Глава 13
Смертный грех

В прошлом году позвонила некая Джоанн, прочитавшая обо мне в «Нью-Йорк пост». Жительница Бруклина, она держалась корректно и говорила четко и внятно (позже я узнал, что она учительница в школе), но в голосе слышалось плохо скрываемое волнение.

– По-моему, мой муж одержим, — призналась она.

Мне не раз доводилось такое слышать, поэтому я всегда начинаю с объективного анализа фактов, как бы составляя полицейский отчет о происшествии. Такое вступление нередко можно слышать от людей, страдающих психическими расстройствами или обладающих чересчур живым воображением. Даже если в каком-то случае обошлось без демона, я всегда долго говорю с позвонившим и стараюсь помочь. Если чувствую, что человек эмоционально нездоров, отправляю к врачу, а если проблема лежит в духовной сфере — к священнику.

Джоанн сразу сказала, что ее муж Фрэнк, владелец химчистки, уже обратился к психиатру. Мне не хотелось вмешиваться, раз врач назначил лечение: некоторые психические расстройства действительно внешне сходны с одержимостью. Я счел за лучшее подождать и посмотреть, помогут ли лекарства. Психически больной отреагирует на медикаментозный курс, а вот на демона в одержимом лекарства не подействуют.

Через две недели Джоанн снова позвонила сказать, что прописанные врачом препараты ни на йоту не улучшили состояния мужа. Появились и первые препятствия: выяснилось, что муж не только не католик, но много лет принадлежал к религиозному движению свидетелей Иеговы, где к моей вере относятся, мягко говоря, пренебрежительно. Секту Фрэнк давно оставил, но предрассудки сохранились.

Пришлось притормозить: если Фрэнк откажется от помощи католика, мне там делать нечего.

– Нельзя заставить кого-то пройти экзорцизм против воли, — предупредил я Джоанн. — Это как лечить от наркомании: человек должен хотеть завязать и добровольно согласиться на реабилитационный центр. Вашему мужу нужно захотеть экзорцизма, иначе обряд не поможет. Без этого опасно даже пробовать.

Учительница расплакалась, не зная, к кому еще обратиться. Я сказал, что уже сталкивался с такой проблемой: демоны выбирают жертвой приверженцев любой религии, поэтому епископ, будучи католиком традиционного толка, соглашается проводить экзорцизм для некатоликов, считая, что помощь Господа должна подаваться всякому, кто искренне просит о ней. Однако пока Фрэнк не захочет, мы ничего не можем сделать.

Когда я позвонил Фрэнку, он, как я и ожидал, держался крайне враждебно (демон цепляется за любую возможность, чтобы помешать экзорцизму).

– Я говорю с вами только потому, что так захотела жена, — воинственно заявил он. — Я не собираюсь пресмыкаться перед каким-то католиком! Это ложная религия, я не хочу к ней обращаться! Почему вы поклоняетесь Святой Троице, когда Бог един? Это богохульство!

Я с трудом сдержался, но прикусил язык и не стал ввязываться в спор, намереваясь выяснить, с чем столкнулся: голые предубеждения или настоящая одержимость?

Мне не хотелось ошибиться, как недавно. Некий Пит жаловался на одну странность: всякий раз, глядя в зеркало, он видел морду боа-констриктора. После долгого разговора с Питом и его отцом, очень расстроенным странным поведением сына, мы поняли, что Пит одержим демоном по имени Левиафан, который часто появляется в змеином обличье.

Когда мы предложили провести экзорцизм с участием епископа Маккенны, Пит, будучи баптистом, сразу попросил нас договориться и назначить дату, но когда накануне вечером я позвонил подтвердить встречу, позиция Пита полностью изменилась. У него возникли сомнения насчет принятия помощи от католика, и он уже не хотел ритуала. Помня их с отцом отчаяние, я битый час убеждал Пита изменить решение, а он отпускал все более оскорбительные замечания о моей религии.

В какой-то момент трубку второго телефона поднял его отец и принялся умолять провести ритуал против желания Пита.

– Не слушайте его, Ральф, — просил старик. — Моему сыну нужна помощь, вся надежда только на вас. Вы представить себе не можете, как далеко все зашло!

Однако Пит был непреклонен.

– Да ни под каким видом не позволю католику лить на меня святую воду! Вы же сидите на шее у всего мира!

– Хватит, — не выдержал я. — Разговор окончен. Я не собираюсь тащить вас в церковь в наручниках. Если решите, что вам нужна помощь Господа, позвоните мне. Если нет, мне вам больше нечего сказать.

Я слышал, как отец умолял Пита, а тот бросил трубку. Все еще злой и немало озадаченный неожиданным отказом принимать помощь, в которой молодой человек остро нуждался, я позвонил Джо.

– Ральф, ты разве не понял, что разговаривал с демоном? — спросил напарник.

Меня как громом поразило. Конечно же! Как мог я быть таким слепым? У демона всегда наготове длинный список идиотских причин для отказа от экзорцизма. Он искусно эксплуатирует страхи и предрассудки своей жертвы. Дьявол бессилен перед свободной волей человека, но его натиск силен, изощрен и часто достигает своей цели. Человек понимает, что демон толкает его на дурной поступок, но не имеет сил сопротивляться. Пока он не осознает в себе чужеродное и нежелательное присутствие, пока сознательно не решит отвергнуть демона, одержимость будет прогрессировать, а инфернальное влияние — усиливаться. Так произошло с Питом и может случиться с Фрэнком.

С трудом сдерживая гнев, я слушал обличительный треп Фрэнка о недостатках моей веры.

– Крест — это ложный символ, — заявил он глубоким, звучным баритоном. — Иисус умер на шесте или на колу. Вы что, не читали Второзаконие, главу 7, стих 26: «И не вноси мерзости в дом твой, дабы не подпасть заклятию, как она; отвращайся сего и гнушайся сего, ибо это заклятое» — и первое Послание к коринфянам, главу 10, стих 14: «Итак, возлюбленные мои, убегайте идолослужения»? Устраиваете идолопоклонство со своим крестом!

Ни одна из этих цитат из Библии к кресту отношения не имела, но я ограничился замечанием, что не готов обсуждать теологические вопросы.

