На следующее утро — точнее, через пару часов — я проснулся у себя в кабинете. Что-то теплое мягко касалось моего носа и щек. Ааахх… как приятно… Значит, Герцогиня снова со мной… она умывает меня — ласково, словно моя мама.

Я открыл глаза — увы, это была Гвинн. В руках у нее было белое банное полотенце (чудовищно дорогое, насколько я помню); смочив его теплой водой, она осторожно смывала с моего лица корку из крови и кокаина.

Я улыбнулся ей — Гвинн была одной из немногих, кто остался верен мне. Но могу ли я безоговорочно ей доверять? — напряженно размышлял я, снова закрыв глаза. Да, могу. Без сомнения. Для Гвинн моя душа была как открытая книга. Даже если Герцогиня бросит меня, Гвинн по-прежнему будет здесь — станет заботиться обо мне, поможет растить детей.

— С вами все в порядке? — озабоченно спросила моя красавица-южанка.

— Да, — прокаркал я. — А что вы тут забыли в воскресенье? По-моему, вы сейчас должны быть в церкви.

По губам Гвинн скользнула грустная улыбка.

— Миссис Белфорт позвонила — попросила приехать и присмотреть за детьми. Ну-ка, поднимите руки — я принесла вам чистую футболку.

— Спасибо, Гвинн. Что-то я проголодался. Не могла бы ты?..

— Вот они, ваши хлопья, ждут вас, — Гвинн кивнула на подставку из зеленого мрамора, на которой совсем недавно красовалась статуэтка. — Именно такие, как вы любите.

Вот это обслуживание! Жалко, Герцогиня этого не видит!

— А где Надин? — осторожно поинтересовался я.

— Наверху, собирает вещи, — Гвинн поджала губы. — Сказала, уезжает к матери.

От этих слов у меня вдруг мучительно засосало под ложечкой. Ощущение было такое, словно чья-то рука скрутила в тугой узел желудок с кишками и безжалостно тянет наружу. К горлу подкатила тошнота — я даже испугался, что меня сейчас вырвет.

— Я сейчас, — отшвырнув стул, я ринулся вверх по лестнице. Ярость разгоралась во мне с быстротой лесного пожара.

Спальня была на самом верху. Дернув за ручку, я обнаружил, что дверь заперта, и забарабанил в нее кулаками.

— Впусти меня, Надин! — нет ответа. — Это и моя спальня тоже! Впусти меня, я сказал!

Наконец в замке повернулся ключ. Однако дверь так и оставалась закрытой. Распахнув ее, я ворвался в спальню. Первое, что я увидел, был стоявший на постели саквояж с аккуратно уложенными вещами. Герцогини нигде не было. Саквояж был шоколадно-коричневый, весь покрытый логотипами Луи Вюиттон. Стоил чертову пропасть денег… моих денег!

Именно в этот момент Герцогиня вынырнула из огромной, размером примерно со штат Делавэр, гардеробной, в которой она держала исключительно обувь, — в каждой руке у нее было по обувной коробке. Она даже не посмотрела в мою сторону и принялась запихивать коробки в саквояж. Покончив с этим, она повернулась на каблуках и снова скрылась в гардеробной.

— Куда это ты собралась? — рявкнул я.

Герцогиня смерила меня презрительным взглядом.

— Сказала же, к маме. Не могу смотреть, как ты убиваешь себя у меня на глазах. Короче, с меня довольно.

Кровь ударила мне в голову с такой силой, что зашумело в ушах.

— Надеюсь, ты понимаешь, что я не позволю тебе взять с собой детей?!

— Дети останутся с тобой, — невозмутимо ответила она. — Я уеду одна.

Этого я не ожидал. Почему это она решила оставить детей? Или… а вдруг это какой-то особо коварный план? Ну конечно! Хитрости и коварства ей не занимать.

— Думаешь, я такой дурак, да? Думаешь, я не понимаю, что стоит мне только заснуть, как ты мигом вернешься, чтобы выкрасть детей?

Надменно выпятив губу, Герцогини окинула меня пренебрежительным взглядом.

— Даже не знаю, что на это сказать, — и она снова направилась в гардеробную.

Решив, что я до сих был слишком мягок с ней, я решил взять более жесткий тон:

— Интересно, с чего ты решила, что можешь прихватить с собой все это барахло? Нет, если ты уйдешь от меня, то уйдешь в том, в чем пришла! Тебе ясно, шлюха?

Похоже, удар попал в цель! Герцогиня подпрыгнула, как ужаленная.

— Ах ты, негодяй! — завопила она. — Да ты вообще не заслуживаешь такой жены, как я! Вспомни, сколько я нянчилась с тобой! Я родила тебе двоих чудесных детей, шесть лет, мать твою, плясала вокруг тебя — шесть долгих лет! И все эти годы я была тебе верной женой — ни разу даже не посмотрела на сторону. И что я получила взамен? Сколько раз за эти годы ты изменял мне? Ты… ты просто кусок дерьма! Так что пошел!

