Глава 5
То был рок! Зов судьбы! Я слышала ее глас, я откликнулась. И снова счастлива, так сильно и прекрасно, как была счастлива только во время наших отношений с Ники!
Но стану писать обо всем по порядку.
Отчего-то очень мне хотелось отметить десятилетие моей работы на императорской сцене. Во снах виделись мне большие яркие афиши – «Бенефисъ Кшесинской 2-й». И уборная, уставленная корзинами с цветами, заваленная подарками. Все ночи я танцевала так прекрасно и отчаянно, как только можно танцевать на своем бенефисе.
А поутру убеждала себя: не принято ведь устраивать такое. Бенефис проводится, чтобы отметить двадцатилетие работы на сцене или же и вовсе – окончательный и полный уход из театра.
Но на следующую ночь все повторялось: афиши, цветы, танец.
Измучившись до невозможности, я решила, что имею право пренебречь сложившимися уже в театре традициями и попытаюсь добиться разрешения все устроить.
Но как это сделать?
Конечно, я могла бы обратиться к Ники. Он ведь всегда приходил на помощь. Может, в нем не было горячей любви ко мне. Но его доброта и милосердие всегда являлись безмерными.
Только он помог мне удержаться в театре в 1896 году. Тогда мне, балерине со сложившимся репертуаром, не дали роли в балете Дриго «Жемчужины», который ставили в честь коронации Ники. Главную роль получила Леньяни, остальные распределили между другими танцовщицами. А мне – мне! – не досталось ничего!!! Да, честно признаюсь, мне было больно видеть Ники рядом с его глупой гусыней Алисой, которую я пыталась полюбить и мысленно называть императрицей. Но, наверное, нельзя все же искренне полюбить ту, которая стала преградой в любви. Мне было больно, однако ж я понимала, что должна получить роль, потому что иначе вся труппа будет надо мной смеяться, и потом дирекция театра вообще перестанет приглашать меня в спектакли. И тогда я написала Ники. Честь моя была спасена. Специально для меня Дриго сочинил дополнительную музыку, Петипа поставил па-де-де, и я была восхитительна в роли Желтой Жемчужины!
Если я начну перечислять интриги, которые плелись вокруг меня, то для записей не хватит любой тетради. Но все же я не могу не сказать о том, как хитро наш директор составлял расписание спектаклей с моим участием. «Спящая красавица», которую я танцевала, почему-то шла всенепременно по средам, в то время как Ники всегда появлялся в театре в воскресенье.
– Это случайность, – заверил меня директор Императорского театра Волконский. – «Спящая красавица» пойдет в ближайшее же воскресенье.
Отчего ему было не назначить мой спектакль на воскресенье! Волконский ведь уже точно знал, что в этот день Ники собирается пойти в другой театр, где будет смотреть драматическую пьесу. Ах, решительно Волконский относился ко мне хуже Всеволожского, хотя и показался мне вначале человеком порядочным! Артисты труппы, впрочем, обо всем доведались и стали ворчать, что, когда танцует Кшесинская, они лишены радости видеть в царской ложе императора. Мне не оставалось ничего, кроме как обратиться к Ники с письмом, в котором говорилось о невозможности моего дальнейшего пребывания на сцене в связи с постоянными интригами. Ответа я не получила. И решила, что Ники не до меня, что он забыл мою любовь, которая к тому же никогда не была им разделена так, как мне хотелось бы. Каково же было мое изумление, когда, за полминуты до начала спектакля, он появился в театре. Я снова растерялась от его красоты… Да, доброта Ники по отношению ко мне действительно была невероятной.
Я могла бы к нему обратиться и в связи с бенефисом. Но я обижалась на него, сильно обижалась.
Все случилось летом, которое я, как обычно, проводила на своей милой даче в Стрельне. Внезапно мне передали весточку от императора. Ники писал, что будет проезжать мимо моей дачи и хочет меня видеть.
Что сталось со мной! Я сбилась с ног, отдавая распоряжения насчет обеда, выбирая платье и украшения! В назначенный час по дороге проехала царская карета. Рядом с Ники сидела императрица. Мне ничего не оставалось, как поклониться, а потом растерянно смотреть вслед удаляющемуся экипажу… Если бы только Ники знал, какую боль мне причинят эти неоправдавшиеся надежды! Он, должно быть, просто не понимал, что я пережила, получив ту записку! Я думала, что любовь его, едва вспыхнувшая в молодости, наконец разгорелась! А он хотел просто по-дружески засвидетельствовать мне свое почтение…
Итак, к Ники обращаться я не хотела, с Волконским говорить было бессмысленно, и тогда решилась я пойти к министру двора барону Фредериксу. Когда назначена была мне аудиенция, я занялась нарядом, собираясь произвести на барона самое благоприятное впечатление. Шерстяное облегающее светло-серое платье и маленькая треугольная черная шляпка сделали свое дело – барон не мог от меня отвести глаз. Но он все же колебался насчет бенефиса, прекрасно понимая, что его проведение нарушит все мыслимые и немыслимые правила.
– Именно благодаря вам публика смогла увидеть мои 32 фуэте в «Спящей красавице», – сказала я тогда.
Он изумился:
– Да как такое возможно?
И тогда я пояснила, что при выполнении фуэте, чтобы не закружилась голова, перед глазами всегда нужно иметь какой-то предмет. А в зале, где собралась публика, перед началом спектакля ведь уже темно. Но ордена барона якобы мерцали так ярко, что мне без труда удалось выполнить сложные обороты.
Напоминание о собственных заслугах окончательно покорило Фредерикса. И он заверил, что дозволит мой бенефис. Оказавшись за дверью, я улыбнулась. Ведь на самом деле взгляд удерживался на свисающем с потолка зеркале, отражавшем свет сцены…
Для бенефиса я выбрала воскресенье 13 февраля 1900 года. Число «13» – мое самое любимое, оно всегда приносит мне радость и удачу.
Это был правильный выбор.
Я часто уже выступала в «Арлекинаде» Дриго и «Временах года» Глазунова. Но никогда не приходилось мне слышать такой бурной овации!
Я получила множество подарков и целых 83 букета цветов!
