Глава 7
Para bellum (Готовься к войне)
Египет, 1639 г. до н. э.,
время правления последнего фараона
XIII династии Тутимайоса
Вокруг дворца собралась толпа. Никто не хотел пропустить торжественный выход фараона. Наконец он показался на вершине, и толпа бросилась ниц, шепча хвалу богу небесному, Всемогущему Ра, и его Сыну, повелителю земли. Впрочем, люди не забывали исподтишка восхищенно рассматривать великолепное одеяние своего правителя: белоснежное платье, изящными складками спадающее до колен, с поясом, сплетенным из золотых и серебряных нитей, золотым, украшенным огромными драгоценными камнями нагрудником; на голове – соединенные воедино короны Верхнего и Нижнего Египта. Хор затянул гимн, прославляющий фараона, властителя земли и Сына властителя Неба. Глашатай перечислил все титулы фараона, один из жрецов благословил Сына Неба, и процессия началась. Ее открывали жрецы, за которыми следовали храмовые танцовщицы в праздничных одеяниях. Следом двигались солдаты и офицеры из личной гвардии фараона. Слуги разбрасывали лепестки роз. И, наконец, восседая на троне, носилки с которым несли четыре огромных нубийца, процессию замыкал фараон. К радости толпы, спектакль продолжался несколько часов. Сначала фараон отправился на поклон в храм Амона, где его уже ждали выстроенные в две шеренги жрецы. Потом, в сопровождении жрецов, Сын Неба отправился приносить жертву кормильцу Египта – Нилу.
Нектанеб, как и полагалось Верховному жрецу Гелиополиса, сопровождал правителя в его перемещениях, к великому неудовольствию главного жреца Амона Небсени. Но сегодня Нектанебу было не до интриг и соперничества служителей культов двух главных богов египетского Пантеона. Поэтому на косые взгляды и шипение Небсени никакого внимания он не обращал. Верховного жреца занимали гораздо более важные проблемы. Только сегодня утром ему донесли, что еще одно древнее захоронение было разграблено. На этот раз воры покусились на гробницу его далекого предшественника – Верховного жреца храма Ра в Гелиополисе при фараоне Унасе – Аменхотепа. Нет, в их действиях явно была определенная логика. Он вспомнил свой вчерашний разговор с генералом Тефнутом, отвечавшим за охрану египетской столицы и безопасность внутри государства. Как ни странно, его мнение совпало с мнением старого солдата. «Очень странные ограбления», – всплыли в памяти последние слова генерала. Генерал был бывалым и хитрым как лиса воином. Конечно, у него не было никакого опыта в расследовании преступлений, но чутье в таких делах было главным. Нектанеб сегодня же решил вызвать на прямой разговор королевского прокурора, и желательно в присутствии Тутимайоса.
Этот план он привел в исполнение после полудня, когда фараон удалился в свои покои в сопровождении Нектанеба, главного интенданта Ипура, генерала Тефнута и королевского прокурора Хуфу. Нектанеб тут же воспользовался ситуацией. Он снова стал настаивать на необходимости более внимательного расследования недавних ограблений и, самое главное, заявил, что за преступлениями скрывается кто-то, имеющий доступ во дворец правителя. На этот раз фараон отмахиваться не стал, а, наоборот, слушал внимательно. Ипур и Тефнут молчали и не пропускали ни единого слова Верховного жреца. Только Хуфу сопел и качался на специально для него вышитой подушке. Всем своим видом он показывал, что не верит не единому слову. Хуфу был Глазами и Ушами фараона. Он должен был быть в курсе всего, что происходило в царстве. Но ничего подобного Хуфу слышать не приходилось. Однако хитрый сановник молчал, ожидая момента, когда его выступление произведет наибольший эффект. Наконец, он решился. Он поднял ухоженную наманикюренную руку, чтобы все могли восхититься мастерски раскрашенными ногтями и великолепными кольцами с драгоценными камнями, украшавшими каждый палец. Хуфу тратил целое состояние на свои одежды и считался самым большим щеголем Фив. Но, несмотря на свои привычки, более приличествующие женщине, нежели мужчине, Хуфу был непредсказуемым и опасным врагом. И в искусстве дворцовой интриги равных ему не было. Фараон повернулся к своему прокурору в ожидании.
– Повелитель, – медовым, но не обещающим ничего хорошего голосом произнес Хуфу, – всем известно, каким уважением и почитанием пользуется наш общий друг Нектанеб, недаром его сравнивают с его великим предшественником, божественным Имхотепом. По своим знаниям и умениям он превосходит всех врачевателей, а по своим знания мира богов – всех живущих на земле.
– Переходи к делу, Хуфу, – усталым голосом приказал фараон.
– Просто мне кажется странным, что такой умный и предусмотрительный человек, как Нектанеб, выдвигает подобные непроверенные гипотезы, – нанес первый удар Хуфу.
– В чем же непроверенность моих гипотез, Хуфу? – с вызовом в голосе поинтересовался Верховный жрец.
– Благоразумие нам говорит тысячу раз проверить, а потом только обвинять. Согласно Нектанебу, за разграблением могил стоит некто, приближенный к фараону, и воры ищут какую-то определенную вещь. Но это безумие. Наш опыт говорит: воры ищут одно-единственное – богатство. Эти проклятые дети гиены атакуют все, что попадает им под руку, – жестко произнес Хуфу, весь мед пропал из его речей, словно его и не бывало. Ипур одобрительно закачал головой, всем своим видом показывая, что он на стороне королевского прокурора.
– Не все, – поправил его Нектанеб, – а только могилы предков Светлейшего Сына Неба и самых знаменитых и уважаемых людей Египта.
– Самые богатые, от разграбления которых можно получить наибольшую выгоду, – вновь всплеснул руками Хуфу.
– Тогда откуда они знают, где располагаются эти могилы? – неожиданно вступил в разговор генерал Тефнут.
Тонкий стратег, он явно дал Хуфу вволю понаслаждаться обращенным к нему вниманием слушателей. Генерал привык к боевым действиям. На поле боя противник был по другую сторону, и все было ясно и понятно. Но с тех пор как ему доверили обеспечение безопасности внутри огромного царства, определять врага стало гораздо сложнее. Но ограбления пирамид ему, как и Нектанебу, казались подозрительными.
– Воры пробрались в пирамиду, пробив вход точно там, где было нужно. В их руках явно были планы захоронений, – поддержал Тефнута Нектанеб.
– В этом нет никакой логики! – воскликнул Хуфу. – Гораздо проще пройти по уже созданным коридорам. Мы явно имеем дело с какой-то бандой сумасшедших! – Он вновь театрально взмахнул наманикюренными ручками.
– Или они пытаются заставить нас верить в то, что они сумасшедшие! – пожал плечами генерал. Нектанебу оставалось только радоваться, что у него появился такой сильный союзник.
