1650 г. Шотландия
Он был молод, умен, чертовски обаятелен и любвеобилен; романтик, аристократ наиголубейших кровей. Но, увы, находился в опале и при пустой казне. Она была юна и прекрасна, не настолько благородна, как он, но с богатым приданым. Английский король Карл Второй и шотландская маркиза Изабель.
Карл жил на птичьих правах у сестры в шотландском замке. В истрепавшейся одежде он скорее походил на прислугу, чем на монарха. Жизнь в изгнании была не простой, совершенно не той, которая должна быть у короля. В Англии царили революционные настроения, и вернуться туда было бы безумием.
Молодому королю нравились все женщины на свете. Часто это бывало взаимно – редкая дама могла устоять перед изысканными манерами столь великолепного мужчины. Но вот Изабель почему-то была к нему равнодушна. Красавица с ним играла: она не отталкивала его, но и не подпускала близко, дразня пленительным взглядом и стройным станом. Пылкий Карл мечтал заполучить ее себе в любовницы, и с каждым днем его желание усиливалось. Он предложил Изабель руку и сердце. В ответ, как обычно, не последовало ни «да», ни «нет». Отец невесты, маркиз Макковаль, был согласен выдать Изабель за Карла. Он отлично понимал, что каким бы ни было нынешнее положение жениха, он не кто-нибудь, а король, помазанник божий, и даже если ему не удастся вернуть себе престол, все равно он останется королем. К слову, Изабель тоже все отлично понимала. Ей льстило внимание столь высокопоставленного человека, и она была не прочь стать королевой. Но женское кокетство, коварство и гордость… Изабель была весьма своенравной и взбалмошной особой. «Его сердце навеки мое», – пела она мечтательно, прогуливаясь по саду, в очередной раз нарочно проигнорировав ухаживания Карла.
Карл страдал. Ему казалось, что он впервые по-настоящему влюбился. Он вел довольно бурную жизнь, пропустив через свои объятия множество женщин. Но все они были одинаковыми, какими-то незапоминающимися и не давали сильных эмоций. И вот, наконец, искушенному донжуану пришло неведомое доселе чувство любви. Впрочем, Карл совсем забыл про Люси – женщину, с которой у него не так давно был головокружительный роман. Тогда любовь к Люси ему тоже казалась единственным настоящим чувством.
Он злился на себя за то, что полюбил жестокую насмешницу Изабель, когда вокруг полно милашек, которые не прочь предаться греху. Печаль от неразделенной любви не мешала Карлу развлекаться в дамском обществе. Молодой король не был разборчив в связях: в его ложе бывали и герцогини, и уличные девки. Одна из любовниц Карла, белошвейка Сандра, обмолвилась, что ее тетка-знахарка умеет приворожить девицу, сделать так, чтобы она сохла по мужчине всю жизнь. Карл потребовал немедленно вести его к тетке, дабы при помощи колдовства покорить Изабель.
Карл переступил порог ветхого дома на окраине города. В таких старых домах он еще не бывал. Казалось, стоит подуть легкому ветру, и он рассыплется и превратится в труху. Хозяйка соответствовала своему жилищу. Дама была уже не молода, но и не так уж стара, тем не менее двадцатилетнему королю она показалась дряхлой старухой. Он вообще всех, кому было больше сорока, считал престарелыми.
Она ничего у гостя не спрашивала. Проводила его к широкому осиновому столу с глубокой трещиной и пристально посмотрела тяжелым взглядом.
– Присушить девицу – дело нехитрое. Только тебе не надо. У тебя дюжина таких, как она, а скоро будет еще больше.
– Мне надо! Мне очень надо, – горячо заговорил Карл. Он был очень удивлен, что старухе известно, по какому делу он пришел.
– Как знаешь, – равнодушно ответила знахарка. Она достала из-под стола большой чан, плеснула в него воды, сорвала с подвешенной на стене веревки пучок вонючей засушенной травы и стала ее крошить в воду, что-то бормоча. Когда она вдоволь набормоталась, поставила чан на огонь. Все помещение вскоре наполнилось едким дымом. У Карла стало резать в глазах, он хотел выбраться на улицу, но знахарка его остановила.
– Пей, – приказала она, протягивая кружку с отваром.
Король одним махом выпил отвратительно пахнущую жидкость и чуть не лишился чувств. На мгновенье у него потемнело в глазах, затем выступил пот. Во рту пылал пожар, на языке был омерзительный вкус.
– Ты что сделала, ведьма?! – зарычал он, хватаясь за клинок.
Знахарка, ничуть не испугавшись, продолжала бубнить.
– Через две с половиной недели она сама к тебе придет и будет твоей, – произнесла та. – Но для этого нужно выполнить одно условие.
– Что еще? Сожрать суп из летучих мышей? Или продать душу сатане?
– Нет. Твоя душа принадлежит богу, ему и достанется, когда придет срок. Летучие мыши не помогут, в этом деле они бессильны. Камни – вот что творит чудеса. Они накапливают энергию и хранят ее многие годы. Ты должен подарить ей камень, но не простой, а драгоценный. Больше всего подойдет сапфир. Это камень, связывающий землю и небо, смертного человека с бессмертными богами. Наибольшей магической силой наделен звездчатый сапфир: три пересекающиеся в нем линии с яркой точкой посередине символизируют веру, надежду и любовь. Тот, кто получит сапфир в подарок, отдаст взамен свое сердце. Пусть сапфир будет в форме сердца. Лучше, если камней будет несколько. Они приумножат колдовскую силу во много крат. Подари ей перстень с восьмью сапфирами – семь малых и один большой. Семерка – таинственная божественная сила в природе. Символ удачи, везения и любви. Единица означает высшую целостность, единство, мудрость. Восьмерка – это священное число, гармония, истина, верность. Будешь верен своей избраннице, и она будет любить тебя всегда, а предашься утехам с другой, сила камней станет разрушительной.
Что только не сделал Карл, чтобы найти подходящие сапфиры. Да не абы какие: самые лучшие, кашмирские, один большой – звездчатый. С одержимостью безумца он собирал деньги на драгоценные камни по всей своей королевской родне. Больше остальных помогла тетка – королева Франции. Она была дамой состоятельной и благоволила к племяннику, хотя и считала его затею блажью. Карл принес сапфиры лучшему ювелиру и заказал перстень, как описала ему знахарка. Когда заказ был выполнен, молодой король обомлел: такой красоты он не видел ни у кого – даже у самого Папы Римского не было такого изумительного перстня.
На день святой Троицы Карл пришел в дом маркиза Макковаля просить руки Изабель. В качестве подарка он преподнес невесте перстень. Изабель подняла на него свои небесные глаза и благосклонно взмахнула ресницами. Отец дал согласие – он счел за честь породниться с благородным родом Стюартов.
Две счастливых недели прожил Карл, наслаждаясь любовью с красавицей Изабель. Знахарка не обманула – девушка его полюбила. Ее лицо светилось радостью, и сама она была подобна солнечному лучу. Перстень сверкал на ее тонком пальце. Когда на камни попадал свет, от них разбегались блики. Изабель направляла их на лицо Карла и заливисто смеялась. Этот смех был для него самым лучшим звуком, который он когда-либо слышал.
* * *
Из архивов ответы поступали неторопливо, если вообще поступали. Служители никуда не спешили, работали старательно, и, наверное, поэтому медленно. А если верить Обноскову, то получалось, что ждать бессмысленно – драгоценного перстня нет и никогда не было. Вместо него муляж, который, естественно, нигде не зарегистрирован.
То же самое по поводу перстня сказала и Снегина: «Оксана при мне перстень не носила. Я его лишь однажды видела. Зашла у нее дома в ванную комнату, а он на полочке лежал. Красивый, изящный, сделанный со вкусом. Камни подобраны идеально: синие, словно васильки, и прозрачные, как слезы. Но мне показалось, что они не натуральные. Хотя я не специалист, могу ошибаться».
– Вот лицемерка! – разозлился Юрасов на Оксану. – Надо же так нагло врать. У нее хоть капля совести была – занималась сплошным очковтирательством? У этой Прохоренко, куда ни глянь, сплошной обман.
– Ты, Тоха, не кипятись, – попытался остудить пыл приятеля Шубин. – Может, зря ты на Оксану наговариваешь, с перстнем пока ничего не прояснилось: есть он настоящий, нет его… Тем более что мертвых недобрым словом упоминать – грех.
– Да иди ты! – огрызнулся Антон. – Все равно Прохоренко не вызывает у меня симпатии. Все в ней ненастоящее было. Не люблю фальшь!
Антон Юрасов и не подозревал, насколько его мнение совпадало с мнением Оксаны. Она ненавидела ложь, все поддельное и неискреннее… и себя за то, что была такой.
Ей некогда скучать: полно дел, друзей уйма – их количество перевалило за вторую сотню. Она – Агнесса. Восхитительная, обаятельная, всем интересная, необыкновенная личность, которая просто обязана быть знаменитой.
Агнесса в сверкании звезд и блеске драгоценностей, на ее голове бриллиантовая корона. Несомненно, она – королева. Это фото. В ее фотоальбоме есть и не такие. Полчаса работы, и на фотографии можно превратиться в кого угодно – хоть в топ-модель, хоть в принцессу Диану. Появлялись яхты, звездные вечеринки, фешенебельные отели и вечный праздник вокруг. Вот только в жизни, к сожалению, ничего не менялось: как жила она одна в четырех стенах, так и продолжала жить.