Ники прислал замечательную брошь в виде свернувшейся клубком бриллиантовой змеи с крупным сапфировым кабошоном работы Фаберже. А еще просил передать, что выбирал брошь вместе с императрицей. Это несколько омрачило радость от подарка Государя. Простодушный Ники, конечно, решил, что участие супруги в выборе подарка для меня является знаком расположения, а змея – конечно же, символ мудрости. Но я, разумеется, поняла, что императрица вкладывала в этот подарок совершенно иной смысл…
После представления ко мне в уборную пришел и сам ювелир, Карл Густавович Фаберже.
Я не имела ранее возможности видеть его своими глазами, хотя часто получала выполненные в его мастерских вещи в качестве подарков. От артистов я знала, что Фаберже имеет обыкновение лично принимать покупателей в магазине. И многие балерины любили забегать к нему на Большую Морскую, чтобы выбрать себе украшения, оплачивать которые предстояло их покровителям. Но я никогда не опускалась до такой низости!
Карл Густавович, немолодой, но безукоризненно одетый и с безупречными манерами, произвел на меня самое благоприятное впечатление.
Я сразу же поняла, что нравлюсь ему! И сделала все, чтобы влюбить его в себя окончательно! Мне как раз требовался такой кавалер, чтобы великий князь Сергей Михайлович, высказывавший мне большое расположение, прекратил свои ухаживания за глупой княжной, ставившие меня в весьма неприятное положение.
Сергей… Верный друг Ники, заботливый наставник. Он говорил, что Ники поручил ему заботиться обо мне, оберегать меня, быть рядом. Как это похоже на правду! В сердце Ники было мало любви, но много доброты. Он простодушно вверил меня заботам великого князя. Впрочем, я все-таки благодарна ему за это, так как мне требовалось плечо, на котором я могла выплакать горькие слезы по поводу предстоящей свадьбы Ники. Конечно же, я не любила Сергея. Но ухаживания за княжной моего покровителя надо было прекращать, не хватало мне еще быть оставленной и этим Романовым!
Поэтому, когда в моей уборной появился Карл Густавович и, то и дело сбиваясь, стал говорить комплименты, я все придумала самым чудесным образом. Через пару дней должен проходить у меня обед. И присутствие Фаберже с его влюбленными тоскующими глазами сразу же заставит Сергея порвать с княжной.
Впрочем, ревность затерзала сердце Сергея Михайловича еще до этого обеда. Когда завершился мой бенефис и я, переодевшись, вышла из служебного входа, вся улица была полна людей. Простые студенты и бравые гусары, танцовщики из нашей труппы и бородатые купцы – откуда-то раздобыли они чудное кресло, усадили меня в него и под крики «ура!» и «браво!» доставили прямо к экипажу! Как самого Чайковского! Сергей Михайлович, растерянный, сразу сделался со мной очень нежным. И все же я решила не отказываться от своей маленькой мести. Увлечься какой-то княжной, имея в фаворитках такую талантливую и красивую балерину, как я?! Конечно же, поведение великого князя возмутительно!
Все шло по разработанному мной плану. Когда на обед явился Карл Густавович и, волнуясь, преподнес изумительный браслет белого золота, Сергей сразу же нахмурился. Я поблагодарила Фаберже, усадила его рядом с собой и стала говорить, как высоко ценю его искусство.
Но потом…
Господи!
В моей гостиной появился Ники!
В первые секунды мне показалось, что чудесный стремительный танец перенес меня в самые счастливые мгновения молодости.
Его высокий стан, застенчивая милая улыбка, красивые руки… Глаза…
Но потом я поняла, что перенеслась даже не в молодость, а в собственные мечты мои.
В дивных пленительных глазах Ники уже светилась любовь ко мне. Не к Алисе, Аликс Г., глупой гусыне! КО МНЕ!!!
– Позвольте представить вам великого князя Андрея, – донесся до меня голос Сергея.
Я знала, что у Ники есть кузен Андрей. У меня были добрые отношения с другими его двоюродными братьями, Кириллом и Борисом, с отцом их, великим князем Владимиром Александровичем. Я знала об Андрее, но никогда не видела его ранее.
Он был копией Ники. Причем влюбленной в меня копией!
Тот вечер я сгорала в огне внезапно вспыхнувшей страсти.
Сергей Михайлович, Карл Густавович – не помню, чем занимались они, а также прочие мои приглашенные гости.
Карл Густавович, кажется, скоро исчез, а Сергей, когда все разошлись, стоял передо мной на коленях и признавался в любви. Но я наказала ему явиться только через неделю, делая вид, что сержусь из-за княжны.
На самом же деле мне хотелось остаться одной, чтобы думать об Андрее, писать об Андрее. Мечтать. Любить!
Я сразу поняла, что могу любить его. Он стал моим, как только меня увидел, я почувствовала это всей душой, всем телом.
Совсем мальчик, краснеющий, неловкий. Его руки дрожали. Едва мы сели за стол, он опрокинул на мое платье бокал красного вина. Сколько искреннего горя отразилось во взгляде!
А я, счастливая и радостная, помчалась в спальню, быстро переоделась и снова спустилась в гостиную, не желая и лишней секунды быть вдали от Андрея! А как мне делалось страшно от мыслей, что, если бы не бенефис и этот обед, мы могли бы не встретиться! А если бы свиделись позднее, то его сердце уже могло бы быть занято.
Украдкой от Сергея Михайловича и братьев Андрея мы сговорились о встрече.
Он как Ники. Он лучше Ники.
Буду целовать его.
Любить…
Сергей не должен ничего знать, он слишком мне нужен для театра. Но если вдруг придется нам объясниться, я никогда не буду сожалеть об Андрее. Сегодня я получила лучшую роль, любимой и любящей. Что значат все спектакли в сравнении с ней…
…Отложив тетрадь, Матильда закрыла глаза, с наслаждением вспоминая лицо князя Андрея.
Потом испуганно бросилась к камину. «Не ровен час, Сергей прочтет, – думала она, наблюдая, как языки пламени лижут наполненные любовью строки. – Узнает, не узнает, там видно будет. А все же хорошо, что дневник не попадется ему на глаза».