– Мы имеем дело с осквернителями гробниц – самого священного! Если мы не можем защитить умерших, их последний покой, то что тогда говорить о живых?!
– Я уважаю мудрость и многоопытность Глаз и Ушей фараона, но все-таки вижу в действиях воров определенную логику. И я настаиваю на том, что они явно что-то ищут. Иначе зачем нужны такие затраты силы и энергии?
– Разумный человек никогда не поймет логику действий глупца, – с притворным вздохом произнес королевский прокурор.
– Почему ты, Хуфу, постоянно стараешься уверить нас в глупости этих воров? – медленно проговорил молчавший до этого фараон.
Хуфу вздрогнул, открыл было рот, но благоразумно промолчал.
– Почему ты не отвечаешь, Хуфу? – спросил фараон. – Или мои глаза ослепли, а мои уши оглохли? Ты должен знать все, что происходит в государстве! Но получается, и Нектанеб, и Тефнут задают правильные вопросы, а ты закрываешь глаза на очевидное!
– Повелитель! – воскликнул королевский прокурор, становясь на колени и склоняя голову. – Я самый верный ваш слуга! Как вы можете сомневаться в моей преданности?! Моим единственным чаянием всегда было служение вам!
– В этом я не сомневаюсь, Хуфу, – жестко произнес Тутимайос, – но хороший пес должен быть умным, иначе от его верности нет никакого проку. Поэтому я приказываю тебе проверить, насколько обоснованны подозрения Верховного жреца и генерала. Просей через сито всех, кто имеет доступ к планам Мертвого Города, разошли повсюду твоих соглядатаев и найди нечисть, оскверняющую могилы моих предков!
Хуфу простерся ниц и пятясь вышел из комнаты. Нектанеб посмотрел ему вслед. Он одержал первую победу, но проблема так просто не решалась. У него не было никакой уверенности в том, что Хуфу найдет виновника происходящего. И тяжелое подозрение, что все нити преступления вели во дворец, никак не желало успокаиваться. И самое неприятное: это подозрение постепенно превращалось в уверенность. В самом близком окружении высочайшего повелителя Верхнего и Нижнего Египта затаился предатель.
После приема Нектанеб отправился вновь в архив. На этот раз управляющий архивом был на месте. Увидев Верховного жреца, он побелел и пошатнулся. Потом невероятным усилием воли взял себя в руки и как можно приветливее улыбнулся.
– Чем обязан вашему визиту, светлейший Нектанеб?
– Вы прекрасно поняли, чем именно, – жестко ответил Верховный жрец, он еще не успел остыть после схватки с Хуфу, и бледность Шу при его появлении для него обозначала одно: он не ошибся.
– Вы хотите посмотреть древние папирусы, про которые спрашивали последний раз?
– Их нет, если я не ошибаюсь, или вы будете утверждать обратное?
Шу замялся.
– Я думаю, пришел момент поговорить откровенно. Где мы сможем уединиться?
Сердце Шу заколотилось, холодный, липкий пот потек по спине, и, замирая, он провел Верховного жреца в отдельную комнату, служившую для хранения самых ценных и древних папирусов. Когда они остались одни, он кинулся в ноги жрецу:
– Смилуйтесь! У меня не было другого выхода, он угрожал убить моего сына!
– Кто – он?
– Я не знаю! Но он повсюду: в городе, во дворце! Он в курсе всего, что происходит!
– Расскажи обо всех папирусах, которые ты ему передал.
Шу, сначала запинаясь, потом все увереннее, стал перечислять документы, которыми интересовался незнакомец. Чем дольше он говорил, тем больше мрачнело лицо Нектанеба. Но смысла пугать этого ничтожного, погрязшего в грехах человечишку никакого не было. Ему, Верховному жрецу грозного и милостивого Ра, были прекрасно известны все пороки человеческого рода. Поэтому презрения он своего показывать не стал, а начал почти спокойно:
– То, что ты сделал, Шу, – непростительно, преступно и подло! Но я понимаю тебя. На весах была жизнь твоего сына.
Шу с плачем бросился вновь к ногам жреца:
– Боги проклянут меня!
– Слушай меня внимательно: если ты хочешь заслужить прощение, ты должен держать меня в курсе всего происходящего, и если незнакомец вновь выйдет с тобой на связь, ты предупредишь Метена.
– Главу дворцовых стражников? – воскликнул Шу.
– Вот именно, он знает, как связаться со мной…
* * *
Вой сирен, суета вокруг, солдаты, «Скорая помощь», полицейские – все это кружилось странным хороводом перед Касиными глазами. Непосредственно сразу после взрыва она ничего не почувствовала. Было не до того. Надо было помогать раненым. Разрытая земля, стоны и крики вокруг. Первым Кася заметила пожилого археолога Григория. Тот сидел на земле и качался из стороны в сторону, зажимая уши. Она внимательно осмотрела его: из глубокой раны на руке струилась кровь. Вспомнила школьные уроки скорой помощи: из куска собственной футболки сделала жгут и плотно перевязала плечо повыше раны. После крепко замотала предплечье. Кровь остановилась. Григорий, так и не оправившийся от шока, тихо стонал. Она оглянулась. Стали подъезжать машины «Скорой помощи» и полиции.
– Антона разорвало! – неожиданно четким голосом произнес Григорий. – Вот так, на кусочки, на меня рука упала! Вот так, с пальцами, с обручальным кольцом… вот сюда, а пальцы двигаются… – монотонным голосом перечислял он. Потом дрожащими руками показал на ногу, куда упала рука Черновицкого. Поднял на нее полубезумный взгляд и, схватившись за голову, зарыдал.
Именно в этот момент ей стало дурно. Кто-то отстранил ее от Григория. Того положили на носилки. Ее же отвели в сторону и усадили рядом с машиной «Скорой помощи». Время шло, рядом приземлился вертолет МЧС. Кася наблюдала за суетой вокруг со странной отстраненностью, словно ее это все уже не касалось, и перед глазами стояла одна и та же картина: разваливающийся, как карточный домик, вагончик. Наконец она нашла в себе силы подняться. В ее помощи уже больше никто не нуждался. Она вернулась к воронке, рядом лежало нечто, прикрытое брезентом.
– Антон и Валера, один из рабочих, – послышался сзади голос Саши.
Кася обернулась. Тезка великого писателя стоял рядом. Его одежда была измазана землей и кровью. С красными глазами, побелевшим лицом и растрепанными волосами, он напоминал человека, только что вернувшегося из ада. Он не отрываясь смотрел на брезент.
– Они рядом с саркофагом были. Я сам только на минуту вылез. Антон меня послал за Витей Старицким, он куда-то запропастился. Если бы… – голос Саши дрогнул, – на минуту раньше…
Он замолчал. Тело его дрожало, как натянутая струна. Ничего не говоря, Кася взяла Сашу за ледяную руку и силой заставила отвернуться.
