Глава 6

Алистер Кроули отложил полученное от Джеральда Келли письмо и с горечью вздохнул.

Брат жены прислал печальные новости: алкоголизм Роуз прогрессирует. Несмотря на все усилия врачей, несмотря на то, что Роуз прошла несколько курсов терапии в клинике, ситуация становится все более тяжелой. Джеральд пишет, что Роуз выпивает в день не меньше бутылки виски; она исчезает утром и появляется дома только после обеда, едва стоит на ногах и двух слов связать не может.

Как так получилось, что молодая красивая женщина стремительно превратилась в алкоголичку?

Не смогла пережить смерть их первой дочери, Нюи Ма Ахатхор Геката Сапфо Иезавель Лилит? Боль от такой утраты действительно никогда полностью не пройдет; с этой раной на сердце предстоит жить всегда. Но ведь у них очень скоро родилась вторая девочка, Лола Заза, и Роуз могла бы отвлечься заботами о ней.

«Моя жена – большая актриса, – с раздражением думал Алистер, меряя шагами просторную гостиную, обставленную классической добротной мебелью. – Ее по-настоящему никогда не интересовала ни магия, ни путешествия. Она делала вид, что ее все это волнует, – но на самом деле мечтала получить обычного, скучного мужа, заурядного и банального. Я мог подарить ей полет, небо, звезды, чудесное колдовство. Но я никогда не мог дать ей обыденности, потому что это противоречит моей натуре и всему тому, к чему я стремлюсь… Нет, Роуз больше не место в моей жизни! Она как балласт, постоянно отвлекает мою энергию на разные глупости. Надо подавать на развод, и…»

От размышлений о жене Алистера оторвал звонок в дверь. Вспомнив, что дворецкий сказался больным и ушел к врачу, Кроули заспешил к двери.

На пороге оказался Виктор Нойбург, и Кроули обрадованно улыбнулся.

Этот нескладный темноволосый юноша, частенько забывающий помыться и воняющий козлом, такой забавный!

Виктор увлекался магией, у него была репутация сильного медиума – совершенно справедливая, как убедился Алистер после первой же совместной магической практики.

Однако главной его чертой, пожалуй, являлась невероятная доверчивость.

Виктор был девственником. Алистер сводил его в публичный дом, а потом в шутку сказал, что теперь Виктору надлежит предложить падшей женщине, с которой он провел ночь, руку и сердце.

– Я сделаю это, – взволнованно прошептал юноша, покрываясь румянцем. – Да-да, я готов нести ответственность за свои действия.

Ну как можно было не любить такого идиота, не радоваться его обществу!

– Ну что ты застыл, присаживайся! – Когда они прошли в комнату, Алистер махнул рукой в сторону дивана, поправил бархатный темно-красный халат и протянул Виктору склянку с кокаином. – Давай, вдохни немного!

Виктор испуганно замотал головой, и Кроули недоуменно пожал плечами.

А ведь у этого парня много силы! Зачем она ему – если он всего боится, как кролик, и дрожит от безвиннейшего предложения вдохнуть наркотика!

«Если бы я не видел, как Виктор разговаривает с демоном, ни за что бы не поверил, – подумал Алистер, машинально отмечая, что, должно быть, гость накануне визита догадался принять ванну – от него совершенно не несет потом. – Я легко вызываю демонов, но они начинают творить все, что им заблагорассудится. Я не могу их подчинить своей воле, не могу их контролировать. Виктор тоже не может – но он их слышит, а мне, при всех моих возможностях, это недоступно…»

Поерзав на краешке дивана, Нойбург вдруг соскользнул на пол, встал на колени, низко наклонил голову – так что Кроули смог без труда разглядеть маленькую, не больше монетки, лысину в самой гуще черных вьющихся волос.

– Пожалуйста, не откажите в моей просьбе… Всем сердцем своим я вас умоляю – станьте моим учителем, сделайте меня своим учеником…

Алистер больше не слышал умоляющего шепота Виктора. В его голове как будто что-то щелкнуло. И он понял, в каком направлении ему надо идти.

Он устал от семьи. С Роуз надо кончать, ее алкоголизм – неразрешимая проблема.