Бумаги сгорели. Счастье и любовь лишь разгорелись еще сильнее. Матильда достала из гардероба, где хранились костюмы, пуанты и закружилась в стремительном фуэте. Но почти сразу же остановилась. Подле светящегося за окном фонаря, на который она смотрела, чтобы не расшибиться, виднелась фигура худощавого человека. Лицо его было скрыто тенью широкополой шляпы. Но высокий стан, и именно эта шляпа, и безупречное пальто, а еще лаковые щегольские ботинки позволили Матильде обо всем догадаться. Под окнами особняка стоял несчастный Карл Фаберже…
* * *
Какая красота… Море огромное, разлитое до небес, синее-пресинее. Еще в туристическом агентстве, где давали пролистать буклет с фотографиями отелей, Свету поразил необычайный ослепительно-безмятежный оттенок. Но она решила, что это, наверное, рекламные фокусы. Пакет морса, который производит компания Андрея, в рекламном ролике тоже выглядит так соблазнительно, что в горле пересыхает. Бросаешься к холодильнику, и… Ну, пакет как пакет. Обычный вид упаковки, привычный вкус напитка. Но море! Море! Просто глаз не отвести, в сто раз лучше, чем на страницах рекламного проспекта! Кажется, всю жизнь можно проваляться на шезлонге под зонтиком, лениво наблюдая за медленно накатывающими на белоснежный песчаный пляж волнами.
– Полиночка! Поля! Посмотри на меня, солнышко! На меня, а не на официанта! Посмотри и подумай! Я ж тебя любить буду, заботиться. А мальчишка этот что? Две недели пройдут, ты уедешь, он останется.
Полина смешно морщит блестящий от крема носик:
– Толик, договорились, я люблю только тебя. Прекрати пугать парня. Отдыхай, расслабься!
Призыв подруги вызывает у охранника какую угодно реакцию, только не расслабленность. Толя пожирает глазами худенькую Полину фигурку, и на его простодушной обгорелой физиономии планы сегодняшнего вечера видны, как на экране кинотеатра. Незамысловатое кино: ужин, дискотека, кроватка.
Света встает с шезлонга, поворачивается спиной к подруге.
– Поль, печет ужасно. Сгорела?
– Это не плечи, – сочувственно говорит Полина, осторожно касаясь прохладными пальцами горящей кожи. – Это уже настоящее жаркое. Вернемся в отель?
– Ни за что! – возмущается Света, искоса поглядывая на охранника. Тот делает вид, что загорает, глаза закрыты. Но напряженно сжатые губы его выдают: подслушивает. – Схожу в номер, возьму рубашку.
Бодигард, вечный ванька-встанька, бесшумно и незаметно оказывается рядом.
– Толя! Ну я могу хотя бы шаг одна ступить! Что ты за мной ходишь как приклеенный! Достал уже! Почему за Андреем вы не бегаете, как собачки на привязи! – Света кричит, отчаянно пытаясь вспомнить хитрое слово, которое произносил муж. – Я тоже хочу, чтобы моя безопасность обеспечивалась это, как его… Дис-тан-ци-о-нно. Вот так, дистанционно!
Толик невозмутимо улыбается, молчит. Но на шезлонг не возвращается.
Ладно, фиг с ним. Хочет топать рядом – пусть топает. Все равно она перехитрит эту тупую груду мышц с бритым затылком и вечно напряженным взглядом.
– Ночь, два часа, – говорит Света по-турецки симпатичному коридорному с черными обжигающими глазами.
Хорошая вещь – русско-турецкий разговорник.
А еще лучше то, что рядом Полька.
Подруга все разыгрывает как по нотам. За ужином нежно смотрит на бодро уминающего жареное мясо Толика. На вечерней шоу-программе позволяет обнять себя за талию.
А Света – о да, она же очень устала. Обгорела, наплавалась. Нет, никакой ночной дискотеки. Звонок Андрею и здоровый сон. И из отеля – честное пионерское – ни на шаг.
Толик колеблется. Но сидеть в соседнем номере ему совершенно не хочется. А хочется трахаться. Лукавая многообещающая улыбка Поли окончательно парализует профессиональные рефлексы.
Через полчаса Света уже умирает от поцелуев симпатичного мальчика, не опасаясь, что на ее стоны примчится верный бульдог, готовый перегрызть горло любому.
Турок нежный, чувственный. Он только поцеловал ее грудь, а неизбалованное тело вдруг сжали сладкие судороги первого оргазма. Мягкие губы исследуют живот, опускаются ниже, и… Неужели? Вот теперь? Андрей говорит – противно… Но это, это, это… Мысли исчезают, воздух заканчивается, щеки пылают.
– Мне хочется умереть, – шепчет Света.
На губах мальчика – соль ее слез.
Он отстраняется, что-то взволнованно говорит, интонация вопросительная, недоуменная.
Объяснять долго. И больно. И не нужно. К тому же в разговорнике таких слов, видимо, не найдется.
Света тянется к лежащей на тумбочке упаковке презервативов, но турок мягко останавливает ее руку. И мягкие поцелуи продолжают исследовать тело, касаются бедер, пальчиков ног, невыносимо, сладко…
…Звонок сотового телефона разбивает красивый сон вдребезги.
– Малая, значит, так. Сейчас к тебе девушка приедет, Лика Вронская. Книжку про меня писать будет. Ты с ней побазарь, ну, как познакомились, как живем. Поняла?
От голоса мужа страшно. Спросонья показалось: все узнал. А еще Андрей будит резкую боль. Поля-Полинка, как же все обидно и нелепо…
– Малая, ты че, дрыхнешь еще? Давай руки в ноги, марафет наводи, девочка уже к нам едет. Малая?!
– Да, Андрей, я поняла, – пробормотала Света, вставая с постели. – Конечно, поговорю, ты не волнуйся.