– Идем, не надо! – приказала она.
Тот послушно, словно ребенок, последовал за ней. Отведя в сторону, она усадила его на траву и спросила:
– Ты не ранен?
– Нет, это не моя кровь, – только отмахнулся он.
– Все остальные живы?
– Не знаю, – помотал тот головой, – вроде бы Бикметова никто найти не может и еще кого-то из персонала.
Суета царила в лагере до вечера. Раненых и контуженных отправили в город. Остальных поселили в раскинутом неподалеку палаточном городке. На следующий же день лагерь было решено эвакуировать. Места взрывов были обнесены заграждениями, и на следующее утро прибыла целая бригада вызванных из Краснодара экспертов. Жертв могло бы быть гораздо больше, но по счастливому – конечно, для оставшихся в живых – стечению обстоятельств всех своих коллег Черновицкий держал на расстоянии от саркофага. И в момент взрыва в его эпицентре были только два человека: руководитель экспедиции и помогавший ему рабочий. Как ни грустна была ирония ситуации, но Черновицкий, по-своему обыкновению, оказался прав: с дамой Фортуной ему положительно не везло. Он так и не смог увидеть главного – заката дня, принесшего ему мировую известность! Остальные отделались более или менее серьезными ранениями, но по-настоящему тяжелых случаев не было. Если не считать пропавших без вести заместителя начальника экспедиции Владислава Артамонова и тюрколога Рината Бикметова. В развалившемся на части вагончике сейф сохранился, только табличек в нем не было. Сказать однозначно, были ли они в нем или Черновицкий с какой-то целью положил их в другое место, никто не мог. Все знали, как начальник экспедиции дрожал над ними. От другой уникальной находки – могильника и его обитателя – не осталось ровным счетом ничего. Булан на этот раз окончательно и бесповоротно превратился в прах.
Самое странное началось через два дня, когда эксперты закончили работать и лагерь было решено свернуть. Во-первых, нашелся Артамонов. Точнее, его нашли – вернее, то, что от него осталось. Его вынесло на одном из поворотов Маныча. Сначала решили, что произошел несчастный случай. Но какого черта Артамонова понесло купаться ранним утром, да еще наполовину одетым, никто сказать не мог. Последней, кто видел, вернее, слышал заместителя начальника экспедиции, была Кася. Во-вторых, следствие получило письмо из Казанского университета. На запрос о Ринате Бикметове ответ был однозначный: тюрколог живет и здравствует. Правда, продолжение было неожиданным: за последнее время уважаемый профессор никуда не выезжал и на письмо об участии в экспедиции ответил вежливым отказом. Поэтому, недоумевал их невидимый собеседник из администрации, некий Ринат Бикметов – участник экспедиции, закончившейся столь печальным образом, – никоим образом не мог быть их Ринатом Бикметовым. Речь, скорее всего, шла об однофамильце, правда, абсолютно никому в тюркологии не известном. Если не учитывать гипотезу столкновения двух параллельных миров, вывод напрашивал один: Ринат Бикметов, которого знали и видели участники экспедиции, был самозванцем.
Кася узнала об этом одной из первых. Дело в том, что сразу же после взрыва, не откладывая дела в долгий ящик, она передала часть своей съемки прибывшей из областного центра следственной бригаде Валентина Осокина. Себе она оставила только съемки табличек и текста. Рэйли в разговоре с ней был категоричен. Эти кадры должны были остаться эксклюзивными. Да и потом, успокаивала она сама себя, никакого интереса для следствия они представлять не могли. Благодаря этому она успешно втерлась в доверие следователя Осокина и стала самым ценным его свидетелем. И новости узнавала раньше всех остальных. Тем более она быстро пришла в себя, посттравматический шок на нее, побывавшую в переделках похлеще, никакого влияния не оказал. Она уже успела успокоить Екатерину Великую и Кирилла. Связалась с Рэйли. Англичанин был в шоке от услышанного. Правда, традиционный английский флегматизм сыграл свою роль. Кася подумала, что если бы подобное услышал итальянец или хотя бы француз, то даже в телефонной трубке она услышала бы треск отрываемых волос, а тут вежливое «я в ужасе», «невероятная потеря для истории всей нашей цивилизации» и прочее, и тому подобное. Тут же ей было обещано возмещение утраченного имущества, определенная, обозначенная в договоре, сумма за взятый на себя риск. Так же Рэйли добавил, что надеется на продолжение их сотрудничества. Так как она была все-таки свидетелем открытия и, в конце концов, даже если сами раритеты были утеряны, снимки сохранились. В общем, она должна была вернуться и влиться в группу исследователей. Касю это обрадовало. Во всяком случае, у нее была работа на ближайшее время, а это было уже что-то.
Но тем не менее уезжать она не спешила. Впрочем, ее никто и не торопил. Археологи собирали то, что смогли спасти, заканчивали классифицировать находки. Следственная бригада расположилась в ближайшей станице и продолжала опрашивать свидетелей. Судя по всему, гипотез было несколько. Первая и самая простая: воры заметали следы. Правда, вопрос, каким образом местная мафия собиралась продать эти самые таблички, оставался открытым. Подозрение пало на четверых, внезапно исчезнувших из лагеря. Первым, конечно, был самозванец Бикметов. Вторым – крайне неприятный шофер экспедиции Семен Порываев. Если на Бикметова никаких данных в центральной базе данных не нашлось, то история жизни Порываева оказалась достойной «восхищения» юных кандидатов в бандиты: три судимости, двадцать лет лагерей, два побега. И на данный момент субъект, в реальности звавшийся Виктором Сальниковым, тоже находился в бегах.
Но на этих двоих список подозреваемых не кончался. В нем была повариха экспедиции – Татьяна Лузгина. Кася помнила, как ее не могли найти утром в день взрыва. Она поделилась со следователем Осокиным и тем, что повариха показалась ей странной с самого начала. Лузгина похожа была на кого угодно, но только не на повариху. Почему? Наверное, слишком ухоженная, и главное – руки совершенно не походили на руки человека, последние двадцать лет жизни проведшего за плитой. Потом, Лузгина была симпатичной, но никого к себе не подпускала, только пару раз Кася видела ее с рабочим Вадимом. Так вот, изображенная на запрошенных у семьи настоящей Татьяны Лузгиной фотографиях женщина нисколько не походила на женщину, занявшую ее место в экспедиции. Еще одна загадка. И, наконец, четвертым бесследно пропавшим участником экспедиции и был рабочий Вадим, с которым Кася видела повариху. Как и Татьяна, он совершенно не походил на работника физического труда. Конечно, с глубоко интеллектуальным занятием «копай глубже и кидай дальше» он справлялся довольно успешно, но все равно, как ни крути, на рабочего был не похож.