Он устал от магического общества, в котором состоит, от этой надоевшей до смерти «Золотой зари». Там давно нет реальной работы – только вечные скандалы: кто главнее, кто сильнее.

Значит, пришло время основать собственный орден и собственную школу. И вот у него уже даже имеется первый ученик, причем хороший ученик, с очень большим потенциалом…

– Виктор Нойбург, ты будешь посвящен во все те знания, которыми я обладаю. – В этот миг Алистер хотел выглядеть значимым и величественным, он расправил плечи, выпрямил спину. – К занятиям мы приступим завтра в парке. Для начала мы проведем тренировку по йоге. Йога полезна для магии.

– О, учитель, спасибо, спасибо! – Лицо Виктора выражало странную смесь эмоций: искреннюю радость и такой же искренний испуг. – Но… йога в парке – это так обязательно? Я стесняюсь… Мне кажется, все будут глазеть на меня и хихикать… Может, мы могли бы позаниматься здесь, у вас в квартире?

– Сейчас ты дашь мне обет полного послушания. Любое мое приказание будет исполняться беспрекословно. – Алистер приблизился к стоящему на коленях парню, бросил на него пронзительный взгляд. – Ты понял меня? Иначе я не стану тебя учить.

– Да, даю обет послушания. Я все понял. Простите.

– Сегодня ты возьмешь подстилку и будешь спать в саду, как собака.

– Хорошо.

– Это отобьет у тебя желание со мной спорить.

– Хорошо.

– И мы все-таки пойдем в парк заниматься йогой.

– Хорошо, учитель.

Алистер удовлетворенно кивнул.

Учеников, как и женщин, надо держать в строгости. С Роуз он был недостаточно тверд. Больше такого не повторится…

По долгу службы мне часто приходится соприкасаться с горем. Эксперты так или иначе видят родственников тех, кто побывал на секционном столе. Да, для выдачи тел в морге организован отдельный выход, а в секционной убитым горем родным вообще нечего делать, охрана их просто к нам не пропустит. Но все равно – идешь на работу и изо дня в день встречаешь людей, раздавленных бульдозером горькой беды; они что-то обсуждают с нашими санитарами или просто плачут где-нибудь в уголке, или терзают мобильные телефоны, чтобы заботами об организационной стороне дела заглушить боль.

Но поведение Тамары отличается от всех тех моделей поведения, к которым я привыкла. И меня это беспокоит.

Лучше бы она рыдала или выбирала одежду для похорон.

Да что угодно – только не это спокойное лицо. И жуткий, невозмутимо-хрустальный голос.

– Вы говорили, у Игоря сердце сдало? – чуть ли не светским тоном интересуется Тамара.

Я все понимаю: врачи вкололи ей лошадиную дозу успокоительного.

Но боль матери, потерявшей единственного сына, не заглушить самыми сильными препаратами.

Тамара спокойна, как танк, – и это очень, очень плохо. Когда страдания слишком велики – психике человека проще сломаться, чем принять боль. Сознание отказывается воспринимать происходящее – а это верная дорога к психиатрам.

Ерзаю в кожаном кресле, что-то мычу про миокардиодистрофию, а Тамара вдруг меня перебивает:

– Сердце, болезни – все это к смерти Игоря не имеет никакого отношения. Его убили Таро Тота. Сейчас я вам все расскажу, давно пора…

Ее прорывает как плотину.