Никого не видеть. Ничего не слышать. Даже домработница, приносящая кофе, вызывает только жгучую ненависть. Потому что она живая, а Полька мертвая. Но объяснять это Андрею бессмысленно. Он из другого теста. Не остался на поминки по собственному отцу – важные переговоры. Не нашел времени приехать к маме в больницу – дела. А свекровь, между прочим, чуть богу душу не отдала. Андрей это понял? Вряд ли. Он все время работает, в любом состоянии, больной, здоровый, уставший, отдохнувший. Не щадит даже себя совершенно. Он очень странный муж – вроде как есть, но его всегда нет. Фактически Андрей живет в офисе. Возвращается с работы поздно, уходит ранним утром, иногда неделями с ним приходится общаться только по телефону. Это сначала казалось эгоизмом и жестокостью. Да тараном просто, бульдозером – напролом к своей цели, по чужому горю, наплевав на близких, в ущерб собственному здоровью. Но… Обычный колхоз под Пригорском уже давно не узнать. Кажется, не Россия, а Голландия. Нет и в помине никаких бедных избенок – нормальные добротные коттеджи, асфальтированные улицы, свои детский садик и школа, новый Дом культуры, стадион. Те, кто хочет и может работать, благодаря Андрею и Виктору зарабатывают так, что их в Москву калачом не заманишь. На ребят молятся, чуть ли не в прямом смысле. Их фотографии рядом с иконами на стенах висят. Они, наверное, другие люди, из другого теста. И с обычными мерками к ним подходить неправильно. Да, гуляют, не считаются ни с кем и ни с чем, стараются из шкуры выпрыгнуть, а заработать все больше и больше. Но то, что они делают… Скольким людям работу дали, создали условия, в которых и жить, и трудиться в радость! Это тоже надо учитывать. Со стороны может казаться: веселые беззаботные пацаны, побухали, заключили выгодную сделку, снова побухали, и все у них в шоколаде. Ничего подобного. Не бывает успеха на халяву, все только за счет труда, колоссального, из года в год, без выходных, без праздников. Впрочем, трудоголики эти не признаются, что пашут как лошади. Смешно читать их интервью, где они рассказывают о том, как много у них свободного времени, какие у них есть хобби. Паничев, оказывается, увлекается горными лыжами, а Захаров – рыбалкой. И оба уверяют: «Если руководитель работает больше, чем подчиненные, – он просто плохой организатор». Рыбалка! Смешно! У мужа бывает такой напряженный график, что ему даже слово это произнести некогда. А уж с удочкой сидеть… Нет у него удочки, нету!
«Поэтому, – думала Света, подставляя лицо упругим струям душа, – придется поговорить с этой Ликой. Мне плохо, но если я ее продинамлю, Андрей расстроится, а он и так без успокоительных спать не может. Хорошо, что хоть следователь вошел в мое положение, согласился поговорить позже, когда я приду в себя. Если приду…»
Закрепив на груди розовое махровое полотенце, она вернулась в спальню, бросила взгляд в зеркало и с досадой закусила губу.
Серое лицо, провалившиеся глаза, очерченные темными кругами, какая-то сыпь на правой щеке.
– С такой физиономией надо что-то делать. – Света взяла баночку с тональным кремом, вытащила из стаканчика нужную кисть. – Сильно краситься, конечно, нельзя, глаза заплаканные, воспаленные, какая тушь. Но без тона никак, она меня просто испугается.
К тому времени, когда на первом этаже хлопнула дверь, Света успела сделать легкий макияж и просушить волосы. Блузка и джинсы, как оказалось после беглого взгляда в зеркало, под руку подвернулись неправильные, слишком яркие, от Cavalli. Но переодеваться времени уже не было, снизу доносился голос гостьи, здоровавшейся с домработницей.
Еще спускаясь по лестнице, Света поразилась. Прикид знакомой Андрея без верхней одежды тянул всего максимум на полторы штуки баксов! И то за счет «свежих» джинсиков D&G. Свитер и сапоги какие-то левые, украшений нет вообще, часы Rado, но самая простая модель и очень старая.
– Здравствуйте! Я – Лика, меня ваш муж попросил написать его биографию. Света, какой у вас красивый дом!
Она слышала это фразу миллион раз, но практически никогда банальные слова не звучали с такой искренней радостью.
– У вас красивый дом! – говорили приятельницы, а про себя думали: «Повезло тебе миллионера подцепить».
– У вас красивый дом! – восхищались соседи, мысленно заканчивая: «И где это таким козлам, как вы, удалось найти приличного архитектора».
Роскошному дизайну, стильной мебели, оригинальной планировке, бассейну, зимнему саду, да всему, что здесь только есть, искренне радовалась только Полина. И, пожалуй, вот эта совершенно не гламурная гостья.
– Вы не москвичка? – невольно вырвалось у Светы.
И по изумленно шевельнувшимся бровям Лики сразу поняла, что не угадала, и молча махнула рукой в сторону столовой.
– Спасибо, что согласились со мной встретиться, – сказала странная журналистка, присаживаясь за стол. – Я знаю, что у вас горе, и говорила Андрею, что лучше отложить эту беседу. Но ему не терпится закончить работу, а большая часть текста уже подготовлена… Я вам очень сочувствую. Когда с близкими такое случается, тут не до разговоров…
– Полина была очень хорошей, очень талантливой, – Света сглотнула подступивший к горлу комок. – И такой гордой, глупенькой… Знаете, мы с ней в одной комнате жили в общежитии. И туфли на каблуках у нас одни на двоих были. А когда Андрей в Пригорск приехал, мы с ней как сцепились! Очередь моя была туфли надевать, Поля в них на танцы накануне ходила. А она уперлась и не дает. Говорит, что мне все равно с Захаровым познакомиться смелости не хватит, а она попробует, бизнесмен не женат, и все такое. Забрала туфли и убежала. А мне любопытно, дай, думаю, хоть одним глазком схожу гляну. Ну и что, пусть босоножки старые, я быстро… Захожу в актовый зал детдома нашего, Андрей с Полей разговаривает. Высокий, красивый, понравился сразу, чего уж скрывать. Собралась уходить, а он ко мне вдруг как рванет! В Москву в тот же день с ним уехали, я с Полькой так и не попрощалась. Он меня просто не отпустил, хотя я и просила. Через неделю вернулась, и…
Света отвернулась, смахнула набежавшие на глаза слезы.
Глупая Полька выселилась из общаги и уехала в Москву. Обиделась. Ну и бабы пригорские, те еще язвы, масла в огонь подлили: «Где же твоя подруга, да плевать она на тебя хотела». А разве в Москве просто отыскать человека? Иголку в стоге сена найти – и то легче. Это чудо, что они через много лет случайно встретились. Конечно, Полина здесь не милостыню просила, работала, кое-как концы с концами сводила. Но ради чего стоило так много усилий прикладывать? Обида, гордость…
Лика забарабанила пальцами по столу. «Точно, колец нет, вообще ни одного, – машинально отметила Света. – Интересно, не любит или все же с деньгами туго?»
– Вы уверены, что гордость, а не зависть? – осторожно поинтересовалась Вронская.
Света горько усмехнулась. Да, теперь окончательно понятно – стопроцентная москвичка. В этом городе тот, кто впереди, – твой враг. У москвичей просто в голове не укладывается, что можно не завидовать чужому успеху, а стыдиться своей бедности, и испытывать благодарность к тому, кто руку помощи протянет. Благодарность огромную, искреннюю.
Но обижать гостью правдой-маткой про московские реалии Свете все же не хотелось.
