Саломея честно хотела сдержать данное ею слово. Она вернулась в комнату, в кровать, которая стала ей немного тесна. Она закрыла глаза, представляя саму себя, но – другой. Ребенком, попавшим в чужой дом.

Здесь много людей, но все равно – пусто здесь. Каждый сам по себе, и никто не желает с ней играть.

Заняты.

Отец тоже всегда был занят, но находил же время!

А Илья – мрачный.

И сейчас тоже, хотя он научился это скрывать. Прятки… для двоих… это было весело.

Телефонный звонок разорвал нить воспоминаний. Входящий номер не был ей известен. И не стоит брать трубку. Но Саломея отвечает на вызов.

– Да?

– Ты можешь уйти? – Этот скрипучий голос явно не принадлежит человеку.

– Кто это?

– Твой друг.

– Как твое имя, друг?

– Ты должна уйти. Записывай адрес. Я буду ждать!

– Нет.

Только идиотки оставляют безопасное убежище, спеша найти приключения на свою задницу. У Саломеи она еще от прошлого приключения не отошла.

– Тогда кто-то умрет.

– Кто?

– Илья.

– Ты лжешь!

– Мне незачем. Стрелы Аполлона всегда в цель попадают. Хочешь их остановить, записывай адрес. Я буду ждать.

Нельзя ехать! Надо… Илья погибнет и… и нет, еще не факт, что он погибнет. А если все-таки? Саломея не имеет права так подставить его. Рассказать ему? Он запретит ей выходить из дому. Или вообще запрёт, в доме хватает комнат с решетками на окнах и прочными дверьми. Он сам полетит по указанному адресу и наткнется на… что?

На незнакомца, который не пожелает разговаривать с Далматовым.

На пулю?

На… запределье?

Еще что-то?

Саломея считала гудки, как будто они могли подсказать ей верное решение. Это глупо, ехать по звонку… глупо, конечно. Безумно даже! И угроза эта не имеет смысла. Что может приключиться с Ильей?

Что угодно.

У запределья – тысяча дверей. И за каждой – особый демон. Надо лишь приоткрыть нужную дверь. А Далматов уже давно по грани ходит.

Надо решаться. Тот, кто ей звонил… он же спас Саломею! Да, это он. Следовательно, он не желает ей зла. Тогда – желает добра? Добро какое-то… под дулом пистолета получается.

Саломее даже переодеться не во что. Спасать мир в пижаме? Да запросто! Ночи летом теплые, а пистолет и в пакетик положить можно. Ах да, пистолета у нее нет. И вообще, ничего нет, кроме телефона, который хоть и тяжелый, но вряд ли может послужить оружием.

Из дома она вышла на цыпочках, умоляя его – не скрипеть. И дом отозвался на ее просьбу. Промолчал.

Только один раз Саломея застыла на месте, боясь привлечь к себе внимание: внизу Далматов разговаривал с каким-то человеком, который не был Саломее знаком, но определенно являлся ее союзником, поскольку отвлекал Илью. Разговаривали они недолго – минуту или две, – после чего куда-то ушли, открывая для нее путь к бегству. Или все-таки догнать Илью, попросить его о помощи… нет, нельзя.

Илья сунется по некоему адресу – и пострадает.

А Саломею загрызет совесть.

Ключи от машины – в конфетнице. Дверь открыта. Далматов отвратительно беспечен, как будто знает, что ему ничего не грозит. И вот когда-нибудь эта беспечность вылезет ему боком.

А на улице шел дождь. Радостно лил. Иссушенная летней жарой земля жадко глотала воду, но она не в состоянии была выпить все небо. Черные грязевые ручьи разбегались по газонам.

И что ей делать? Не за зонтиком же возвращаться?

Машина стоит недалеко…

И если аккуратненько, между струями… или хотя бы – галопом по лужам! Вообще, спасая мир, надо быть готовым к погодным неурядицам. И Саломея, вздохнув – остатки ее героизма таяли, как кусок сахара в горячем чае, – кинулась к автомобилю. К счастью, тот и правда стоял недалеко и завелся с полуоборота.