— Можешь говорить все, что хочешь, — я сделал глубокий вдох. — Но если ты уйдешь от меня, то в одной рубашке.

Это было сказано спокойно, но в моем тоне, надеюсь, слышалась угроза.

— Неужели? И что ты сделаешь, хотелось бы знать? Бросишь мои вещи в огонь?

А что, гениальная мысль! Схватив саквояж, я с размаху швырнул его в газовый камин — ворох разноцветных тряпок, разлетевшись в разные стороны, накрыл собой декоративные дрова, только и дожидавшиеся, когда кто-нибудь включит горелку. Я обернулся к Герцогине — оцепенев от ужаса, она смотрела на меня широко раскрытыми глазами.

Решив, что этого мало, я кинулся в гардеробную и принялся вышвыривать оттуда все подряд — стопки белья, пуловеры, юбки, брюки, сорвал с вешалок аккуратно развешанные платья, потом собрал все это в охапку и торжественно водрузил поверх той кучи, что уже красовалась в камине.

После чего снова посмотрел на Герцогиню. Видимо, ее наконец проняло — на глазах появились слезы. И все же мне этого было недостаточно — я хотел, чтобы она извинилась. Стиснув зубы, я направился к столику, где стояла ее шкатулка с украшениями. Схватив ее, я вытряхнул все побрякушки в камин. Потом подошел к стене, положил палец на кнопку, которой включалась горелка камина, и снова посмотрел на Герцогиню. Лицо ее было залито слезами.

— Да пошла ты! — прорычал я. И нажал кнопку.

Через мгновение одежда Герцогини и все ее драгоценности были охвачены пламенем.

Не сказав ни слова, она повернулась и очень спокойно вышла из комнаты, бесшумно прикрыв за собой дверь. Я уставился в огонь. Да пошла она! Я был в бешенстве. Ишь чего вздумала… пугать меня! Решила снова обвести меня вокруг пальца! Я смотрел в огонь, пока под окнами не послышался шорох гравия. Стряхнув с себя оцепенение, я кинулся к окну — и увидел, как ее черный «рэйнджровер» скрылся за воротами.

Вот и хорошо, подумал я. Как только слух о том, что мы с Герцогиней расстались, разлетится по округе, перед воротами выстроится очередь — очередь! — из желающих поскорее занять ее место. И тогда посмотрим, кто тут хозяин!

Теперь, когда Герцогиня, так сказать, сошла со сцены, пришло время сделать довольное лицо и дать понять детям, какая замечательная жизнь ждет их в отсутствие мамочки. Больше никто не посмеет поставить Чэндлер в угол, а Картер сможет лопать шоколадный пудинг, когда ему заблагорассудится. Я пошел с ними на задний двор, где была детская площадка, и мы долго играли вместе — а Гвинн, Рокко, Эрика и Мария с Игнасио и остальные члены домашнего зверинца выступали в роли зрителей.

Мы с удовольствием играли довольно долго — целую вечность, как мне показалось, — смеялись, вопили во все горло, то и дело задирали головы вверх, чтобы полюбоваться синим куполом неба и вдохнуть аромат весенних цветов. Нет, все-таки дети — это счастье!

Увы, как потом выяснилось, эта «вечность» длилась всего три с половиной минуты, потому что внезапно я потерял всякий интерес к детям и подозвал Гвинн.

— Займитесь с ними, хорошо? Мне нужно поработать с документами.

Минутой позже я уже сидел у себя в кабинете, и передо мной на столе высилась белая кучка кокса. Вспомнив, как Чэндлер любила выстраивать в шеренгу кукол, я тоже выстроил перед собой все свои упаковки с наркотой — теперь у меня тоже появилась собственная свита, подумал я, окинув довольным взглядом двадцать два флакона и несколько пластиковых коробочек. Любой другой бы на моем месте, приняв все это, тут же скончался бы от передоза. Никто бы не выжил — это под силу только Волку! Волку, чья сопротивляемость была результатом многих лет упорного труда, в течение которых он смешивал вещества и ставил на себе опыты, рисковал и балансировал на грани смерти, шел тернистым путем ошибок и побед — пока не получил именно то, что нужно.

А на следующее утро разразилась война.