Это было первой версией происшедшего. Вторая была пооригинальнее: местные жители привели угрозу в исполнение. Кася даже решила сама проверить вторую гипотезу, разговорив местного активиста, которого пару раз видела с самодельным плакатом на тему «yankee go home» на окраине лагеря. Звали его коротко – Петрович, он был совхозным бухгалтером на пенсии и считал себя частью безвременно погибшей русской интеллигенции. К радости Каси, собеседником он оказался очень даже словоохотливым:
– Этот могильник проклятый! Нам старики завещали его не трогать, – с некоторым удовлетворением вещал Петрович, – а старики, барышня, никогда не ошибаются. Вот вам и доказательство их правоты! Черновицкий ваш, пусть земля ему будет пухом, засранцу, никого слушать не хотел. Все так высокомерно улыбался, а нас за дураков принимал. Мол, все это россказни и никто ваши выдумки слушать не будет! Да только послушал бы – и жил-поживал да добра наживал!
– Но почему он проклятый, этот курган? – продолжала настаивать она.
– Проклятый – и все! – упорствовал Петрович. – Да сами посмотрите, на нем даже трава толком не росла.
Кася удивленно приподняла брови. Если верить собственным глазам и собственной памяти, то трава на могильнике росла, и весьма успешно. Наблюдались также заросли невысокого кустарника. Но ее собеседник, по всей видимости, собственным глазам доверять не привык. Поэтому и спорить с ним было бесполезно – обидится, потом и слова не вытащишь.
– Надо же! – только и вымолвила она, приглашая Петровича продолжить.
Тот упрашивать себя не заставил:
– По преданиям, в нем изменника древней вере закопали.
– Это какой же вере? – продолжала усиленно поражаться Кася.
– Этого я не знаю, – пожал плечами Петрович, явно удивляясь неуместности такого вопроса, и с важностью продолжил: – Не в ней дело, а в том, что на курган этот наложили заклятие. Вы, наверное, про могилу этого… как его там… – задумался он и, вспомнив, просиял, – Тамерлана слышали? Был такой древний царь. Так вот, раскопали могилу – и война началась.
Кася с пониманием кивнула головой, она даже подбородок рукой подперла, с собачьим уважением заглядывая в глаза Петровича. Главное, конечно, было не переиграть, но Петрович, похоже, был человеком простодушным и никакого подвоха в ее поведении не замечал.
– Да только ваши товарищи никого слушать не стали и принялись копать. Да только к добру все это не привело! – радостно продолжал он.
– А что еще в этой легенде говорится?
– Подробностей не помню. Мне ее бабушка рассказывала, я ее сам в детстве за сказки принимал. Мол, лежит под этим курганом древний царь, сотворивший немало и зла, и добра, все в нем перемешано было, как и у всех царей. Да только прогневался на него Господь, потому как от истинной веры отказался. Что-то она еще рассказывала, только, к сожалению, из головы все повылетало.
Кася вздохнула: голова Петровича оказалась дырявой. Слышать звон он слышал, а вот где и какой? Это придется выяснять самостоятельно. Она сделала единственно возможный вывод: если все местные «террористы» напоминали ее собеседника, то к взрыву они никакого отношения не имели. Надеялись на Божью кару и не промахнулись. Только факты оставались фактами: могильник и хранилище были взорваны, Черновицкий и рабочий Валера погибли при взрыве, Артамонов утонул, таблички исчезли, а несколько членов экспедиции оказались самозванцами.
Она покрутилась еще раз по лагерю и отправилась к следователю. Тот только кивнул в ответ на ее приветствие. Так как ее никто не гнал, она пристроилась в уголке. На ее присутствие никто особенного внимания не обратил. Все уже привыкли, что она часто появляется в палатке, ставшей передвижным кабинетом следователя. Осокин был погружен в чтение какого-то документа. На обложке мелькнуло слово «экспертиза». Она знала, что следователь ожидал отчет экспертизы. Она замерла, с надеждой ожидая окончания чтения. Осокин вел себя странно. Он пробежал глазами, помотал головой, округлил глаза и еще раз просмотрел отчет. Удивление было написано у него на лице. Брови поползли вверх, а рот слегка приоткрылся, придавая круглому лицу следователя мальчишеское выражение. Он выхватил свой мобильник и торопливо набрал номер. Ответили ему не сразу.
– Вы что там у себя, белены объелись? – с места в карьер вопросил он возмущенно. – Почему, спрашиваешь? Отчет твоих экспертов прочитал! Что значит – ничего удивительного?! Ты сам-то его хоть читал?
Собеседнику на другом конце, похоже, наконец-то удалось вставить более-менее связное предложение. Но Осокина ничто не могло остановить:
– Гексоген?! Пластид С-4 – здесь?! У нас что, иностранные террористы объявились?! Ты уверен, что твои криминалисты не ошиблись?
Снова собеседник пустился в объяснения. И по ходу этих самых объяснений лицо Осокина все больше и больше мрачнело.
– Слушай, я уроки криминалистики еще не забыл и знаю, что гексоген стабилен… Что? Электродетонатор, контролируемый на расстоянии?! Час от часу не легче!..
На лице Осокина появилось обреченное выражение человека, которому только что на шею повесили не обыкновенный камень, а этакую хорошую стопудовую гирю.
– Сначала снотворное в крови Артамонова, теперь – гексоген! Дурдом в селе Ромашкино! Что-о! Ты видишь определенную логику?! А я так не вижу!
Голос на том конце что-то объяснял. Кася все бы отдала, чтобы быть поближе, но подойти не решилась. Тем временем Осокин вспомнил о сидящей напротив свидетельнице, поморщился и торопливо проговорил:
– Мне некогда, извини. Если дело может подождать, зайди потом?
Дожидаться повторного приглашения исчезнуть она не стала. Выйдя из палатки, остановилась. Прокрутив в голове только что услышанную информацию, решила дело в долгий ящик не откладывать. Отправилась на ближайший холм, где связь была получше, и набрала в Интернете «гексоген». Внимательно прочитала. Гексоген входил в состав пластичных взрывчатых веществ, в том числе и пластида американского производства С-4. Теперь она лучше понимала удивление Осокина. Во-первых, пластиды применяли в основном профессионалы. Взрывчатка была стабильной, хоть молотком по ней колоти. Обычной спичкой и бикфордовым шнуром было не обойтись. Нужен был достаточно мощный детонатор. А в данном случае этот детонатор, похоже, был еще и радиоуправляемым. Перед глазами встало расстроенное лицо Осокина. Она ему даже посочувствовала. Над взрывом явно поработал профессионал. Только зачем кому-то понадобилось взрывать могильник, да еще и приглашать специалиста?
