Тремя месяцами ранее

– Лерик, дело есть на миллион! – завопила в трубку Юля, услышав голос подруги.

– Какое еще дело? – ответила та без энтузиазма. Лера давно привыкла к тому, что любое событие, касающееся собственной персоны, Юля позиционировала как нечто чрезвычайно важное, будь то покупка нового лака для ногтей или поездка на дачу.

– Мне на резюме ответили!

– Поздравляю. Но ведь ты только недавно на станцию устроилась.

– Чихать я хотела на эту станцию! Я всю жизнь там тухнуть не собираюсь, я на материк хочу!

– По-моему, у тебя очень хорошая работа, – возразила Лера. Она сама лишь недавно нашла работу, которая более-менее ее устраивала, и знала, как в их городе обстоят дела на рынке труда. По мнению Леры, Юля бесилась с жиру – ее без опыта и образования взяли на хорошее место, а она еще и недовольна.

– Кстати, в субботу в «Океан» придешь? Реально оттянемся и заодно обсудим поездку: что с собой брать и вообще че как там.

– Какую поездку? – насторожилась Лера, вспоминая общие с Юлей планы. Они собирались вместе отправиться в поход к заливу, чтобы встретить рассвет и купить по дешевке крабов у местных рыбаков, но это через месяц, а пока что ночи холодные и ехать к заливу рано.

– Ну здрасти! О чем я талдычу?! Мне ответили на резюме. Перевожу для тех, кто в танке: пригласили на работу! В Питер! Прикинь, Лерик, в Питер! Я хотела уехать в Москву, даже на паршивый Хабар была согласна, лишь бы на материке, а о Питере и не загадывала – до того эта мечта казалась мне нереальной. А тут такой фарт, ответили из Питера. Лерка! Поехали со мной!

– Поздравляю, – не сразу ответила подруга, переваривая информацию. – Но я-то тут каким боком? На работу пригласили тебя, а не меня. Кстати, что за работа?

– Работа суперская! Менеджер! Я буду руководить людьми, прикинь! Зарплата вдвое больше, чем здесь, и главное – проживание на служебной квартире!

– И что, так вот без диплома, опыта и знакомств берут?

– Ну, допустим опыт у меня есть, диплом тоже.

– Какой у тебя опыт – три месяца продавцом в палатке хозтоваров да два на станции. Кем ты сейчас там работаешь? Учетчицей? Без обид, Юлек, но устроиться на приличную работу в Питере с твоим резюме весьма проблематично.

– Видела бы ты мое резюме! – самодовольно заметила Юля. – Как гритца, сама себя не похвалишь, никто в Питер не позовет. Допустим, я написала, что два года работала администратором в крупной торговой компании – попросила Чин Хинчика, и он такую запись сварганил. А че? Ему че, жалко, што ль? И сейчас я работаю менеджером отдела управления, а не учетчицей. Если дядьку попросить, он все уладит и в моей трудовой книжке, все будит чики-брики.

– А диплом? У тебя, насколько я помню, даже аттестата о среднем образовании нет.

– Зануда ты, Лерка! – разозлилась Юля. – Все у меня есть! И среднее, и высшее. Даже два высших!

– Ты это… Поосторожнее. С липовым дипломом тебя на раз вычислят.

– А у меня не липовый! Я че, по-твоему, совсем дура, чтобы с липовыми доками в Питер соваться? У меня все чики-брики.

– Ну-ну, вычислят тебя и уволят к едрене фене, – пророчила недоверчивая Лера.

– Не боись! Я вон че хотела сказать… Смотрела их сайт, там есть вакансия дизайнера. Как раз для тебя. Лерка, соглашайся! Когда еще выпадет такой шанс?!

– Ну, я не знаю. Подумать надо. Может быть, потом… Да и Вовка меня не отпустит.

– Понятно. Вовка у нас – свет в окошке. Так и просидишь с ним в этом болоте.

– Болото не болото, а я здесь родилась, – гордо ответила Лера.

– Ну как хочешь! – убедившись, что подруга никуда не собирается с ней ехать, Юля закончила разговор.

– Сама же потом пожалеешь! – добавила Юля после того, как в телефоне раздались гудки.

Одной ехать неудобно и скучно. Юля рассчитывала на Леру: она бы и за вещами присмотрела, если что, да и вместе в чужом городе сподручнее устраиваться. Лерка вечно перестраховывается! Боится оставить родное болото, а вернее, своего Вовчика. Нашла слиток золота! Не хочет понять, что на материке парни в сто раз лучше ее ненаглядного! Тем более в таком городе, как Питер. Юле представилось, как она будет фланировать по Невскому проспекту, вызывая всеобщее восхищение; мужчины будут сворачивать шеи, глядя ей вслед. Для пущего эффекта она купит на рынке у корейцев приглянувшуюся ей короткую черную юбку, босоножки на прозрачной платформе с высоченными каблуками, куртку до талии, а еще сделает прическу в салоне «Сакура».

Спустя неделю Юля в новых легинсах, леопардовой тунике, обнажающей плечо, босоножках на высокой прозрачной платформе и каблуках, с ярким макияжем и свежей завивкой от лучшего мастера «Сакуры» стояла на втором этаже аэровокзала «Южно-Сахалинск» в ожидании посадки на московский рейс. Она оделась по последней моде – так одевались в клуб «Океан» девушки с материка. В коротких ярких платьях или в легинсах и туниках, в туфлях или босоножках непременно на высоченных каблуках, они усаживались за барную стойку и томно пили коктейли, поглядывая на окружающих. «Вся жизнь – подиум», – звучал девиз ее поколения. Выглядеть на пять с плюсом нужно всегда, а не только на вечеринке. Взяв на вооружение это правило, Юля принялась покорять Северную столицу еще в сахалинском аэропорту. Вещей девушка взяла немного, самое необходимое на первое время, остальное можно купить на месте. Ведь еще не известно, как все сложится – может, в служебной квартире и так все будет, а может, она встретит своего прекрасного принца, который ее всем обеспечит.

За широким пыльным окном по взлетно-посадочной полосе катились два небольших самолета местной авиакомпании. Юлин серебристый лайнер с нарядным триколором на хвосте чинно стоял в ожидании посадки. И вот, наконец, по селекторной связи женский голос пригласил пройти на посадку. Толпа, увешанная котомками и сумками, больше похожая на пассажиров пригородной электрички, чем самолета, двинулась к единственному выходу на летное поле. Юля с кокетливым девичьим рюкзачком за плечами важно шествовала со всеми. На трап она поднялась как королева, на самом верху окинула прощальным взглядом асфальт с трещинами и двухэтажное здание аэропорта. «Пока, Южный!» – мысленно сказала она. Заглянула в кабину пилотов, чтобы посмотреть в глаза тем, кто ее будет везти через всю страну, но увидела лишь спину в синем кителе – капитан был чем-то занят и не проявлял ни малейшего интереса к любопытствующим пассажирам.