Все умозрительное, призрачное, ненастоящее. Ее королевство построено из мечты, стоит спуститься с облаков, как оно распадется в пыль. Оксана это знала и всегда боялась реальности. Она уходила в виртуальный мир и пребывала там постоянно. Друзья все из Сети, иных нет. На ее сайте заведен раздел «друзья» – случайные знакомые, с кем когда-то вместе отдыхали в лагере, учились, оказались вместе на экскурсии, соседи по двору. Добавляла их для статистики. Впрочем, нашлись любители поболтать, такие же одинокие душой, как и она. С ними установилась прочная переписка. Делились мыслями, рассуждали на различные темы и бесконечно одобряли друг друга. Кукушка хвалит петуха… Напишет пару строк, получит ответ. Смайлики, картинки, губки и сердечки. Тебя любят, слушают и слышат, и на душе становится легко и комфортно. Ты не одинока, есть виртуальный мир, населенный единомышленниками.
А жить хотелось реальной жизнью, в которой она, в сущности, никто. Оксана это понимала, и порой ей становилось так тяжко, хоть волчицей вой. Она отчаянно спорила с собой и все больше погружалась в свой вымышленный мир. Пусть он – иллюзия, но зато в нем уютно. И чем дальше, тем болезненней становились столкновения с реальностью.
Оксана придумывала себе множество прозвищ и представлялась ими в зависимости от образа, который ей хотелось сыграть: Инфинити, Флоренция, Леди Ло. Одним из любимых образов была бабочка: беззаботная, легкая и яркая – Баттерфляй, называла она себя. Оксаной ее нарекли в честь украинской бабушки. Имя ей никогда не нравилось и для ее деятельности совершенно не годилось. Вот Агнесса – это да. Есть в этом имени что-то высокое и яркое: вспышка огня, танцующее пламя свечи.
В ее жизни все должно быть легко и складно: никаких забот и проблем. Бытовые хлопоты не для нее, она создана для служения высокому. Блистать и вдохновлять – вот ее удел. Эту мысль она постоянно внушала себе и окружающим. Ее слушали и признавали в ней богиню. Таких было немного – клиенты, которые посещали ее семинары и курсы. А раз хоть кто-то верил, значит, это уже правда. Ну или почти правда.
Людей Оксана не любила. Вернее, не так. Она не любила обычных людей, тех, которые в основном ее окружали. Ей нравились успешные, красивые, незаурядные, талантливые, самые-самые, знаться с которым было не только интересно, но и престижно. Оксана всеми силами пыталась завести знакомства с настоящими звездами. Собирала по крупицам возможности засветиться там, где могут появиться знаменитости, чтобы просочиться в вожделенный их круг. Себя она, разумеется, причисляла к касте звезд, но проблема в том, что ее-то как раз считали самой обыкновенной и в упор не видели ее звездности. Кроме нескольких глуповатых теток и «ищущих себя» великовозрастных оболтусов, кои входили в число ее слушателей, никто не желал признавать в Оксане суперстар. Тупые, ограниченные обыватели, которые дальше телевизора ничего не хотят видеть, замкнутые в своих квартирах с сопливыми детьми и убогим бытом. Предел их мечтаний – новый холодильник и поездка в Тунис всей семьей раз в пятилетку. Надо быть снисходительной к убогим. Но как быть снисходительной и терпимой, когда убожество окружает постоянно? Чтобы не раздражаться, Оксана воображала себе, что люди – это манекены. Кукла Маша, кукла Андрюша, вон пошла с авоськами кукла Света, таща за собой пупса Сему. Стоп. Это не кукла уже, а баба. Толстая, неуклюжая баба Света со второго этажа, которой было лень поднять свое необъятное тело по лестнице, и она пользовалась лифтом. Способ «люди-манекены» помогал, но слабо. Все-таки трудно быть звездой в грубом, бездуховном мире.
Оксана мечтала о красивой жизни. Как она о ней мечтала! Каждый день она представляла себя в окружении роскоши и просила о ней Вселенную. Если бы Вселенная ее услышала, она давно бы осыпала ее бриллиантами, бросила к ногам меха, подогнала яхту и шикарный автомобиль, только бы та от нее отвязалась.
Оксана втайне завидовала Алисе и восхищалась ею. Эта женщина умела быть собой, совершала смелые поступки и никогда ни о чем не жалела. Она, Оксана, учила своих слушателей не бояться жить, а сама позволить это себе не могла. Вечно сомневалась, переживала и мучилась.
Все в Алисе было истинным и красивым, как ее имя – легкое, воздушное, поэтичное – Алиса Снегина. Почти как у Есенина, только его героиню звали Анной. Она сама была бесконечно искренней сама с собой. Оксана училась у нее, заряжалась энергией и жизнелюбием. Всякий раз после встречи с Алисой она чувствовала себя так, словно ее согрел солнечный лучик. Алиса была единственным настоящим среди фальши, которой Оксана себя окружила.
Оксана Прохоренко никогда не знала, что такое материнская любовь. Одетая как кукла, с горой игрушек и конфет, она понимала, что у нее нет того, что есть у остальных детей, и чувствовала себя ущербной. Дружить ни с кем не хотелось, Оксане казалось, что друзья обязательно спросят, почему она никогда не приходит с мамой? Они поймут, что маме она не нужна и она ее бросила, как плохую, ненужную вещь. Оксану как куклу передавали теткам. Тетя Лера, тетя Рита, тетя Маша… Все они ее обожали и постоянно нахваливали: и волосы у нее пышные, и глаза красивые, а как поет, как рисует! Оксана поняла: кроме того, что она ущербная, она самая лучшая. Вот такое противоречие, и все потому, что она особенная. Она – не простая девочка, и ее ждет невероятная судьба. В этой мысли она укрепилась, когда однажды тетя Лера сказала:
– Оксанушка наша очень похожа на Айседору Дункан. Ну, просто копия!
– Да, похожа, – согласились с ней. – Такая же красавица!
Тетя Лера любила танцы. Особенно ей нравился стиль, придуманный Айседорой Дункан. Она очень хотела, чтобы ее племянница занималась танцами, но та не проявила к ним ни малейшего интереса.
Оксане было тогда тринадцать лет, и она не знала, кто такая Айседора Дункан, с которой ее сравнивают. Девочка пошла в библиотеку, чтобы найти что-нибудь об Айседоре.
Первое, на что обратила внимание Оксана, была внешность танцовщицы. Мягкие приятные черты, большие глаза, чувственные губы, высоко поднятая голова с собранными наверху волосами – женщина была красива.
Характер Дункан девочку поразил. Она была ни на кого не похожей, яркой, задорной, своевольной. В танце Айседора совершила настоящую революцию, дерзко нарушая консервативные правила классического балета. Она спустилась с высоты балетных пуантов и встала на всю ступню, носила античные туники, которые демонстрировали ее тело, что по тем временам было нонсенсом.
Чем больше Оксана читала про Дункан, тем больше восхищалась ею и находила в ней много общего с собой. Не зря тетя Лера и ее подруги считают их похожими. Особенно Оксане понравилась то, что Айседора бросила школу потому, что считала ее совершенно не нужной и бесполезной. Оксана тоже не любила школу. В ней было скучно, там никто не видел ее уникальность, напротив, считали ее самой обыкновенной, средненькой ученицей. Душа Оксаны протестовала: как это так? Почему кого-то хвалят, а ее нет? Ведь она самая-самая! Ну и что, что ошибки в диктанте и задача не решена. Разве это самое важное в жизни? Она сама по себе лучшая, только потому, что она такой родилась!
Уроки в школе утомляли, они порой длились бесконечно. Хотелось встать из-за парты и уйти гулять. Невыносимо, просто невыносимо сидеть на одном месте пятый час подряд. И главное, ради чего? Оксана не понимала, зачем ей эта физика с алгеброй и литературой. Читать она любила, но только то, что ей самой нравилось, а не то, что изучали по программе. Физику она не понимала, история казалась мрачной, биологию вела злобная, противная учительница, и поэтому ее предмет вызывал отвращение.
– Учеба, как и все, должно приносить удовольствие, и тогда от нее будет толк, – говорила она тете Лере, оправдывая свои тройки. – Дункан, между прочим, разработала систему обучения, которая не требовала изнурительной подготовки. Она сама признавалась, что не способна на это.
Тетя с ней соглашалась, она всегда соглашалась с племянницей и никогда ее не ругала.