– Поля была абсолютно не завистливым человеком. К тому же Андрей очень ей помог. Ворчал, конечно. Он считает, что человек должен сам всего добиваться, а любая помощь – только во вред. Но все-таки устроил Польку на работу, купил квартиру. Конечно, Полина – умница, на фирму ее взяли по блату, а через полгода у нее клиентов было, как у профессиональных дизайнеров, если не больше. Однако без связей в Москве никуда не пробиться, – сказала она и слабо улыбнулась: – Хотя, знаете, мне пришлось Андрею напомнить, кто Полина такая. Мой муж не рассеянный. Но все, что не является важным для работы, из его памяти стирается начисто. Он не помнит ни одного имени своих одноклассников, забывает, когда у самых близких родственников дни рождения. А среди ночи разбуди – на любой вопрос относительно компании ответит.
– Верю, – Лика кивнула головой. – Я с ним пару лет назад познакомилась, когда интервью для газеты делала. А недавно мы пересеклись в издательстве, на новогодней вечеринке. Я вижу – лицо знакомое. Андрей на меня в упор смотрит и не узнает… Но давайте я все же задам вам несколько вопросов. Я прочитала ваши интервью и уже знаю, что, с одной стороны, Захаров – гурман, прекрасно разбирается в кухнях разных стран, любит парижские рестораны. С другой – ему нравится и простая домашняя еда, примерно как в кафе-барах, принадлежащих компании. А как у Андрея Владимировича со сладким?
– Любит, но… – Света, отодвинув стул, очертила полукруг в районе талии, – когда начинает поправляться, то никакого шоколада.
– А он любит именно шоколад?
– Он обожает сладкое в принципе. Шоколад, конфеты, пирожные, торты.
– Но, наверное, тортики у вас в холодильнике не часто можно обнаружить? Чтобы не было соблазна?
Света растерялась:
– Не знаю, надо спросить у домработницы. Андрей теперь в хорошей форме, так что, думаю, на диете не сидит. Я спрошу сейчас. Кстати, если тортик найду, давайте с вами по кусочку, а?
Лика побледнела и отрицательно покачала головой:
– Нет, что вы! Я ребенка жду, срок маленький, меня от еды мутит постоянно. Скажите, а друзья к вам в гости часто приходят? У вас есть традиции, например, обязательные шашлыки или обеды?
– Обеды у Андрея исключительно деловые. Друзей – таких, чтобы собраться, те же шашлыки пожарить, – у нас нет. Раньше меня это обижало. Работа, работа, работа – Андрей весь в ней. А потом привыкла. К тому же он мне салон открыл, когда понял, что я тут сижу в четырех стенах и с ума схожу… А когда Полинку нашла, то вообще хорошо стало. Мы с ней и обедали, и ужинали.
С недоуменной гримаской на лице, Вронская явно хотела что-то сказать, но закусила губу, сдержалась.
Свете показалось, что она поняла так и не заданный вопрос. Действительно, со стороны ее брак, наверное, кажется странным. Муж-невидимка, отсутствие близких друзей. Но, если никогда не было никакого дома и никакой семьи, даже такие отношения кажутся подарком судьбы. Скромные мечты у нее в Пригорске были: найти парня, непьющего, работящего. И желательно, чтобы хотя бы комната у него своя была в общаге, на двенадцати метрах и с Полей-то тесновато. А тут – такой шанс выпал, Андрей, Москва. Конечно, ценишь и на многие вещи глаза закрываешь. Иногда и сама срываешься. Но журналистке этого не понять, сытый голодного не разумеет.
– Лика, что же вы чай не пьете? – поинтересовалась Света, заметив, что стоящая перед гостьей чашка по-прежнему полным-полна. – Так тошнит? Знаете, я в последнее время тоже себя по утрам неважно чувствую.
Вронская улыбнулась:
– Тогда срочно к врачу. Я раньше своих подруг, беременных или молодых мамочек, побаивалась. У них других разговоров нет, кроме как: «Рожай, Лика, и будет тебе счастье». А у меня другое счастье было: книжки, газета. И я никак не могла понять, я же не гружу никого: «Пиши детективы или срочно в газету устраивайся». А подруги настойчивые такие! Рожай, и все. Но, знаете, что оказалось. Счастье почему-то действительно начинается только с положительного теста на беременность. И оно такое обалденно огромное, что про него хочется рассказать, чтобы никто, как говорится, мимо не прошел! Так что вы меня сдерживайте. Сейчас как начну агитировать за прибавление в вашем семействе…
Следующий вопрос Лики особого восторга у Светы не вызывал.
Андрей и атакующие его женщины.
Конечно, она ревнует, глаза бы повыцарапывала блядям этим многочисленным! Впрочем, для книжки надо выразиться как-нибудь поизящнее:
– Я понимаю, что мой муж – молодой, красивый и преуспевающий мужчина. И он многим симпатичен. Но Андрей свой выбор сделал. И мне бы не хотелось, чтобы в нашу жизнь вмешивались посторонние люди. Мне непонятно, почему девушки ведут себя так вызывающе, пишут письма, пытаются подкараулить Андрея на улице, даже шантажируют самоубийством.
– Самоубийством? – изумленно перебила гостья. – Да вы что!
– Да, была одна такая. Андрей ее в глаза не видел, а она то ли писала, то ли звонила. Смысл посланий простой: «Мне без тебя не жить»… А сколько «детей» якобы у Андрея имеется, вы не представляете! И на алименты подают! Пару раз даже до экспертизы дело доходило. Не подтвердилось, конечно, на что эти суч…. То есть женщины рассчитывают!
Света запнулась. Как удачно и гладко она только что говорила всякими умными словами. Хотя много лет прошло после свадьбы, накануне которой специальный сотрудник из компании Андрея занимался подготовкой будущей г-жи Захаровой к общению с прессой. Он же подобрал гардероб, порекомендовал сменить прическу. Но бог с ней, с косой. Действительно, с такими волосищами она бы в Москве смотрелась тетехой колхозной. Главное – сотрудник заставил ее выучить ответы на наиболее распространенные вопросы наизусть. Но вот теперь, после того, как Лика ее перебила, все из голову вылетело. Прямо хоть за старыми газетами и журналами полезай!
* * *
Едва слышный щелчок. Из пистолета достали обойму.