Первые три часа полета тащились медленно. На экране мелькали герои советской комедии – надоевшей еще в детстве и старой, как сундук бабы Нелли. Еду принесли нескоро, а других развлечений не было. Несмотря на полный салон, подходящих собеседников не нашлось. Справа от Юли спал толстый мужчина, каким-то чудом втиснувшийся в кресло, слева нянчила двоих детей молодая женщина. Сзади, держась за руки, ворковали влюбленные, и им ни до кого не было никакого дела. Помаявшись до Енисея, Юля уснула. Сон ее был тревожным. Все-таки неудобно путешествовать одной – за пазухой в мешочке на шнурке деньги, документы в рюкзаке. Вроде бы никто не станет копаться в вещах, что держишь при себе, но все равно неспокойно. Проснувшись, Юля первым делом проверила, на месте ли мешочек и не стал ли он тоньше. Она провела рукой под туникой в области живота и успокоилась – не обокрали. Открыла рюкзак, чтобы убедиться, что все на месте. Косметичка, конверт с документами, коралловые бусы, которые очень подходят к ее короткому черному платью, телефон, немного денег на дорожные расходы и неизменная керамическая фигурка уродливой куклы.

Отдохнув, Юля сидела в кресле и мечтательно улыбалась в предвкушении новой жизни – радостной, красивой, столичной. Сейчас ей нравилось все: и полет, и сонные пассажиры, и дорожная еда, и любезные бортпроводницы в своей морковной униформе. Впереди Юлю ждал Санкт-Петербург с его яркими впечатлениями и большими возможностями.

Это она Лерке по телефону так лихо рассказывала, когда звонила ей из Питера первое время, еще надеясь ее сюда заманить. Врала, как у нее все ладно получается: работа – мечта, жилье – сказка и город – солнце. А на самом деле все обстояло далеко не так.

Оказалось, что многообещающая должность офис-менеджера, на которую ее пригласили, подразумевает не управление офисными служащими, а нечто другое. На работе ее обязанностью было сидеть за стойкой ресепшн, открывать двери, следить за чистотой и за наличием в офисе питьевой воды и туалетной бумаги. Вечером гасить свет, закрывать все помещения и входную дверь, ночевать вне офиса возбранялось. Вдобавок ко всему Юле поручили рассылать рекламу и новости компании по имеющимся в корпоративной базе адресам. Работа была монотонной, оттого и утомительной. Ей легче было вымыть микроволновку, чем заниматься рассылкой. Жилье не порадовало – вместо ожидаемой уютной комнаты ей выделили какую-то конуру без окна. Город разочаровал холодом и моросью дождя, вечно спешащими, погруженными в себя горожанами. К прочим неприятным моментам добавился еще один, оказавшийся решающим.

Через месяц Юлю уволили. Произошло это в самый неподходящий момент, когда у нее почти не осталось денег. Юля хорошо запомнила тот день: пасмурный с утра, с противным моросящим дождем, холодный и отчаянно неудачный.

Было воскресенье – день, когда можно выспаться, а не вскакивать в девять и бежать в туалет, чтобы успеть умыться, до того как офис наполнится людьми. Ранним утром Юля проснулась от шороха, ей почудилось, будто кто-то пытается открыть входную дверь. Подошла, прислушалась – тихо. Показалось. А может, действительно кто-то приходил? Вернулась в постель, только уже не спалось – то тут, то там мерещились разные звуки, Юле казалось, что под окнами кто-то ходит. В Южном она жила на пятом этаже, а тут первый – такой низкий и такой опасный. Как люди вообще живут на первых этажах?! Если в сталинках и новостройках первые этажи почти как вторые, то в этом от окон до тротуара метр с небольшим – только ленивый не влезет. Что стоит сейчас кому-нибудь высадить стекло и зайти в гости? Она и пикнуть не успеет, как получит по голове. Не зря же работодатель предложил ночевать в офисе. Ему попросту понадобился бесплатный сторож! Значит, действительно есть чего опасаться.

Проворочавшись до десяти, Юля встала. Прошлепала на кухню – в закуток со столиком, микроволновкой и холодильником. В холодильнике обнаружились контейнеры с комплексным обедом: супом, котлетами, салатом, сиротливо лежал засохший кусочек сыра, кефир, сметана, нашлось даже растительное масло. И все чужое – сотрудники компании «СОН» в большом количестве тащили на работу продукты, будто запасались на голодный сезон. Юля же, напротив, к вопросу продовольствия относилась крайне беспечно. Накануне она поужинала в кафе, ничего не купив на завтрак.

Голод – не тетка, к полудню девушка выбралась в ближайший гастроном. Чтобы туда добраться, нужно пройти через сквер, а в нем вода и грязь после ночного дождя. В обход, по проспекту, слишком далеко. Выбирая сухие участки, Юля осторожно ступала по посыпанной каменной крошкой тропинке. Устремив взгляд под ноги, она слишком поздно заметила мелькнувшую позади тень. Удар по спине, девушка не удержалась на ногах и полетела в траву. Юля почувствовала коленками противную жидкую кашицу, руки оказались по локоть в грязи. Подняла голову – впереди стремительно удалялась, унося ее рюкзачок, облаченная в свободную ширпотребовскую куртку и джинсы фигура.

– Стой, урод! – едва не плача, закричала Юля. Она оглянулась по сторонам, ища помощи. В размытом дождем сквере не было ни души.

Весь оставшийся день и вечер девушка просидела в офисе за чьим-то рабочим столом. Она смотрела на бегущие по стеклу капли и тихо плакала. Улица светилась огнями, там кипела жизнь, а она сидела одна – несчастная и никому не нужная.

Юле очень хотелось позвонить кому-нибудь из близких, чтобы услышать в трубке родной голос, успокоиться, заручиться поддержкой. Мобильного телефона не было, его украли вместе с рюкзаком. Хвала небесам, ключи от офиса она положила в карман, иначе ночевать пришлось бы на улице, а потом еще получила бы втык от начальства. Можно было бы воспользоваться стационарным телефоном, коих в офисе тьма-тьмущая, и пускай потом вычитают из зарплаты за междугородный звонок, но вот беда, в памяти не осталось ни единого номера.

Под матрасом оставалась последняя тысяча. Но Юля уже на улицу не пошла. От отчаяния она съела чей-то комплексный обед, запив его просроченным кефиром.

В понедельник ей объявили, что компания «СОН» в ее услугах больше не нуждается. Отведя глаза в сторону, замдиректора – неприятная молодая особа – объявила ей, что они переезжают в бизнес-центр, где уборщица уже есть.

На сборы Юле дали неделю. Добиваться справедливости, писать жалобы она не стала – не было ни сил, ни желания, а ее серая зарплата делала это занятие крайне невыгодным. Ее бы могли оставить на работе на положенных два месяца, но платили бы тогда голый оклад, а это кошкины слезы.

Горькую пилюлю немного подсластила нежданная находка. Еще надеясь, что ее оставят в компании, Юля вышла выносить мусор. Два огромных пластиковых пакета никак не влезали в люк переполненного контейнера. Один кое-как Юля впихнула, второй пришлось оставить на земле, за контейнером, где уже высилась горка мусора. Уходя, девушка бросила взгляд на другой, тоже забитый до отказа контейнер. Взгляд зацепился за знакомый кусочек бежевой кожи с этническим орнаментом. Рюкзак! – дрогнули ее губы. Найденной во дворе палкой Юля брезгливо выковыряла свое имущество. Дрожащими руками она очистила рюкзак от грязи. На глаза накатились слезы, ей стало ужасно обидно, что какая-то сволочь ее ограбила, толкнула в грязь, а потом вышвырнула ее вещь на помойку.