Основной пик увлечения Айседорой пришелся на четырнадцать лет. Оксана делала такую же прическу, носила тунику и красный шарф; дома ходила босиком, хоть ей это и не нравилось. Оксане непременно нужно было, чтобы ее уникальность заметили окружающие. Шарф она не снимала никогда, даже на уроках. Учителям это не нравилось, особенно злилась биологичка, но девочке удалось отстоять свое право на самовыражение. «Хоть пиво в раздевалке не пьет», – философски заметила завуч и велела оставить ее в покое. Для Оксаны официальное разрешение носить шарф сыграло злую шутку – раньше она была героиней школы и гонения привлекали внимание к ее персоне, а когда конфликт был исчерпан, ажиотаж пропал. Нужно было как-то поддерживать марку, и она стала вести себя вызывающе: могла выйти из класса посреди урока или рассмеяться вслух, сидеть на стуле с ногами, задавать неприличные вопросы учителям. Ей очень хотелось внимания, и она его получала, но опять ненадолго. Для того чтобы постоянно выделяться из толпы, одного только нарушения дисциплины оказалось недостаточно. Оксана это вскоре поняла. Она захотела иметь не только внешнее сходство с танцовщицей, но и внутреннее, и для этого Оксана пыталась копировать ее характер. Выходило плохо. Свой характер уже был, и меняться он не желал. К тому же это оказалось очень неудобно – перестроиться внутренне. Она хотела, как и Дункан, создать что-то свое. Это должно было быть чем-то прекрасным и не требующим особого труда. Школа танцев отпадала, а ничего другого на ум не приходило. Впрочем, времени подумать еще хватало – до окончания школы оставалось три года.
С возрастом желание подражать пропало, а вот стать яркой личностью, как Айседора, укоренилось еще больше. Подошла пора определяться с профессией. Мама, как обычно, в этом не участвовала – она переживала очередной роман с турком. Зато активизировались тетушки. Они болели за нее, как за родную дочь. Хлопотали по поводу подготовительных курсов, нанимали репетиторов, да только все напрасно – Оксана не собиралась поступать никуда. Она на троечки окончила школу, в причудливом белом платье с красным газовым шарфом отгуляла выпускной и погрузилась в безделье.
– Хочу на Кипр! – капризно сложила она губки в ответ на напоминание о вступительных экзаменах.
Добродушная тетя Лера согласилась – девочка устала, ей нужно отдохнуть. Тетя Рита настаивала на поступлении в институт. Сторговались на вечернем обучении и поездке в Хорватию. Как ей завидовала Настя! Той приходилось работать, чтобы насобирать на подготовительные курсы. «Вот ненормальная, – думала о ней Оксана, – дался ей этот институт!»
Загорелая и веселая, она вернулась с Адриатики, ни о каких экзаменах и думать не желала. Оксана надеялась, что тетки от нее отстанут, но те жужжали, как пчелы. Пришлось подавать документы, как и обещала. Она принесла свой троечный аттестат в университет на журналистику, где ей сразу сказали, что шансов поступить крайне мало, но ее это ничуть не опечалило. Оксана сдавала экзамены, не особо беспокоясь о результате – к ним она не готовилась. Получив все тройки, она, конечно же, не прошла по конкурсу. С такими результатами даже в Северо-Западный заочный институт, где был самый низкий проходной балл, не взяли. Проворная тетя Маша все устроила. Она нашла, куда пристроить чадо – в областной педагогический, на факультет коррекционной педагогики. Только за учебу нужно было платить, но и тут тетушки не подвели, сбросились ради будущего единственной племянницы.
Всю осень и начало зимы ходила Оксана на лекции. Коррекционная педагогика отнюдь не была ее мечтой, но бросить учебу было бы свинством. Впрочем, после первой сессии ее отчислили за неуспеваемость. Тетушки угомонились – они сделали все, что было в их силах, но учиться за племянницу не могли. Они вообще прекратили ее опекать, но деньги давать продолжали – не чужая ведь. Только тетя Лера иногда вздыхала:
– Кем же ты будешь, Оксанушка?
– Я буду звездой, – серьезно ответила та.
– Да разве ж это профессия?
– Это единственная профессия, достойная меня. Ты же сама мне все время говорила, что я лучшая и избранная, сама сравнивала меня с Айседорой Дункан и уверяла, что меня ждет большой успех.
– Да, да, да. Я так говорила, – подтвердила она. И уже совсем тихо добавила: – Видимо, я ошибалась, деточка.
Следующие полгода после отчисления из института Оксана «искала себя», а потом с таким же успехом «искала работу». Ничего ей не нравилось, ни к чему не лежала ее тонкая душа, хотелось чего-то творческого, воздушного, звездного. Работать бы в рекламе престижных курортов, улыбаясь с плакатов с коктейлем под пальмой. Или можно вести на радио популярную передачу, вещая томным голосом о том о сем. Но, увы, это недостижимо.
Однажды от скуки Оксана забрела на психологический тренинг. Его вела энергичная дама, она говорила много и убедительно, по сути, повторяя одно и то же разными словами. Оксане тренинг понравился, особенно ощущение собственной значимости, которая появлялась во время него и сохранялась несколько часов после его окончания. Ей захотелось прийти туда вновь, благо их была целая программа. Она пристрастилась к тренингам, как курильщик к сигаретам. Денег потратила целую прорву, но она их не считала. Когда занятия прекратились, пришло понимание, что толку от них никакого, сплошная говорильня.
Вот где люди деньги зарабатывают, с завистью думала она о ведущих тренингов. А ведь и делать ничего особого не надо – болтай без умолку обо всем подряд, как акын. В двадцать пять лет Оксана Прохоренко уже захотела личный автомобиль, шубку и прочие недоступные ей удовольствия. Тетушки продолжали подбрасывать деньги, но их уже не хватало. Порадовала мама: после очередного развода она получила в качестве отступных квартиру. Квартирка была не особо большой, но в неплохом доме и, что немало важно, располагалась в Петербурге. Они с Оксаной решили продать новгородскую квартиру и за счет вырученных средств улучшить жилищные условия. Так появилась трехкомнатная квартира на Енотаевской улице, где Оксана устроила себе салон. К тому времени Тамара Васильевна уехала к очередному поклоннику в Турцию, что поспособствовало Оксане начать свою деятельность по проведению домашних семинаров и консультаций.
Однажды, гуляя между стеллажей в книжном магазине, Оксана обратила внимание на то, что на самых заметных местах выставлены книги эзотерического и психологического содержания. Обложки пестрели названиями: «Жизнь с успехом», «Танец с мечтой», «Подари себе звездопад», «Магия желаний»… Она полистала одну книгу, другую, третью.
Ее озарило! Вот оно! Люди хотят получить чудо.
«Я тоже добьюсь успеха!» – твердо решила она. Упрямства ей было не занимать, как и уверенности в себе. Упрямство было качеством врожденным, а уверенность в себе наживным – постоянная похвала, которую она слышала с детства, сделала свое дело.
Оксана решила, что лучше всего взяться за разработанное модное направление и добавить в него что-нибудь свое. В то время город охватила волна течения фэн-шуй. Люди хотели верить в сказку и охотно принимали все нехитрые постулаты китайской мудрости. Она переворошила гору литературы подобной направленности, также пригодились навыки, полученные на многочисленных тренингах – не их содержание, а форма подачи информации. Вскоре Оксана почувствовала, что у нее сложилась целая система необходимых для работы знаний. Она разрекламировала себя в Интернете. На собственном сайте, различных форумах пачками писала рассылки и при каждом случае позиционировала себя как знатока фэн-шуй. Появились первые результаты. Сначала к ней обращались по Сети. Она любезно отвечала на вопросы и бескорыстно давала консультации. Но благотворительность не входила в ее планы. Бесплатные советы раздавались лишь поначалу, для привлечения клиентов. После она вывесила прейскурант.
Нашлись и те, кто был готов платить, – домохозяйки, желающие укрепить семью и разбогатеть, улучшить здоровье, помолодеть с помощью колокольчиков, картинок и статуэток, расставленных в нужных углах квартиры. Консультации проходили как виртуально – в виде развернутых электронных писем, так и очно. Оксана принимала клиентов на дому.
Она с видом корифея растолковывала страждущим азы фэн-шуй. Оксана научилась читать людей, говорила каждому то, что тот желал услышать. Если тучный человек жаловался на свою полноту, но при этом не делал никаких попыток похудеть, Оксана приводила массу доводов в защиту его фигуры. Польщенный толстяк прекращал самобичевание и обретал душевный покой. К ней часто обращались ленивые мечтатели. Это категория людей, которая готова поверить во что угодно и заплатить любые деньги за волшебство. Главное, чтобы самим ничего не нужно было делать: сходил на прием к колдунье, она над шаром поводила руками, потом ложишься на диван и ждешь, когда все желания воплотятся.
Позже Оксана решила расширить сферу своей деятельности. На ее сайте появился целый список направлений, в которых она была сведущей: психология, астрология, хиромантия, чтение снов – все что угодно за умеренную мзду.
Оксана раньше и не подозревала, как много на свете глупцов. Своих клиентов она не жалела, обирала по полной программе. Раз человек хочет получить все блага, не прилагая никаких усилий, значит, поделом ему.
– Свою голову дураку не приставишь, – говорила она, подсчитывая барыши.
Оксана никогда не задумывалась над судьбами тех людей, которые ей верили и обращались за помощью. Люди приходили к ней не только ради развлечения. Кто-то по наивности, кто-то по глупости, а кто-то от отчаяния. Рушится семья, болеют близкие, не складывается личная жизнь – когда ничто не помогает, надеются на чудо и готовы отдать все, чтобы исправить ситуацию. Успешные и счастливые в никакой ворожбе, фэн-шуй и «тренингах счастья» не нуждались, на эту приманку ловились те, у кого жизнь не ладилась. Как результат, вместо желаемого процветания положение становилось еще хуже из-за пустых надежд, напрасно потраченных времени и денег. Чем несчастней был человек, тем более легкой добычей он был для Оксаны, а если при этом его бог обделил умом и подкинул немного денег, то он становился идеальным клиентом.