– Я все про вас знаю, Наталия. Вы пришли ко мне, чтобы узнать, кто убил вашего коллегу, – быстро шепчет Тамара. – Вы не хотели это афишировать. Но еще до того, как вы переступили порог, я все про вас знала. Вы только нам позвонили – а я уже считала с вас всю информацию, как с открытой книги. Вы зря пришли к нам в школу, просто время напрасно потеряли. Не среди учеников находится преступник. Ваш Илья сам себя убил. Нельзя было прикасаться к тем вещам, к которым он прикасался. У Алистера Кроули не просто темная энергия – у него сильная черная энергия. Чернее не бывает. Я даже не могу себе представить большую силу. И те люди, которые в этом всем хотя бы чуточку разбираются, – они стараются вообще не упоминать это имя. А тут – карты… Таро Тота, которые создал черный маг… Они и в миллионной тиражированной копии способны непредсказуемо изменить судьбу человека. У Ильи, я в этом совершенно точно уверена, был оригинал. Одна из самых первых колод, рисованная, но, как ни странно, совершенно не потемневшая от времени. А знаете, почему те карты не темнели? Потому что они долгие годы всасывали жизненную людскую энергию, питались ею. – Тамара легонько покачивается взад-вперед, в такт своим словам. – И Илья все это к нам в школу притащил! Как только я эти карты увидела, сразу поняла – быть беде. Потом, когда я поняла, что моего ученика больше нет, я пыталась увидеть подробности убийства. Информация закрыта. Там стоит сильная защита, сломать которую быстро у меня не получилось, я потеряла много сил.

– У Ильи были старинные Таро Тота?

– Да не просто старинные Таро Тота! У него была колода, которую держал в руках и с которой работал сам Алистер Кроули.

– Вот это да! Вы уверены? Но как карты Кроули могли попасть к нему?!

Тамара пожимает плечами:

– Понятия не имею. И смотреть не буду – мне это совершенно неинтересно. Кроули много путешествовал, его школы открывались везде – от Италии до Туниса. Много его учеников впоследствии организовали обучение оккультным наукам. И мне наплевать, по какой цепочке все это пришло в Россию. Как только Илья показал мне старинные предметы, доставшиеся ему от деда, – я сразу же учуяла эту черную силу. От нее дрожь по телу, я вся выгнулась прямо. Илье надо было избавиться от карт! Но он не послушал меня! Глупый – он, может, решил, что я завидую ему или хочу получить проклятую колоду! Да от такого бежать надо сломя голову! Никогда ничем хорошим игры с Кроули не заканчиваются! И вот эти карты убивают – сначала они забрали Илью, теперь моего Игоря… Знаете, Наталия, я не все в своей жизни хорошо делала. Я и порчи наводила, и проклятия накладывала. Мне казалось, что, если клиент ко мне с таким заказом приходит, значит, так угодно высшим силам. Это его выбор, его ответственность. Но со временем понимаешь: нельзя заходить за ту черту. И дело не в том, что пострадаешь. А просто там нет ничего – ни света, ни любви. Там чернота. Жить не хочется. Там и не может хотеться жить…

У меня в голове вертится множество вопросов.

Во-первых, расклад вырисовывается следующий: если Илью убили из-за карт, то получается, Тамара вряд ли была заинтересована в их похищении.

Ну не верю я, что мать, только что потерявшая сына и вся заледеневшая от горя, сейчас будет врать и кривить душой. К тому же… когда Тамара говорила о картах… я тоже чувствовала каждой клеточкой своего тела необъяснимый ужас… и легкую дрожь, и холод…

Нет-нет, Тамара – я в этом уверена – не стала бы воровать карты.

Но, может, их разговор подслушал кто-то из учеников магической школы? А хоть бы тот же готический Стас! Он молод, мозгов нет, желаний куча. Такой запросто мог не осознать всей опасности…

Во-вторых, обязательно надо уточнить вот какой момент. Карты Кроули – это огромная сила. Но ведь не может человек, который их похитил, не оставить на тонком плане следа. Только вот информация почему-то заблокирована. У Дениса почти не получается ничего увидеть с того временного отрезка. Но, может, Тамара знает какие-нибудь техники, позволяющие обойти этот барьер, и…

Впрочем, ничего сказать я не успеваю. Потому что в комнате сначала зажигается люстра, торшер, боковые светильники; и начинают орать телевизор и музыкальный центр.

Потом вдруг так же неожиданно все приборы отключаются, и наступает тишина.

Затем комната наполняется едким, зловонным дымом, и по всему периметру вспыхивает яркое пламя внезапного пожара…

Не знаю, какой период времени я не могу пошевелить ни рукой, ни ногой – просто тупо смотрю на пламя, бегущее по стенам. Огонь весело слизывает занавески, прыгает по деревянным маскам и статуэткам – а я отстраненно за этим наблюдаю, и где-то на заднем фоне плещется слабое удивление. Почему же я совершенно не боюсь? Не бегу из самого пекла пожара, не пытаюсь вытащить Тамару, спокойно сидящую в кресле с таким невозмутимым лицом, как будто бы ничего не происходит.