Ни денег, ни телефона в рюкзаке, конечно же, она не нашла. Из его внутреннего кармана девушка извлекла керамическую фигурку. Словно насмехаясь, своими пустыми глазами на нее смотрела однорукая, нелепая кукла.

– Хоть бы тебя забрали! – отчаянно всхлипнула Юля.

То ли на нее так повлияли слова родни, сказанные еще в детстве об этой фигурке, то ли парализовал волю языческий страх перед уже почившей дарительницей – деревенской юродивой, Юля таскала всюду с собой керамическую куклу и никак не решалась ее выбросить.

В свой последний день работы в компании «СОН» Юля покинула офис (и по совместительству свой дом) в полпятого вечера, хотя ей дали расчет еще утром. Замдиректора сунула ей расчетный листок, трудовую книжку и сообщила, что зарплату ей перевели на карту.

– Че-та денег мало! – изумилась Юля, глядя на сумму выплаты. – Мы на большее договаривались!

– Вам начислили столько, сколько обозначено в трудовом договоре.

– Но ведь мы так не договаривались! Это несправедливо! – взволнованно заверещала Юля.

– Жизнь вообще штука несправедливая. Будете уходить, занесете мне ключи! – бросила неприятная замдиректора, всем своим видом показывая, что разговор закончен.

Еще вчера Юле ее положение не казалось аховым. Она планировала снять комнату, найти работу. При наличии двух дипломов эта задача представлялась ей пустяковой. А теперь выходило, что ни о каком съемном жилье и речи быть не может. Выход был один, и он назывался «дорога домой». Юля тешила себя мыслью, что обязательно сюда вернется после того, как дома залижет раны.

В Южно-Сахалинск самолет летал раз в сутки с утра, поэтому девушка не торопилась, все равно еще ждать целую ночь. Сняла в банкомате перечисленные «СОНом» деньги и бродила по городу, радуясь, что за месяц не успела накупить барахла, иначе пришлось бы таскаться с тяжелым скарбом, а так все уместилось в рюкзак и пакет. Юля ходила по магазинам, прикидывая, что бы купить на память о Петербурге. Ей нравилось столько вещей – таких ярких, красивых, модных, хотелось купить их все разом. Но больше всего поразил воображение телефон. Тонкий, с большим экраном и розовый! Юля вертела его в руках, как завороженная, глядя на перламутровые розочки на корпусе. Какой же он красивый! О таком она даже и не мечтала. Телефон, что у нее украли, был тоже хорошим, но ни в какое сравнение не шел с этим розовым великолепием. Не в силах выпустить телефон из рук, Юля направилась с ним к кассе.

Сим-карту она купила в том же торговом центре, вставила ее в новый телефон и еще долго держала его в руках, открывала и закрывала разные вкладки, выбирала мелодию звонка, регулировала громкость. Больше всего ей хотелось, чтобы кто-нибудь позвонил, или позвонить самой, но не помнила ни единого номера, а ее номер никто не знал тем более.

В транспортном агентстве ее ждало очередное разочарование. Стоимость авиабилета превышала все разумные пределы. Если бы она не купила телефон, то денег все равно не хватило бы, разве что только на поезд. Сюда она прилетела по билету, купленному отчимом. Дядя Коля был только рад ее отъезду. Для него чем дальше она уедет, тем лучше. Поездом ехать совсем не хотелось: сначала до Москвы, потом целую вечность до Владивостока, а оттуда теплоходом в Корсаков. Свихнешься или с голодухи подохнешь. В поездах ей всегда хотелось есть. Даже когда предстояло проехать по железной дороге всего несколько часов, зайдя в вагон, Юля сразу открывала объемистую сумку с продуктами и приступала к трапезе. А тут придется экономить на всем, даже лишний раз чаю не выпьешь, потому что денег в обрез, и тех хватит ли на билет до Корсакова – еще большой вопрос.

Дни в августе коротки. Начинало темнеть, накрапывал мелкий дождик. Юля сидела на скамейке у памятника Кутузову. Девушку занимал один из вечных вопросов: что делать? Она подняла глаза на фельдмаршала, будто он мог подсказать ответ. Хорошо ему жезлом размахивать, думала Юля, кутаясь в куртку. Ей хотелось, чтобы подошел кто-нибудь сильный и добрый и решил все ее проблемы. Встретить бы опять Осипа и попросить о помощи, мечтала девушка. Но на звонки он не отвечает, звони не звони. Юля уже раз десять набрала его номер, тот все время был недоступен.

Когда она вышла за дверь «СОНа», почувствовала на себе чей-то взгляд. Замдиректора провожает глазами, не сомневалась Юля. Ждет, что я обернусь, чтобы увидеть кисляк на моем лице. Хренушки вам! Юля расправила плечи и гордо устремилась вперед.

И сейчас ей снова почудился чей-то сверлящий спину взгляд. Она вздрогнула раньше, чем услышала совсем рядом хриплое: рублем не выручишь?

Перед ней предстало небритое косматое существо в замызганной одежде, от существа несло помойкой. Забыв об усталости в ногах, Юля вскочила с места и понеслась прочь. Перевела дух на эскалаторе, спускаясь в метро. На станции было сухо и светло, и там стояли скамейки, на одну из них она приземлилась. В рюкзаке лежали кроссовки, переобуться бы в них, но где тут переобуешься? На станции, при всех? Что люди подумают?! Юля, как большинство провинциалов, очень зависела от мнения окружающих. Ей казалось, что все на нее смотрят и оценивают.

Прибывали и отправлялись поезда, на станции то становилось многолюдно, то пустынно. И все равно кроме Юли на платформе всегда кто-нибудь оставался. Девушка начинала чувствовать себя неловко от того, что она давно тут сидит и никуда не едет. Как бомжиха! Чтобы чем-то себя занять, она полезла в рюкзак. Рука нащупала асимметричную, грубой работы фигурку. Юля извлекла ее из рюкзака и стала разглядывать. Ничего привлекательного в ней девушка не находила: на толстой шее большая уродливая голова, ноги-копытца, огромный живот, правая рука, как у мутанта, левой – нет. Непропорционально большие глазища куклы делали ее похожей на инопланетянина. Юля и не заметила, как стала погружаться в эти лишенные зрачков глаза. Голова ее закружилась, на мгновение стало темно, и в этой темноте звездочками вспыхивали образы. Сначала появилась Сашка. Она, как обычно, была серьезной и молчаливой. Затем возникло лицо матери. Мама, напротив, тараторила без умолку. Куда же ты так далеко собралась?! А жить где будешь? Сашка тоже в Питер подалась, так с нее хоть толк вышел, а ты? Зайди к ней, когда припрет. Она поможет, не чужая ведь.