– Фрэнк, мы поклоняемся одному Богу, но задумайтесь вот о чем: какая из религий проповедует ненависть? Нравится вам или нет, но я католик и таким останусь. Если у вас с этим проблема, тогда до свидания.

Я положил трубку и перезвонил Джоанн сказать, что не возьмусь за дело. Она была вне себя и долго извинялась за мужа.

– Это не он, — настаивала Джоанн. — Сам Фрэнк неплохой человек!

– Мы пока не знаем, какая у него проблема — ненависть к католикам или одержимость, — сказал я. — Я с таким уже сталкивался. Если это одержимость, приступы участятся: злой дух разъярится оттого, что Фрэнк говорил со мной. Понаблюдайте несколько недель. Где найти помощь, вы знаете. Если муж передумает, звоните.

Плача от огорчения, Джоанн сказала, что так и сделает. Через месяц она позвонила.

– Фрэнку срочно нужна ваша помощь.

Скептически настроенный, я попросил Фрэнка к телефону и поразился перемене его голоса и отношения. Теперь я общался с очень сговорчивым Фрэнком — меня не грузили тирадами о зле католицизма или библейскими цитатами об идолопоклонничестве. Из разговора я узнал, что приступы у Фрэнка резко участились, в точности как я и предсказывал.

– Все так скверно, что я не выдерживаю, — признался он. — Жена говорит, если я не обращусь за помощью, она от меня уйдет.

Довод недостаточно веский, чтобы я кинулся ему помогать, но начало положено. Будем продолжать, если Фрэнк на все согласен. Я назначил встречу в их бруклинской квартире, но неожиданно этому категорически воспротивилась Джоанн, заявив, что к ним нельзя, потому как беспорядок и неубрано.

– Нельзя ли встретиться в кафе или еще где-нибудь? — попросила она.

Я ответил отказом. Мне надо побывать у людей дома, чтобы составить свое впечатление. Иногда я замечал предметы, которые давали намек на категорию демона, с кем предстояло бороться, или позволяли предположить, чем привлекла его жертва. Мне хотелось получить представление, как живут Фрэнк и Джоанн, поискать признаки занятия оккультизмом и посмотреть, с какими лицами они станут описывать пережитые сверхъестественные явления.

– Беспорядком меня не напугать, — заверил я Джоанн.

Будучи копом, я побывал в таких дырах, что вы и представить не можете. Не далее чем позапрошлой ночью служба 911 перевела на нас звонок из социальной многоэтажки. Звонивший сообщил, что в соседней квартире сидят без присмотра малолетние дети. В два часа ночи, при том что дом находится в самых опасных Нью-йоркских трущобах, дверь была распахнута настежь. Сотни тараканов покрывали шевелящимся ковром грязную сломанную мебель, груды вонючего мусора и матрас в пятнах, на котором спали трое детей — девятилетние сестры-близнецы и годовалая девчушка. На полу у матраса стояла переполненная пепельница и валялась зажигалка.

Следуя правилам, мы разбудили девочек, вынесли их из квартиры и повезли прямиком в больницу. Там их осмотрели и признали здоровыми, поэтому мы уведомили службу опеки, что детей можно отдавать в приемную семью. В шесть утра в нашем Сорок шестом отделении нарисовалась так называемая мамаша и на повышенных тонах потребовала, чтобы ей отдали детей. Мы ее тут же задержали за оставление несовершеннолетних в опасности, причем как за три эпизода.

А первый труп, на который я выезжал неопытным новичком!.. У мужика, видимо, не было ни друзей, ни знакомых: тело месяц пролежало в квартире, после чего соседи стали жаловаться на запах. Хотя это был белый европеец, тело почернело и странно шевелилось. Я спросил одного из полицейских:

– Что это?

– Мухи, — лаконично ответил он.

Представляю, что подумали другие копы, когда я отскочил подальше и бешено замахал руками, отгоняя мух, боясь, что они сидели на мертвеце.

Хуже, чем мухи, был нестерпимый смрад разложения. Я не представлял, как это выдержать хоть минуту, но мне было приказано оставаться в квартире, пока не приедут эксперты, а они прибыли только к вечеру. Чтобы не вырвало, я выходил в коридор отдышаться, а вернувшись в квартиру, сыпал на конфорку плиты кофейную гущу. Тогда в квартире несколько минут можно было дышать. Так на кофейной гуще и продержался. До сего дня, услышав запах подгоревшего кофе, вспоминаю свой первый выезд на труп. А когда его перекладывали с пола в пластиковый мешок, скопившиеся внутри трупные газы взорвались и тело буквально лопнуло.

Если я пережил то первое дело за кодом «мертв по прибытии», как-нибудь перетерплю и беспорядок в доме Джоанн и Фрэнка. С собой я взял Кита, с которым патрулировал в восточной части Нью-Йорка, — Джо устроил себе отпуск от Работы. Согласитесь, нельзя же год за годом на пределе сил бороться с демонами и не сделать иногда перерыв, чтобы подзарядить свои духовные аккумуляторы.

Кит первый раз участвовал в расследовании по Работе, и я чувствовал его волнение. Год назад мы пересеклись в центральной бруклинской тюрьме предварительного заключения, куда он привез заключенную. Я узнал его — ага, второй полицейский округ — и поздоровался. Надев на арестованную наручники, Кит подошел ко мне.

– Не подумай, что я чокнулся, но…

Я приготовился услышать рассказ о привидении, но ошибся.

– Я хожу на курсы по парапсихологии, — договорил Кит.

Я вздрогнул — ненавижу это слово и якобы «научный» подход к демонологии. Кит понял, что сказал что-то не то.

– Ты не мог бы меня поучить? — поспешно добавил он.

Я пробовал его отговорить.

– Ты понятия не имеешь, во что влезаешь. Думаешь, Работа — это круто и интересно? Это не кино, где щекочет нервы, но все понарошку. Это реальная жизнь. Участники Работы вынуждены дорого расплачиваться. На многих первое же дело производит неизгладимое впечатление — люди навсегда меняются. Год назад так было с одним из моих учеников.

Кит настаивал, что у него хватит мужества. Темноволосый, атлетически сложенный итальянец лет под сорок, агрессивный, как всякий уличный коп, Кит не струсил и не отступился, услышав, что на Работе бывает очень страшно; напротив, это только разожгло интерес в этом мачо и большом материалисте. Но решающим для меня стала католическая вера Кита: я увидел в нем задатки хорошего специалиста.