Кристина Нечаева не выглядела несчастной, но ее жизнь не была лишена шероховатостей. Она отчаянно желала перемен к лучшему, чтобы и в ее молодой, но пресной жизни наступил праздник: интересная работа, яркая любовь, достаток. Как всего добиться, Кристина не знала, и подсказать ей было некому… кроме Оксаны. Она и подсказала, едва не сломав ей жизнь.
* * *
Почему это произошло? Она соблюдала все правила, следовала всему, чему ее учили.
Вениамин куда-то исчез, так же быстро, как и появился на ее пути. Он был Космическим мужчиной, Кристина в этом ничуть не сомневалась. Он шагнул из мечты и туда же ушел, не оставив даже телефона.
Кристина сидела на кухне в своей квартире. Уже несколько дней как Маргарита Степановна уехала к своей двоюродной сестре в Гусь-Хрустальный.
– Звонила тетя Люба, приглашает к себе. Я решила поехать.
Когда Кристина это услышала, она обрадовалась: пожить неделю в спокойной обстановке, а если повезет, тогда, может, и дольше.
– Мам, а ты когда вернешься? – осторожно спросила она.
– Пока не знаю. Думаю, что не раньше, чем через два месяца. Тете Любе помочь нужно, ты же знаешь, что с ее здоровьем, а сейчас у нее обострение.
– Жаль, я так по вас с Юрочкой буду скучать, – еле сдерживая радость, произнесла молодая женщина.
Два месяца! Это, конечно, не так много, но все-таки. За это время можно столько сделать: спокойно посещать курсы, бывать где угодно, не отпрашиваясь у матери, да и вообще заниматься воплощением всего, что давно хотела сделать, но из-за малыша не имела возможности.
– Не стоит так расстраиваться, – поспешила успокоить дочь Маргарита Степановна, – Юрочка останется с тобой.
– Как, разве ты не повезешь показать его тете Любе? – дрогнувшим голосом произнесла Кристина. Такого подвоха она никак не ожидала.
Но это только полбеды. С мыслью, что теперь не с кем будет оставить ребенка, она смирилась и в отъезде матери нашла положительную сторону – по крайней мере, никто не будет пилить. Конечно, сын сильно ограничит, но безысходных ситуаций нет. Можно договориться с соседкой Люсей, у которой тоже ребенок, присматривать за детьми по очереди.
Первая неделя без Маргариты Степановны прошла вполне сносно. Юрочка оказался послушным мальчиком и почти не капризничал. Так что Кристине удалось начать оформлять собственный сайт, о котором она давно мечтала. И с Люсей все замечательно вышло: с ее помощью Кристина продолжала посещать курсы. Жить без матери ей определенно нравилось.
Однако уже в следующий вторник пришлось забеспокоиться. Собираясь в магазин, она как обычно потянула руку на верхнюю полку серванта. Там лежала коробка из-под конфет, в которой они с матерью хранили деньги на текущие расходы. Кристина никогда в нее не заглядывала, на ощупь доставала купюры из стопки. Сколько там денег, она не задумывалась, просто была уверена, что нужная сумма на покупки всегда найдется. А как же иначе? Ведь она убедила Вселенную, а главное, саму себя, что любая трата для нее всегда жизненно важна, а Вселенная всегда находит способ удовлетворить жизненно необходимые потребности. Так ее учила Оксана.
Выудив несколько мелких купюр, чего никак не хватало для покупки новых туфель, Кристина решила достать коробку. С удивлением она подсчитала, что тех денег, что остались, не то что на туфли, на продукты едва хватит.
Через два часа малыш потребует ужин, и не что-нибудь, а еду, к которой он привык. Впрочем, чего-нибудь тоже не было – Кристина давно не ходила за продуктами, и холодильник почти опустел.
До конца не оценив всю серьезность ситуации, молодая женщина решила все же пойти за детским питанием. После покупки Юрочкиной любимой смеси и йогуртов у Кристины осталось всего пятьдесят рублей. Тем не менее она не расстраивалась и ничуть не задумывалась, на что жить дальше.
Ей никогда не приходилось планировать бюджет, тем более зарабатывать на жизнь. Деньги всегда были. Откуда? Да какая разница – были и все. Вселенная знала, что они должны быть, поэтому были. Вот и сейчас Кристина не сомневалась, что необходимые ей средства непременно появятся, нужно только мыслить позитивно, и все само собой образуется.
Уложив накормленного ребенка, она уселась за компьютер. В спокойной обстановке, когда никто не читает нотации и не сверлит спину укоризненным взглядом, рисовать одно удовольствие. Все получалось легко и шло как по маслу.
Свой сайт она хотела сделать «окном будущего». Кристина собиралась выкладывать свои фотографии, отредактированные таким образом, чтобы на них она была такой, какой желала быть. Писала о себе заметки, вела «дневник будущего», в котором отмечала, где была и как проводила время. И это тоже школа Оксаны – чтобы мечта быстрее сбылась, нужно ее как можно подробнее себе представлять. Нарисовать, смоделировать, слепить из пластилина – делать все, что угодно, лишь бы всегда помнить о желаемом.
Кристина рисовала с упоением, совсем не замечая времени. Спать легла далеко за полночь. Несмотря на то что ей не нужно была с утра торопиться на работу, встать пришлось в восемь часов. С каким бы удовольствием она поспала бы еще, если бы не разбудил сынишка. К сожалению, матери нет, а то можно было бы поручить ребенка ей. Обычно по утрам, пока Кристина еще не встала, сыном занималась Маргарита Степановна.
Она лениво пошла на кухню. Привычно открыв холодильник, вспомнила, что кормить Юрочку нечем. Сама она потребности в пище не испытывала. То есть пока острого голода не ощущала, но от клубничного десерта с чашкой хорошего кофе не отказалась бы.
С удивлением Кристина отметила, что Вселенная денег так и не прислала. Но ребенок уже требовал завтрак. Бросив взгляд на листочки с аффирмациями: «Я лучше, чем я думаю» и «Сегодня – один из самых прекрасных дней в моей жизни», развешенные на кухонном пенале, она стала шарить по полкам, на которых мать хранила крупы.
Результатом поисков оказались: полпакета старой вермишели, мука, манка, острый перец, лавровый лист и сухарики, оставшиеся после какой-то вечеринки. В холодильнике она обнаружила засохший кусочек сыра и прокисшие сливки. Еще в доме нашлось растительное масло, соль и сахар на донышке сахарницы.
Из муки и сливок получились вполне сносные оладьи. Юрочка сначала сопротивлялся, но когда Кристина обваляла их в остатках сахара, малыш съел с удовольствием. Сама она выпила разведенный чай вприкуску с сухарями.
«Что же я не так сделала? – думала Кристина. – Наверное, мне был знак, но я к нему не прислушалась».
Она проверила, правильно ли стоит пирамида в квадрате достатка (на юго-востоке комнаты). Затем сняла со стены бубен, обтянутый оленьей шкурой, и прошествовала с ним по квартире, изгоняя злых духов. После под космические звуки, издаваемые специальной палочкой, Кристина стала медитировать.
Закрыла глаза, расслабилась и представила себя на «Небосклоне времени». Она общалась со своим ангелом-хранителем, пытаясь увидеть выход из ситуации. Ангел взмахнул крылом и, пообещав скорое изобилие, улетел.
На этот раз Кристина после видений все же не стала целиком полагаться на Вселенную. Конечно, она ничуть не усомнилась в воплощении своих мыслеобразов, но крутившийся в углу сын побуждал к действиям.
Настя! – сразу вспомнила она. Сестра была большой занудой, но всегда выручала. Она несколько раз в течение часа поочередно набирала ее номера телефонов – то мобильного, то домашнего – никто не отвечал, – пока не догадалась позвонить сестре на работу. «Анастасия Алексеевна в командировке», – ответил ей равнодушный голос секретаря. Пришлось звонить мужу. Просить денег у Игоря очень не хотелось. Во-первых, он недавно приносил приличную сумму, которую Кристина великодушно взяла. Во-вторых, Игорь – слабый, безвольный, одним словом, недостойный ее мужчина, с которым и разговаривать-то не пристало, не то что обращаться за помощью.
С Игорем они прожили пять лет, четыре года из которых в браке. Игорь предложил пожениться, когда Кристина ждала Юрочку. Уже тогда она увлекалась развитием своих экстрасенсорных способностей, но ее познания в этой области не стали еще настолько глубокими, чтобы в любимом человеке разглядеть уйму недостатков. В ту пору от их отношений уже веяло прохладой, а то обстоятельство, что выходить замуж пришлось по необходимости, делало их брак обреченным.
Настоящий разрыв произошел, когда Кристина услышала от Оксаны о Космическом человеке. Это человек, рожденный под тринадцатым знаком Зодиака. Он определяется не датой рождения, а набором черт характера и качеств личности. Естественно, Кристина нашла в себе все признаки, по которым смело причислила себя к этому небесному символу: целеустремленная, активная, независимая, незаурядная, яркая – она истинная Космическая женщина. По этой теории, рядом с Космической женщиной должен быть только Космический мужчина: успешный, умеющий моментально угадывать все желания своей спутницы и тут же бросающийся их выполнять; богатый духовно, чтобы Космической женщине было с ним не скучно, и материально, чтобы обеспечить своему сокровищу должный образ жизни. Словом, принц на белом коне с родовым замком в придачу.