Сашка! – осенило Юлю. Мать как напророчила своим «припрет». Она перед отъездом написала Сашкин адрес и телефон. Юля ту бумажку оставила дома, не понадобится, думала. Адрес, какой же был адрес? Девушка напрягла память. Улица какая-то респектабельная. Яхтенная! Да, у Сашки Яхтенная улица и дом… дом, кажется, шестой. А квартира, как у Лерки, сорок седьмая – это она хорошо помнила. Осталось только узнать, где находится эта Яхтенная. Там же, на станции, Юля нашла карту города. Где-то на самой окраине, совсем не в респектабельном месте, вдали от метро дугой извивалась улица с респектабельным названием Яхтенная.

Кляня богом забытый район, Сашку, которой вздумалось в нем поселиться, пустырь, по которому приходится идти, и проливной дождь, Юля ковыляла к намеченной цели – виднеющимся вдали очертаниям жилого массива. Под ногами чавкала мокрая трава, каблуки вязли в грязи, едва не ломаясь. Юля смертельно устала и не имела сил даже на то, чтобы поостеречься шагавшего сзади нее мужчины.

Та злополучная ночь с шестого на седьмое августа сделала крутой вираж на ее и без того неровном жизненном пути. Юля впервые это осознала, когда в пятом часу вечера спускалась по лестнице, покидая квартиру Олега. У своего нового знакомого девушка провела неполные сутки, и если бы ему не надо было в скором времени отправиться по делам, Юля у него осталась бы. Олег не предложил гостье подвезти ее или хотя бы вместе выйти из дома, и это наводило на мысль, что ее вежливо выставляют за дверь.

На всякий случай еще раз заглянула на четвертый этаж – к Саше, – подошла к металлической двери, прислушалась – тишина. Позвонила. Никто не подошел и не открыл.

Куда идти теперь? Что делать? Хоть оставайся здесь, на этой голой лестнице, с ее смесью запахов псины и плесени, и до второго пришествия жди появления Сашки. Но это же так противно и унизительно – сидеть под дверью, как собачонка! А еще тут ее может найти тот страшный человек, что был на пустыре. А вдруг он заметил, в какой дом она забежала, и будет здесь ее искать. Он ведь псих ненормальный, не успокоится, пока не совершит задуманное. При этой мысли Юля поежилась. Перед ней возникло перекошенное злобой лицо и тянущаяся к ее горлу рука.

Безысходность заставляет задумываться о чудовищных вещах. Жизнь, казавшаяся долгой и многообещающей, теперь должна будет закончиться. Юля сама так решила и теперь выбирала, где осуществить задуманное, чтобы все выглядело красиво. Смерть в результате падения с высоты представлялась романтичной. Или хотя бы не такой отвратительной, как повешение, вскрытие вен или хуже того – быть порезанной маньяком. Юля бродила по какому-то спальному району, в который привез ее рейсовый автобус, и взглядом выбирала подходящий дом. Подходящий – это высокий, и чем выше, тем лучше. Приглянулись новенькие, с башенками на крыше, двадцатиэтажки, внизу крохотный пятачок автостоянки и газон. То, что нужно. Просочилась в подъезд вслед за жильцами, лифт привез на последний этаж. По боковой лестнице поднялась еще на пол-этажа, а дальше – дверь на замке, на крышу не попасть. С общей лоджии открывался вид на внутренний двор с бетоном и помойкой. Внизу ходили люди, они в сценарий девушки не вписывались. Все-таки расставание с жизнью – процесс интимный, не терпящий посторонних глаз. И падать вниз оказалось страшно, совсем не так, как она думала, когда сюда шла. Юля подошла к ограждению вплотную, перегнулась вниз глубже, чем она это делала, когда стояла дома на балконе, а перевалиться не смогла. Ноги дрожали, сделались слабыми. Прыгать надо было быстро, пока никто ее здесь не застал, иначе она будет выглядеть полной дурой, которая пришла в чужой дом и зачем-то стоит на лоджии. Или разгадают ее замысел, вот неловко-то будет! Юле уже казалось, что снизу и из окон дома напротив на нее смотрят.

Юля не ошиблась. Она осторожно огляделась по сторонам и встретилась глазами со светловолосой девушкой в тельняшке. Она стояла на соседней, расположенной в квартире лоджии и вела себя странно: двадцатый этаж, а она сильно высунулась на улицу, будто находилась на первом.

– Эй! – помахала ей девушка и засмеялась.

Юля нерешительно помахала в ответ. Девушка выглядела совсем юной: гладкое личико без косметики, волна пышных волос, тонкая подростковая фигурка.

– Классный вид! – сообщила она, настроившись на беседу. – Тебе тоже нравится высота?

– Да, прикольно, – рассеянно ответила Юля.

– А ты где живешь?

– Я в гости пришла, но никого нет, – уклонилась она от ответа.

– Меня Ира зовут. Хочешь, подожди у меня. Девяносто шестая квартира. Будем вместе смотреть на город.

Уже через десять минут они обе сидели на лоджии в квартире Ирины. Там стояла высокая, почти до уровня перил скамейка, на которую они и взгромоздились.

Если бы Юля не пыталась только что спрыгнуть вниз, то она ни за что не влезла на эту скамейку. Она осторожно на нее забралась, стараясь не приближаться к краю лоджии. Ира, напротив, еще больше высунулась на улицу, демонстрируя безумную отвагу.

– А ты бы смогла шагнуть туда? – показала она рукой вдаль.

Юля сжалась – неужели эта девочка тоже собиралась покончить с собой? Получается какой-то клуб самоубийц. Только этого ей не хватало! Юля представила, как они вместе с огромной скоростью приближаются к асфальту и сразу превращаются в куски мяса – некрасивые и бессмысленные.

– Я нет, – Юля поморщилась.

– А я хочу полететь. Только не вниз, а вдаль, как летают птицы. Иногда смотрю отсюда на город, и мне кажется, что человек может летать, только не знает, что для этого нужно сделать. Я про йогов читала. Достигнув просветления, они ходят по воде. А полет – это, наверное, наивысшая степень просветления, которую пока не достиг ни один йог.

Ира догуливала школьные каникулы, а ее родители отдыхали на даче. Девушка дачу не любила, поэтому предпочла остаться в городе. Она то зависала в Интернете, то гуляла, а то, как сейчас, валяла дома дурака. Одни подруги разъехались, другие гуляли с парнями, а у нее парня не было, отчего она часто скучала. Ира очень обрадовалась, когда узнала, что Юля может у нее немного пожить.

Юле у Иры нравилось: все просто, душевно и не надо ни в чем искать подвоха. Ира была искренней и восторженной, немного наивной и совсем бескорыстной. За полторы недели, что Юля у нее гостила, Ира ни разу не попросила у нее ничего купить из продуктов. Девушки питались вместе на деньги, оставленные родителями Иры. Юля не сомневалась, что если бог существует, то это он послал к ней этого белокурого ангела с детской улыбкой.

Живя у Иры, Юля понимала, что она в этом доме ненадолго, до возвращения с дачи родителей девочки. Надо было действовать, и Юля действовала – зарегистрировалась на сайте знакомств. Сообщения посыпались снегопадом, их количество льстило самолюбию девушки.