– Вот и все, – сказала Саломея, стряхивая с волос и пижамной курточки воду. – Сейчас быстренько съездим и назад… ну и дура я! А что тут поделаешь?

Она включила печку – мир миром, а простуда – простудой, – и вырулила на дорогу. На заднем сиденье нашлась далматовская ветровка, она была ей коротковата, но все лучше, чем то, что сейчас на ней надето. И пистолет в карман сунуть можно.

Ах да, пистолета нет. В машине тоже его не было.

Ее пригласили пройти не в подвал и не на заброшенную фабрику, мрачные цеха которой готовы были бы стать свидетелями нового злодеяния. По указанному адресу находился двухэтажный домик с кокетливой алой крышей. Из широких труб водостока вытекали пенистые водопады дождя, уносившие в коллекторы мелкий мусор. Кусты гортензии возвышались над флангами бархатцев, и робкий жасмин омывал в дожде белые звезды цветов.

Наличники на окнах сияли свежей краской.

Ступеньки были целыми, а стены в подъезде – лишеннными надписей.

На лестнице – темно. Это очень старая лестница, с деревянными ступеньками, пусть и обновленными. Высокие. Узкие. Опасные. На таких удобно устраивать несчастные случаи со свернутой шеей. С другой стороны, разве Саломею не могли бы убить в другом тихом месте? К чему такие сложности?

И Далматову следовало бы позвонить. Хотя бы на подъезде в дому. Он бы наорал на нее… а потом поехал бы за Саломеей, и, случись что-нибудь, у Саломеи был бы шанс его спасти.

Второй этаж. И нужная дверь открывается беззвучно. В прихожей светло. Старое трюмо. Шкаф. Вешалка в виде оленьих рогов. Вязаный половичок, о который Саломея вытирает ноги – долго. Ей подают тапочки и приглашают пройти в кухню.

– Промокла, дорогая моя? – Анна Александровна в домашнем платье выглядит совсем молодой. – Пойдем, чаю попьем. Горячий час с малиновым вареньем – вот то, что нужно при простуде.

Дверь закрывается, и громко поворачивается ключ в замке. Но Саломее уже не страшно. С Анной Александровной она как-нибудь управится.

Кухонька крохотная, старая. Стены – серый глянец с рисунком «утиная лапка». Плита на две конфорки. Холодильник «Минск». И стол – под кружевной скатертью. Ее вязали вручную, вот и корзинка здесь же – спицы, клубки белых ниток и начатый узор.

– Присаживайся. Давай я тебе халатик дам? Он чистый, не сомневайся, а то в мокрой одежде и простудиться недолго. Если хочешь кому-то позвонить – звони, но я бы не рекомендовала. Обреченных лучше не трогать.

Она ушла, оставив Саломею наедине с телефоном.

– Илья…

– Я тебя выпорю, рыжая! – пообещал Далматов голосом, который не оставлял сомнений, что обещание свое он сдержит. – Ты где?!

– Со мной все хорошо. Мы тут… разговаривать будем.

– Где ты?

Саломея продиктовала ему адрес и попросила:

– Дай мне время. И… будь осторожен, пожалуйста!

– Чья бы корова мычала!

– А вот и халатик. Так, накинь. Но лучше сперва сними это. Не стесняешься? И правильно, женщина женщину поймет. И поможет.

Саломея стянула куртенку, промокшую насквозь, а вот штаны оставила, как-то неловко было ей со штанами расставаться. Халат был не новым, но чистым и теплым. Анна Александровна тем временем чай приготовила, душистый, травяной.

Не следует пить чай в чужом доме!

Даже если под окнами цветет гортензия, а стол покрыт кружевной скатертью. Ведьмы тоже свои хобби имеют.

– Не бойся, милая, травить тебя я не стану. Ты уже и так потравленная. Вот вареньице. Малинку сама собирала и – не варила. Малину нельзя варить, а вот перетереть с сахарочком…

Саломея поняла, что еще немного, и ее унесет куда-то течением этого журчащего, доброго голоса.