Взяв Кита в ученики, я четко дал понять, чего хочу.

– Твоя задача — прикрывать мою спину. Если в ходе беседы у тебя возникнут вопросы, задавай. Говорить в основном буду я, но ты не стесняйся уточнять, если что не ясно. Но если будешь помогать при экзорцизме, во время ритуала рта не открывать, хоть камни полетят с неба. Одержимого не бить ни при каких обстоятельствах — вали его на пол и удерживай, если придется, но никаких тумаков. Это мои правила. Нарушишь — это будет последнее дело, на которое я тебя возьму.

Кит поклялся соблюдать правила, и мы договорились с Джоанн и Фрэнком на следующий четверг. По дороге я прокручивал в голове недавний разговор с дочерьми. Зная, что у меня новое расследование, а у Джен новая работа, девятилетняя Кристина объявила о своих карьерных планах:

– Я хочу помогать людям и наказывать демонов, как папа!

Четырехлетняя Даниэлла не отстала:

– Пап, у тебя работа страшная, но я тоже хочу, как ты, когда буду большая. Я храбрая, я смотрю страшные фильмы по телевизору, только не в темноте, а днем. Вот увидишь, как я поработаю! Нужно просто не бояться, да?

Как отец, я невольно встревожился, услышав, что дочки решили стать демонологами. Сколько страха они уже испытали за свой недолгий век… Как-то вечером я вел занятие в нашем подвале, а Кристина с Джен складывали в спальне белье в стирку, когда над столиком у кровати возникла черная тень, которая проплыла по комнате и исчезла в стене. Одна из моих студенток в тот момент выглянула в коридор и, представьте, увидела, как из перекрытия появилась та самая клубящаяся тень. Это было непередаваемо жутко.

Даже маленькая Даниэлла несколько раз встречалась с нечистой силой. Она слышала странный стук в стены своей комнаты и очень испугалась однажды ночью, когда со стены вдруг с грохотом сорвалась картина (я как раз работал над этой книгой). Когда пишешь или даже думаешь о демонах, можно привлечь инфернальные силы, которые провоцируют подобные феномены. Падающие картины — пустячные неприятности от нечисти самого низкого уровня, я уже не обращаю на них внимания, но это пугает моих детей.

Даниэлла в панике забралась на кровать Кристины, перепугав спросонья старшую сестру. Словом, поднялось такое, что Джен пришлось ночевать в детской.

Несколько лет назад мы пережили небольшое инфернальное вторжение в связи с расследованием, которое я вел. Началось с того, что однажды вечером мне позвонила женщина, чья дочь занималась оккультизмом — сантерией, если быть точным, — и высказала опасения, что девушка, возможно, стала одержимой.

Сантерия — афро-карибский религиозный культ, возникший во времена рабства. Рабовладельцы не одобряли языческие обычаи своих рабов и насильно обращали их в христианство. Чтобы сохранить собственную религию, люди связали свои божества — семь африканских стихий — с семью католическими святыми. Сантерия в основном используется в белой магии, но у нее есть и темная сторона. Если с помощью сантерии навязать человеку чужую волю, вмешавшись в планы провидения, она становится черной магией.

Поработав патрульным в муниципальных кварталах, где проживают иммигранты из стран Карибского региона, и прочитав достаточно трудов по оккультизму, я неплохо изучил сантерию. Ее жрецы, сантерос, хорошо разбираются в травах и применяют их для избавления от болезни или невезения, создания талисманов на удачу или проклятия чьих-то врагов. Если адепты этой религии становятся жертвой билонгос, то есть проклятий, они идут к своему сантеро снять проклятие с помощью эббо, ритуального очищения. В итоге все сводится к дуэли сантерос: проклятия и контрпроклятия носятся в воздухе, как пули при перестрелке, пока не победит сильнейший.

Помню, однажды служба 911 перевела нам звонок о домашнем конфликте. Приехав на место, я увидел самодельный алтарь со статуей святой Барбары, католической святой, символизирующей в сантерии Оришу Чанго, одну из семи африканских божков. Я нередко видел такие алтари на съемных квартирах: обычно на них разложены железнодорожные костыли, монеты или хлеб, предлагаемые богам в качестве жертвы.

Я спросил у женщины, открывшей дверь:

– Сантерия?

Она плохо говорила по-английски, но замотала головой.

– Нет, нет, сантерия нет, — уверяла она с сильным испанским акцентом.

Я велел напарнику не прикасаться к предметам на алтаре, пока мы разбирались с разбушевавшейся семейкой. Когда страсти поутихли, женщина проводила нас.

– Ты знать сантерия? — уже закрывая дверь, с улыбкой спросила она.

В ответ я улыбнулся и кивнул. Женщина очень удивилась. Должно быть, она задалась вопросом, что итальянец полицейский может знать о сантерии.

Ваш покорный слуга знал достаточно, чтобы заподозрить, что дочь позвонившей мне женщины практиковала вовсе не сантерию, а кое-что похуже. По описанию было похоже, что речь идет о пало маюмбе. Мне стало страшно: девушке всего лет двадцать, а она уже подпала под влияние черной магии. Так как ее мать проживала в районе моего патрулирования, я договорился заехать и провести расследование на следующей неделе.

Проговорив по телефону около часа, я ушел в свою комнату записать впечатления от разговора до начала ночного дежурства. Выйдя в гостиную, я застал там потрясенных Джен и Кристину: они слышали мужской голос (не мой), он звал Джен по имени. Стараясь не очень пугать жену и дочь, я объяснил, что это может быть связано с новым расследованием. Страшно не хотелось оставлять их в таком взбудораженном состоянии. Я воспользовался освященной солью и приказал нечистому уйти во имя Иисуса Христа. Оставив Джен бутыль святой воды, я просил в случае чего звонить мне на работу. Тогда я еще не понимал, что это только начало.

В следующую среду, запасшись двумя основными продуктами питания патрульных полицейских — пончиками и кофе, мы с напарником, уже в полицейской форме, поднялись перед дежурством к той женщине. Квартира, как все квартиры в гетто, была темной, грязной и заставленной всякой рухлядью — идеальное обиталище для злого духа. Но я не заметил признаков культа сантерии или пало маюмбе. По контрасту с отталкивающей обстановкой хозяйка оказалась очень приятной и искренней.

