Книга: Хризантема императрицы
Назад: Брат
Дальше: Наследник

Гений

Дождь тарабанил по нервам. Они как провода, протянутые от головы к руке, оголенные, беззащитные перед каплями, каждая из которых вызывала судорогу, коллапс, почти гибель вселенной. И водка, которую он пил, нисколько не заглушала, скорее напротив, обостряла болезненность восприятия.
В комнате было темно. Вельский не любил темноту, но сегодня он заставлял себя внимать ей, ловил каждый шорох, резкий скрип половиц в соседней комнате, которая, как он знал, пуста, но тем не менее... тем не менее половицы скрипели, а с ними дверца шкафа – кто ее открывает? Вот зашелестело, зашуршало, заставляя затаить дыхание, кривая тень скользнула по стене, метнулась, норовя коснуться, и Вельский, тонко взвизгнув, отполз в сторону. Тень отступила.
Нет, он не будет включать свет. В страхе и немощи новое рождение, новая сила, и он, пусть пока еще сохранил подобие человека обыкновенного, твари дрожащей, но вот-вот переродится в нечто новое. В его руках его грядущая судьба, неотвратимая в мощи своей.
И топор. Топор отложить можно, а лучше бы завернуть в черный пластиковый пакет, который лежит в одном из ящиков на кухне, заклеить лентой, вынести на помойку или к реке. Сверток плюхнется в воду, порождая беспокойные круги, всколыхнет уютную муть, потревожит мягкую подушку ила и исчезнет навсегда.
А с ним и надежда на преображение.
Полыхнула молния, вслед за которой прокатился громовой раскат, слабо зазвенели стекла. И над самым ухом кто-то тяжело вздохнул.
– Я не боюсь, – сказал Вельский сам себе и подтянул топор поближе. – Страх для убогих...
Зазвонил телефон. Вельский потянулся к трубке, но не поднял сразу. Предчувствие чего-то плохого, способного снова изменить уже однажды измененную судьбу, заставляло медлить. А телефон надрывался, то радостно, то обиженно, то глухо.
– Алло? Алло... это ты? Ну наконец-то, что ж ты так долго, я заждалась! Знаешь, отсюда не так-то просто дозвониться, – голос, долетавший сквозь треск и шум помех, был знаком. Женька? Нету больше Женьки. Исчезла, растворилась в небытие! От нее остались пятна на лезвии да клок волос.
– Между прочим, тебе просили передать, чтобы ты поторопился. Слышишь? Не затягивай, а то все испортишь. Ты же хочешь стать известным?
– Хочу, – ответил Вельский, а вышло мычание, губы вдруг онемели и перестали слушаться, и руки тоже, иначе он бы не позволил, он бы отключился, бросил трубку. Мертвые мертвы, и нечего мешать.
– Трус. Какой же ты трус! И неудачник. Графоман несчастный. Знаешь, это даже хорошо, что ты меня убил, потому что жить с таким скотом было просто невыносимо. Да, я тебе изменяла!
– Сссс...
– Вот, даже сказать ничего не можешь. Ты ж импотент, как в постели, так и в творчестве. Смотри, это твой последний шанс, не используешь – навсегда останешься таким, как сейчас, никчемною амебой ...
Помехи почти исчезли, и голосок журчал, журчал, журчал... ручеек по камушкам, вода по проводам, по нервам. Рука судорожно сжала топор, поднялась и резко, с размаху, с наслаждением опустилась. Лезвие застряло в пластмассе, но Женька заткнулась.
И это хорошо. Это замечательно. Ее давно следовало заткнуть. А что до остального – тут она не права, он воспользуется шансом, станет знаменит. Жесток, беспощаден, популярен.
Кое-как выдрав топор, Вельский поднялся, пошатываясь, дошел до двери и приник к глазку. На площадке было тихо и пусто. Ровный электрический свет, крашеная стена, перила, дверь напротив... туда он не пойдет. Наверх надо. На этаж или на два? Решить бы... да, в этом его проблема – решить. Выстроить правильную экспозицию будущего шедевра. А остальное – дело техники.
Он не струсит.
Во сне снова пришла Женька, и снова танцевала, выписывая вовсе невероятные па, и хохотала, запрокинув голову так, что длинные черные волосы растекались по столу, превращаясь в черные лужи, а те капали на пол.
Потом Женька поднялась на цыпочки и сказала:
– Смотри, как я умею!
И расставив руки в стороны, пробежалась по лезвию топора, спрыгнула на пол, поклонилась и, высунув язык, крикнула:
– А у тебя не получится! У тебя никогда ничего не получалась!
Дура она. Даже во сне.
Но ничего, он проснется и докажет. Всем им докажет, как не принимать его во внимание.
Назад: Брат
Дальше: Наследник