– Анна Александровна, – она решительно отодвинула чашку и варенье, которое пахло совершенно волшебным образом, – прекратите притворяться! Чего вы от меня хотите?

– Остановить.

– Кого?

– Судьбу. – Анна Александровна держала чашку двумя пальчиками, поддерживая блюдечко на ладони. – Твой мальчик скоро приедет? Не надо было ему звонить. Нервничает. Торопится. А сейчас ночь. Дождь. Дорога скользкая…

– Вы… угрожаете?

Дорога и правда скользкая. И не надо было ему звонить. Далматов полетит на помощь, которая ей не нужна. А если и правда случится что-то?

– Нет, я жду. Думаю, минут десять еще… не пугайся, на этот раз не до смерти. На этот раз. Пей чаек.

Запределье качнулось навстречу малиновым ароматом. Летним, легким… Саломея ведь помнит колючие заросли у забора и плети, норовившие занять все больше места. Они тянулись к грядкам и ложились на газон, скрывая в траве свои змеевидные побеги.

– Загляни в карман, – посоветовала Анна Александровна. – Не стесняйся, милая. Здесь все свои.

Одинокий мужской носок. Вроде бы ношеный, но чистый. Довольно странный выбор. Алиса ничего другого не нашла?

– Ты знаешь, что делать. – Анна Александровна не мешает ей.

Закрыть глаза, позволив малиновому аромату окутать ее холодом. Или – жаром? Жар идет от пальцев и выше, перекрывая дыхание. Качается мир, и приходится опереться о стену.

Часы оглушительно тикают.

Быстро и быстрее. Еще быстрее, пока тиканье не сливается в ровный гул. Это не тиканье – рокот двигателя. Темно. Дождь тарабанит в лобовое стекло. Дорога плывет. И узкие пучки света мечутся по ней – от края до края. Вспышка. Встречное авто ослепляет. На секунду всего, но этого хватит…

Визжат тормоза.

Тикают часы.

Запределье отступает, удовлетворенное увиденным.

Саломея онемевшими пальцами набирает номер.

– Илья! – она кричит в трубку, хотя кричать нет нужды. – Дорога! Будь осторожен, слышишь?

– Я…

Визг тормозов. Грохот.

Обрыв связи.

«Абонент временно недоступен. Абонент…»

– Не волнуйся, милая. Жив он. – Анна Александровна по-прежнему пьет чай. И Саломее очень хочется придушить эту спокойную женщину.

Телефон оживает.

– Лисенок, мы тут немного кувыркнулись, – голос Далматова нарочито весел. – Но сейчас выберемся и приедем.

– Ты цел?! – Ей хочется кричать и плакать.

– Ни царапины.

Анна Александровна забирает у нее трубку и нажимает на «отбой».

– Что вы…

– Послушай, милая, времени у нас не так уж много. Я хотела тебе показать, как работает судьба. Ты пытаешься ее предотвратить, но это невозможно. Все твои поступки ведут к одному – предсказанное исполняется. Если бы ты не позвонила, он не отвлекся бы на разговор и справился бы с управлением. Всего доля секунды, но каков эффект… и в следующий раз стрела ударит не рядом, а точно по цели.

– А если я… если бы я… не стала звонить?

– Он бы все равно кинулся тебя искать. И сам стал бы тебе названивать. И отвлекся бы… или третий вариант. Четвертый. У судьбы их – множество.

«Пункт назначения» какой-то! Как ни вертись, но смерть тебя настигнет.

– Рената так говорит, – продолжила Анна Александровна, отставляя чашку. – И думает, что права. В чем-то, конечно, она права, но… как же получается, что люди видят именно то, чего и желали бы увидеть? Слышала выражение – «накликать беду»?

Саломея кивнула и спрятала дрожащие руки в подмышки. Далматов мог умереть. Из-за нее!

– А судьба чем лучше? Ее тоже можно… накликать. Вернее, увидеть.

– В той чаше? – спрашивает Саломея.

