Глава 40
Шоссе № 1 южнее города Санта-Крус пролегает через Монтерей, а после городка Кармель переходит в настоящую приморскую дорогу. С одной стороны двухполосную магистраль окаймляют поросшие деревьями крутые склоны гор, с другой — внизу, на расстоянии сотни футов, океанские волны разбиваются о скалы.
Миль через пятнадцать после района Биг-Сюр все признаки цивилизации исчезают, остается только дорога, почти пустынная в предрассветный час. Дождь еще не кончился, просто идеальные условия для аварии.
У поворота, где погнутое ограждение открывает прекрасный вид с обрыва, единственная преграда для падения с высоты пятнадцатиэтажного дома — камни, едва доходящие до колена. Проверив, не едет ли кто за нами и навстречу нам, мы возвращаемся к тому месту на дороге, от которого открывается обзор, и останавливаемся, не заглушая двигателей. У зернохранилища мы переложили в «люмину» холодильник, мой рюкзак и мешок с запачканной родительской постелью; остается лишь достать лед и уповать на то, что никому не приспичит тут появиться.
Рита пересаживается за руль «люмины», а Джерри тащит лед в «БМВ». Проверив, точно ли против обрыва стоит машина, я отпускаю ручной тормоз, включаю нейтралку, затем опускаю водительское окно и выхожу. Понимаю, что открытое окно в такую погоду вызовет подозрения, но я рассчитываю лишь выиграть время, а не совершить идеальное преступление. К тому же иного способа привести автомобиль в движение, находясь снаружи, я не вижу.
Джерри кладет льдину на педаль газа, и стрелка тахометра зашкаливает за 4000 оборотов. Как только он отходит, я накидываю шнур на ручку автоматической коробки передач, протягиваю оба конца в окно и захлопываю дверь.
В глубине души я понимаю — по этому случаю следует произнести несколько слов или хотя бы попросить кое у кого прощения. И я извиняюсь перед родителями, выражаю надежду, что они смогут меня понять. Затем тяну за концы шнура до тех пор, пока рукоятка коробки передач не устанавливается в положение «передний ход», а когда задние колеса «БМВ» начинают прокручиваться по сырому асфальту, отпускаю один конец, и машина направляется прямиком к обрыву.
Какое-то мгновение я размышляю над тем, что будет, если машина отклонится от курса, или если льдина скатится с педали акселератора, но «БМВ» с ревом входит в проем, ударившись о камни, летит с отвесной скалы, круто пикирует и исчезает из виду.
Джерри бежит к краю обрыва и глядит вниз. Знаю, нужно поскорее убираться отсюда, пока никого нет, однако хочу увидеть сам. Я подхожу как раз, когда слышен отдаленный всплеск, — «БМВ» ударяется крышей о воду. Несколько минут машина плавает колесами вверх, затем скрывается в волнах.
Джерри поворачивается ко мне:
— Чувак, это было нечто!
Если не обратить внимания на несколько чуть сдвинутых с места больших камней, ни за что не догадаешься, что с утеса сорвался автомобиль.
Рита заводит «люмину».
— Эй, вы! Концерт окончен! Поехали отсюда!
Джерри забирается на заднее сиденье, а я сажусь рядом с Ритой. Убедившись еще раз, что ни в одном из направлений нет машин, она разворачивается, и мы той же дорогой едем назад.
— Проблемы? — спрашивает Рита.
Я качаю головой.
Упакованные вещи родителей лежат в багажнике «БМВ». Мы с Ритой были в перчатках, так что отпечатков пальцев не останется. Лед растает. А к тому времени, когда машину обнаружат — если это вообще случится, — отсутствие тел скорее всего отнесут на счет приливов, течений и падальщиков.
По крайней мере я на это надеюсь. Рано или поздно до кого-нибудь дойдет, что родителей нет дома, и, несмотря на то, что улики мне удалось уничтожить, меня все равно будут подозревать в причастности к их исчезновению. Съев однажды часть своей матери за ужином с подружкой-зомби, вы прекрасно понимаете, что стали на путь, который большинство людей не приемлет.
По дороге между Биг-Сюр и Кармель нам встретилась лишь одна машина, а в Монтерее на рассвете почти нет движения. Свернув с дороги, за закрытой бакалейной лавкой мы нашли мусорный контейнер и избавились от грязного постельного белья и одежды, которая была на мне и Рите. Смена лежит в рюкзаке, и Джерри, разинув рот, смотрит, как Рита переодевается в свое. По какой-то причине наблюдать за мной ему не так интересно.
Джерри везет нас прочь из Монтерея, и меня вдруг осеняет, что до Энни всего лишь пять минут езды. Нет ничего проще, чем заехать к ней и сказать, что я все еще здесь и все еще люблю ее. Я почти представляю, как подхожу к парадной двери, и вижу выражение ее лица, когда она откроет мне. Однако это создаст кучу всевозможных проблем, не только для Энни, но и для меня, и осложнит нынешнюю ситуацию. Лучше бы моя бывшая свояченица с мужем не узнали, что я ошивался в их околотке, а то пропадут мои усилия замести следы.
Впрочем, даже если не брать в расчет осмотрительность, встреча с Энни не кажется хорошей идеей.
Во-первых, фактически я больше ей не отец. Теперь я это понимаю. Убийство и пожирание собственных родителей в каком-то роде проливает свет на твою подлинную сущность. Пусть в памяти Энни я останусь таким, каким был раньше. Человеком. Любящим отцом и примерным сыном. Во-вторых, я думаю, ни ей, ни мне не станет лучше, если она поймет, до чего я дошел. Не знаю, что бы я сказал или сделал и какую роль играл бы в ее жизни.
К тому же мне отвратительна сама мысль, что при виде дочери я буду думать о том, как бы запечь ее со спаржей и сыром.