Писали мужчины от восемнадцати до шестидесяти, Юля не успевала просматривать анкеты. Сообщения от претендентов старше тридцати она удаляла, не читая. Тридцатилетние Юле тоже казались староватыми, но она все же давала им шанс, при условии, что женихи будут хороши собой и богаты. Сначала она придирчиво перебирала кандидатов: один некрасивый, другой слишком старый, третий с детьми, четвертый без жилья. Список быстро редел, количество сообщений уменьшалось, пока не прекратилось совсем. От отчаяния Юля остановилась на Артеме, двадцатидевятилетнем операторе, живущем с мамой, но более-менее симпатичном и настроенном на семью.

Собранных доказательств против Александры Леванцевой вкупе с ее признаниями вполне хватало для передачи дела в суд. Адвокат Любарский придал ускорение делу по убийству Плюшева. После встречи с ним подозреваемая начала давать показания. По ее словам, она убила Елисея по неосторожности. Плюшев напал на бедную девушку, и она защищалась, как могла. А потом еще и пыталась оказать ему посильную медицинскую помощь. В последнее Валентина не верила, она понимала, что это выдумка адвоката для того, чтобы заработать плюсик в глазах судьи. В остальном же история выглядела вполне гладкой, но один момент Валентине не давал покоя. Она хотела разобраться, почему тихий и безобидный Плюшев напал на Леванцеву. Для этого требовалось понять, каким все-таки был Елисей: в каких условиях рос, о чем мечтал. Лучше всего знала Елисея его сестра. Семирукова не стала вызывать Дарью к себе, а решила сама прийти к ней и заодно взглянуть, как та живет, может быть, для полноты картины посмотреть их семейные фотографии.

Заранее позвонив Казарцевой и заручившись, что та будет дома, прохладным воскресным днем Валентина пришла в высокий многоквартирный дом на Яхтенной улице. Приехав на автобусе, она не стала сокращать путь, а пошла в обход. Поскромничала заказывать служебную машину – все-таки воскресенье, и она не с работы едет, а из дома, и ее поездка получается вроде бы неофициальной. Днем пустырь выглядел вполне безопасно и напоминал заброшенный парк, так что она могла спокойно пройти напрямки, но Валя предпочла более длинный путь по асфальтированной дорожке. Во-первых, она как должностное лицо идет к свидетельнице, а не к родственнице на пироги, а во-вторых, Валя в этот раз принарядилась, а при параде шастать по колдобинам да бурьяну несподручно. Собираясь к сестре Плюшева, Валентина вспомнила разговор с ней в своем кабинете, и особенно оброненную Дарьей фразу по поводу ее манеры одеваться. Это ее снисходительное «сочувствую» больно царапнула по самолюбию Семируковой. Тогда Дарья была подозреваемой, и, казалось бы, в ее положении не пристало сочувствовать следователю, а полагалось беспокоиться о своей судьбе, а она еще и держится барыней. Имеет право, подумала Валя, вспоминая точеную фигуру Казарцевой.

Валя никогда, даже в школе не хотела стать ни фотомоделью, ни стюардессой, ни певицей, ни примой сцены, не грезила, как другие девчонки, о съемках в кино. По ее мнению, от этих, казалось бы, завидных профессий веяло неполноценностью. Ты фланируешь по подиуму, мелькаешь на экране и на обложках журналов, тебя рассматривают как куклу, красивую картинку, но не как человека. Никому не интересен твой внутренний мир, только длина ног, прическа, платье, голос. Стюардессы, сполна искупавшись в недополученном на земле внимании, устав от безумного графика и капризных пассажиров, мечтают о спокойной работе. Им уже не нужно чувствовать себя звездой салона в красивой униформе, а хочется быть просто людьми, никого не обслуживать, не приносить-уносить-подавать, выслушивая претензии. Фотомодели, хлебнув модной жизни, стремятся в актрисы. Просто быть экспонатом для съемок уже мало, хочется реализации своего творческого потенциала. Была бы я телеведущей или диктором, мечтают такие девочки. Но, попав на экран, понимают, что на телевидении никакая самодеятельность не приветствуется. Взяли комментировать светские новости за красивую внешность, вот внешностью и работай. Ты всего лишь говорящая голова. Актрисы мечтают стать режиссерами и снять кино или хотя бы писать сценарии. Телеведущие мечтают о своем шоу. Певицы рвутся в продюсеры. И все хотят написать книгу о своей интересной жизни. Потому что оказывается, что быть только картинкой – мало. Уже недостаточно, чтобы восхищались лишь красивыми глазами, улыбкой и фигурой. Хочется, чтобы отметили острый ум, эрудицию, тонкий юмор.

Если бы ей мама говорила, какая она красивая, возможно, Валя такой и стала бы. Не ела бы на ночь конфеты и печенье, следила бы за фигурой и модой и тогда, может быть, тоже в грезах видела бы себя на обложке журнала. Потому что, сколько ни считай внешность второстепенной, сколько ни ставь на первое место духовность, а все равно рано или поздно захочется быть красивой, ловить на себе восхищенные взгляды…

Перед походом к Казарцевой Валя перетряхнула весь свой гардероб и обнаружила, что, несмотря на ворох шмотья, надеть решительно нечего. Вещи были вполне приличными, даже красивыми, но купленными давно. Из моды они не вышли – Валя предпочитала классику, вот только размер одежды – сорок четвертый – расстраивал. За полгода она поправилась так, что вся одежда, не считая той, что имела свободный покрой, оказалась впритык. Сейчас у Вали был сорок шестой. И это при росте сто пятьдесят восемь. Она выглядела не толстой, но, увы, и не тростинкой. Валя с грустью окинула взглядом когда-то отлично сидевшую на ней узкую юбку, приложила к себе и убрала на место. Она обреченно потянулась за свободной крепдешиновой туникой, брюками и новыми туфлями. Туника льстиво скрыла образовавшиеся складки на боках и талии, зато пояс брюк мстительно впился в тело, отчего пришлось надеть другие.

«Нужно срочно на диету!» – констатировала Валя. Эта светлая мысль посещала ее всякий раз, когда она ощущала тесноту одежды, и всегда затея с диетой с треском проваливалась. Во-первых, хотелось вкусненького, а во-вторых, одновременно работать и сидеть на диете просто невозможно. Тут ведь как. Рабочий день непременно начинается с чашки кофе. А кофе требует бутерброд или шоколадку. А лучше и то, и другое. Иначе мозг на работу не настраивается. Не получив привычного завтрака, голова будет постоянно о нем думать, а думать надо о делах. Ее и так считают девочкой, которая ничего не умеет.

Дарья встретила ее в домашнем халате. Халат, правда, был красивым и подчеркивал точеную фигуру Казарцевой. Валя с сожалением про себя отметила, что у нее такого халата нет. Да что там такого! Никакого нет и никогда не было – она предпочитала носить дома футболки с тренировочными штанами.

– Не обращайте внимания, у меня уборка, – сказала Дарья, впуская ее в дом.