Игорь из обычной семьи – отец шофер, мать провизор, то есть никакого фамильного замка. Собственного капитала пока не заработал – для этого был еще слишком молод. По духовному критерию тоже не подходил: простой парень, в меру начитанный, умел поддержать разговор, веселый в компании, и все. Никакого угадывания желаний и чтения мыслей.
– Ирина Станиславовна, можно Игоря?
– Здравствуй, Кристина. Игоря нет, он в отпуске. Уехал к родне на Байкал.
– Когда вернется?
– Через три недели. Что ты хотела?
У Кристины не было никакого желания разговаривать со свекровью, и она поспешила положить трубку.
Как некстати, а она так рассчитывала на его помощь. Мама далеко, вернется нескоро, Настя болтается неизвестно где, и этот укатил. Нашли время для разъездов. Больше надеяться не на кого.
Только теперь молодая женщина осознала, что источником всех доходов были близкие люди. Это Игорь приносил деньги, которые уходили на «привлечение роскоши» – рестораны, такси и покупки в бутиках. Мама на свою пенсию кормила троих. Кристина не стала корить себя за то, что не ценила их помощь, – это ведь Вселенная распорядилась так, чтобы средства на жизнь поступали к ней через родню, и поэтому благодарить следует Вселенную.
«Откуда люди берут деньги, кроме как из коробки в серванте? – рассуждала Кристина. – Маме начисляют пенсию. Не мой вариант – по возрасту не подходит. Игорь работает, причем на двух работах. Вот только получает мало. Я тоже пойду работать, пусть не думает, что без него не проживу. Еще как проживу, и уж куда больше будет доход, чем его жалкие подношения. Психологи, между прочим, очень богатые люди. И профессия достойная, не то что экспедитор – тот же грузчик, только за рулем».
С этой мыслью она быстро одела сына и с ним вместе пошла к магазину за газетами. Купив с лотка «Рынок труда», поторопилась обратно домой, предвкушая, как будет перебирать предложения работодателей.
Реклама на первой странице не обманула – в газете действительно была напечатана уйма вакансий или что-то около того. Бухгалтеры и финансовые работники, секретари со знанием английского и без, продавцы – ну это все не для нас. Дальше – инженеры-электрики, преподаватели – тоже не подходит – зарплата слишком низкая, ее только на заколки хватит. Что там еще? Рекламные агенты, курьеры, дистрибьюторы – ну, это совсем оскорбление. Дальше строители, медики, и все, на последней странице объявления соискателей.
Кристина дважды пролистала газету, но вакансии психолога так и не нашла. Что ж, придется на первых порах идти в преподаватели, не официанткой же работать.
Она открыла нужный раздел. В основном требовались работники в школу: физики, химики, географы. В учителе психологии никто не нуждался. Можно, конечно, поискать в других изданиях, но, во-первых, покупать их не на что, а во-вторых, долгий поиск работы сейчас непозволительная роскошь – деньги на жизнь нужны срочно.
Есть еще одна проблема – Юрочка. Его нужно с кем-то оставлять. Так рано отдавать сына в ясли она не хотела. Вернее, ей было все равно, ребенком занималась Маргарита Степановна, и Кристина не возражала против домашнего воспитания. Сейчас устроить сына в ясли будет не так просто: нужно собрать кучу справок, и главное, оказать добровольную спонсорскую помощь детскому учреждению. Все это пока ей не под силу.
С тяжелым сердцем Кристина опять набрала ненавистный ей номер телефона.
– Ирина Станиславовна, это опять я.
– Что-нибудь случилось? – голос свекрови, как всегда, был бесстрастен.
– Нет, то есть да. – Она не могла выдавить из себя просьбу. – Можно я приведу к вам Юрочку?
Их с сыном судьба зависела от ответа этой старой вешалки – так Кристина про себя называла свекровь.
– Что ж, приходите, только имей в виду: я тороплюсь.
«Я тороплюсь, – передразнила ее про себя Кристина. – Ты всегда торопишься. Нет чтобы дома сидеть, как все нормальные женщины твоего возраста, так тебя вечно где-то носит. То ты на выставке, на ярмарке, то у тебя курсы дизайна одежды. Какой может быть дизайн в пятьдесят лет?! Да и вообще, зачем тебе одежда? Халат и фартук – вот твой прикид. А то жакетик из Дома мод, французская косынка, юбка выше колена, губки подкрасила и пошла – фифа. Старая вешалка!»
Чем ближе подходила Кристина к дому родителей мужа, тем медленнее делался ее шаг. Юрочка тоже не жаждал увидеть бабушку: он всю дорогу капризничал, а перед самой квартирой свекрови вовсе расхныкался. Ребенок одинаково относился к обеим бабушкам, несмотря на то что Маргариту Степановну он видел постоянно, а всегда занятая Ирина Станиславовна не баловала внука своим вниманием. Сейчас малыш устал и хотел спать.
Серьезный взгляд Вешалки не предвещал ничего хорошего. В комнате повисло напряжение. Они с сыном уже явно засиделись в гостях, и нужно было либо выкладывать просьбу, либо уходить. Язык будто бы присох, и Кристина все тянула. Ей так было тяжело произнести заветную фразу, что она уже готова была уйти несолоно хлебавши, лишь бы ничего не просить.
Томящую тишину нарушил лязг замка. На пороге появился Виктор Евгеньевич, отец Игоря.
Пока хозяйка квартиры хлопотала около мужа, Кристина немного перевела дух – теперь она не была под прицелом строгих бесцветных глаз свекрови.
Свекор расплылся в улыбке, увидев гостей. Он поднял на руки внука и ласково потрепал его пушистые волосы.
– Молодцы, что пришли, совсем нас забыли. Малыш как подрос! А я еще на работу зайти хотел, как чувствовал, что дома такой подарок. А то задержался бы и, может, вас не застал бы.
«Удобнее момента не будет, – подумала Кристина, – сейчас или никогда».
Она набрала в легкие побольше воздуха и начала:
– Вы правда рады?
– Конечно, Кристиночка! Знала бы ты, как мы скучаем. Для нас внука понянчить – просто отдушина.
– Тогда пусть он у вас поживет.
Кристина принесла из прихожей пакет с детской одеждой.
– Вот, тут его вещи.
– А как же… – Ирина Станиславовна не нашла, что сказать. На ее обычно невозмутимом лице наконец-то появились признаки эмоций.
– Остальное позже занесу. – Она чмокнула сына в лоб и быстро стала обуваться.
– До свидания! – звенело в ушах супругов Нечаевых.
Они еще долго оставались сидеть неподвижно, пока их не вывел из оцепенения детский голос.
Материальные проблемы совершенно вытеснили из сознания Кристины привычку медитировать, контролировать мысли – думать исключительно позитивно и совершать прочие ритуальные действа. Она была в отчаянии. Несколько неудачных попыток устроиться на работу заставили ее опустить руки.
Оказавшись невостребованной на более-менее достойных ее должностях психолога и преподавателя, она решила снизить планку. Но в секретари ее не взяли, в администраторы тоже.
«Неужели придется работать продавцом?» – с ужасом думала Кристина.
Деньги «ниоткуда» так и не появились, в доме не осталось ни крошки. В последнее время она варила на воде манку, затем выкладывала полученную серую кашицу на сковородку. Образовывающаяся корочка придавала безвкусной лепешке иллюзию съедобности. Но манная крупа закончилась еще вчера.
Сейчас Кристина сидела с ногами на банкетке, обхватив колени руками. Для работы в продовольственном магазине потребовалась санитарная книжка; в торговый центр, что находился через две улицы от ее дома, продавцом одежды она не подошла – чем-то не понравилась заведующей. В другие магазины нужно было добираться на транспорте, а никаких денег на дорогу не было. Разносчики объявлений и курьеры пока не нужны, обещали позвонить на следующей неделе.
Что делать дальше и как жить, Кристина не представляла. В ее голове уже стали появляться нехорошие мысли. «Зачем она вообще нужна, такая жизнь, когда все так плохо?» – думала она, прикидывая, каким способом покончить с собой.
Звонок Насти прозвучал неожиданно. Вернувшись из командировки, она обнаружила на мобильном уйму пропущенных вызовов. Теперь интересовалась, что опять стряслось у ее горемычной сестренки.
– Ясно, – констатировала Настасья, услышав от Кристины сигнал SOS. – Через час буду.
В другой бы раз Настя не сорвалась бы с места, предложила бы сестре приехать самой – та все равно ничем не занята, – но сейчас чувствовала, что с Кристой творится что-то неладное.
Как и обещала, Настя явилась ровно через час. Она с любопытством смотрела на всевозможные колокольчики, «музыку ветра» и развешанные всюду листочки бумаги с призывами и увещеваниями о том, что хозяйка «танцует со звездами» и «каждый миг сказочно прекрасен».
Внешний вид Кристины ей не понравился. С той поры, когда они виделись в последний раз, она сильно изменилась: бледная, стала еще более худой, подавленный взгляд, дрожащий голос.
– Ну-ка, рассказывай все! – скомандовала Настя. Хотя она и так догадывалась, в чем дело.
Кристина говорила очень медленно, с продолжительными паузами между словами, казалось, она глубоко ушла в себя и постоянно о чем-то думала. Теперешнее ее состояние лучше всего характеризовалось словами из сказки о заколдованной Марье-Искуснице: «Что воля, что неволя – все едино».
