путь из духовной глубины, бег не в том направлении…
«Не обладает Лика смирением, – подумал отец Алексей, отложив ручку. – Нет воли Господа, чтобы крест Евфросинии Полоцкой вернулся к людям. Но Лика не может этого понять и принять. Ах, как же ей объяснить, что малое, самое легкое добро творить на земле предписано человеку, а все само сложное Творец на себя взял. „Смотри на действование Бога: ибо кто может выпрямить то, что Он сделал кривым“. Но как объяснить? Найти бы те слова.»
Он собирался вновь вернуться к тексту проповеди. Но… так некстати вдруг вспомнился тот поцелуй… и ее умоляющие зеленые глаза… нет, все правильно, что удалось устоять перед искушением… винить себя не в чем… но и забыть невозможно… А потом вдруг волнение бушующей бурей неожиданно заполонило душу.
– Лика? Она в беде? Предчувствие чего-то темного становится все сильнее, – прошептал священник, разыскивая среди вороха бумаг и книг сотовый телефон.
Часы на дисплее равнодушно показывали два часа ночи.
Но все же отец Алексей, вспомнив, что Лика говорила о своей привычке работать ночами напролет, набрал номер Вронской.
«Абонент отключен или находится вне зоны действия сети».
«Она же говорила, что журналисты никогда не отключают сотовый, – вспоминал священник, задувая свечи. – Что иногда это так неудобно. Номер уже узнали поклонники ее книг, и иногда она едва задремлет, и кто-то звонит, просит автограф или вовсе просто молчит… Беда, с ней случилась беда, что же делать?»
Первый порыв – броситься за помощью к следователю. Но, выйдя из церкви, священник не увидел в находившемся напротив здании прокуратуры ни одного горящего окна.
Ноги сами понесли его к машине. Он завел нервно всхлипнувший мотор и осторожно тронулся с места.
«Она в Зареченске, – решил отец Алексей, переключая передачу. – В Спасо-Преображенской церкви нет связи. Когда я был там, до меня пытались дозвониться, и ничего не вышло. Неужели она среди ночи помчалась туда? Наверное, решила еще раз осмотреть алтарь. Хотя я заглядывал в каждый закуток и объяснял: бесполезны дальнейшие поиски».
Дорога по пустынной трассе заняла меньше часа, небо едва начало светлеть новым утром.
– Она действительно в храме, – прошептал священник, останавливая «Жигули» рядом с Ликиным автомобилем. – Вот только увижу ее в алтаре! Объясняй не объясняй, все по-своему делает!
Он быстро подтянулся, забрался на подоконник, и…
Все произошло в считаные мгновения. Стоящая на лесах Лика вытащила из колонны камень. И яркое, во сто крат сильнее желтого фонарного пятна, прилепившегося к потолку, сияние полилось из отверстия. Вронская осторожно вытащила крест. Крест! И отец Алексей успел подумать, что он невероятно красив, он божественен и не поврежден вовсе. Потом откуда-то из темноты метнулась тень, и Лика вместе с реликвией полетела на землю. И из темноты же в направлении окна просвистел камень. Отец Алексей инстинктивно отшатнулся, потерял равновесие и скатился на росистую траву.
– Милиция! Уходим! – прокричал мужской голос внутри храма.
Какая-то часть смятенного сознания понимала: в храме находятся люди, люди с недобрыми намерениями, возвращаться туда опасно.
Но… как же Лика?
Отец Алексей подтянулся и, вскарабкавшись на окно, зажмурился.
Яркий, молочно-белый свет слепил глаза. Он был таким сильным, что пришлось прикрыться ладонью.
Священник шагнул на подоконник, потом прыгнул внутрь, к распластанным на полу телам, к сидевшей, задрав голову, Лике.
– Э-это ч-что?! – едва слышно спросила, обернувшись, Вронская.
Из центрального купола церкви водопадом низвергался световой поток. Он обминал возносящуюся вверх фигуру в монашеском, но белоснежном одеянии.
Сверкает золото креста Евфросинии Полоцкой, переливаются драгоценные камни. Уносит Ангел на небо поруганную людьми святыню…
Когда предрассветные сумерки снова заполнили храм, сквозь застилающие глаза слезы отец Алексей разглядел: Лика поднялась, склонилась над лежащими без сознания мужчинами.
– А эти гады дышат, – пробормотала она и, задрав свитер, вытащила из джинсов кожаный ремень. – Помогите мне, пожалуйста. Они сильные, надо их того, повязать…
Невольно улыбаясь, отец Алексей покачал головой и, взяв ремень, стал его закручивать на запястьях ближайшего, длинноволосого, мужчины.
– Хм, где мой рюкзак? – Лика осмотрелась по сторонам. – Ага, внимание, смертельный номер. Знаете, как мои книги пиарят? Леди-детектив, вы ж понимаете. Не, ну на телевидение я в костюме и на шпильках хожу. Леди так леди. Но видели бы телевизионщики мой рюкзачок… Отлично! Ринговку Снапкину я так и не достала. Держите!
Она протянула узкую капроновую веревку, одобрительно кивнула:
– Да, вы его покрепче. Кстати, вот, там у колонны еще ножик валяется. Я все понимаю, не убий и все такое. Но эти ж гады агрессивные, так что вы не теряйте бдительности! Я сейчас в машину сбегаю и вам еще буксировочный тросик сброшу. Вы их для пущей верности друг к дружке привяжите. А я поеду милицию разыскивать. Сами мы их из церкви ни за что не вытащим. К тому же это опасно!
– Подождите! – отец Алексей схватил ее, намеревавшуюся ускользнуть, за руку. – Вы… вы тоже это видели?
– Да. Я не понимаю, что это было. Кажется, вот этот мужик с короткой стрижкой потянул меня вниз, и я упала с лесов. Крест, довольно тяжелый, находился в моих руках, я это точно помню. Потом меня как выключили. Пришла в себя от огромного теплого луча света. От яркого свечения глаза заболели. Но – лишь на секунду, потом боль прошла. И… белая фигура, в руках крест… Мне… мне сейчас так хорошо, как никогда в жизни не было, точно. Я стараюсь об этом не думать. В голове не укладывается. Вот и несу полный бред. Это нервное. Но…, – она лукаво улыбнулась. – Отец Алексей, согласитесь, лучше бы вместо креста исчезла парочка этих товарищей!
«Прости ее, Господи, – подумал священник. – У нее доброе сердце. Только иногда она не ведает, ни что творит, ни что говорит».