Негромко, с затаенной болью она рассказала, что ее дочь накануне забрали в Белвью. По долгу службы я много раз возил подозреваемых в эту известную Нью-йоркскую больницу на психиатрическую экспертизу или принудительное лечение. Я сдавал туда сумасшедшего негодяя, когда поступила Хедда Нуссбаум — никогда не забуду ее изуродованного шрамами и следами побоев лица. Приближался Хэллоуин, и маски ужаснее было не придумать. Две женщины-полицейские сказали мне, что Хедда с бойфрендом до смерти забили шестилетнюю приемную дочь — зверство, о котором на следующее утро писали все газеты. В отделении предварительного задержания я увидел отца и убийцу маленькой Лизы, Джоэля Стейнберга, сидящего на полу камеры, и бросил ему: «Надеюсь, ты сгниешь в аду». Если кто-то и заслуживает адских мук, так это он. Я стараюсь не судить и не осуждать, но очень хорошо, что Стейнберг был за решеткой: своими руками задушил бы этого растленного выродка.

С неловкостью, будто боясь меня разочаровать, женщина сказала, что решила повести дочь к католическому священнику, когда ее отпустят из психиатрической лечебницы. Я заверил, что отнюдь не огорчен, и пожелал ей всего наилучшего. Я был только рад, что священник согласился вмешаться, ведь это его работа. Если бы больше священников занимались такими случаями и решительно выступали против дьявола вместо того, чтобы нерешительно блеять с амвона, мне не пришлось бы участвовать в Работе. Не то что я не хочу ею заниматься, но я бы охотно передоверил эти обязанности церкви и духовенству. С облегчением узнав, что дело в надежных руках, я ушел.

Тем бы делу и закончиться, но через несколько месяцев поздним вечером у меня раздался звонок. Жена как раз носила Даниэллу, беременность протекала с осложнениями — начались кровотечения. Врачи провели массу анализов, но не смогли установить причину. Джен отдыхала на диване. Она очень боялась выкидыша, и я, чтобы защитить ее и хрупкое некрещеное дитя в утробе, решил на время отойти от Работы. Понимая, кто в такое время позвонит с просьбой о помощи, я не стал брать трубку. Включился автоответчик.

Звонила та самая женщина. Священник не помог — ее дочь по-прежнему оставалась одержимой. Я стоял и слушал, как она умоляла провести расследование, но не брал трубку. Я оказался между двух огней: я обязан был защитить Джен и нашего нерожденного ребенка, но ночь шла, а я все думал о женщине из гетто. Ее умоляющий голос надрывал сердце, но я знал — на этот раз надо стиснуть зубы и отказать. Я пошел в ванну бриться перед дежурством, думая, что надо бы позвонить епископу. Переложить, так сказать, ответственность на его плечи.

Не успел я об этом подумать, как в гостиной что-то ударило мою собаку, Макса. Пес лаял и рычал как сумасшедший. Вбежав, я увидел, что Джен расширенными глазами смотрит на собаку. С вздыбленной шерстью, Макс, глядя в пустоту, рычал непривычно громко.

– Что происходит, черт побери? — спросил я.

– Не знаю, — ответила Джен. — Он шел в зал и вдруг будто наткнулся на кирпичную стену. Его буквально отбросило в сторону, и он тут же начал рычать.

Я успокоил собаку и осторожно ощупал спину и лапы. Травм не оказалось, только сильный испуг. Так мне недвусмысленно дали понять держаться подальше от этого дела. Наступить на горло собственному характеру оказалось очень сложно — отступать я не привык, но если по каким-то причинам я не могу целиком посвятить себя расследованию, то не берусь за дело. Женщина больше не звонила, и я лишь молюсь, чтобы она нашла помощь, которую искала.

Макс после того случая здорово изменился. Он и так не был паинькой, а после той психологической травмы просто слетел с катушек. Он начал все крушить, портить, однажды выпрыгнул через застекленную террасу — повсюду была кровь и битое стекло, таким он стал неконтролируемым и ненормальным. Несмотря ни на что, я любил своего пса и отвез его к ветеринару зашивать.

Лаял Макс почти непрерывно, кроме одного случая, когда, подобно собаке из рассказа о Шерлоке Холмсе, никак не отреагировал на ночное происшествие. Было три часа ночи. Я давно ушел на работу, поцеловав спящих жену и дочь, — никогда ведь не знаешь, чем кончится дежурство. Джен проснулась от дребезжания кухонной двери, будто кто-то ломился в дом. Решив, что это пес просится на улицу, Джен встала и увидела, что Макс спит на кровати Кристины.

Шум стал громче. Джен осторожно выглянула в кухню. Ее окатило страхом, когда она увидела, как дверь ходит ходуном. Со всей быстротой, на какую способна беременная в конце срока, Джен побежала к телефону. В это время свет на кухне потускнел, и Джен поняла, что дверь нам выбивает не человек. Сжимая телефонную трубку, как талисман, жена перебралась в спальню и хотела уже набрать меня, когда грохот резко прекратился. Что меня сильнее всего поразило, так это поведение Макса. Обычно пес лаял как сумасшедший, стоило листу упасть в саду, а тут вдруг не нашел в себе сил подняться и тявкнуть хоть разок? Видимо, он накрепко запомнил, что случилось во время предыдущей встречи с нечистой силой.

Подъехав к дому Джоанн и Фрэнка, я увидел Кита, идущего навстречу уверенной походкой полицейского. Я знал, что он смельчак, но достаточно ли я его подготовил для схватки с инфернальными сущностями, которые не остановятся перед издевательством над собачонкой или запугиванием беременной женщины, лишь бы поквитаться с тобой? Оставалось надеяться, Кит выполнит мои рекомендации насчет исповеди и поста.

Квартира оказалась на двадцатом этаже красивого дома у моста Верразано, очень красивого в эту ясную зимнюю ночь в далеких сверкающих огоньках. Прекрасный вид разительно не сочетался с мрачным, умышленным злом, которое привело нас сюда. Я предупредил Кита, что нам предстоит встреча с человеком, который в минуты просветления ненавидит католицизм, а под влиянием демона ненавидит все человечество.