Валя осторожно прошла в прихожую, на полу которой валялись скомканные газеты и тряпки.

– Не разувайтесь.

– Что вы, что вы! Я разуюсь! – воспротивилась Семирукова. Всю дорогу она мечтала снять жесткие туфли. Освобожденные ноги с наслаждением ступили на прохладный ламинат.

– Пойдемте на кухню, – предложила хозяйка.

На кухне тоже было не убрано, но посуда и плита вымыты.

– Вы пьете кофе?

– Я… Так, иногда, – неопределенно ответила Валя.

– А я без него не могу. – Казарцева принялась к ритуальному действу под названием «приготовление кофе». Высыпала в кофемолку пахнущие карамелью кофейные зерна и не без удовольствия стала их молоть.

– Приятный аромат, – светски заметила Семирукова.

– Кофе у меня отменный, – с гордостью согласилась хозяйка. – Когда я его пью, представляю себя на летней террасе кафе с видом на море. Кофе – то немногое настоящее, что я могу себе позволить. Остальное, – она кивнула на старую кухонную обстановку, – что мебель, что посуда – все дешевое, с претензией на элегантность. Продукты – полуфабрикаты с искусственными добавками, яблоки и те безвкусные. Только с поминками управилась, а уже пора за сыном ехать и в школу его собирать, купить тетради, альбомы, куртку, костюм, ботинки – из старых уже вырос. А потом еще сороковины. Вы, наверное, о брате пришли узнать. Спрашивайте, не обращайте на меня внимания. Я просто очень устала.

Валентина внимательно посмотрела на Казарцеву, и ей стало стыдно за свои недавние мысли. Сначала она относилась к Дарье с сочувствием – ведь та потеряла единственного брата! Потом с подачи Небесова записала ее в подозреваемые. Считала ее заносчивой особой. Под щитом самоуверенности следователь Семирукова не разглядела замотанную бытом женщину, которая устала быть сильной.

– Скажите, каким был ваш брат в детстве? – спросила Валя.

– Хорошим, я бы сказала, интеллигентным. Не хулиганил, не грубил. Учился неплохо. Правда, аттестат у него с тройками, но у кого их нет? Я вообще считаю троечников более изобретательными и приспособленными к жизни – они привыкли выкручиваться, искать компромиссы – где-то спишут, где-то им помогут, где-то они подыграют. А отличник, если не выучит предмет, он его не сдаст. В жизни гибкость очень помогает.

– Как он относился к девочкам? – Валентина подумала, что если у Елисея были проблемы с женщинами, то их корни стоит поискать в детстве.

– Хорошо относился. Сначала Елик только со мной и с моими подругами играл. Вернее, не играл – наши игры для него были сложными в силу разницы в возрасте – смотрел в основном. Мама мне всегда поручала приглядывать за братом, поэтому он с нами хвостиком болтался. Позже Елик стал гулять самостоятельно, но тоже с девочками. Так получилось, что во дворе дома, где мы тогда жили, для моего брата сверстников-мальчиков не нашлось. Лет до одиннадцати Елик общался с девочками, а потом их интересы разошлись – у девчонок появились свои секреты, увлечения, и прежние дворовые игры их больше не занимали. В школе друзей Елик не нашел. С мальчиками как-то сразу отношения не сложились, то ли от того, что он никогда не вращался в мальчишеских компаниях и не знал, как себя вести, то ли еще отчего-то, но Елик остался один. Одноклассницы тоже не приняли мальчика в свой круг – они вообще относились к мальчишкам, как к инопланетянам, зараженным опасным вирусом. Не приближались к ним, демонстративно фыркали на любой знак внимания (не дай бог, «поженят»!), обращались исключительно по фамилии.

Елисей Плюшев, как и говорила о нем его сестра Дарья, рос интеллигентным мальчиком. Слишком тихим, покладистым. Он не умел злиться и не держал обиды. На нападки задир, без которых не обходится ни один детский коллектив, отвечал, как его учила мама – словом. В драку Елик никогда не вступал, не умел. За это окружающие его не воспринимали всерьез. Рохля, говорили о нем, или – ни рыба ни мясо. Сам же Елисей был о себе иного мнения. Он умный и рассудительный, взрослый. Мама всегда ему говорила: «будь умней – уступи» или «тебя обзывают, а ты не слушай», «сила – аргумент недалеких людей». С этими постулатами Елик и рос, получая время от времени подзатыльники и щелбаны от сверстников, воспитанных в ином духе.

Первое разочарование Елисея постигло, когда в третьем классе выбирали председателя совета отряда. Елик толком не понимал, что такое совет отряда и зачем он нужен, как, впрочем, и его одноклассники, но председателем быть хотел. Потому что это повышает значимость в глазах окружающих, и сам факт избрания выделяет из толпы, делая особенным. На классном часе учительница предложила выдвигать кандидатуры, хотя сама давно все решила, но это Елик понял гораздо позже, когда стал взрослым. А тогда он искренне верил, что выберут его. Или надеялся, что выберут. Хотя бы предложат. Но никто кандидатуру Елисея Плюшева не предложил, даже вскользь не упомянул его имя. Выдвигали других: несомненного лидера Валерку Серова, отличницу Оксанку, клоуна Мишку Макеева – для смеха, заводилу Макса, даже двоечника Липкина. К сожалению, самовыдвижение не приветствовалось. То есть если бы это сделал Максим, или Валера, или Мишка – это восприняли бы как должное. У Макса с Валерой непоколебимый авторитет, Валера хорошо учится, во всем первый, его отец – замдиректора фабрики, а мама художник, всегда помогает с оформлением «классного уголка» и возглавляет родительский комитет. Максим из простой семьи, учится так себе, вершины берет по настроению, больше хулиганит, но грань не переходит, за что учителя ему многое прощают. Макеев – шут гороховый, ему самовыдвижение положено по штату.

Елик все ждал, когда назовут его имя. Лилия Андреевна одобрительно кивала, наблюдая активность класса. Она, конечно, была за Серова – сама же его и предложила, а ребята не стали возражать.

– Так, еще кого? – спросила учительница, имитируя игру в демократию. – Может, Лизу? – назвала Лилия Андреевна для порядка. Она знала, что за тихую и старательную Лизу никто не проголосует, да Лиза и сама откажется. Так и вышло – Лизка смущенно покраснела и замотала головой.

– Не хотите Лизу, давайте голосовать. Итак, есть три кандидатуры: Валера, Оксана, Максим. Мишу я не считаю, это несерьезно, – продолжала заигрывать с классом Лилия Андреевна, своей снисходительной улыбкой словно говоря: вы же разумные люди и оспаривать очевидное не будете.

Выбрали, конечно же, Валеру Серова. В первом туре Макс получил большинство голосов, но после умелой агитации учительницы лидировал Серов. Оксана заняла почетное третье место, чему ничуть не огорчилась. Решено было Макса сделать заместителем, а Оксану старостой – в данном случае кем-то вроде секретаря, с обязанностями доносчика.

Елик так волновался в ходе выборов, весь его несчастный вид так явственно кричал: «Меня надо назначить!!!» – что Максим к нему обернулся и назидательно заметил:

– А тебя не выберут никогда!