Меня отрезвляет жар.

Хочу вдохнуть – а легким становится горячо-горячо.

Да что это со мной было? Еще немного – и концы бы отдала!

Бросаю взгляд на Тамару и несусь к ней – ее одежда уже объята пламенем, волосы трещат.

Все-таки врачи перестарались с дозировкой успокоительного!

Ладно, у нее вместо крови концентрированный раствор валерьянки. Но я-то почему тормозила? Впрочем, потом разберусь с этим, сейчас явно не время!

Хватаю Тамару за руку, тащу к двери. Точнее – к тому месту, где была дверь – сейчас там огненное пламя, прорваться через которое, кажется, нет никаких шансов.

Тамара послушно, как кукла, идет за мной.

Крепче сжав ее ладонь, я зажмуриваюсь, бегу вперед.

И ору как сумасшедшая – в прихожей тоже все горит и дымится, а кислорода вообще нет.

Тамара теряет сознание, просто отключается, опускается на землю.

На долю секунды я вспоминаю, как противно воняют паленые трупы в нашем морге. Господи, вот же подлянку подкину кому-нибудь из коллег, и…

И вдруг случается чудо.

Входная дверь вылетает, по коридору расплескивается струя воды, и к нам бросаются люди в комбинезонах и масках.

Где-то внизу начинает истошно выть «Скорая», и вот уже Тамару кладут на носилки. А у меня возле лица оказывается смоченная какой-то жидкостью салфетка – и я чувствую, как дышать сразу же становится легче.

– Тома, как ты? Тамара, Тамарочка…

Краем зрения вижу мужчину, склонившегося над носилками. И сразу же вспоминаю, что уже видела его пару раз, – это муж Тамары, кажется, его зовут Виктором. Обычно такой невозмутимый и представительный, сейчас он выглядит, понятное дело, не фонтан – губы трясутся, лицо залито слезами.

Приподнимаюсь на локтях и едва удерживаюсь, чтобы не застонать.

Тамара обгорела очень сильно. На мне ожогов, как ни странно, нет, только гари наглоталась, аж в легких саднит. А Тамара обуглилась, как головешка.

Навскидку не скажу, сколько процентов кожи обожжено. Мне сложно рассмотреть часть туловища женщины. Но то, что я вижу, – это ужасно. Степень поражения, похоже, очень велика; ожоги обильные и глубокие. Я не уверена, что такие травмы вообще совместимы с жизнью.

Тамара открывает глаза, и у меня мороз проходит по коже.

В них такая мука, описать которую невозможно.

Нечеловеческая боль, невыносимая.

Увидев взгляд Тамары, муж начинает кричать:

– Помогите ей, сделайте что-нибудь! Ей же больно! Она же дышать от мучений не может!

К нему подскакивает медсестра со шприцем.

Пожарные негромко переговариваются.

Судя по их репликам, они не понимают, почему возгорание проводки вызвало такое сильное пламя в нескольких комнатах квартиры.

Я слушаю их недоуменные рассуждения – и мне становится страшно.

Я вдруг начинаю понимать, что вот именно сейчас у меня остался последний шанс переждать сокрушительную бурю. Спрятаться от мощной черной силы, уничтожающей все и всех на своем пути. Последний шанс – другого не будет. Если я им сейчас не воспользуюсь и не приторможу – мне придется несладко…

Муж молчит, но мне кажется, что я слышу все его мысли столь же явственно, как будто он произнес их вслух.

Ужасно переволновался.

Хорошо, что для меня лично вся эта ситуация обошлась без особых потерь.

И по логике – надо бы забить на все происходящее, спрятаться в своей норке, стать страусом. Но только, находясь в безопасности, с собственной совестью все равно не договоришься. Получится, что мы кинем коллегу, не выполним последнюю просьбу Бороды; струсим и отступим.