– Не исключено, что мы столкнемся с очень сильным демоном, который не потерпит рядом человека, способного дать надежду его жертве, — сказал я. — Надежда — очень опасная штука для демонов.

– А как мы поймем, одержим он или нет? — спросил Кит.

– Считай его подозреваемым, — посоветовал я. — Сразу трудно понять, человек перед тобой или демон, но если Фрэнк одержим, звериная природа себя покажет.

На лифте мы поднялись на двадцатый этаж. Джоанн не преувеличивала: квартира походила на свалку. Прекрасные просторные комнаты были захламлены так, что мне стало ясно: супруги в жизни не выбросили ни одной вещи. Судя по громоздящимся повсюду коробкам и грязным тарелкам, Фрэнк с Джоанн жили в основном на готовых китайских обедах и не особо заботились о гигиене. Заметив кое-где тараканов, мы с Китом отказались от предложенной Джоанн чашечки кофе.

В гостиной мое внимание привлекли многочисленные фотографии Фрэнка. Хотя он не был красавцем, вариациями его широкой улыбки пестрели все стены и простенки с редким вкраплением снимков Джоанн, худой блондинки лет тридцати, с мешками под глазами, в мятой одежде и с небрежным «конским хвостом». Ее муж, хоть и несколько полноватый, был очень элегантно одет в кашемировый пиджак и темно-синие брюки, стоящие, наверное, в десять раз дороже моего костюма. Когда он пожимал мне руку, я заметил, что его ногти не только отлично обработаны, но и покрыты слоем прозрачного лака.

Франтоватому владельцу химчистки (слишком франтоватому, по мнению простых полицейских вроде нас с Китом) было тридцать пять лет. Детей у него не было. Вскоре после окончания школы он вступил в секту свидетелей Иеговы, где делается основной упор на изучение Библии, и вскоре мог цитировать Библию хоть до утра. Проблемы начались лет восемь назад, когда Фрэнк читал одну из публикаций, которые члены этой религиозной группы раздают на улицах и разносят по домам в надежде обратить кого-нибудь в свою веру.

– Совершенно неожиданно, — рассказывал он, — я услышал внутренний голос, который сказал, что я «избранный».

Я видел, что Фрэнк по-прежнему польщен такой честью. Слегка снисходительным тоном он объяснил, что, согласно одной из доктрин его религии, некоторые люди избираются Богом на роль лидеров и учителей. Фрэнк был убежден, что слышит глас Божий, и в подтверждение процитировал стих из Библии:

– Как сказано в Священном Писании, Евангелии от Иоанна, глава 16, стих 13, «Когда же приидет Он, Дух истины, то наставит вас на всякую истину, ибо не от Себя говорить будет, но будет говорить, что услышит, и будущее возвестит вам».

Я, напротив, не сомневался, что голос в голове Фрэнка к святости отношения не имел. Фрэнк описал его как низкий, глубокий баритон и похвастался, что голос предсказывал события, которые оказывались правдой, — например, что его знакомая беременна.

– Голос даже предрек, что родится мальчик, — похвастался владелец химчистки. — А девушка вообще еще никому не говорила, что ждет ребенка!

После этого Фрэнк обнаружил, что когда он медитирует над Библией, его ум как бы открывается и он до тонкостей понимает все пассажи. Это наполнило его не благоговением, как можно было подумать, а гордостью — явный признак, что он подпал под влияние демона. Играя на его гордыне, демон постепенно соблазнял молодого человека, все дальше уводя от праведности.

Фрэнк доверял голосу все больше и больше. Дошло до того, что он ничего не делал без одобрения голоса. Это продолжалось несколько лет, после чего его жизнь круто изменилась: сектанты не разделяли мнения, что Фрэнк «избранный», ополчились на него и выгнали. Фрэнк с горечью процитировал:

– «При всем при этом они продолжали грешить и не верили чудесам Его… сердце же их было не право пред Ним, и они не были верны завету Его. Но Он, Милостивый, прощал грех и не истреблял их, многократно отвращал гнев Свой и не возбуждал всей ярости Своей. Он помнил, что они плоть, дыхание, которое уходит и не возвращается».

Изгнание Фрэнка из секты я воспринял как новое доказательство действий демона: дьявол часто создает вакуум вокруг своей жертвы, делая ее легкой добычей для одержимости. Цель злого духа была понятна: отделить Фрэнка от поддерживающей системы, чтобы вернее сломить его волю.

Именно тогда Фрэнк начал слышать голос не только мысленно, но и наяву, будто рядом стоял невидимый собеседник. При этом Фрэнк отказывался признавать, что находится в сетях фатального заблуждения: даже во время разговора с нами он постоянно цитировал Библию, туманно обходя вопросы. Когда Кит спросил, какое религиозное воспитание Фрэнк получил, тот разразился цитатой из Екклезиаста:

– «И помни Создателя твоего в дни юности твоей, доколе не пришли тяжелые дни и не наступили годы, о которых ты будешь говорить: „Нет мне удовольствия в них!“, доколе не померкли солнце, и свет, и луна, и звезды, и не нашли новые тучи вслед за дождем».

Как вы понимаете, дальше Кит расспрашивать не стал.

Я видел, что Фрэнк раздувается от гордости от своей, как он считал, гениальной интерпретации некоторых мест из Библии. Он далеко зашел настолько, что объяснил мне, как, согласно Священному Писанию, действует дьявол, отказываясь видеть в этом какую бы то ни было извращенность. Он надменно изрек, что настолько уважает Бога и его власть, что отказывается слушать кого-либо другого, однако ни разу за всю беседу не сказал о своей любви к Богу.

Когда Фрэнка выгнали из секты свидетелей Иеговы, он быстро начал набирать вес, хотя ел не больше обычного. Будучи очень высокого мнения о своей внешности, он тут же побежал к врачам, однако те лишь подтвердили превосходное состояние его здоровья, отметив, впрочем, что у него лишних 18 килограммов. Фрэнк толстел настолько быстро, что на нем не сходились даже недавно купленные вещи. Более того, новехонькие рубашки и брюки, которые он еще не успел поносить, расходились по швам или оказывались рваными или изношенными. Джоанн предложила посмотреть на вещи, но я отказался.

