В дверь Петра Легкова Наташа Захарова даже не звонила. Сразу полезла в сумочку за своим комплектом ключей. Сегодня Пете должны привезти первые сшитые по его эскизам модели. Бесполезно трезвонить. Все равно не услышит. Рассматривает, наверное, каждую строчку на своих оживших фантазиях, каждую пуговку, молнию, все-все…

– Ты? Здесь? – войдя в прихожую, изумилась Наташа.

Петр сидел на пуфике, прижавшись спиной к стене. Он опустил прикрывавшие глаза ладони, и Наталья вздохнула. Опять двадцать пять, весь в слезах и соплях.

– Что, коллекцию не привезли? – холоднее, чем обычно, поинтересовалась она.

Не забывается то имя, слетевшее с губ. Не прощается. Сам Петя ведет себя так, словно бы ничего не произошло. Заметив, что отношение к нему слегка изменилось, даже поинтересовался, в чем дело. Наташа не нашлась, что сказать в ответ…

– Не расстраивайся, ну завтра привезут. – Захарова с наслаждением сбросила туфли, погладила хлюпающего носом Петра по длинным спутанным волосам. – Ты же все заказы швеям раздал с запасом по срокам. Время терпит. Давай, поднимайся. Я ужин буду готовить, а ты посиди со мной. Соскучилась по тебе, мой поросеночек!

Направляясь на кухню, Наташа бросила машинальный взгляд в освещенный слабым светом торшера зал и остановилась.

– Петя! Ничего не понимаю! Все куклы в одежках! Раз часть коллекции привезли – в чем причина мировой скорби?

– Смотри! – взвизгнул Петя и бросился в комнату. Вспыхнула люстра, и Наташа затаила дыхание. Какая красотища на манекенах, господи! А она еще волновалась за темные ткани! Да они не могли быть другими. Черный шелк, прозрачный гипюр, лен, хлопок. Модели потрясающие. По эскизам и предположить было нельзя, что платья, юбки, блузки, все то, что обычно, станет таким необычным, обольстительным, прекрасным.

– Петя, ты гений, – честно призналась Наташа, осторожно поглаживая черное платье с узким плотным лифом, разлетающееся книзу многочисленными расклешенными невесомыми клиньями. – Ты гений. Я уже хочу его надеть. Петенька, поросеночек мой, у тебя талант. Мне хочется жить, когда я смотрю на твою работу!

Петр недоверчиво на нее посмотрел:

– И это ты говоришь про самое ужасное платье?!

– Ужасное? Оно прекрасно!

– Ты не понимаешь! Не понимаешь!! Оно сшито не Татьяной!

Наташа внимательно осмотрела швы. В идеальном порядке. Может, ткань перепутали? Такое один раз случилось.

– В этом платье нет души. Оно мертвое, мертвое, разве ты не видишь, – раздраженно сказал Петр.

Он бросился на диван и горько зарыдал.

– Не могу же я все делать сам, – всхлипывал Петя сквозь слезы. – Не могу сам кроить, сам шить. Я генерирую идеи. Подобрал людей, которые умеют их воплощать. Швеи понимают меня с полуслова. А Татьяна… Видите ли, она заболела. И отдала мое платье другой портнихе. Та сшила его хорошо, правильно. Но в нем нет души. Безжизненное. Ужасное! Кошмарное!!!

– Ты сгущаешь краски. Платье шикарное. Никто, кроме тебя, не различает нюансов работы швеи. Да, у каждого специалиста свой почерк. Я рисую девочкам мордочки так, а кто-то другой иначе. Мы видим отличающиеся штрихи, но если тебе показать два снимка одной и той же модели, накрашенной разными визажистами, ты скажешь – одно лицо, одна рука. Так и здесь, Петя! Платье превосходное. Я горжусь тобой, милый. Подожди, я сейчас…

Наташа сходила на кухню и принесла шоколадку. Сейчас – необходимо. Пусть успокоится. Шоколад, вкусный ужин – и гений придет в норму. Сложно жить с такими людьми. Они все в своей работе, то экстаз, то депрессия, то истерика…

Наташа чистила картошку и улыбалась. Потрясающие модели Петра здорово поднимают настроение. Пожалуй, можно и какой-нибудь музыкальный канал включить, пусть поет себе, пока она отобьет говядину.

Музыкальный канал все не находился. Наташа щелкала пультом, перепрыгнула с футбола на криминальные новости.

– Взорвана машина известной модели агентства «Russia» Светланы Никодимовой, – донеслось с экрана.

– Петя! – закричала Наташа, прибавляя звук. – Скорее сюда, Свету убили!

«Так ей и надо, – довольно подумала она, слушая голос комментатора за кадром. – От полученных ранений скончалась на месте. Отлично!»

– Ничего не понимаю, – растерянно пробормотал Петр, когда сюжет закончился. – Почему столько девочек в последнее время погибало?

– Надеюсь, меня ты в этом не подозреваешь? – холодно осведомилась Наталья. – От тебя в последнее время одни претензии. Знаешь, что я подумала? Отложи показ коллекции, а? Давай подождем, пока все успокоится. Так будет лучше, правда.

Петр вздернул подбородок и надменно произнес:

– Ни за что. Шоу маст гоу он, девочка моя! Даже хорошо, что это произошло. Можно будет обыграть: черный цвет, траур. Слушай, да это просто удача – что Свету взорвали!

– Не вздумай об этом говорить! – испугалась Наташа. – Не ровен час, посторонние услышат, ментам настучат, а у них знаешь какая хватка? Я тебе рассказывала, как меня мурыжил этот следователь. Кто-то из девчонок, наверное, проболтался, что я им иногда всякие таблетки рекомендую. А права-то не имею, у меня нет медицинского образования. К дерматологу они ходить ленятся. Но кому что докажешь в этой ситуации? Конечно, я все отрицала. Но мне показалось, что следователь не поверил. Так что ты, дорогой, помалкивай о своей радости. И мне, и тебе спокойнее будет.

– Что ж, поскольку Свету убили, открывать показ будет Ариночка, – Петр довольно причмокнул. – Какая красавица, правда? Видела, какая у нее грудь? И ножки длинные…

Пальцы Наташи, сжимавшие тарелку, невольно разжались, и стекло брызнуло по плитке пола.

– Какая ты неловкая!

С языка готово было вот-вот сорваться: «Умолкни! Я люблю тебя, с ума схожу от ревности, мне больно. Мне больно, когда ты восхищаешься Арининой грудью! Мне больно, когда ты трахаешь меня и произносишь ее имя!»

Наташа молча водила веником по полу. Лишь мелькнула шальная мысль: «Почему не Аринина машина взорвалась?..»