– Сколько она с тебя взяла?! – возмутилась Настя. – Это же половина моей зарплаты. На эти деньги можно месяц жить. У тебя договор с Оксаной есть?
– Нет, – растеряно ответила Кристина, – а зачем?
– Ну, ты даешь! Как можно отдавать такую сумму без оформления документов? К тому же ни за что.
– Как это ни за что? Что ты вообще понимаешь?! Ты представления не имеешь о трансформации сознания, не подозреваешь о существовании ауры цвета индиго и не умеешь моделировать сновидения! Кроме своих балансов и кредитов, ничего не видишь и не хочешь развиваться. О чем вообще с тобой можно говорить? Я заплатила за курсы и буду их посещать. Да, сейчас мне не на что жить, но это не повод отступать от своих целей.
В потухших глазах Кристины вспыхнул огонь, и Настя поразилась, насколько быстро с ней произошла перемена: только что сестра выглядела безразличной ко всему кулемой, а теперь кипела вулканом.
– Милая моя, ты можешь сколько угодно преследовать свои цели, безрассудно раздаривать деньги всяким шарлатанкам и витать в облаках. Но кто только что мне рассказывал о своем бедственном положении, кто просил о помощи, разве не ты? Твои мозги заклинило окончательно, и ты совершенно не желаешь видеть вещи такими, какие они есть на самом деле. Раз твоя голова в данное время не способна выдавать разумные мысли, пользуйся чужой, пусть не такой красивой, но кое-что смыслящей в жизни. Короче, если хочешь поправить свои дела, слушай, что тебе говорят. А иначе до свидания! Я пойду, но больше мне не звони и не проси помочь.
– Настя, – жалобно окликнула Кристина поднявшуюся с места сестру, – не бросай меня. Обещаю слушаться.
– Значит, так, – решительно сказала Настасья, – с работой что-нибудь придумаем. Вот средства на первое время, – она достала кошелек и отсчитала несколько купюр. – Купишь продукты. И выбрось дурь из головы.
* * *
Настя ничему не удивлялась в этой квартире. На самом видном месте висел большой плакат, старательно выполненный Оксаной. Фото звезд кино и эстрады вперемешку с Оксаниными портретами. Она окружила себя шикарными автомобилями и яхтами. Вот Оксана нежится на побережье Майорки, в другом углу она непринужденно беседует со знаменитым киноактером, рядом она же на приеме среди бомонда.
Настя не понимала: Оксанка всерьез верит во всю эту ахинею или только прикидывается? Иногда ей казалось, что подруга свихнулась, но в то же время слышала от нее речи, указывающие на меркантильный интерес. «Здесь и то и другое», – пришла к выводу Настасья.
Когда-то подруги ближе Оксаны у Насти не было. Они давно не виделись, но Настя решила обойтись без прелюдий, не стала тратить время на не нужные вопросы вроде «как дела?» – сразу начала с главного.
– Прекрати морочить голову Кристинке. Знаешь, что у нее мозгов нет, и пользуешься этим.
– Она не маленькая и сама вправе решать, чем заниматься.
– Только деньги на свои причуды берет у меня.
– А ты не давай, – посоветовала Оксана.
– Верни их ей. Кристине жить не на что.
– С какой стати?
– Тебе богатых дур мало? Кристинка бедна, как церковная мышь, ей ребенка растить надо, а ты последнее забираешь. Верни деньги и оставь ее в покое! Иначе все узнают, что ты никакой не психолог.
– Я психолог! – зашипела Оксана.
– Да?! И что же ты закончила? Факультет общения с космосом, как написано на твоем сайте? Нет у тебя диплома психолога. Все твое образование – средняя школа и полкурса областного пединститута, из которого ты вылетела. Ты и в журнале не постеснялась назваться психологом, а редактор диплом не спросил, на слово поверил.
– Что ты понимаешь?! Институты нужны только таким грымзам, как ты. У меня колоссальный личный опыт, который не даст ни один университет. И еще сертификаты курсов и тренингов.
– Посмотрим, как отреагируют твои клиенты, когда узнают, что перед ними дилетант.
– Ты не посмеешь, – безапелляционно заявила Оксана. – Я расскажу Алексею Сергеевичу, что он тебе не отец.
От возмущения у Насти не нашлось слов, на шее и щеках выступили алые пятна румянца. Земля качнулась, Настя почувствовала, как начинает терять равновесие и перед глазами все плывет. Такое с ней иногда случалось, когда она простужалась и переносила болезнь на ногах. С температурой шла на работу, считая, что само пройдет, квартальный баланс важнее. Однажды она посреди офиса начала падать в обморок. Медленно так падала. Успела за что-то ухватиться. Несколько секунд, и помутнение отступило – так что никто ничего не заметил. Нечто подобное с Настей происходило и во время сильного волнения.
Она слышала голос Оксаны. Надменный, полный превосходства. Речь ее резко переменилась. Из уст Оксаны посыпались нецензурные выражения, она произносила их так непринужденно, словно выросла в подворотне. Насте захотелось треснуть ей чем-нибудь по голове, чтобы замолчала.
– И никакой квартиры тебе не светит, – насмешливо сообщила Оксана. – Алексей Сергеевич не станет раздаривать квартиры чужим.
Это был удар в спину. Такой подлости Настя никак не ожидала даже от беспринципной Оксаны.
Бывшая подруга знала о ней многое и теперь бессовестно этим воспользовалась.
Настины родители ссорились всегда. После одной из склок мать сказала: он тебе не отец. Девочка тогда не поняла, о чем речь – ей было семь лет. Папа, как всегда, ушел на улицу «проветрить мозги», громыхнув многострадальной дверью, мама принялась причитать и настраивать дочь против «потерявшего совесть кретина». Со временем отношения в семье ухудшались, и Настя все чаще слышала сакраментальную фразу о том, что отец ей никто. Поначалу она думала, что мать устраивает представление, но все оказалось гораздо хуже. В одиннадцать лет она получила более развернутое объяснение. Мама, распластавшись на диване с адской мигренью, разыгравшейся после очередного скандала, горстями пила таблетки и упрекала Настю за неподнесенный во время стакан воды.
– Пусть катится ко всем чертям! И не смей за него заступаться, не отец он тебе! – рявкнула мать. Увидев немой вопрос на лице дочери, она снизошла до откровенности: – Я родила тебя от другого, ему назло. От кого – не важно. Я хотела не просто наставить ему рога, а сделать так, чтобы он растил не своего ребенка и узнал об этом лишь в глубокой старости. Тогда это станет для него ударом, таким, какой он заслужил. Поэтому ему я пока ничего не говорила – рано ему еще знать. Он нагло шлялся по бабам у меня на глазах и считал, что так и надо. Любовь прошла, говорил, нужно разойтись. Скотина! Штамп в паспорте для него – ерунда, в загс он просто так ходил, прогуляться. А я взяла и забеременела, знала, что не бросит – это единственное его положительное качество, вдолбленное еще советской системой. Но сейчас-то этого нет. Это раньше был институт брака… – мать ударилась в воспоминания о прелестях минувших лет.
Настю зашатало. Она долго ходила сама не своя. Среди жаркого лета ее знобило и трясло лихорадкой. Наконец дошел смысл маминых слов, но принять их она не хотела. Как это – был отец, и вдруг его не стало? Он не умер и не бросил их, по-прежнему жил с ними в одной квартире, приходил с работы вечерами, по выходным валялся на диване, иногда интересовался успехами в школе, ругался с мамой… Все оставалось как обычно, но уже не таким.
Родители все-таки развелись. К этому событию Настя отнеслась спокойно, будто знала, что оно неизбежно. К тому времени ей пошел четырнадцатый год. Совсем взрослой стала, говорила мать, не догадываясь, насколько права. Настасья всегда была самостоятельной: родители, вечно занятые выяснением отношений, предоставили дочку самой себе. Девочка с малых лет усвоила, что о ней в этом мире не позаботится никто, нужно выживать самой. В пятнадцать лет на работу ее брать не хотели, тем более на время летних каникул, но она с упорством фаната продолжала ее искать и добилась своего: через пятых знакомых поступило предложение подменить сломавшую руку фасовщицу рыбы.
Ровесники отгуливали свое последнее беззаботное лето, плясали до рассвета в ночных клубах, развлекались и влюблялись. Настя вставала в полседьмого, на час раньше, чем в школу, отправлялась на консервный завод и проводила там весь день. Ее кожа и волосы впитали стойкий рыбный запах, нежные руки огрубели, ногти потрескались. Девчонки, которых она считала подругами, отвернулись, парни и вовсе на нее не смотрели. У них своя жизнь: легкая, шальная, упоительно-безумная, а от Насти с ее рыбой тоска. Настасья знала одно: чтобы пробиться в люди, надо поступить в институт. Для этого нужно ходить на подготовительные курсы, а они стоят денег. Мама ее кормит и одевает и на этом свой родительский долг считает исполненным, отец иногда отстегивает на бедность. Образование, по мнению родителей, являлось роскошью – не те нынче времена, чтобы на курсы тратиться.
– Раньше все бесплатным было, – ругала мама капитализм. Она принципиально не желала платить за институт.