И чем жить с такой тяжестью на сердце – лучше перебороть страх, все как следует обдумать и двигаться дальше. Ну, или по крайней мере попытаться…

– Если проводка коротнула – возникновение пожара возможно. Но, конечно, выглядит это совершенно иначе, чем ты описывала. – Леня на секунду умолкает. Мимо нас проходит врач – однако это не тот доктор, который проводит операцию Тамаре, и муж отворачивается. – Очаг возгорания в таких случаях – всегда один, и сначала появляется чад, тление. Это может даже несколько часов занять. А еще сейчас везде ставят предохранители. Если перепад напряжения был в одной комнате – то в других помещениях все отрубается.

Я грустно вздыхаю. И пожарные о том же самом толковали. Тот огонь в квартире Тамары к техническим неполадкам не имел ровным счетом никакого отношения.

– Возможно, и смерть Игоря, выглядящая так естественно, на самом деле таковой не является. – Я встаю со скамейки (они в этом больничном коридоре жутко неудобные, слишком низкие – в детском саду их, что ли, взяли?), делаю пару шагов и возвращаюсь. – Просто сначала я не подозревала…

Выговорить «такой чертовщины» я так и не решаюсь.

Народная мудрость «не поминай лиха» – на самом деле верна.

Имя, упоминание – это ключ к проявлению того, о чем говорится.

Когда я зову умерших людей по имени – очень часто их астральные оболочки приходят ко мне, и…

«Что с мамой? Что говорят врачи?»

Прямо рядом со мной оказывается Игорь.

Мой муж его в упор не видит, что-то высматривает в меню мобильного телефона.

Ну вот, говорю же – иногда, когда зову по имени, приходят. Но часто появляются и по собственной инициативе.

Отвечаю ему мысленно:

«Врач сказал – ситуация сложная. Кожа сильно обгорела».

«Вы можете помочь маме? Вы можете сделать так, чтобы она жила?»

«У меня нет таких способностей, я не занимаюсь целительством. Я только вижу иногда проблемы со здоровьем…»

«Вот, блин, как жалко! Нет, не то чтобы мне здесь плохо. Я толком еще и не понял, как тут. Но мне все-таки реально не хватает тела. И я хочу, чтобы мамочка жила. Достаточно уже и того, что я помер! Не хватало еще, чтобы и мать в ящик сыграла. Батька-то в чем виноват, двоих хоронить! Скидка за опт тут вряд ли утешит…»

А этот Игорь мне начинает нравиться. Помню себя в его положении – мной овладела паника, и было совсем не до шуток. Паренек же молодец – даже пытается демонстрировать чувство юмора.

«Игорь, у тебя прежде болело сердце?» – мысленно интересуюсь у парня и невольно улыбаюсь.

По коридору проходила медсестра. Игорь игриво приобнял ее, сделал с ней пару шагов, чмокнул в щечку и вернулся. Девушка никак не отреагировала на прикосновение астрального тела недавно умершего парня.

«Неа, никогда с мотором никаких траблов не было. Я ваще не понял, что со мной произошло. – Игорь проводил медсестру грустным взглядом, нарисовал ребром ладони в воздухе окружность, явно демонстрирующую шикарный бюст девушки, а потом развел руками: – Блин, и с девчонками без тела не погуляешь… Да, так вот. Маман, как обычно в последнее время, стала ныть, чтобы я никуда не отлучался, и…»

«Подожди-подожди, что значит – «не отлучался»? А почему? Ты уже большой мальчик, – я невольно сглотнула подступивший к горлу комок, – уже большой мальчик… был… Ты в школе учился или поступил уже?»

«Последний год в школе. Поступать думаю – то есть думал, но это неважно уже… А маман с цепи сорвалась – да решила, что я этого ее ученика убил. Сейчас в школе каникулы… И мать меня на свои занятия таскала. Пока вам там всяким астралом мозг парила – я в Инете сидел, девчонок на мамбе клеил… а потом бац – и помер».

– Подожди, подожди… Тамара подозревала тебя в убийстве Ильи?!

От неожиданности я, наверное, заорала во все горло.

– Рыжая, ты чего? – Леня удивленно на меня посмотрел.

А на том месте, где стоял Игорь, больше никого не было…