Местные противники раскопок явно не обладали необходимыми в обращении с пластидами навыками – это во-первых, во-вторых, гонорары взрывников-профессионалов им явно были не по карману. Она понимала разочарование Осокина, которому явно хотелось побыстрее отвязаться хотя бы от взрыва и всерьез заняться смертью Черновицкого. Но обвинить местных не удавалось. Дома активистов подвергли самому тщательному обыску, но ничего особенного не нашли. Только один прятал в погребе самогонный аппарат и набор этикеток местного спиртоводочного завода. Активиста оштрафовали, и этим дело кончилось.
В очередную встречу с Осокиным она решилась задать вопрос:
– Говорят, что Артамонов не утонул?
– Нет, в легких почти нет воды, он попал в воду, будучи уже мертвым.
– Его отравили?
– Нет, задушили, но он, похоже, не сопротивлялся.
– Был пьян?
– Не только, в его организме нашли снотворное.
Она вспомнила последний разговор Артамонова и Черновицкого.
– Это мог сделать Черновицкий. Я вам рассказывала об их последнем разговоре? – полувопросительно-полуутвердительно начала она.
– Вполне, да только на дачу показаний Антона Григорьевича вызвать затруднительно, – с некоторой язвительностью отозвался Осокин, – и потом, с мотивом напряг.
– Но Артамонов подозревал, что Черновицкий принял решение о смене места раскопок не случайно и в его руках имелась неизвестная другим информация, от его знакомого из Парижа. Почему бы и нет?
Осокин шумно выдохнул.
– То есть хотите сказать, что у меня на руках еще и заговор международных империалистов, если учитывать знакомого Черновицкого из Парижа? – медленно начал он, и было непонятно – говорит он это серьезно или издевается. – Вы, кстати, уважаемая, тоже из Парижа явились, если я не ошибаюсь. Может, я вас из свидетелей в подозреваемые переведу? Хоть тогда вы меня в покое оставите?
– Я ни с Черновицким, ни с Артамоновым раньше знакома не была, – не испугалась Кася.
– А кто вам сказал, что взрыв – дело рук давнего знакомого Черновицкого?
– Зато Артамонов не потащился бы в пьяном состоянии на реку неизвестно с кем, тем более меня он недолюбливал! – тон в тон ответила ему Кася. – Со мной, во всяком случае, он никогда не выпивал.
– Снотворное могли подсыпать в бутылку виски.
– Тогда и Черновицкий бы утром не проснулся. А утром он был в хорошей форме, я сама видела.
– Хорошо, рабочая гипотеза принимается, только мне от этого легче не стало! – с надрывом произнес следователь. – И потом, почему тогда Черновицкого взорвали?
– Избавились от свидетеля, забрали таблички, и дело с концом, – заявила Кася. – Им только таблички и были нужны.
– Конечно, а эти таблички – волшебные! – взвыл Осокин. – Скатерти-самобранки, неразменные рубли с коврами-самолетами! Вы что, сказок в детстве перечитали?!
– Я вовсе не о сказках говорю! – возмутилась Кася. – И не принимайте меня за идиотку! Таблички вовсе не обязаны быть волшебными, они просто уникальны! Письменность их неизвестна, и насколько они древние, мы даже не можем предположить! Их не успели подвергнуть радиоуглеродному анализу!
– Да они вполне могли взорваться!
– Тогда к чему было взрывать и убивать? У любых действий должна быть логика!
– То есть ни к чему конкретному мы так и не пришли, – несколько устало подвел итог сказанному Осокин. – Теперь вы можете оставить меня работать?..
Кася вышла обескураженная. После последнего разговора было ясно, что больше Осокин ее к себе не подпустит и ничего важного не расскажет. Хотя, с другой стороны, у нее были свои заботы. Были фотографии диска и расшифровка записи на пергаменте. То, что все произошедшее на раскопках было связано с табличками, сомнений у нее не вызывало. Тогда главным было разгадать таблички. А оставаясь в лагере, она точно вперед в своих расследованиях не продвинется. Решение было принято, и она отправилась собирать вещи.
* * *
В большом полуподземном помещении, находившемся под основным залом храма Ра, Нектанеб был один. Он любил проводить в нем самые жаркие послеполуденные часы. В прохладном полумраке думалось гораздо лучше. Он сидел неподвижно, дав волю непрерывному потоку мыслей. Сколько раз уже он пытался понять, почему так происходит, кто мог осмелиться потревожить тысячелетнюю тайну? Или он ошибается? И каждый раз с горечью понимал, что не ошибается. Нектанеб сгорбился еще больше. Он уже физически начал ощущать груз собственной ответственности. Почему боги выбрали именно его? Почему именно в его руки попала тайна? Он – обычный человек, а прошлое было прошлым. И кому понадобилось тревожить его тени? Однако вопросы не оставляли его. В какой момент его современники перестали задумываться над хрупкостью равновесия между жизнью и смертью, добром и злом, гармонией и хаосом? Сколько раз в прошлом собственная сила ослепляла людей и сколько раз за этим следовала беспощадная кара, за самодовольство и ненасытность некоторых платили все? И теперь он должен был остановить руку с занесенным мечом. Только как? И не было ли уже поздно?
Нектанеб вышел, прошел между двумя высокими колоннами, воздвигнутыми в честь Ра и обрамлявшими вход в главный храм, прошел мимо двух огромных стел, надписи на которых прославляли деяния фараона. Солнце палило, мужчина натянул на голову льняную накидку и направился к реке. Его уже ждала небольшая лодка с поднятым парусом. Двое стражников поднялись в лодку вместе с ним. Хотя речные пираты, как правило, атаковали исключительно небольшие баржи торговцев, обходя стороной лодки официальных лиц и жрецов, лишняя предосторожность не помешает. Лодка шла по течению быстро, вся работа лодочника сводилась к умелому управлению рулем. Городской пейзаж сменился пальмовыми зарослями, полями и видневшимися вдалеке деревушками. Наконец плодородная, черная земля сменилась красной, глиняной, с поднимавшимися кое-где скальными выступами. Нектанеб прибыл к месту своего назначения. Он приказал пристать к берегу. Именно здесь находился старинный храм, где его ждали. Храм был построен в древние времена царя Скорпиона – во времена смуты, когда кровь лилась беспрестанно. И храм был посвящен Верховному Божеству Красных Земель – яростному и неистовому богу-воину Сету. Это в плодородной долине Нила люди могли позволить себе роскошь верить в добрых, милосердных и справедливых богов, но в этих сухих и беспощадных местах бог мог быть только злобным и безжалостным.