– Да и какой тебе институт с твоей-то наследственностью! – сказала она однажды и осеклась.
– Что у меня за наследственность? – удивилась девочка.
– Ничего. Нечего тебе институты заканчивать, и так хороша.
Но Настя прицепилась пиявкой и не отставала от матери, пока та не сдалась.
– Твой настоящий отец – псих. Его с диагнозом «шизофрения» в психушку каждый год забирают. Когда мы с ним познакомились, никаких отклонений я не замечала. Мужик как мужик, только чистоту очень любил. Душ принимал раз по восемь на день, руки мыл постоянно, а если это было невозможно, протирал их влажными салфетками. В доме любил, чтобы ни соринки не было, пол мыл хлором – никаким другим чистящим средствам не доверял. Вещи складывал в строго определенной последовательности: книги в шкафу сортировались по цвету, фигурки слоников или еще какая-нибудь дребедень стояли под одинаковым углом, словно он этот угол специально вымерял транспортиром. Обувь в прихожей ставилась от стены в порядке возрастания и в то же время по цвету.
Сначала мне его чистоплотность нравилась – все же лучше, когда мужик опрятный, чем заросший в грязи. Потом забавляла, пока он не стал придираться ко мне: не вымыла руки, не протерла вилку, волосы не заколола… Послала я его куда подальше, плюнув на продезинфицированный кафель. А позже узнала, что он состоит на учете у психиатра. Как выяснилось, ему микробы всюду мерещились, он их видел без микроскопа и разговаривал с ними. Вот я и боюсь, что тебе передались плохие гены. С мозгами у твоего папани непорядок, и у тебя наверняка тоже. Не потянешь ты учебу в институте, лучше и не пытайся.
Мать никогда дипломатичностью не отличалась, нежной любовью к дочери – тоже. Ее ребенок не был, как у других, самым-самым. Она всегда считала свою дочь посредственностью. И вот еще наследственность подкачала.
Настя с детства привыкла слышать о себе невысокое мнение матери, но это не мешало ей хорошо учиться. Впрочем, успехи в школе мать за достижение не считала. Сейчас не та программа – простая, проще некуда, а вот раньше… Настя ее не слушала, у нее была цель – получить высшее образование. Она понимала, что кроме нее самой, никто ей в этом не поможет.
Насте ничего не давалось просто так. Нам выпадает столько трудностей, сколько мы способны выдержать. Ей становилось страшно, когда она думала, что эта поговорка может себя оправдать: она была сильной и выдерживала многое. Выходило, что в будущем ее ждал сплошной кошмар.
Оксану она знала давно. Настю никто так не понимал, как она. Подруге были чужды ее переживания – у нее в семье всегда все было хорошо: мама наслаждалась личной жизнью, меняя мужей, и чувствовала себя прекрасно, а это не могло отразиться на дочери, которую, впрочем, она подкидывала теткам, которые души в ней не чаяли. Оксана совершенно не чувствовала себя обделенной материнской любовью: ее с лихвой компенсировала родня конфетами, куклами, воздушными шарами и нежнейшей заботой. Сытый голодному не товарищ, и тем не менее Оксана внимательно выслушивала Настю и всегда ей сочувствовала. С ней одной Настасья могла поделиться сокровенным, к ней бежала изливать душу. Она рассказала Оксане о том, что отец ей не родной – очень сильным было потрясение, и пережить его в одиночку она не могла. Поплакалась в жилетку задушевной подруге, и отлегло от сердца.
Родители развелись – и с этой бедой она помчалась к Оксанке. Повздыхали по-девичьи, пожаловались на жизнь, погрустили, предались мечтаниям, стало легче. Оксана не сразу сказала, что Настин отец женится на ее двоюродной тетке. Когда Настя об этом узнала, не разозлилась на оказавшуюся во вражеском стане Оксану. Напротив, подруга стала ей ближе: хоть и седьмая вода на киселе, а теперь они родня.
Юность осталась позади, закружили дела, заботы, время изменило обеих настолько, что они стали друг другу чужими. Однажды Настя с удивлением поняла, что подруга ей безразлична. У той пропал интерес к ней еще раньше. Оксана с Настей не дружила никогда, это Настя дружила с Оксаной. Оксана вообще ни с кем не дружила. Они жили в одном дворе, Настя была младше ее на два года. Выслушивая Настины проблемы, Оксана росла в собственных глазах и не чувствовала себя такой посредственностью, как в школе. Раз в ее помощи хоть кто-то нуждается и видит в ней умную и рассудительную девочку, значит, она такая и есть. Настя ей нравилась, но она считалась малявкой. Повернуться к ней открытым сердцем Оксана не могла, уж слишком сильно ее приземлили учителя, и она не доверяла никому.
Выпускница экономического факультета Анастасия Рябинина двинула в Питер – родной Великий Новгород ее широкой натуре казался тесным. Съемные комнаты в ветхих коммуналках с соседями-алкашами, крохотная зарплата и роль девочки на побегушках в бухгалтерии фирмы с уровнем ниже среднего, где Насте пришлось закладывать краеугольный камень своей карьеры, – никакие трудности не могли заставить ее опустить руки. На нее орали помощницы бухгалтеров – стервозные дамы без дипломов, но с претензиями, – сваливали рутинную работу и отчитывали за каждую мелочь. Настасья не роптала, со смирением Золушки выполняла все поручения и набирала необходимый стаж. Доросла до помощника главбуха, меняла фирмы и постоянно училась. Курсы, семинары, специальная литература. Перед сном она читала налоговый кодекс, хотя любила сентиментальные романы. С начальством не везло фатально, и после очередной смены работы у Насти сложилось стойкое впечатление, что сварливость – неотъемлемая черта всех главных бухгалтеров. И только оказавшись в их шкуре, с грустью поняла, что быть ласковой и нежной невозможно – такая уж должность: ответственная, собачья, неблагодарная. Самое неприятное, что жесткий характер не получалось оставить в офисе. За Настей никогда особой мягкости и покладистости не наблюдалось, а теперь она стала совсем резкой и категоричной, что отнюдь не располагало окружающих.
Иногда случается невероятное. Насте сказочно повезло, настолько, что она с трудом поверила в происходящее. Ее отец, который раньше не слишком пекся о ее благополучии, внезапно решил проявить участие: он предложил Насте квартиру. Безвозмездно. Небольшую, в спальном районе, но в новом доме и уже слегка обставленную.
– Живи и наслаждайся, – любовно обнял он за плечи дочь, – потом перепишу на твое имя. Я твой отец, и заботиться о тебе – моя обязанность.
Дела Алексея Рябинина неожиданно устремились в гору, да так лихо, что он сам удивлялся: почему всю жизнь влачил жалкое существование в своем НИИ и только на пятом десятке решился податься в бизнесмены? Рябинин переехал с новой семьей в Северную столицу еще раньше Насти. Медленно и постепенно он разворачивал бизнес и, разбогатев, стал вкладывать деньги в недвижимость. Кроме квартиры, которую он предоставил дочери, у него полно других, более престижных и просторных. Он не случайно выделил Насте самую плохонькую – Алексей щедростью не отличался никогда. Он бы и эту пожадничал дарить, но советская система, при которой он вырос, впечатала в его мозги понятие родительского долга.
* * *
В Агнессе Веня увидел себя в ранней молодости – тогда он тоже искренне верил в свою исключительность. Веня не сомневался, что его жизнь будет не такой, как у всех. Он непременно станет знаменитым, только не знал, в какой области. Впрочем, это значения не имело.
Вениамин всегда выделялся среди окружающих. Самый ловкий и быстрый мальчик во дворе, заводила в любой компании, в школе – круглый отличник и победитель олимпиад. Его родители тоже были особенными: мама – работник гороно, папа – заведующий универмагом. Они имели просторную кооперативную квартиру в кирпичной высотке – небожители, говорили о них. Школьные учителя Веню обожали, не глядя ставили пятерки и хвалили, хвалили, хвалили… Он и в самом деле был хорошим учеником. Все без исключения пророчили ему блестящее будущее – у золотого мальчика иначе сложиться судьба просто не могла.
Первое разочарование пришло в семнадцать лет, когда он не сумел поступить в институт. Веня свернул с предложенной родителями дорожки и оказался не у дел. Мамино влияние гарантировало ему зачисление в местный вуз, но Вениамину он показался непрестижным. Он считал себя достойным большего. В Санкт-Петербургском университете хватало своих умников и умниц, и чтобы встать с ними в один ряд, требовалось побороться, а этого Веня не умел – раньше ему все подавалось на блюдечке. Выхлопотанное расторопной мамой место на факультете физической культуры продолжало его терпеливо дожидаться, но Веня гордо отказался быть детским тренером – эта профессия не отвечала его амбициям.
Весь следующий год Вениамин жил, как и хотел, в городе на Неве. Родители напряглись и купили ему квартиру, маленькую, на окраине, но зато отдельную. Веня валялся на диване, пребывая в мечтах. Его не оставляли надежды о звездном будущем, которое вот-вот должно было постучаться в дверь. Но будущее никак не наступало, все время было настоящее: пресное и обыденное, в котором он был никому не интересным бездельником. Все перевернулось с ног на голову: еще совсем недавно все им восхищались и любили, была толпа друзей, девчонки от него млели, а теперь… Один в четырех стенах, равнодушный чужой город, не с кем словом обмолвиться. Вене было неуютно и тоскливо, но мысли о собственном великом предназначении не покидали.