От слов о приведенных в негодность вещах в голове сразу включилась тревожная сирена: я видел такое во многих расследованиях. Одежда, постельное белье и даже шторы в комнатах одержимых часто оказываются таинственным образом изодранными. Это тоже тактика устрашения, которую применяет дьявол. В случае Фрэнка все зашло еще дальше: к нему начали приходить жуткие видения будущих событий, а голос угрожал, что так и случится. Временами Фрэнк утрачивал контроль над своим телом, становясь огромной марионеткой в чьих-то руках (тоже признак одержимости). Не в силах справиться с водопадом проблем, владелец химчистки жил, переполняемый гневом и обидой на тех, кто выгнал его из секты, пусть это и произошло довольно давно.

Между тем голос, по указке которого жил теперь Фрэнк, вдруг сделался жестоким и твердил с издевкой, что Фрэнк, жалкое подобие человека, слишком глуп и некомпетентен, чтобы с чем-нибудь справиться без его помощи. Фрэнк в отчаянии кинулся к психиатру, боясь, что сходит с ума, и только когда лекарство не помогло, впервые скрепя сердце допустил возможность одержимости и согласился встретиться со мной.

Я битых два часа выяснял подробности этой жутковатой истории (иногда и Кит вставлял вопрос-другой) и пришел к выводу, что Фрэнк и Джоанн — люди разумные, интеллигентные и говорят правду. Я изначально не сомневался, что владелец химчистки одержим демоном, а после первого этапа расследования убедился, что он пал жертвой проклятия: кто-то пожелал ему зла и с помощью черной магии натравил на него демонов. Доказать это, конечно, невозможно: во многих случаях жертва проклятия о нем и не подозревает. Большинство людей не верят в наговоры и сглаз, но ведь не обязательно верить, чтобы над вами свершилась чья-то злая воля. Наславший проклятие — подозреваю, это был кто-то из членов секты, — хотел Фрэнку за что-то отомстить.

Я не удивился, когда Фрэнк горячо оспорил мое предположение. Для одержимого типично спорить с любым объяснением, проливающим свет на корни его проблем, потому что демоны способны существовать лишь во мраке. Чужое проклятие сделало Фрэнка лакомой целью для темных сил, но лишь его гордыня и тщеславие позволили злому духу проникнуть в душу. Иными словами, дьявол вошел во Фрэнка через его слабости, сыграв на его желаниях.

Фрэнка можно сравнить с наркоманом: чем дольше он слушал голос, тем труднее ему было отказаться от этой привычки, даже когда голос стал говорить обидные слова и оскорблять. Фрэнк попал в полную зависимость, однако до какой-то степени все же продолжал сопротивляться овладевшему им демону и согласился на экзорцизм. Оставался вопрос: достанет ли ему силы воли, чтобы освободиться?

Декабрьский день, назначенный для экзорцизма, выдался необычно теплым для Нью-Йорка. Я тщательно окропил свою машину святой водой внутри и снаружи, даже колеса. Я считаю себя хорошим водителем — сорок часов в неделю провожу за баранкой патрульной машины, но не могу передать, сколько раз я едва избегал аварий, когда ехал на экзорцизм. Не упомнишь все случаи, когда уходил от столкновения в последний момент — и во время снежных шквалов, когда дороги превращались в каток, и в прекрасные солнечные дни вроде сегодняшнего. Я немного покропил святой водой и вокруг машины. На всякий случай.

Теперь я был готов ехать за Джо, который вызвался помочь, несмотря на отпуск, — Кит в тот день был занят. Племянник Уорренов, Джон Зи, ждал в часовне Пресвятой Девы Марии святого Розария. Въехав на стоянку железнодорожного вокзала в Бриджпорте, куда епископ отправил нас встречать Фрэнка и Джоанн, мы прочитали короткую молитву за успех ритуала. Терпеть не могу возить одержимых — приходится постоянно быть начеку на случай нападения нечистого.

Несколько лет назад во время экзорцизма я сидел с одержимой женщиной и ее мужем на церковной скамье, готовясь к ритуалу, когда женщина вдруг бросилась на мужа, вцепилась ему в горло и принялась душить. Я прыгнул на скамью, ударившись коленями о твердое дерево, и попытался помочь мужчине, а другие помощники окатили нас святой водой. Как часто делал на улице с помешанными, наркоманами или опасными преступниками, я ее быстро утихомирил. Предотвратив попытку убийства, мы немедленно зафиксировали ее руки и ноги и начали ритуал.

Дело осложнилось тем, что экзорцизм затянулся, и епископ решил продолжить на другой день, у женщины дома. Едва он вошел, одержимая вскочила с дивана и бросилась на епископа с явным намерением задушить. Получился просто финал американской национальной футбольной лиги: мы втроем повалили ее на коврик в гостиной, помешав физическому нападению демона, и экзорцизм все-таки удалось провести.

Вот и сейчас при виде Фрэнка и Джоанн, выходящих из поезда, я автоматически пришел в боевую готовность. Впрочем, Фрэнк не казался опасным: он был одет еще более безупречно, разве что дизайнерский свитер был на два размера больше, чем при первой встрече. Джоанн приехала в мятом зеленом спортивном костюме с пятном на рукаве. Оба были серьезны и взволнованны, говорили мало.

Едва мы выехали с парковки, мой «форд-тандерберд» вдруг резко дернулся. Я оглянулся: нам поддала следующая за нами машина. К счастью, никто не пострадал. Паранормальные шуточки или просто неумелый водитель? Машины повреждений практически не получили, и мы поехали в церковь.

Я надеялся, что все пройдет успешно и без эксцессов. Двух одинаковых экзорцизмов не бывает, и я боролся с тягостным предчувствием, гадая, куда демон нанесет удар. Единственная постоянная составляющая нашей Работы в том, что борьба с дьяволом запредельно тяжела физически, ментально и духовно, а экзорцисты подвергаются неожиданным опасностям.

Я ехал архиосторожно, но у самой часовни, видимо, не был достаточно внимателен и чудом избежал лобового столкновения с матерью-настоятельницей. Увидев ее в традиционном черном облачении, изумленно глядящую на меня через стекло машины, я невольно поежился. Вот отведал бы я линейки, как в приходской школе, — я ж едва не сбил монахиню!