Нектанеб надеялся, что именно здесь он найдет ответы на свои вопросы. В какой-то момент у него появилось смутное, непонятное чувство опасности. Но кто мог ему угрожать? Нельзя сказать, что времена были мирными, но для грабителей он не мог представлять никакого интереса. Роскошным одеждам и украшениям он предпочитал белую легкую тунику, голову брил наголо и носил самую простую обувь. Даже сопровождавшие его стражники выглядели гораздо богаче Верховного жреца храма Ра. Но эта опасность была иного рода. Мысли вихрем закрутились в его голове. Через несколько секунд он вскинул голову, он не мог ошибиться. Подняв руки, он поприветствовал появившихся на пороге храма жрецов. Их было двое, и по обычаю служителей Сета они были одеты во все черное. Только маски, наполовину скрывающие лица, были багровыми. Жрецы поклонились в знак приветствия и остановились. Он сделал знак стражникам оставить его одного и направился внутрь этого негостеприимного строения, от одного вида которого у непосвященных стыла в жилах кровь. Жрецы молча следовали за ним. Но он знал, что без этой, темной, стороны мира человек будет не полным. Творец создал мир и человека именно такими. Почему? Этого Нектанеб не знал. И еще он думал, что любой утверждающий, что проник в замысел Ра, всего лишь лгун и невежда. В замысел высшего существа им, низшим, проникнуть было не дано. Они могли только принимать все как есть и как можно лучше выполнять предназначенную им роль. Бог Восходящего небесного светила был милосердным, но он мог быть таким же безжалостным, как и Сет. И окружавшая его пустыня, дотла выжженная солнцем, свидетельствовала об этом.
Нектанеб молча прошел через зал с жертвоприношениями и огромными, на всю стену, фресками с изображениями Сета и его вечных спутников: войны, разрушения и смерти. За основным залом храма находилось освещенное светом факелов помещение, в центре которого располагалась огромная черная статуя мстительного и коварного бога. Рядом стоял необычайно высокий человек – Саурэ, Верховный жрец храма Сета. Он выглядел гораздо проще других жрецов. Все его одеяние составляли короткая набедренная повязка и широкое медное ожерелье с вкраплениями турмалина кроваво-красного цвета. Но от этого он выглядел только внушительнее. Саурэ был настоящим гигантом и прекрасно знал о производимом им впечатлении. Он внушал страх и трепет, но именно таким хотел видеть своего служителя красноглазый и неумолимый Сет, бог ярости, песчаных бурь, разрушения, хаоса, войны и смерти.
– Приветствую тебя, – поклонился Нектанеб.
– С чем пожаловал в наше черное царство, жрец светлого Ра?
– Я должен задать тебе один вопрос, Саурэ.
– Задавай, – кивнул великан.
– Мы должны остаться одни.
– Как хочешь, – пожал плечами жрец Сета и коротко приказал спутникам Нектанеба: – Оставьте нас одних. Слушаю тебя.
– Ты слышал об ограблениях гробниц? – просто спросил Нектанеб.
– Кто об этом не слышал? – пожал плечами великан. – Молва, сам знаешь, несется быстрее ветра.
– Только молва?
– Что ты имеешь в виду? Ты думаешь, что мы имеем отношение к этим ограблениям? – вопросом на вопрос ответил Саурэ. Говорил он спокойно, по всей видимости, его нисколько не оскорбили подозрения жреца Ра. Скорее всего, эта история его изрядно забавляла.
– Я должен был проверить одно из предположений.
– Вернее, отсеять одно из предположений, – сложил руки на груди верховный жрец Сета. – Мы уважаем заключенный договор и не собираемся нарушать его. Во всяком случае, разграбление могил не наших рук дело. Ты прекрасно посвящен в роль, которую мы играем. И, поверь мне, нам вполне достаточно жертвоприношений, которые делают подданные фараона и сам фараон. Ты будешь удивлен, что они гораздо более щедры с нами, нежели с вами. Человеческая порода была такой всегда: все вслух говорят о добре, благородстве, светлой стороне мира, но внутри прекрасно отдают себе отчет, что ими чаще всего руководят зависть, гордость, злоба, ненависть, ложь и трусость. Поэтому люди и не забывают заботиться о благоволении черных сил, – с явным презрением к себе подобным отозвался Саурэ.
– Тогда кто может стоять за этим? – медленно произнес Нектанеб.
– Подожди, – напрягся жрец Сета, – странно, что ты так взволнован этими ограблениями! Почему не оставить это дело прокурору фараона, этому шакалу Хуфу? Ты так переживаешь, словно грязные людишки не в первый раз оскверняют покой мертвых?
– Это не простые ограбления.
– Не простые?! Что ты этим хочешь сказать?
– Кто-то ищет Скрижали Бессмертных, кто-то решился потревожить Тени Ушедших.
Лицо Саурэ побледнело:
– Ты отдаешь себе отчет в том, о чем говоришь?
– Да, – кивнул Нектанеб.
– Они хоть представляют себе, чем это грозит?! – воскликнул жрец.
– Не думаю.
– Даже если предположить, что тайна стала известна непосвященному, никто не посмеет его искать!
– Кто-то посмел, Саурэ, только кто?
* * *
Аналитик Третьего отдела службы общей безопасности Израиля Аарон бен Симон разговаривал не торопясь, тщательно подбирая слова. Конечно, он хорошо знал человека на другом конце телефонной линии и не был удивлен, когда услышал в трубке знакомый голос.
– Я ждал твоего звонка, Аркадий, – спокойно заявил он.
– Почему? – явно изумился его собеседник.
– Бен Натан, – коротко ответил Аарон.
– Ты видел Шломо перед смертью? – удивился голос в трубке.
– Нет, я его никогда не видел. Я не умею разговаривать с мертвыми. Я видел твое имя в списке его последних контактов. Потом попытался связаться с тобой в Тракае, но ты исчез. Поэтому и решил, что рано или поздно ты выйдешь на меня и объяснишь, в чем дело.
– Ты знал, что бен Натана убили? Почему тебя это заинтересовало?
– Не меня. Просто доклад о странном убийстве двух караимских священнослужителей лег на мой стол. И я добросовестно его исследовал. Я, кстати, совсем забыл, что ты – караим. Для меня, собственно говоря, все эти отличия всегда были откровенной ерундой. А после неприятностей, которые нам доставляют все религиозные фанатики, неважно с какого берега, я вообще проникся легким отвращением ко всем богословским вопросам. Знаешь, гностики существуют и среди евреев, каким бы странным этот факт ни казался. Но ты, насколько я помню, всегда серьезно относился к собственной вере. Поэтому я и не удивился, когда узнал о твоей отставке и о том, что ты вернулся в Литву.
– Кто-нибудь кроме тебя в курсе?
– Пока нет, и не будет, если в этом не будет необходимости.
– Мне нужно, чтобы ты нашел для меня данные на одного человека.
– Кто это?
– Я думаю, эта женщина имеет отношение к тем, кто убил Фирковича и бен Натана.
– Ты можешь мне рассказать больше?
– Не могу Аарон, если бы мог, все бы рассказал, но не могу.
– Что у тебя на эту женщину?