Мозги ему прочистил хамоватый армейский сержант. Он поднимал среди ночи роту и объяснял новобранцам, куда они попали и кто они есть. Вениамину, как самому уникальному, было разъяснено отдельно: убедительно и весьма доходчиво, после чего тот вмиг забыл о своей исключительности и почувствовал себя песчинкой.
Из армии вернулся совершенно другой человек: замкнутый и циничный. В двадцать один год Веня знал: жизнь – штука поганая, люди – букашки, а сам он – инфузория-туфелька.
Работать, как большинство граждан, он не стал. Профессии, предлагаемые рынком труда, были не комильфо даже для инфузории. Из наивного мечтателя Веня превратился в закостенелого реалиста. Он теперь объективно оценивал себя. Полный сил молодой человек, отслуживший в армии, – это бесспорный плюс. Никакого образования, кроме школьного, – минус. С такими данными приличное место под солнцем не светит, – пришел он к выводу. Учиться не хотелось совершенно, тем более что необходимых для поступления знаний в голове не было, они остались на плацу.
Вениамину раньше всегда говорили, что он красивый. Взрослые умилялись при виде умных миндалевидных глаз с веером длинных ресниц, милого детского лица с губками сердечком и каштановых кудряшек. Теперь лицо приобрело суровую мужественность, обозначились скулы; прежними остались кудри и удивительной формы глаза. Ныне они обладали магнетизмом рокового мужчины.
Женщины от него таяли, и Веня решил на этом заработать. Ему стоило только обозначить свое внимание, как дамы сами делали шаги к знакомству. Уверенные в себе состоятельные бизнесвумен тушеваться не привыкли. У них не было времени, чтобы ходить вокруг да около или тем более ждать, пока мужчина проявит инициативу. Все было по-деловому: наш спрос, ваше предложение. Это напоминало передачу «Я сама»: сама подошла, сама предложила, сама расплатилась, и хозяйка положения тоже сама. О цене договаривались безмолвно, женщины сами знали, сколько стоит миндальный красавец, и тратились на него в пределах условленной суммы. Вениамин заметил удивительную стабильность величины своих гонораров, будто он имел определенную стоимость на рынке услуг. Сначала он был вполне доволен: приятное, необременительное занятие, приносящее приемлемый доход. Напрасно его сверстники считали сорокалетних и даже тридцатилетних женщин старухами. Они очень даже ничего. По крайней мере, те, с кем он имел дело. Холеные, со вкусом одетые, с блеском бриллиантов, пахнущие французскими духами зрелые дамы ничуть не уступали молоденьким студенточкам в дешевых тряпочках с рынка и с облупленным лаком на ногтях.
Запросы Вени росли, ему надоело быть сладким мальчиком, хотелось стать хозяином жизни. Он об этом думал всегда, когда ехал на вызов к очередной клиентке. Веня обманывал себя, что этот раз – последний, но деньги кончались, и приходилось идти на работу опять. Отказаться от привычных благ он не мог. Никакое самолюбие и амбиции не могли заставить Веню курить простые сигареты, питаться абы чем, когда он привык к ресторанной кухне, одеваться с лоском и посещать спа-салоны.
Разорвать порочный круг ему помогли молодчики из охраны одного серьезного господина. У деловых женщин тоже иногда бывают мужья. И они не обязательно молодые, смазливые, безропотно слушающиеся спонсоршу – жену. Супруг владелицы цветочного салона, крепкий пожилой банкир, очень не любил, когда ему наставляют рога.
Веня лежал на городской окраине, уткнувшись разбитым носом в снег. Тело ныло, и он с трудом мог пошевелиться. Рядом валялся роскошный венок с траурной лентой из салона его последней клиентки.
Оклемавшись и зализав раны в своей берлоге, он подсчитал потери. Зубы, на удивление, на месте, руки-ноги целы, синяки с лица сошли, и оно не утратило товарного вида. Разве что появился свежий шрам над левым глазом. Он розовой полосой спускался со лба, пересекая бровь.
– Жить можно, – подытожил Вениамин.
Но жить было не на что. Накопления он истратил во время болезни и сопутствующей ей депрессии, вылившейся в затяжное пьянство. Возвращаться к прежней деятельности не хотелось до зубовного скрежета, к тому же требовался небольшой стартовый капитал для приведения себя в форму.
Ответ на вопрос, где заработать, пришел сам собой. Он позвонил в дверь и ввалился в замызганную холостяцкую квартиру с бутылкой водки.
– С меня должок. Теперь я угощаю, – объявил визитер.
Это был его сосед Вовчик, с которым он, как выяснилось, пил в течение недели.
– Прикинь, какая пруха! – затараторил Вовчик. – Сегодня двух лохов обули. Сначала старая кошелка подошла, мы с нее пять штук сняли. Потом появился ее мужик, здоровый и крикливый, как моя бывшая теща. Как начал пургу гнать про милицию, я думал, все, пора валить, пока и в самом деле менты не набежали. А Бобрик перед его носом купюрами потряс и давай шары катать: кручу-верчу – запутать хочу, – да так, чтобы этому идиоту показалось, что он самый умный – сразу определил, под каким стаканом шарик. Потом я ненавязчиво говорю:
– У вашей супруги не получилось. Но я вижу, вы человек внимательный, за шаром уследите. Сыграйте, деньги отобьете и еще с наваром останетесь.
В общем, сняли мы с него еще столько же. Два часа непыльного труда и десять штук чистой прибыли.
Работать с Бобриком и Вованом Вене не нравилось. Мелковато и несерьезно, капитала на этом не сколотишь, вдобавок опасно. Менты их брата не трогали, возиться не хотели, но иногда устраивали облавы. Но, увы, альтернативы, чем заниматься, у Вениамина не было.
Вене отвели роль подставного. На площади около вокзала, где они стояли, сновали приезжие зеваки. Они подходили к игрокам и с любопытством наблюдали представление. Играть никто не решался – ищите дураков! В эти шары никто никогда не выигрывает, наслышаны, знаем. В толпе появлялся респектабельный молодой человек с лицом провинциального интеллигента. Он задумчиво смотрел на руки Бобрика, проворно гоняющего поролоновый шарик между стаканами.
– Позвольте, – говорил он и вытаскивал из бумажника пятисотрублевую купюру.
– Что же так мелко? – улыбался Бобрик простецкой улыбкой. – Даже несолидно.
– Для начала достаточно.
Первый кон интеллигент выиграл, впрочем, как и последующие.
– Покажи класс! – шумела толпа. – Вон там шарик, под тем стаканом, – подсказывали ему.
Ободрав хозяина как липку, Вениамин с достоинством удалялся.
– Ну, кто еще? – с расстроенным видом кидал клич Вован. – У нас сегодня невезуха.
Страсти накалились, и народ жаждал зрелищ. Наконец находился самый азартный. Он с самого начала следил, как Веня угадывал шары. Да он и сам всегда замечал, под каким стаканом шарик. Что бы ни писали в газетах, сколько бы ни предупреждала «Криминальная хроника», а удержаться от игры невозможно.
Похоже, в тот день какой-то высокий милицейский начальник спустил собак на своих подчиненных. Иначе, отчего всегда смотрящий сквозь пальцы на их лоток дежурный наряд в этот раз решил не проходить мимо? Брать отступные ребята в погонах наотрез отказались и повели под белые рученьки Бобрика с Вовой к машине.
Вениамину везло, как черту. Сегодня он проспал и явился «на службу» позже обычного. Когда Веня узнал, в какой передел мог попасть, ему оставалось лишь поставить свечку Всевышнему.
«Привет! Положи триста рублей на мой номер. Лена». Веня дважды перечитал на экране своего мобильника эсэмэску. Он напряг память, пытаясь вспомнить всех Лен, которые могли знать номер его телефона. Таковых набралось штук пять. У одной из них истекал баланс, и она обратилась за помощью. Кто знает, наверное, когда-то им было хорошо вместе. Не выручить подружку было бы свинством. Триста рублей – сумма небольшая, Веня перечислил ее на указанный номер. Он был нежадным и никогда бы не пожалел этих денег, если бы в тот же день не прочел в Интернете о мошенничестве по эсэмэс. Ему вдруг стало очень противно, он сам привык все дурачить, но жутко взбесился, когда одурачили его.
Веню раздражали кидалы, он ненавидел, когда к нему приставали с предложениями взять кредит на «выгодных» условиях и с прочей ерундой. Он лучше других знал: вокруг одно ворье. Веня не доверял никому. В последнее время его тошнило от Интернета – и там стало полно проходимцев.
– Кретины, хоть бы что умное сочинили, – ругался он, удаляя из почты спам.
Веня давно подумывал наладить собственное предприятие по выколачиванию денег посредством Сети.
«А что, – размышлял он, – занятие творческое, непыльное и, что немаловажно, относительно безопасное».
Идей было море, но не хватало знаний по части компьютеров. Придумать аферу – пожалуйста, это у Вениамина получалось мастерски, но все стопорилось на этапе технического воплощения. Компьютер ему сопротивлялся, и такие простые действия, как создание рассылки, давались с трудом.
«Без толкового компаньона не обойтись», – раскинул мозгами Веня. Таковой вскоре нашелся. Он встретил Костика в интернет-кафе.