В часовне мне сразу стало спокойнее, несмотря на предстоящую схватку. Джоанн восхитилась красотой внутреннего убранства. Хотя я бывал здесь много раз, дух мой всякий раз радовался при виде мирной часовни и длинных четок, окружающих по периметру церковные скамьи и заканчивающихся у распятия за алтарем.

Фрэнк явно нервничал. Как большинство одержимых, он понятия не имел, чего ожидать на экзорцизме, да и никто из нас не мог это предсказать — всякий раз обряд проходит по-разному. Я объяснил Фрэнку и Джоанн, почему мы пристегнем его к стулу, но умолчал о деталях предстоящей церемонии. Одержимому не нужно знать о наших молитвах, они предназначены для таящегося в нем дьявола, который прекрасно знает, чтó произойдет.

– А долго продлится обряд? — спросил Фрэнк.

– Это решать епископу Маккенне.

Мы с Джо начали готовиться к экзорцизму, пока епископ разговаривал с Фрэнком с глазу на глаз. Напротив алтаря мы поставили крепкий деревянный стул и приготовили фиксаторы. Джоанн сидела на боковой скамье, очень бледная и взволнованная. Я подошел к ней, но при всем желании не мог дать никаких гарантий.

– Сейчас все зависит от епископа и Господа Бога, — сказал я. — Но Фрэнк должен нам помочь. Если он и дальше станет держаться за демона ради своих «откровений», изгнать нечистого будет очень сложно.

– Если бы не вы, мой муж не пришел бы в эту церковь. — Джоанн благодарно стиснула мне руку.

Мы с Джо надежно пристегнули Фрэнка к стулу, закрыв на запястьях фиксаторы и продев поперек груди нейлоновый ремень, чтобы одержимый не поранил себя (или других) в случае буйства. В черной сутане, белом стихаре и фиолетовой столе в часовню вошел епископ. После гнетущих, пропитанных злом и пороком мест, где мне приходится бывать, я научился по достоинству ценить этот дом Божий.

Но битва была неизбежна, и мы запаслись всем необходимым: освященной епископом солью, ладаном, медалями с изображениями святых. Мы наполнили святой водой пятигаллонные кувшины и помолились за своих родных, ожидающих нас дома, чтобы Господь защитил их во время экзорцизма. Еще мы помолились, чтобы выдержать все испытания, и за успешное окончание ритуала.

Наконец пришло время начинать.

По-латыни епископ читал литанию святым, просил каждого помочь одержимому избавиться от злого духа. Я сидел рядом с Фрэнком, пристально глядя ему в лицо. Первые полчаса никакой реакции не было вообще — стадия притворства в этот раз оказалась очень выраженной. Иногда демон проявляется быстро, а порой долго прячется.

В любом случае моя задача как ассистента — быть готовым к любому знаку его присутствия, будь то странное движение Фрэнка или признак того, что он терпит сильную боль. Во время экзорцизма чаще всего начинают болеть голова или живот, иногда спина. Там находятся главные чакры — точки силы, через которые дьявол часто проникает в тело. Иногда одержимого начинает трясти, как на морозе, другие впадают в ложную кому, а третьи просто сидят, как перед телевизором.

Я следил за дыханием Фрэнка, выражением лица, движениями, даже за малейшим подергиванием кожи. Я ловил каждый звук в часовне и наблюдал за ассистентами, выискивая признаки, что их гнетет злая сила. Они, в свою очередь, тоже наблюдали за мной. Я держал в орбите внимания и Джоанн, зная, как трудно сидеть и смотреть на мучения любимого человека, когда не в силах ему помочь.

По возможности я не допускаю членов семьи на сеанс экзорцизма, не зная, исповедовались ли они, причастились и соблюдали ли черный пост. В противном случае они сами могут стать одержимыми — на несколько мгновений или достаточно надолго, чтобы им самим понадобился экзорцизм. Они очень эмоционально относятся к происходящему и именно по этой причине могут попасть под удар: ведь демонические силы подпитываются негативными эмоциями.

Епископ спросил Фрэнка, как он себя чувствует.

– Нормально, — ответил владелец химчистки, — но голос внутри меня испуган. Он говорит со мной о многом.

– Демон, приказываю тебе выйти именем Иисуса Христа! — приказал епископ.

Дыхание Фрэнка участилось, стало неглубоким, поверхностным. Я сразу понял, что это значит. Даже здесь, в священном месте, присутствие нечистого ощущалось безошибочно — и нестерпимо. Лицо Фрэнка напряглось, он быстро заморгал. В часовне стало очень холодно. Глаза у Фрэнка расширились, будто он заметил невидимую для меня угрозу, и заметались в поиске спасения. На лице одержимого сменялись ненависть и страх, ужас и презрение.

Фрэнк напоминал помешанных преступников, которых мы забираем на улицах: связанных, в наручниках, беспомощных, когда мы грузим их в автобус («скорая» по-нашему) для отправки в психиатричку. Демон не хотел здесь находиться, но выбора у него не было. То, что происходило с лицом Фрэнка, я видел и раньше, но вдруг у одержимого начался тик — он дергался неловко и неестественно.

Одержимый открыл рот и заговорил очень похоже на Фрэнка, но голосом более низким и полным презрения:

– Я не хочу здесь быть. Кем вы себя возомнили, людишки?

Вопрос был явно риторическим, и ответа с нашей стороны не последовало. Ритуал заставил демона проявиться, и мы приготовились к схватке. Приближался переломный момент.

– Злой дух, назови себя, во имя Господа нашего Иисуса Христа! — прогремел епископ, коснувшись Фрэнка распятием с частицей Святого креста.

Изо рта Фрэнка вылетел насмешливый хохот, не слишком, впрочем, правдоподобный. Хотя он изображал презрение, мы видели, что сатанинский дух испытывал мучения хуже адских. Он не желал уходить, его надо было заставлять именем Иисуса. Борьба происходила не только в маленькой часовне в Коннектикуте, но и в ином, тонком мире, который куда старше человека. Эта борьба началась еще до сотворения человечества, и мы, люди, втянуты в нее независимо от вероисповедания.