– Да. Видишь, как мы друг друга хорошо понимаем.

– И вы…

– Я хочу тебе помочь. И себе тоже.

– Слабо верится! Ваша племянница говорила…

– Она много чего говорила. Глупая девчонка! Я желала ей добра и… но, наверное, следует начать сначала, уж если у нас пошел такой доверительный разговор.

Анна Александровна всегда знала, что отличается от прочих. Поначалу это знание оставалось словно бы отстраненным, не имеющим практического выхода. Но однажды Аннушка раскинула карты соседке, предсказав ей скорую встречу с червовым королем, и соседка одарила Аннушку конфетой.

А через день она, соседка эта, встретила в гастрономе симпатичного капитана, который предложил помочь ей сумки донести… свадьбу играли всей улицей. И соседка, расцветшая от счастья, всем говорила, что только благодаря Аннушке все и случилось.

Увы, родителей подобная слава дочки отнюдь не обрадовала. Они были приземленными материалистами, полагавшими, что профессия швеи куда как надежнее стези гадалки.

Аннушка подчинилась им, уже ощущая, что набрела на собственный путь. Она училась и шить, и гадать. Сама нарисовала первую свою колоду Таро, толкуя ее по собственному пониманию. Всегда – с удачей для клиента. Клиентов становилось все больше…

Аннушкины предсказания сбывались.

Ради чего – все? Ради денег, которых им раньше всегда не хватало. А ведь Анна была молода, ей хотелось иметь красивые вещи. Блузку шифоновую или платье цветастое, китайского шелка, туфельки, пудру, тени… пирожные и кофе в кафетерии. Не за стипендию же было их покупать! Маленький бизнес Анны, который к окончанию ее учебы стал-таки настоящим бизнесом – у нее и офис появился в комнатушке, которую сдавала молчаливая равнодушная старуха, – кормил не только Анну. Родители брали ее деньги, кривясь и отворачиваясь, словно эти деньги были им вовсе не нужны, это они милость дочери оказывают.

Не ради Анны, ради сестры ее, «настоящей», «правильной» дочери.

И еще – Ренатка была.

Ренатка жила по соседству, тихая и застенчивая, она отличалась какой-то особенной некрасивостью, которая вызывает агрессию у подростков. Анна Ренату защищала. Рената Анне помогала с учебой. Сложившийся союз их с годами окреп. Пожалуй, Рената – единственная – относилась к новому увлечению Анны с пониманием. И деньги если и брала у нее, то в долг, отдавала всегда аккуратно, в срок.

А потом случилась беда.

Пустынная дорога – и переход, неудобный, пешеходный, в ста метрах, казавшихся по зимнему гололеду далекими. Удобная тропа, проложенная многих людей ногами. И автомобиль, вылетевший со двора. Визг тормозов. Удар, который Анна ощутила всем телом. Боль…

Переломы. Разрывы связок. Сотрясение мозга и угроза слепоты. Мир, сделавшийся серым, размытым. Неподвижность – в гипсовом коконе. И сводящий с ума страх, что это – навсегда.

– Это тебя Бог покарал, – сказала мать, появившись в больнице спустя три недели после аварии. Она прежде не отличалась набожностью, напротив, всячески высмеивала веру, а тут вдруг – платок на волосах и оловянный крест в пальцах. – За твое гадание он тебя и покарал! Ворожеи Богу противны. Покайся!

Мать оставила ей бутылку освященной воды и дешевенькую иконку, которую самолично запихала под подушку дочке. Подушка была серой, больничной. Одеяло – тонким. И простыни там меняли редко. За Анну ведь не платили… выходит, она никому не нужна?

Рената появилась спустя месяц.

– Извини, подруга. – Она поставила тяжелый пакет на подоконник. – Я уезжала. Замуж выхожу, и – вот…

И она тоже бросит Анну.

– Он – хороший человек. Бизнесом занимается. Вот выздоровеешь – и нагадаешь ему удачу, ладно?