– Ну и говно этот «ИЖ-71»! Патрон хуже, мощность меньше. То ли дело «ПМ», – возмущается Толик. И, судя по звукам, наливает воду из стоящего в комнате охраны кулера.
«Опять у него сушняк? Снова весь выходной бухал и с бодунища на работу приперся?!» – с раздражением подумала Жанна.
– Согласен. Но чего от бабы ждать! Слушай, а секретутка захаровская новая – ничего такая, фигуристая. Хотя кто мы для Алки, ей начальство подавай, – печально вздохнул Шурик. – Или, может, все-таки даст?
– Не-а, и не подкатывай даже, бесполезно…
Прикрепленный под крышкой стола в комнате охраны «жучок» передавал голоса мужчин практически без помех.
Жанна Леонова нервно поправила наушники и нахмурилась.
Ладно, пусть Шурик вожделеет кого угодно, хоть секретаршу, хоть уборщицу, к тому же парень пока неженат. Но это его высказывание: «чего от бабы ждать»! Замечательного о ней мнения подчиненный, просто замечательного. Конечно, только он – самый крутой спец, это понятно. А начальник службы безопасности, естественно, не знает, что при одинаковом калибре «ПМ» и «ИЖ-71» у последнего патрон на миллиметр меньше. Начальник службы безопасности пребывает в полном неведении относительно того, что миллиметр этот дорогого стоит, что скорость пули и дульная энергия уменьшаются, к тому же бракованных патронов к «ижику» попадается на порядок больше. И – ясно как божий день – именно «баба-дура» придумала законодательную базу, согласно которой запрещено применение «ПМ» охранными структурами!
Толик жадно пьет воду, потом рыгает.
– Еще, бля, задание это ее. По Калининой. Типа сыскарей нашла, ментов.
– Возмущайся, не возмущайся, докладывать все равно надо, – философски замечает Шурик, щелкает пультом телевизора. И восхищенно причмокивает: – Да, певичка ого какая, с такими ляжками и петь уже необязательно. Толян, ты свою часть списка отработал? У меня полный голяк. Девки эти кто замуж повыходил, кто ваще за бугор свалил.
– Знакомая картина, – недовольно бурчит Толик. – Страхуется наша Жанна постоянно. Чего она так переполошилась – понять не могу. Ну курица, правда, Саша? Я с нее фигею. В упор не врубаюсь, как такая баба могла Захарова собой прикрыть, причем сообразила быстрее, чем его прикрепленный? Может, это все русские народные сказки? И она его по-другому прикрывала?
Мужики довольно загоготали.
«А ведь это еще лучшие из лучших, – с досадой подумала Жанна, снимая наушники. – Страшно вспомнить, кто приходил вначале, когда я только приступила к формированию штата. Образование среднее, родом из небольших подмосковных городов, Реутова, Железнодорожного или Долгопрудного. Бешеное желание зацепиться за Москву, а предложить-то нечего. Максимум, что у тех ребят было в активе, – служба в спецназе ВВ или милиции. С такими каши не сваришь. Теперь у нас нет ни одного сотрудника без высшего образования, практически все – москвичи. Они мотивированы на работу, у кого семья, у кого дорогостоящее хобби. Толик, например, парашютным спортом увлекается, удовольствие не из дешевых. Но уровень, уровень! Это все равно не те люди, которые по-настоящему преданы своему делу. У них одна страсть – дешевым виски накачаться и дешевую бабу подснять. Нет больше мужиков, которые за шефа в огонь и в воду пойдут. Измельчали они, зажрались. Откуда такая пассивность – не понимаю. Помню, когда пришлось оставить биатлон, когда закончила школу телохранителей, у меня один рефлекс был – чтобы с охраняемым объектом ничего не случилось. Ну а как же, учили, меня тренировали, мне жизнь человеческую доверили – а я что, не справлюсь?! Я совершенно не осознала, как Андрея прикрыла. Даже подумать не успела, что чужой клиент. Рефлексы, секунды. Миг – и он уже на земле, у меня плечо прострелено, а охрана его головами бритыми вертит и только потом бросается ловить того психопата. Вот ведь придурок нашелся, хотел в лице Захарова уничтожить всю мировую буржуазию… А с ребятами нашими надо что-то делать. Они не тянут, не справляются, не могут максимально эффективно обеспечить поставленные перед ними задачи!»
Посмотрев на часы, Жанна взяла телевизионный пульт, нашла «Евроспорт».
– В индивидуальной гонке на третьем этапе Кубка мира по биатлону, которая проходит в Поклюке, не примет участие Светлана Слепцова, – почему-то с идиотской радостью провозгласил комментатор.
Камера заскользила по лицам девочек женской сборной: Ахатова, Гусева, Неупокоева. Потом в кадре появился старший тренер Селифонов и бодро отрапортовал:
– В спринте, который пройдет через день, участие Слепцовой не планируется. Она прекрасно выступала все это время, но шесть гонок подряд для молодой спортсменки – это много.
«Профессиональный спорт становится все жестче, – подумала Жанна, наблюдая за сосредоточенным лицом готовящейся к старту Кати Юрьевой. – Скорости выше, меткость точнее. Но все-таки о спортсменах теперь заботятся больше. Мне никогда не приходилось выступать на соревнованиях такого уровня. Но даже на внутрисоюзных состязаниях ни одной из спортсменок не предоставляли возможности отдыха. Из нас выжимали все, а что будет потом – никого не волновало».
Уже на втором круге стало заметно: лыжи у Кати подобраны не совсем правильно, они «холодноватые», и это негативно сказывается на скорости. По стрельбищу гулял ветер, мешая даже всегда точным немкам.
Но – Жанна чувствовала это почти физически, словно бы сама принимала участие в гонке – у Кати сейчас нет других желаний, кроме как, несмотря на все эти проблемы, показать наилучший результат. Сделать все, домчаться до финиша и только потом, когда хоть немного восстановится дыхание, разрешить себе проанализировать недавнее выступление.
И Юрьева таки сделала невозможное! Третье место с учетом погоды и экипировки – роскошный результат!
Улыбки на лицах других девчонок были еще ослепительнее, чем у самой измученной победительницы.