Я догадывался, какую тактику применит демон, проникший в одержимого через лазейку в его интеллекте и духовности. У меня было предчувствие, что именно так, изощренно, он и будет действовать во время экзорцизма.

Темные глаза епископа сузились, взгляд стал пронзительным.

– Демон, что привело тебя в этого человека?

Баритон Фрэнка стал гуще и напряженнее:

– Я не стану с тобой говорить. Я ненавижу вас, людишек!

Словно пистолет, епископ Маккенна поднял распятие:

– Изыди, Сатана!

Демон вдруг заговорил едва слышно:

– Я не хочу больше здесь оставаться. Ты мне противен! Замолчи!

Коснувшись Фрэнка священной реликвией, епископ спросил:

– Я смущаю тебя, демон?

Ветеран более чем сотни экзорцизмов, епископ Маккенна не собирался вступать в ссору с демоническим духом, ибо подобным образом открываться сатанинским силам очень опасно. Наша цель — не одержать победу в состязании умов, отчего даже самый ревностный экзорцист может впасть в грех гордыни и тщеславия, которые довели Фрэнка до одержимости. Напротив, священник должен держаться смиренно и помнить, что его власть заклинать демона исходит из служения Богу, а не является природным харизматическим талантом.

Прозвучавший ответ показался капризом упрямого трехлетнего ребенка:

– Ты дурак, и все у вас здесь дурацкое! Дурацкое, дурацкое, дурацкое! Я ничего тебе не скажу!

Злокозненный демон пустился на хитрость в надежде, что мы самонадеянно сочтем себя умнее ребячливой нечисти, — очень опасный промах для экзорцистов.

– Мы больше не верим тебе, демон, — парировал священник, надевая Фрэнку на шею черные четки и поливая его святой водой.

Злой дух издевательски засмеялся.

– Людишки, вы просто бессмысленные твари! Зачем вы здесь?

– Затем, что мы веруем в Бога! — потерял самообладание Джон, племянник Уорренов.

Епископ не подал вида, что слышал реплику, и продолжал беспощадный допрос:

– Разве ты не веришь в Бога, дьявол? Откуда ты пришел?

– Ты мне все равно не поверишь. Я пришел, потому что захотел. Ты не можешь меня найти, потому что я не здесь.

Снова прикоснувшись к Фрэнку священной реликвией, а затем сняв с него черные четки и повесив белые, епископ пристально, не отводя глаз, смотрел на одержимого, продолжая монотонно читать обрядовые молитвы экзорцизма.

– Перестань! Замолчи! Хватит этих слов! — закричал демон.

Голова и плечи Фрэнка отчаянно задергались в неестественном, механическом тике, будто дьявол пытался сбросить с себя мучения, которые терпел. Экзорцизм оказался, как я и предполагал, — сплошным полосканием мозгов, зато, слава Богу, без эксцессов.

– Что держит тебя в этом человеке? Ответь во имя Иисуса Христа! Кто проклял его?

Это вызвало воинственные крики.

– Не скажу! У тебя ничего не получится! — безостановочно твердил демон. Поток слов на секунду прервался, но тут же глаза Фрэнка заморгали еще быстрее, и губы зашевелились: — Я проклял его, потому что он был слишком хорошим, до тошноты добропорядочным. Я заставил его принять неправильное решение.

Епископ Маккенна не пожелал слушать эту чепуху: дьявола к Фрэнку привлекло его тщеславие, а не добродетели. Священник поднял распятие и осенил Фрэнка крестным знамением.

– Во имя Господа приказываю тебе выйти из него, дьявол!

Речь демона стала бессвязной:

– Да кто ты такой! Если я останусь, то потому что сам хочу! Перестань говорить… Я не стану… Глупые людишки… Ничего я не буду делать…

Слова становились тише и тише, приходилось напрягать слух, чтобы расслышать. Это мог быть отвлекающий маневр. Если так, уловка не удалась, потому что епископ не сбился даже на долю секунды и продолжал читать молитвы. Признавая поражение, после бессмысленного бормотания глубокий, презрительный голос наконец смолк.

Голос священника остался твердым и ровным, когда он заканчивал ритуал, многократно прикладывая к телу Фрэнка священные реликвии, осеняя крестом и окропляя святой водой. Я видел, как дыхание Фрэнка медленно выравнивается, а судороги прекращаются.

Хотя демона удалось изгнать, все понимали, что война еще не выиграна, потому что Фрэнк не освободился. Заговорив с ним, я понял, что он по-прежнему не уверен в своей одержимости и не понимает истинной природы своих религиозных «откровений». Демон причинил ему много страданий, но взамен давал то, что Фрэнк считал особым пониманием Бога. В душе он возомнил себя выше Бога. Его целью стало постичь божественный замысел, однако в этом человеке не было благоговения. Демон дал Фрэнку не надежду и любовь, которые несет подлинное религиозное откровение, а извращенное холодное «понимание», которое ничего не значит.

– Нам сейчас куда? — спросила Джоанн.

– Фрэнку нужен еще экзорцизм, как только он будет готов. Это не хирургическое вмешательство, когда врач делает разрез и вынимает из тела то, что вас губит. Это дела духовные и требуют от человека высокой духовности. Когда демон проникает через интеллект, как в случае вашего мужа, одержимому труднее осознать ситуацию. Иногда ясность наступает вскоре после экзорцизма, а порой человеку требуется больше времени, чтобы обрести свободу воли и помочь нам прогнать демона.

После экзорцизма Фрэнк был очень подавлен и молчал всю дорогу до станции, пока я вез их с Джоанн. Единственное, чем я мог его утешить, — мы будем продолжать, пока он согласится принимать нашу помощь. Епископ, однако, не терял надежды, зная по опыту, что с первой попытки удаются меньше половины экзорцизмов и даже повторные обряды могут не достичь цели, если человек не готов впустить в свою душу Бога.

– Дело далеко еще не закончено, — сказал он, когда я вернулся в часовню за Джо. — Бог знает, почему человек отказывается отпустить демона, источник своих страданий. Но если он твердо настроен наказывать себя, мы должны молиться, чтобы Божьим промыслом Фрэнк был спасен.

Потупившись, мы поставили свечи за Фрэнка и его супругу и постояли в молчании, глядя на смелые, полные надежды огоньки, освещающие маленькую часовню.