Елисей испугался: неужели он высказал свое желание быть председателем вслух? Да нет вроде. Ничего он не говорил. Вообще ничего. Тогда как же Макс узнал? Мысли, что ли, прочитал?

Позже, в классе восьмом, Плюшева обошли, когда премировали самых достойных учеников прогулкой на теплоходе, а до этого в лагере в конце смены не дали грамоту. Так Елисея приучили к мысли, что он – третий сорт и претендовать на что-то лучшее не должен, так как все равно ему не светит.

– Это Елисей? – не поверила своим глазам Валя. На фотографии сиял лучистыми глазенками ангел. Пухлые щечки, изящный носик, на голове, увенчанной светлыми кудряшками, банальные заячьи ушки, хотя ему бы больше подошел нимб. Не мальчик, а натурщик для картины Рафаэля!

– Да, это мой брат, – с гордостью сказала Дарья. – На новогоднем утреннике во втором классе.

– Такой маленький. Я думала, что в детском саду.

– Он рос плохо. А в детский сад Елик не ходил. Мама долгое время дома работала парикмахером. Да, незаконно. Но жить как-то надо было, вот и крутилась, как могла. Поэтому нас с Еликом воспитывали дома. Мама нас не хотела в сад отдавать, считала, что оттуда все болячки и сквернословие. А что вы на меня так смотрите? Не согласны? Сейчас полно частных садов, где все условия, а раньше были огромные группы и двое взрослых. Да разве двое углядят за такой оравой? А болезни! Вот где рассадник всякой заразы! Один с соплями придет, и тут же все болеть начинают. А еще некоторые воспитатели, чтобы не работать, нарочно детей простужали – окна распахивали. Детям много не надо – пять минут сквозняка, и все, карантин. Матерные слова точно так же, как насморк, распространяются: кто-нибудь из детей услышит дома ругань, в саду повторит. Я такая здоровая из-за того, что в детстве ни единой болячки не подцепила. Здоровье, оно, знаете ли, с младых ногтей закладывается.

– А как же социализация?

– Мы не в лесу жили, – отрезала Дарья. – Друг с другом общались и с соседями по двору. И вообще, что важнее – здоровье или социализация?

– Здоровье, – пробормотала Семирукова. Что-то ее сбило с толку, что именно, она не поняла.

– Вы знаете, Валентина, я была готова к тому, что мой брат умрет, – задумчиво произнесла Казарцева.

– Почему? Он был неизлечимо болен?

– Здоров, как бык. Но, как говорится, смерть ему была написана на роду.

– Кем написана? – удивилась Семирукова. Дарья производила впечатление прагматичного человека, и услышать от нее о родовых проклятиях и прочей чертовщине она никак не ожидала.

– Это долгая история.

– Ничего, послушаю, – улыбнулась Валя. – Тем более, что кофе у вас очень вкусный и под него наверняка приятно слушать долгие истории.

– Однажды, возвращаясь на электричке из деревни, я разговорилась с одним интересным человеком, Николаем Ивановичем Вольновым. Он специализируется на фонологии и голосах. Николай Иванович истолковывает события по сочетанию звуков. Знаете выражение, как корабль назовут, так он и поплывет? Вольнов считает, что не столько само значение названия влияет на судьбу корабля, а его звучание. А имя человека тем более влияет на его судьбу. Я не представлялась, а он угадал мое имя. Сказал, что я волевая и сильная, даже резкая, и имя у меня должно быть соответствующим – коротким, рычащим, образованным от мужского имени. Так и есть: Дарь-рь-рь-я! Послушайте, как звучит. Я думала, что оно исключительно женское, как Наташа или Светлана, а оказалось, что образовано от имени Дарий. Был такой царь. И про моего бывшего мужа все правильно угадал. Илья его зовут. Звучит, как манная каша. Он и был таким – тюфяк тюфяком. Только фамилия звонкая – Казарцев. Этой фамилии хватало лишь на то, чтобы на меня покрикивать. Я ему прикрикнула однажды! До чего я терпеливая, но тогда терпелка закончилась – огрела его тем, что под руку попало, – лыжной палкой. Илья завизжал диким голосом, как дурная бабенка. Я смотрела на него, словно впервые увидела, а саму нервный смех пробрал: и этот жалкий мужичонка когда-то меня очаровал?! Подала на развод и избавилась от этого недоразумения. Когда злость прошла, жаль себя стало, хоть волком вой. За ушедшие годы, за сына, что у него такой беспечный отец, за несложившуюся семью, за все.

Иван Николаевич сказал, чтобы я не расстраивалась из-за того, что мы с ним расстались, – все равно мы были слишком разными, и ничего хорошего у нас не вышло бы. Бесхребетным он был, ничего его, кроме дивана и телевизора, не интересовало. Ладно, если бы деньги в дом приносил, пусть бы на диване валялся – слова ему не сказала бы. А то потерял работу во время кризиса и осел дома на моей шее. Себя искал. На то, что ему предлагали, не соглашался – видите ли, он достоин лучшего. А еще Вольнов сказал, что Елисей, скорее всего, погибнет.

– Что, прямо так и сказал?

– Нет, конечно. Но я сама догадалась.

– И что, вот так по имени можно точно определить судьбу? – не поверила Семирукова.

– Не только по имени, еще учитывается дата рождения. Я и гороскопам не доверяю, и Николаю Ивановичу не сразу поверила, но он очень обстоятельно все рассказал. Он и мне судьбу предрек, но вам я говорить не стану – очень личное это и боюсь сглазить, – потупила взор Казарцева, и Валя поняла, что Вольнов напророчил ей негаданное счастье. – И не только мне. Я специально на других людях проверяла его теорию, и все совпадало! На родителях своих, царство им небесное, и на знаменитостях. Знаете актрису Юлию Недорез?

– Нет, – призналась Валентина.

– Ну как же? Она в сериале «Двое» снимается. Я даже немного с ней знакома. Они одну сцену в нашем клубе снимали. Я сама в эпизод попала, совсем коротенький, на несколько секунд. Там моего лица почти не видно, я на заднем плане танцую. Тяжело, правда, было. Сцену в клубе снимали целый день. Я свой выход ждала несколько часов. Чтобы я еще раз на такое подписалась?! Никогда! На съемочной площадке кавардак, все суетятся, бегают, режиссер вечно всем недовольный, артисты психуют. А ты – массовка – существо низшей касты. Тебя так и называют – массовка. Ты для киношников, словно дешевая декорация – заменить времени нет, но если что, можно найти другую. Самое противное, ждешь, как дура. И не уйдешь ведь, потому что уже договорилась.

Недорез не везло, как проклятой. На съемках у нас в клубе она на ровном месте сломала лодыжку, а до этого чуть не утонула в Ладожском озере, резала пальцы, ломала каблуки, попадала в аварию – в общем, тридцать три несчастья. Я все это узнала из Интернета. Да вы сами почитайте! За актрисой тянется шлейф бедствий. И ведь она не растяпа какая-нибудь. Напротив, очень собранная и организованная девушка.