«Только в биатлоне так радуются не только за себя, но и за товарища, – подумала Жанна, выключая телевизор. – Потому что командные результаты так же важны, как и личные. А сколько пота проливается вместе на тренировках и сборах. Все связаны, объединены, работают вместе… Как же мне теперь не хватает вот этого чувства команды, сплоченности, единодушия. И еще результата. Я ведь изначально говорила Андрею: предложение возглавить службу безопасности „Pan Zahar Group“ – неудачное. Я могу изучить, как должна работать такая структура. Я попытаюсь подобрать нужных людей. Но никогда коллектив не признает мой авторитет настолько, как это требуется для эффективной работы. Но он не стал меня слушать! Он думает, что если ему удается мыслить без стереотипов, то и окружающие тоже сумеют. А это не так, обеспечение безопасности – очень консервативная сфера, и женщину, будь она хоть суперпрофи, не только не признают как руководителя, но и за равную никогда считать не будут».
Жанна достала из сумочки пудреницу, поправила прическу, мазнула по губам прозрачным блеском. И отправилась в комнату для совещаний. Чтобы выслушать доклады, ничего нового в которых, с учетом недавно поставленной на прослушку комнаты охранников, содержаться уже не могло. Но знать об этом ребятам, периодически подвергающимся контролю, вовсе не обязательно. Пока не было ни одного случая, чтобы кто-нибудь из сотрудников «Pan Zahar Group» продался конкурентам. Но мало ли что случится, даже в хорошо отлаженной машине может произойти сбой…
* * *
– Добрый день, компания «Pan Zahar Group», секретарь Алла Астафьева, слушаю вас, – мелодично прощебетала Аллочка, стараясь, как ее и учили, придать голосу максимум положительных эмоций. Общаться с каждым желающим переговорить с руководством полагалось так, словно бы всю свою жизнь именно вот этого звонка секретарь ждала с безумным нетерпением. Как будто бы ее совершенно не тошнит от неумолкающего телефона и вечных абонентов, жаждущих коммуникации с Андреем Захаровым.
– Нехороший Владимир Петрович беспокоит. Могу ли я переговорить с господином Захаровым?
«Нехороший?! Вот это фамилия!» – изумилась Алла и даже не стала просматривать большой список абонентов, с которыми Андрея Владимировича можно соединять напрямую. Нехорошей фамилии «Нехороший» в нем совершенно точно нет. Уж она бы, по сто раз на дню пробегающая глазами эти бумаги, такую мрачную экзотику обязательно бы запомнила.
– А по какому вопросу? – так же жизнерадостно уточнила секретарь и стала делать пометки. – Сейчас Андрея Владимировича нет на месте, но я обязательно передам, что вы звонили. Контактный телефон оставьте, пожалуйста. Да, записала. Большое спасибо вам за звонок!
Алла отложила ручку и на пару секунд закрыла ладонями глаза. Ольга, секретарь Паничева, показала ей специальную гимнастику, которая теоретически помогает придать четкости измученному компьютером зрению. Но на практике особого эффекта упражнения в принципе не давали. Наверное, когда больше десяти часов смотришь на экран монитора – а по-другому не получается, документов приходится набирать много, – уже не помогают ни гимнастика, ни капли, ни витамины. До обеда больше часа, а глаза болят так, как будто бы в них щедро насыпали песка. А еще в голове все время заливается телефонный звонок. Даже когда на самом деле в приемную никто не звонит. Но это бывает редко…
Вздохнув, секретарь снова схватила телефонную трубку. Представиться не успела, ее перебил томный женский голос:
– Хэлло, Андрея позови. Мы с ним в ресторане отдыхали, он ждет!
С такими можно было не церемониться. Ничего не объясняя, Алла нажала на рычажок. От злости хотелось еще и швырнуть аппарат на пол! А если эта девушка не врет и действительно познакомилась с шефом? Ну почему, почему одним все, а другим ничего? Что, какая-нибудь ресторанная шлюшка лучше выпускницы престижного вуза с красным дипломом и модельной внешностью? Да ничего подобного! И жена у Андрея тоже уродина редкостная, да еще и тупая! А как может быть не тупой корова периферийная, которая в Пригорске закончила ПТУ по пролетарской специальности «маляр»?! Сама-то Света об этом в интервью не рассказывала, скромненько говорила: «У меня среднее образование, планирую со временем закончить вуз». Но от журналистов разве что-нибудь скроешь?
«Убила бы баб его! Почему Захаров такой симпатичный? Меня тянет к нему, как магнитом. Ничего не могу с собой поделать! И ведь знаю, что любые попытки наладить личные отношения здесь заканчиваются увольнением. Но как же мне хочется хотя бы служебного романа. А еще лучше выйти за Андрея замуж. Но надо быть реалисткой, маляршу он свою вряд ли бросит…»
Эти мысли очень мешали Алле сосредоточиться. Требовалось срочно внести изменения в документ, исправлений много. Нужны внимание, собранность – а перед глазами не цифры и строчки, Андрей.
Тонко пискнула айсикью, на экране компьютера появилось сообщение от Ольги: «Кто первой обедать пойдет?»
«Я!!! Проспала, не позавтракала, умираю от голода!» – написала Алла, переключила линию на приемную Паничева. И, набросив на плечо сумочку, вышла в коридор.
Навстречу, как назло, то и дело попадались сотрудники. Пришлось заскочить в туалет, чтобы подкрасить губы и припудриться.
Алла грустно улыбнулась своему отражению. Один раз, всего лишь один, она подкрашивала губы на рабочем месте. И в этот же момент в приемной появился Андрей Владимирович. Брезгливо поморщился, пару секунд помолчал, а потом выдал:
– Времени, значит, много. Грибы малюешь. Очень хорошо! Короче, такая тема. Будешь мне пресс-релиз по газетам готовить. Бизнеса не касайся – есть кому мне эту информацию делать. Но там люди зашиваются. А ты грибы красишь. Значит, плохо я тебя загружаю. Так что сейчас твое дело: политика, культура, спорт и прочая петрушка. Чтобы я в курсе событий был. Сечешь?
Ей хотелось возразить, что в приемной во время ужасного преступления – секундного мазка помадой по губам – не было никого. И что она, в конце концов, лицо компании, и если лицо будет бледным, то это повредит имиджу «Pan Zahar Group». Но Алла, посмотрев в глаза шефа, поняла, что лучше промолчать. И не спорить, хотя лишнюю работу делать, конечно, не хочется. Правду говорила Ольга: Андрей требует беспрекословного выполнения своих распоряжений. В его взгляде, казалось, уже отразился приказ об увольнении…
Кафе, где обедали и очень часто ужинали сотрудники компании, находилось на втором этаже офиса. Меню его в точности соответствовало тому, что готовили в сети разбросанных по Москве заведений здорового питания, только работало офисное кафе по принципу самообслуживания. Кормили здесь действительно очень вкусно. Алла с удовольствием поставила на поднос два стакана сока (морковного и из сельдерея), салат из свежих овощей, запеченную форель.