Рената выложила из пакета свежее белье, термос с домашним бульоном. Она нашла медсестру и санитарку, и врача тоже, и как-то быстро договорилась, чтобы Анну перевели в отдельную палату. И чтобы за ней присматривали.

Сама заправила чистые простыни. Помогала Анне умыться, не брезгуя прикасаться к ее осклизлой коже.

– Выздоровеешь, – повторяла Рената и ложку за ложкой вливала в нее бульон. – Конечно, ты же упрямая, Анька! Тебе море по колено… вот встанешь на ноги – и все эти сволочи еще поплачут.

Эта присказка вертелась в голове Анны. Плачут… пусть рыдают – все они! Мать с ее Богом. И отец. И сестрица, которая только и умела, что деньги у нее клянчить. И хорошо даже, что Анна в больницу попала, зато она теперь точно знает, кто чем дышит.

Злость придала ей сил. Раны вдруг стали быстро затягиваться. И эта серость отступила, развеялась. Душа вот только хоть и зажила, но окостенела в шрамах. Жалость? Не осталось у нее жалости. Хватит. Нажалелась!

Из больницы Анну забрала снова Рената. Отвезла ее в свою бывшую квартирку, сказав:

– Живи, сколько захочешь. Я все равно с мужем уезжаю… возможно, насовсем.

– Ты меня спасла.

– Потом сочтемся, – ответила Рената. И в этих ее словах не было ни грамма шутки. Она всегда возвращала долги, значит, и Анне следует поступить так же.

Как ни странно, но бизнесу эта авария пошла на пользу. Слух о том, что Анна чудом выжила, а способностей у нее, постоявшей над пропастью смерти, прибавилось, быстро разлетелся по городу.

К Анне шли люди. И Анна им гадала. Уже не на счастье, но на горе, сторицей возвращая им собственную боль. Беды, горести, поражения… не верите? Ваше право. Идите, еще вернетесь!

Люди уходили. Беды случались, доказывая правоту Анны, и клиент поворачивал оглобли обратно, шел к ней – с мольбой о спасении. Анна спасала. За отдельную плату. Свечи, травы, амулеты, заговоры и иконы, что угодно – в зависимости от толщины кошелька клиента. Главное – не продешевить. И деньги Анна больше не тратила, понимая, что, кроме себя, рассчитывать ей не на кого.

Вот только Рената… но и она исчезла с горизонта ее жизни.

– Мы не то чтобы потеряли друг друга из виду, хотя и жила она тогда на Гаити. Созванивались. Поздравляли друг друга с праздниками, но точно знали, что отныне у каждой – своя жизнь. У нее – дети. У меня – не сложилось, хотя было время, когда я их хотела, и очень сильно. Потом Лара появилась… Мы с сестрой не слишком-то ладили. Она меня сквалыгой считала, я же ей больницу простить не могла. Мне ведь не надо было от нее ничего, только чтобы пришла, посидела со мной… а нет, так и нет. Она спилась, наша хорошая, примерная девочка!

Анна Александровна достала пахитоски. Курила она в кухне, не заботясь о том, что дымом пропахнут и стены, и скатерть.

– Я могла бы отправить девчонку в детский дом, но взяла ее себе. Учила. Могла бы она чему другому научиться – я бы с радостью. У гадалки тоже не самый легкий хлеб. Но у Ларки был лишь один талант – вызывать к себе жалость.

Саломея слушала, не перебивая, пытаясь сосредоточиться на этом рассказе, но мысли ее вновь и вновь возвращались к Далматову. Он цел!

Ни царапины.

Но визг тормозов стоял в ее ушах. И грохот, когда металл сталкивается с металлом. Если Илья погибнет, Саломея, и только Саломея, будет виновата в его смерти.

– И – да, я обманывала людей. С каждым разом все более цинично. Даже не из-за денег. Мне было интересно: неужели они все и правда настолько глупы? Неужели в упор не видят ничего, кроме собственных желаний? А желания… порчу на подругу наслать. Или на любовницу мужа. Или сглазить свекровь. Приворотить, отворотить… гнилье одно! Я – нечистая, но я хотя бы честна перед самой собой. И за свое перед Богом отвечу, но – чужого тянуть к себе не желаю.