Мы с ней в закутке нашего клуба разговаривали, когда она отдыхала между съемками.

Я думала, Недорез недоступная, как истинная звезда, и гордая. А она простая и очень душевная, только неразговорчивая. Обменялись телефонами и общались какое-то время. Да она живет на нашей улице, в шестом доме! Только я у нее в гостях никогда не была, Юлия меня не приглашала – у нее напряженный график, да и я вечно как белка в колесе.

Так вот, когда с Недорез случилось очередное несчастье, я подумала, а может, они у нее на роду написаны? Пришла с этим вопросом к Вольнову. Он, к слову говоря, тоже, как и вы, сериал «Двое» не смотрел и Юлию Недорез не знал. Когда услышал эту фамилию, очень удивился – как она вообще дожила до своих лет? Такое бывает, когда человек меняет имя, фамилию. Он предположил, что она вышла замуж и сменила фамилию или, может быть, у нее такой псевдоним. Хотя странный псевдоним, неблагозвучный. Актеры, напротив, стремятся взять себе красивые имена. Я смотрела на сайте сериала биографию Недорез – она не была замужем и не брала псевдоним. Это ее настоящие имя и фамилия.

Я сообщила актрисе о нашем разговоре с Вольновым. Мы с ней встретились в кафе около «Ленфильма». Сначала мы разговаривали о всяких пустяках, Юля улыбалась, пила кофе. Как только она услышала о сомнениях на ее счет Вольнова, Недорез очень нервно отреагировала. На ее шее и щеках выступили красные пятна, опрокинула чашку и пролила остатки кофе, засобиралась – вдруг срочно понадобилось куда-то идти. После этого я ее ни разу не видела. И даже по телефону мы с ней не разговаривали, звонила ей, а она всегда вне зоны доступа.

А еще Николай Иванович предупредил, что Юлии обязательно нужно себя беречь. А лучше взять псевдоним. Иначе с таким сочетанием звуков ее ждут серьезные опасности.

– Имя, несомненно, влияет на судьбу человека, но не так фатально, – заметила Валя. Она поняла, что разговор зашел не в то русло и ничего дельного от Дарьи она больше не услышит.

– Не верите мне? Напрасно. Тогда хотите, я у Вольнова про вас спрошу? Но я и так вам сама могу кое-что сказать, хоть и весьма поверхностно, но я научилась разбираться в звуках. Имя у вас мягкое и глухое, похожее на вату. Сами послушайте: Ва-лен-ти-на! Видимо, это влияет на ваш характер. Уж простите за прямоту, вы мягкая и неяркая, словно боитесь выйти из тени.

Валя промолчала. Здесь Дарья была права – Валентина знала о своей мягкости. Но чтобы ее определить, не надо быть толкователем звуков, достаточно наблюдательности.

Утром к Юле пришел адвокат и сказал, что дела идут хорошо и скоро ее выпустят под подписку о невыезде. Леонид Борисович явно ожидал увидеть иную реакцию.

– Мне обязательно отсюда уходить? – испугалась Юля.

– А вы не хотите? – скривился в усмешке Любарский.

– Нет, – нерешительно ответила Юля. – Я не знаю.

– Вы чего-то боитесь? – барсучьи глазки сверлили насквозь.

Юля боялась, очень боялась. Боялась его, того человека с пустыря, боялась рассказывать правду адвокату (а вдруг этой правдой она себе навредит?), боялась Осипа, который ни с того, ни с сего принялся ее опекать. После того, как Любарский сказал, что ее странная кукла представляет собой раритет, Юля стала догадываться, что Манжетов надеется ее заполучить. Девушка хорошо помнила, как Осип на прогулке, когда они с ним катались по Неве, интересовался ее оберегом. Когда узнал, что он у нее с собой, тут же захотел на него взглянуть. Приценивался.

– Нет, – помотала она головой.

– Понял. Это шутка такая, – натужно улыбнулся Леонид Борисович. – Юмор – это хорошо. Если вы переживаете, что вам будет негде жить, то спешу вас успокоить. Господин Манжетов обо всем позаботился.

Разговор с Любарским вызвал у Юли серьезное волнение. С первой минуты, проведенной в камере, Юля страстно желала выбраться на свободу. Она клялась себе, что возьмется за ум и постарается больше не совершать необдуманных поступков. Обязательно вернется домой и устроится на работу. И пойдет учиться. Поступит не за деньги, а сама, и будет учиться, а не покупать зачеты. И диплом получит настоящий.

И вот теперь, когда желание начало исполняться, Юля засомневалась, а стоит ли спешить на свободу и что ее там ждет? Куда идти, к кому? К Осипу? А вдруг он заодно с ним, с тем человеком, который хотел ее убить? Они вместе собирались ее убить. Осип думал, что она ему оберег по доброй воле не отдаст, и нанял убийцу. Рассказать следователю все, как было на самом деле? Нет! Нет! И еще раз нет!!! Потому что получится не самооборона, а убийство. Ведь это она убила Плюшева, и не тем, что подняла с земли, защищаясь. Она достала куклу из рюкзака и со всей силы засветила ему в висок. Вместо того чтобы сразу бежать.

Как ни странно, в камере Юля чувствовала себя спокойнее и защищеннее, чем на свободе. Сокамерницы уже не казались такими отвратительными. Одна из них, баба Настя, пышногрудая блондинка с грубоватым, испитым лицом, по возрасту совсем еще не старая женщина, попала сюда за то, что в ее доме обнаружили мертвого бомжа. Кто он такой и как к ней попал, баба Настя не знала. Когда пришли ее арестовывать, женщина была пьяна. Все улики указывали на нее. В свое оправдание баба Настя ничего сказать не могла – она всю неделю беспробудно пила и, что творилось в ее доме, не помнила. Вторая сокамерница, Зема, – тощая и чернявая, со злобным лошадиным лицом и тяжелым взглядом маленьких глаз. У нее даже улыбка была устрашающей. Юля сразу стала ее опасаться, ведь Зема явно настраивала против нее свою товарку. Они с бабой Настей все время шептались о чем-то, бросая на новенькую недобрые взгляды, того и гляди, задушат ночью подушкой – и поминай как звали. С Земы станется, она зарезала своего сожителя разбитой бутылкой.

– Ну что, девка, покидаешь нас? – с порога сказала Зема, когда Юля вернулась в камеру после беседы с Любарским.

– Откуда ты знаешь? – удивилась девушка.

– Зема все знает! Зема в таких делах дока. Когда отвальная?

– Я не хочу, я не хочу выходить! Я боюсь! – не выдержала она и разрыдалась.

Юля ревела и сквозь слезы рассказывала обо всем, что с ней приключилось, с тех самых пор, когда получила приглашение на работу в компанию «СОН». Даже раньше – с новогодней поездки в коттедж вместе с Сашкой.

Сокамерницы внимательно слушали, кивали, сочувствовали. Баба Настя налила ей горячего чаю, а Зема по-матерински обняла и крепко прижала к себе. Они, простые, грубые, утратившие красоту женщины, показались Юле ближе и участливее кого-либо в этом строгом, неуютном городе.