В восемь утра в моей гостиной уже сидел Вигвам — и это само по себе бесило меня почти до потери сознания. Какого черта ему вообще пришло в голову заявиться в мой дом и разглагольствовать по поводу законов США о ценных бумагах — причем ничего конкретного, так, общие фразы. Господи, конечно, в чем-то я, возможно, ориентировался слабо, но в том, что касается законов о ценных бумагах, уж точно собаку съел. Даже после трех месяцев бессонницы, даже после семидесяти часов непрерывного безумия, в течение которых я загнал в свой организм ни много ни мало сорок два грамма кокса; шестьдесят таблеток кваалюда, тридцать — ксанакса, пятнадцать — валиума и десять клонопина; 270 миллиграммов морфина, 90 миллиграммов амбиена, а вдогонку еще и паксил, и прозак, и перкосет, и памелор… Сдобрил все это спиртным в количестве, не поддающемся учету, — и даже после всего этого я все равно знал, как обойти законы о ценных бумагах. Знал лучше, чем кто-либо другой в этом гребаном мире.

— Проблема в том, — нудил Вигвам, — что Стив никогда не подписывал никаких бумаг на передачу права владения акциями, поэтому мы не можем просто отправить сертификат на право собственности на них трансфертному агенту, чтобы тот переоформил акции на твое имя.

В этот момент, даже несмотря на туман у меня в голове, я не мог не изумиться тупости Вигвама. Как был, так дилетантом и остался, думал я, с трудом сдерживаясь, чтобы не вцепиться ногтями ему в физиономию. Проблема-то гроша ломаного не стоила!

— Знаешь, что, сукин ты сын? — сделав глубокий вдох, сказал я. — Я тебя, мать твою, люблю, но в следующий раз, если тебе вздумается сказать мне, что я чего-то не могу сделать со своим же эскроу-соглашением, я тебе яйца оторву, понял? Явился ко мне, мать твою, чтобы выманить у меня четверть миллиона баксов — и теперь волнуешься о какой-то гребаной доверенности?

Мать твою, Энди, ты что, с дуба рухнул? Такая доверенность была бы нужна, если бы мы собирались продать этот гребаный пакет акций, а мы собираемся купить! Неужели не въезжаешь? Это война, Энди, — война за право владения! И как только этот пакет окажется у нас, мы сразу же станем хозяевами положения.

— Слушай внимательно, — стараясь быть мягче, продолжал я, — все, что от тебя требуется, — это обратить взыскание на закладную на основании нашего с ним эскроу-соглашения. После этого у тебя возникнет юридическое обязательство продать акции, чтобы оплатить закладную. Ты продаешь эти акции мне по четыре доллара за акцию, а я выписываю тебе чек на 4,8 миллиона баксов, что превышает стоимость акций. После чего ты выписываешь чек на мое имя на те же 4,8 лимона, но теперь уже как бы на оплату закладной, и дело в шляпе! Неужели не дошло? Это же так просто!

Вигвам нерешительно кивнул.

— Послушай, — еще спокойнее продолжал я, — в законах практически все крутится вокруг права собственности. Давай так: я прямо сейчас выписываю тебе чек, и мы официально получаем право распоряжаться этим пакетом. После этого мы сегодня же вечером заполняем декларацию по форме 13-Д, а затем делаем официальное заявление, что я начинаю скупать акции, что означает начало борьбы за контроль над компанией. Поднимется такой шум, что это вынудит Стива поспешить. Я буду скупать акции — и каждую неделю заполнять соответствующую декларацию. И каждую неделю это будет на первой полосе «Уолл-стрит джорнал». Представляешь, как будет беситься Стив?

Через четверть часа Вигвам убрался, унося с собой чек на 4,8 миллиона баксов и став при этом богаче на четверть миллиона зеленых. К вечеру главной новостью на ленте «Доу Джонс» будет мое намерение взять под контроль «Стив Мэдден Шуз». И хотя все это был блеф чистой воды, Стив будет в бешенстве — а потом поймет, что у него попросту нет иного выхода, кроме как выкупить мои акции — но только по рыночной цене.

Что касается моей персональной ответственности, тут я не слишком тревожился. Как-никак, я досконально все продумал, и поскольку мы со Стивом подписали это тайное соглашение лишь через год после размещения его бумаг, тот факт, что «Стрэттон» тогда подготовила липовый проспект эмиссии, меня сейчас не особенно волновал. Ответственность, обязательства — все это должно было волновать скорее Стива, чем меня, поскольку в качестве председателя правления именно он, а не кто-то другой, подписывал документы, которые затем отправлялись в Комиссию по ценным бумагам и биржам. Так что в случае чего я могу с чистой совестью сказать, что ничего не знаю — мол, думал, что все цифры указаны правильно. Конечно, звучало бы это не слишком правдоподобно, однако других вариантов не было. Кроме одного — все отрицать.

Как бы там ни было, Вигвам на какое-то время отстанет от меня.