Рената объявилась внезапно. Она не стала звонить, предупреждая Анну о визите, просто однажды вдруг появилась на пороге.

– Здравствуй, дорогая, – сказала она, протягивая ей торт и цветы. – Прекрасно выглядишь!

– Ты тоже. – Анна Александровна сразу поняла, что пришло время платить по долгам. Этого дня она ждала долго, не столько боясь, сколько желая, чтобы он поскорее наступил. Анна не любила ходить в должниках. И вот теперь все сложится.

Рената прошла в квартиру.

Немолода уже, но красива – той особой красотой мумифицированной розы, что свойственна лишь некоторым женщинам на склоне лет. Дорогие туфли. Дорогое платье. Несколько колец, с виду простых, но это была лишь кажущаяся простота. Рената определенно сумела устроить свою жизнь. И Анна видела свою квартиру ее взглядом: сборище старых дешевых вещей.

– Хочу предложить тебе работу, – сказала Рената. – Конечно, у тебя имеется своя практика, круг клиентов… но я слышала о кое-каких проблемах. Люди неблагодарны.

Проблемы и правда существовали, впрочем, они существовали всегда, сколько Анна себя помнила. Ей довелось хлебнуть угроз, встречаться с разгневанными родственниками клиентов или с родственниками, сломленными горем, получить свою долю проклятий…

Но какая же работа без проблем?

– Мой сын открывает Центр предсказаний. – Рената села в кресло, смотрела она на Анну так, словно была выше и сильнее ее. – Вернее, этот Центр работает уже… «Оракул». Слышала?

Анна слышала. Пустая контора, от нее много шума, но мало толку.

– Я собираюсь его реорганизовать. Не сразу, конечно, в течение года. У Центра будет хорошая репутация. Клиенты высокого уровня. Соответствующая оплата труда.

– Рената, ты не представляешь, с чем связываешься.

– Представляю, милая моя подруга. Как раз я – очень хорошо представляю! Сфера предсказаний и магии – ненадежный бизнес, это ты хочешь сказать? Ты по-прежнему честна, Анна. Во всяком случае, со мной. И я ценю это. Я пришла к тебе, чтобы ты помогла Павлуше. Это мой сын. У тебя ведь нет детей?

– Племянница.

– Помирилась все-таки?

– С сестрой? Нет. Она умерла. Девочка осталась. Вот, помогает мне…

– Что помогает – это хорошо. – Рената щелкнула замочком сумки – кожа, позолота и скромный ярлычок внутри. – Твой опыт не должен пропадать зря. Возьми и девочку с собой. Нам пригодятся свои люди. Или у тебя на нее другие планы?

– Да какие… совсем она бестолковая.

– Не переживай. – Улыбка Ренаты была холодной, профессиональной. – Воспитаем. Или – перевоспитаем.

Рекламный проспект. Консультационный Центр предсказаний и белой магии «Оракул».

Серебряная чаша меж двух колонн с характерным греческим портиком.

– Визитки сделаем в том же стиле, – деловито продолжила Рената. – К концу осени окончательно сформируем коллектив. Как раз и ремонт закончится. Переедем поближе к центру… Центр в центре – это забавно!

– Рената. – Анна разглядывала рекламку, испытывая какое-то очень уж недоброе предчувствие. – Скажи прямо, чего ты от меня хочешь? Я для тебя сделаю все.

– Даже если то, о чем я попрошу, будет сомнительным с точки зрения морали?

– Да.

Анна делала множество сомнительных с точки зрения морали вещей.

– Что ж, тогда… время от времени к тебе будут приходить особые клиентки. Женщины с личными проблемами. Такие, которые хотят стать новой женой при старом муже. И ты будешь им помогать.

– Как?

– Колдовством, Аннушка, – рассмеялась Рената. – Конечно, колдовством! Как же иначе? Ты ведь не растеряла своей способности предсказывать?

И самое странное, что Рената ее не обманула.