– Ее фотографии, принятые с разных ракурсов.
– Ладно, скинь на мой мэйл.
– Спасибо, ты меня по-настоящему выручишь!
– Вместо благодарности удовлетвори мое личное любопытство. Если я не ошибаюсь, с караимами связывают историю этой исчезнувшей в Средние века державы, Хазарии?
– Не ошибаешься.
– Тогда я продолжаю. Не беспокойся, это останется между нами. Все твои неприятности каким-то образом связаны с открытием могильника некоего Булана, хазарского военачальника, первым принявшего иудаизм?
– Все может быть, – уклонился от прямого ответа Аркадий.
– И ты присутствовал при всех этих открытиях и событиях, последовавших за ними?
– Да, – коротко ответил Аркадий.
– Значит, я не ошибся, – удовлетворенно заметил бен Симон и не без ехидства добавил: – И, к слову, поздравляю, тебя объявили в международный розыск! Твоя фотография, кстати, тоже там имеется. Правда, отпечатков пальцев нет, да и бородка «а-ля д’Артаньян» была не лишней предосторожностью, она хорошо изменила твою внешность. Тогда кем были двое других – твоими друзьями или противниками?
– Об одной из них я только что попросил тебя найти сведения.
– Тогда нет необходимости скидывать что-либо на мой мэйл, я знаю, о ком идет речь, – довольным голосом произнес Аарон бен Симон. – И еще могу тебя обрадовать или огорчить, не знаю, но нас эта прыткая мадемуазель тоже чрезвычайно интересует.
– Она вам известна?
– Еще как, и у нас с ней особые счеты!
– Тогда, – осторожно начал Тригланд, – возможно, мы можем решить наши проблемы совместными усилиями.
– Это ты к тому, что мы сможем поймать нашу неуловимую вредительницу на живца, как хищную рыбу? И в роли живца будешь выступать ты, я не ошибся?
– Нет, ты все правильно понял.
– Твои условия?
– Я должен быть первым.
– Это право я тебе уступлю, не волнуйся!
Разговор продолжался еще минут десять. Они обговорили все детали, способ связи и место встречи. Теперь оставалось все подготовить.
Аркадий на назначенное место прибыл первым. Аарон предупредил его, что в такого рода операциях невозможно все предугадать. Поэтому ему приходилось надеяться в первую очередь на себя. Он проскользнул внутрь дома. Теперь ему нужно было адаптироваться к замкнутому пространству, в котором он оказался. Нужно было, чтобы все его передвижения и даже простые жесты были выверенными. Он помнил, что никогда нельзя поворачиваться спиной к зоне, которую еще не проверил, и быть уверенным, что ни в одной комнате, ни в одном закоулке нет сюрпризов. Первым правилом, которое он выучил, был тот простой факт, что ты сам не можешь выстрелить в кого-то невидимого, зато невидимка очень даже просто может выстрелить в тебя. И на ошибку права у Аркадия не было. Сначала он проверил салон, потом заглянул внутрь кабинета. Он был пуст. Замер и прислушался: ни шороха, ни самого легкого вздоха. Если он не всегда доверял собственным глазам, то ушам доверять привык. Он осторожно продвинулся к двери, не забывая держаться подальше от окон. Так, шаг за шагом, он тщательно проверил весь дом. Таня была профессионалкой до мозга костей, но и он был не лыком шит. Если Фирковича и бен Натана выбрали потому, что они были интеллектуалами и преданными до мозга костей людьми, то Аркадий привлек внимание совсем другими качествами. Десять лет службы в спецвойсках как нельзя лучше подготовили его к будущей миссии. Место действия их предстоящей схватки было проверено. Аарон обещал, что она клюнет. Теперь оставалось ждать.
Таня прибыла в парижский аэропорт Орли в начале вечера. Ею двигало теперь холодное бешенство. Этот хлюпик ускользнул от нее! Это было первым поражением в ее карьере! Поэтому найти Тригланда для нее стало первостепенной задачей. Передача найденных в могиле Булана табличек должна была состояться на следующий день. Ее отец должен был подтвердить перевод второй трети суммы. В конце концов, с большей частью заказа она справилась успешно. С сообщниками в лагере заказчик расплатился, и им было приказано залечь на дно на ближайшие два года. Но оставались Аркадий и последняя фраза шифра. Работа не была выполнена до конца, и это выводило ее из себя. Хотя она не могла не признать, что на этот раз волновалась больше обычного. Догадался ли о чем-либо третий или нет? Ей было особенно досадно от того, как она глупо упустила его тогда в лагере. И самое противное, что она совершенно не знала, когда точно он ее вычислил. Это было серьезной промашкой. Где и в чем она допустила ошибку? У нее засосало под ложечкой. Что это было? Стресс или страх? Меньше всего она ожидала, что способна бояться. И сейчас у нее возникло это неприятное чувство страха. Третий был опасен, а она повела себя как наивная дурочка. Но никто не предупреждал ее о прошлом третьего: десять лет в спецвойсках. Может быть, она даже встречала его в Афганистане? Хотя вряд ли, израильтянам было чем заняться на родине. Таня криво улыбнулась. В любом случае это была последняя прямая линия, и на ошибку права она не имела. Ее снабдили точными сведениями, и эффект неожиданности был на ее стороне. Она знала, где он, а он – нет. Таня расправила плечи и более уверенным шагом направилась к пункту выдачи багажа. Подхватила небольшой черный чемодан и двинулась к выходу. Взяла такси и назвала адрес в парижском пригороде. Сначала ей необходимо было запастись всем необходимым. Маню, знакомый ливанец, промышлявший помимо всего прочего торговлей оружием, был дома. Он, не удивляясь и не задавая лишних вопросов, провел ее в свой арсенал. Но на этот раз она ограничилась парой пакетов взрывчатки, детонаторами, небольшим и удобным «люгером». Все остальные инструменты пыток она вполне могла найти в любом супермаркете в отделе «Умелые руки». Потом в первом же агентстве Таня сняла на сутки небольшой внедорожник. Вождение помогло расслабиться. Она успокоилась и более уверенно отправилась по полученному адресу. Ее информатор никогда не ошибался. Третий был в Париже, и она знала его укрытие. Она подъехала к небольшому дому, располагающемуся в отдаленном парижском пригороде. Проехала мимо, внимательно осматриваясь. За ней никто не наблюдал. Оставила машину за несколько кварталов. Вернулась пешком. План дома она уже изучила и знала, каким образом остаться незамеченной. Была глубокая ночь, третий должен был уже спать крепким сном. Открыть дверь в гараж было игрой. Замок еле держался. Она усмехнулась про себя и осторожно вышла в коридор, соединявший гараж с домом. Тем большим шоком для нее стало вежливое приветствие, прозвучавшее в полной темноте:
– Вот мы и встретились.