– Детка, приходи ко мне на занятие йоги. Поза собаки – это не то, что ты делала раньше! Все будет тики-так!
Алла с досадой обернулась. Явился не запылился, чмырь поганый, А-Хули распухший!
…За глаза этого тренера йоги, Игоря Малышевского, так и называли – А-Хули. Авторство «ласкового» прозвища принадлежало Андрею Захарову. Услышав эту новость, Аллочка не удержалась и перебила проводившую краткий сплетнеобразный инструктаж на тему «кто есть кто в компании» Ольгу:
– Ой, так мой шеф и Пелевина читает!
Секретарь Паничева рассмеялась:
– Может, и Пелевина тоже. Мне Люда, она до тебя работала, говорила, что как-то застукала Захарова с книжкой Конфуция. Он смутился, книжку обложкой вниз положил и сказал, чтобы Люда из комнаты отдыха чашки позже убрала… А с Малышевским вот как было. Мне Костя, личный тренер Андрея по йоге, рассказал. Заходит Захаров в зал, а Малышевский, который ему на глаза обычно старался не попадаться, свалить не успел. Андрей на него смотрит и непосредственно так у Кости интересуется: «А хули у нас тут эта жирная жопа делает?»
– Надо же, Андрей Владимирович матом ругается!
– Вообще-то нет. Но при виде Малышевского, – Ольга закатила глаза, – даже невинный младенец что-нибудь такое выдаст. Конечно, с таким пузом к нам в компанию А-Хули сроду бы не устроился. А если бы вдруг кадровый отдел на момент собеседования впал в ступор и его оформил, то А-Хули вылетел бы на следующий же день, за дискредитацию идеи о положительном влиянии спорта на фигуру и умственную деятельность. Но, – она развела руками, – чмо это является родственником жены Паничева. Поэтому мужайся: тебе предстоит увидеть претендента на роль в фильме ужасов. И еще. Поскольку он был неоднократно отвергнут всеми нашими девчонками, на каждую новенькую А-Хули бросается, как Александр Матросов на амбразуру…
В общем, Алла была предупреждена о знаках внимания со стороны объекта корпоративной ненависти. Но все же недоумевала. Возможно, тренер по йоге действительно не должен быть излишне полным. А вдруг это следствие заболевания, травмы и уже скоро человек войдет в форму? Но даже если так сложились обстоятельства: работает не на своем месте. Неужели жирная задница здесь вызывает такую яростную неприязнь?
Ответ на этот вопрос появился минут через пять после того, как Малышевский присел за ее столик в кафе. Ягодицы у него, конечно, могли бы быть покрепче, живот поменьше, а ослепительной лысины могло бы не быть вообще. Но даже с не очень эстетичной внешностью можно было смириться. А вот с абсолютным самодовольством и непроходимой тупостью нет.
– Я выиграл чемпионат мира по йоге, – заливался А-Хули, нежно поглядывая на Аллочку маслянистыми маленькими глазками. – А еще скоро выйдет видеокурс моих уроков. Тебе тут могут про меня такого рассказать… Никого не слушай, зависть – удел неудачников. Детка, будь со мной, и все сложится тики-так.
Только Алла открыла рот, чтобы постебаться на тему чемпионата мира для йогов, как мысль Малышевского вышла на новый виток:
– Детка, со мной не пропадешь. Я имел всех телок, которыми ты любуешься в глянцевых журналах. Но – достали. Честно вот говорю, достали. То им «Картье», то «Шоме» подавай. Я и подавал. Но они же такие глупые! Наверное, я тебя ждал. Чтобы влюбиться по-настоящему. Ну и ты, я уверен, от такого мужика, как я, не откажешься…
Единственное, о чем мог говорить Малышевский, – это о своих многочисленных достоинствах. От понтов, сочетающихся с явной профессиональной несостоятельностью и некомпетентностью, Алле поначалу хотелось смеяться. Потом чем-нибудь крепко заткнуть все время трындящий рот. И, может, даже вылить на лысину стаканчик-другой экологически чистого сока. А вдруг натуральная продукция, взращенная на полях сельхозпредприятия «Pan Zahar Group», окажет стимулирующий эффект на мозги этого недоумка?
Последний месяц блаженный компании избавил сотрудников от приступов с трудом контролируемой ярости. Всезнающая Ольга разузнала: А-Хули лежит в больнице. Поскольку не жрать он не мог, а жирная задница, видимо, несмотря на все уверения в собственной неотразимости, доставляла Малышевскому беспокойство, он налопался каких-то капсул для похудения. После чего обдристал офисный туалет, попал на своем автомобиле в аварию и в конце концов был увезен в реанимацию.
И вот снова объявился. Говно не тонет…
… – Тики-так у меня все будет, когда ты оставишь меня в покое, – простонала Алла, искоса наблюдая за входом в кафе. Иногда руководство играло в демократию и обедало вместе с сотрудниками. Вот бы Андрей пришел! – А научить ты меня можешь только позе глупого пингвина, который робко прячет тело жирное в утесах!
– Да, похоже, йога уже не поможет. Ты очень агрессивна, детка. У тебя давно не было секса, бедненькая. Сейчас мы с тобой перекусим. А потом я зайду за тобой после работы и подарю тебе незабываемую ночь. Страсти, порока и наслаждения!
Тренер улыбнулся так радостно, что Алле стало стыдно. Может, это просто психически ненормальный человек? Тогда, конечно, шутить не следует. Над дебилами не смеются, их жалеют.
– Не беспокойся, – Алла снова обернулась. Ого! Паничев собственной персоной! – У меня все в порядке с личной жизнью. К тому же я не думаю, что простой секретарь достоин такого уникального мужчины, как ты! Так что поищи себе другую компанию для обеда! А уж для ночи страсти и порока – тем более!
Расплатившись, она специально прошла возле Виктора, солнечно ему улыбнулась. Совладелец «Pan Zahar Group», обычно всегда такой приветливый, не снизошел даже до легкого кивка. Он взял стакан с соком и почему-то забыл поставить его на поднос, вертел в руках. Потом тонкое стекло хрустнуло, и сок выплеснулся на темно-серый костюм от Armani…