– Сначала все было, как всегда. Салон и салон, пара комнатушек, приемная… клиент – обыкновенный. – Пепел от пахитоски падает на скатерть, марая кружево, которое берегли многие годы. – Потом мы переехали – и завертелось… И вроде бы ничего нового. Не поверишь, у дамочек в соболях – те же проблемы, что и у теток в болоньевых пальто. Зависть. Ненависть. Жадность. Три кита, на которых стоит бизнес.

Нервная улыбка искажает черты ее лица. И запределье отползает, позволяя Саломее разглядеть ее неестественно белую кожу, она словно прилипла к черепу, обтягивая его, как маска.

Эта женщина уже мертва. И она знает об этом.

– Однажды появилась девушка, которая спала со своим хозяином. Она хотела развести его с женой. Обыкновенное такое желание. Никакой любви, так, голый расчет. И все бы ничего, но девочка пришла от Ренаты. За чудом пришла. И я предоставила ей чудо.

– Как?

– Позволила ей увидеть ее судьбу.

– Чаша?!

– Она самая. Ренатина удачная находка. Она у нас любит редкости. Ты же была у нее в гостях, верно? Видела коллекцию. Рената сходила с ума по вещам с историей. И – все-таки сошла. Во всяком случае, сначала я подумала именно так. Но сделала все, о чем попросила Рената. Несколько этапов было. Первый – разговор, чтобы клиент начал думать над своей проблемой. Второй – предложить ее решение.

– Приворотное зелье? То, которое вы дали Алисе?

– Именно. Люди суеверны. – Анна Александровна не стала ничего отрицать. – До того суеверны, что это суеверие проще простого преобразить в веру. Главное, заставить их что-то сделать своими руками.

– Что… в составе зелья?

– Ромашка. Мята. Мелисса. Пустырник. Немного спирта. Так что не волнуйся, твоего дружка никто не собирался травить. Поначалу… Та девочка просто получила бы чашу и, выпив из нее, увидела бы себя его женой. А потом – и вдовой. Они все видели себя богатыми и свободными. Все сбывалось. Так мы и жили… до недавнего момента.

– Что же изменилось?

Анна Александровна поднялась и вышла из кухни. Она отсутствовала несколько минут, вернулась с тяжелой чашей, отлитой из старой бронзы.

– Появилась ты. – Анна Александровна поставила чашу перед Саломеей. – Тихая одинокая девочка с очень большими деньгами, которые ты прятала, думая, что никто про эти деньги не знает. У Ренаты много знакомых. И некоторые помнят твоих родителей. А еще – родителей Далматова.

– И?

– Говорят, престранная это была компания. Беспринципная даже.

Бутылка вина. Две свечи, самые обыкновенные, «родом» из хозяйственного магазина. Белая и розовая, с блестками. Пакетик с лавровым листом – из супермаркета.

– И дружок твой вполне удачно в бизнес пошел. А ты вот – слабенькая, тихая. Грех было такую не тронуть.

Саломея вовсе не слабая!

– Вы не знаете, о чем говорите.

Анна Александровна рассмеялась:

– Я знаю. А вот ты – вряд ли. Или ты думаешь, девочка, что все твое добро честным трудом нажито? Ты же не настолько наивна. Или – настолько?

Она разорвала пакет, высыпав листья лавра в блюдце.

– Ходит слух, что другу твоему очень надоело наследства ждать. Вот он и поторопил время. Хотя такую сволочь, каким был его отец, не грех и убрать.

Вино налилось в кубок.

– Но самое интересное в другом. Завещание, милая! В нем все дело. Ты – единственная его наследница.

Сюрприз, однако.

– И вот ведь получается так, что одним выстрелом двоих зайцев снять можно. Она любит такие игры.

Анна Александровна зажгла свечи и, раскрошив лавровый лист, высыпала его в вино.

– Пей. – Она подала кубок Саломее. – Хочешь, чтобы он выжил – пей. И меняй судьбу! Не позволяй себе отпустить то, что увидишь. Я свой долг вернула. А ты – смотри сама.