Она ринулась обратно к двери. Но было уже поздно. Вспыхнул яркий свет, и в спину ей впилась острая игла. Она дотянулась до иглы и резким движением вырвала шприц. Но было уже поздно. Ноги подломились, и она мешком упала на пол. Очнулась, надежно связанная по рукам и ногам. Язык был сухим, и нёбо горело.
– Пить, – прошептала она.
– Вода-то как-раз в мои намерения не входит, – раздался холодный голос.
– Вы, – устало прошептала она, – чего вы от меня хотите?
– Ответ на один-единственный вопрос: кто вас нанял?
– Какие у меня гарантии? – прошептала она. Ей внезапно отчаянно захотелось жить.
– Никаких, – спокойно ответил человек.
– Тогда не будет и ответа на вопрос, – как можно тверже ответила она.
– Вы знаете, что игра окончена, и торговаться смысла не имеет. Живой я вас не выпущу!
– Тогда зачем мне сотрудничать с вами, если нет никакого интереса, – усмехнулась Таня. И хотя эта усмешка ей далась дорого, она произвела свое впечатление на Тригланда.
– Уйти спокойно или долго мучиться.
– Ты будешь меня пытать, мразь?! Давай валяй, у меня и инструменты в сумке припасены!
– Хочешь сказать, что не боишься боли?!
– Боюсь, – честно сказала Таня.
– Тогда почему не говоришь правду, ведь все будет гораздо легче! Ты что, готова защищать всех твоих заказчиков?
– Нет, просто не хочется облегчать жизнь собственному убийце. Чем меньше будешь знать, тем скорее с тобой разделаются другие. Могу же я доставить себе последнее удовольствие!
Тригланд лихорадочно соображал. Он прекрасно знал, что пытать ее не сможет. И в глубине души подозревал, что и она прекрасно догадывается об этом. Но должна же была у нее быть какая-то слабинка! Таня лежала вытянувшись и смотрела в потолок. В который раз он удивлялся, насколько эта небольшая и ладно скроенная симпатичная молодая женщина была не похожа на чудовище, буквально искромсавшее Фирковича и бен Натана. Холодное бешенство захлестывало и мешало дышать. Но он обязан был оставаться спокойным. Неожиданная мысль мелькнула в его голове.
– Ты хочешь жить?
– Кто не хочет?! – одними губами усмехнулась Таня.
– Если я тебя оставлю в живых?
– Не верю.
– Тебя никто не просит, но тогда у тебя есть шанс.
Таня молчала, также упрямо рассматривая одной ей известную точку на потолке.
– Чего ты от меня хочешь? – наконец произнесла она.
– Кто он, твой заказчик?
– Ты наивнее, чем я думала! – усмехнулась она. – Такие, как я, никогда не видят заказчиков в лицо.
– Но что-то ты должна о нем знать. Не верю, что ты берешься за контракт, предложенный первым встречным.
– Он вышел на меня по обычным каналам, обратился по рекомендации одного из моих предыдущих клиентов, о котором я знаю, что он – крупный промышленник где-то в США или Канаде. Больше у меня нет никакой информации. В моем деле чем меньше знаешь, тем дольше живешь!
– О чем вы говорили?
– О тебе и твоих товарищах. И об этих странных фразах.
– Ты знаешь, о чем шла речь?
– Понятия не имею и не желаю иметь! – сказала, как отрезала, Таня, она действительно четко придерживалась собственной политики невлезания в чужие дела. – Вопрос на вопрос: как ты меня вычислил?
– Вопрос профессионала к профессионалу? – холодно поинтересовался Тригланд.
– Что-то вроде этого…
– Вынужден тебя разочаровать, все очень просто и никаких особенных дедуктивных методов от меня не потребовалось. Тебя подвели твои помощники. Следить они не умеют, особенно твой шофер. Слежку я вычислил сразу, понял, кто и кому подчиняется, в твое отсутствие обыскал палатку. Нашел вместо маникюрных принадлежностей автоматический пистолет, пакеты с гексогеном и детонаторы. Картина, думаю, ясна. Вернемся к твоему заказчику: вспомни, о чем еще вы говорили?
– О моем вознаграждении! Это единственное, что меня интересовало!
– Вспомни еще что-то! Может быть, что-то показалось тебе странным или какая-то деталь запомнилась?
Она задумалась:
– Ничего, только одно: он не имеет никакого представления о географии Литвы.
– Ты уверена?
– Уверена. Когда я сказала, что ты живешь в Тракае, он спросил: где это? – четко ответила она и, внезапно задумавшись, продолжила: – Странно, ничего не понимаю…
– Что?
– Я думала, что ты будешь спрашивать, где таблички?
– Меня они не интересуют, – спокойно ответил Тригланд.
– Почему?! – Таня явно изумилась. Потом широко раскрыла глаза и начала осторожно: – Что было в сейфе?
– Египетские сувениры, копии каменных табличек с иероглифами, пергамент – подлинный, но его стоимость вряд ли потянет и на сотую часть твоего гонорара, – одними глазами усмехнулся Тригланд.
– Египетские сувениры!!! Подонок!!! Когда ты успел их подменить! – она закрутилась на полу, и веревки затрещали, еле выдержав неожиданный напор. Аркадий в который раз изумился физической силе этой хрупкой на первый взгляд женщины.
– Расслабься, не поможет. Так что, видишь, даже очень хорошо, что ты не встретилась с заказчиком, он, я думаю, был бы с тобой менее нежным!
Таня молчала, она взяла себя в руки. Она проиграла, смысла в дальнейших усилиях не было. Главное – остаться в живых и исчезнуть. Ей и в голову не пришло усомниться в подлинности найденных в сейфе табличек. История и древние языки ее никогда не интересовали, и подлог она, естественно, не заметила. Наблюдавшего же за своим врагом Аркадия в который раз удивило ее хладнокровие и умение владеть собой. Противником она была нешуточным, и, собственно, было чистым везением, что он вычислил ее тогда в лагере.
– А теперь попрощаемся. Жизнь я тебе оставлю, вот только на большее не рассчитывай!
– Ты меня не развяжешь? – с оттенком надежды спросила она.
– Тебя развяжут другие, – спокойно ответил он.
– Сука! Ты такая же грязная сука, как и все тебе подобные! Сволочь! Подонок! – Она буйствовала, пытаясь освободиться от веревок и изрыгая проклятия, но Тригланду было все равно. Он открыл дверь. На пороге стоял Аарон. Они пожали друг другу руки.
– Рад тебя видеть живым! – произнес бен Симон.
– Ты решил сам руководить операцией?
– Да, тем более прогулка в Париж за казенный счет – кто от такого откажется?!
– Я пообещал ей жизнь!
– Я надеюсь, ты не уточнил, что она будет райской?
– Нет.
– Тогда договорились: жить она останется, только как бы ей потом об этом не пожалеть!