Поднявшись в свою королевских размеров ванную, я решил, что самое время снова нюхнуть. У меня тут была припасена щепотка кокса в пудренице — а вокруг, отражаясь в покрывающих стены зеркалах и в полу из серого мрамора, который обошелся мне в добрый миллион баксов, ослепительно горело множество ламп. И вдруг я поймал себя на том, что чувствую страшную пустоту внутри. От меня как будто осталась одна оболочка. Внезапно меня охватила тоска по Герцогине — такая острая, такая мучительная, что я едва не завыл. Но я знал, что она не вернется. Кроме того, пойти ей навстречу сейчас означало бы расписаться в собственной капитуляции — признать, что у меня проблемы и что мне нужна помощь.

Поэтому я молча сунул нос в пудреницу и глубоко втянул в себя белый порошок. Отправил вдогонку несколько капсул ксанакса, а заодно и пригоршню кваалюда. Впрочем, и ксанакс, и кваалюд — все это ерунда. Они должны были лишь максимально усилить эффект от приема кокса, особенно на начальном этапе — в те первые безумные мгновения, когда все вокруг кажется таким логичным, а проблемы разом отодвигаются на задний план. Но для этого нужно было нюхать постоянно — по две понюшки каждые четыре-пять минут, это я определил опытным путем. Если удастся продержаться на этом уровне неделю, то я смогу дождаться момента, когда Герцогиня приползет умолять меня о прощении. Конечно, для этого потребуется как-то сбалансировать прием наркотиков, но Волку ведь не впервой…

…А что если я усну, а она явится в дом и заберет детей? Может, взять их и на время уехать из города, подальше от ее дьявольских козней?.. Хотя Картер еще слишком мал для этого. Он до сих пор не вылезает из подгузников и по-прежнему очень привязан к Герцогине. Конечно, это ненадолго — все изменится, когда он достаточно подрастет, чтобы мечтать о собственной машине, и тогда я пообещаю ему «феррари» — если он даст слово, что навсегда забудет о матери.

Нет, лучше взять с собой только Чэндлер и Гвинн. Нам с Чэндлер никогда не бывает скучно — почему бы нам с ней не отправиться в кругосветное путешествие? Станем жить да поживать в свое удовольствие — пусть остальные завидуют. А через пару лет я вернусь за Картером.

Полчаса спустя я вернулся в гостиную — чтобы обсудить дела с Дэйвом Дэвидсоном. Он тут же принялся ныть, что теряет кучу бабок, поскольку он играл на понижение, а рынок возьми и пойди вверх. Мне было плевать — мне страшно хотелось увидеть Герцогиню и посвятить ее в свои планы отправиться в кругосветное путешествие вдвоем с Чэндлер.

В этот самый момент скрипнула парадная дверь. Через пару секунд появилась Герцогиня — миновав дверь в гостиную, она прямиком направилась в детскую. Я как раз обсуждал с Дэвидом план операций с ценными бумагами, когда она вернулась, держа на руках Чэндлер. Я продолжал бубнить, как магнитофон, — и одновременно слышал шаги Герцогини, которая направлялась на первый этаж, в гостиную. Господи, помилуй, она притворилась, что не замечает меня! Она снова проявила ко мне неуважение — и я моментально взбесился.

— …Не будь наивным, когда речь пойдет о следующей сделке, — говорил я Дэвидсону, чувствуя, как мысли лихорадочно роятся в голове. — Дело в том… Эээ, извини, я на минутку, — я поднял вверх указательный палец. — Мне нужно спуститься вниз — обсудить кое-что с женой.

Я кубарем скатился по лестнице. Герцогиня сидела за письменным столом, проверяя почту. Ну и нервы, восхитился я. Картер лежал на полу у ее ног — раскрашивал картинки.

— Я собираюсь во Флориду, — с изрядной долей яда в голосе объявил я.

— Да? — Герцогиня наконец соизволила поднять на меня глаза. — А мне какое дело?

Я сделал глубокий вдох.

— Мне плевать, есть тебе до этого дело или нет, но я собираюсь взять с собой Чэндлер.

— Ну, это вряд ли, — скривилась она.

Кровь моментально ударила мне в голову.

— Вряд ли? А не пошла бы ты… — Я подхватил Чэндлер на руки и быстрыми шагами направился к лестнице. Герцогиня, вскочив на ноги, бросилась за мной, крича на ходу:

— Проклятье… я тебя убью! Оставь ее, слышишь!

Перепуганная Чэндлер принялась плакать и истерически кричать.

— А иди ты, Надин! — обернувшись, проорал я. И побежал к лестнице. Герцогиня, прыгнув за мной, вцепилась в меня мертвой хваткой.

— Остановись! — закричала она. — Прошу тебя! Это же наша дочь! — Она продолжала цепляться за мою ногу, волочилась за мной по полу. Я вдруг поймал себя на том, что был бы рад, если бы она умерла. За все годы нашей совместной жизни я ни разу не поднимал на нее руку — до этого самого дня. Но сейчас я примерился, поднял ногу и ударил ее в живот… а потом смотрел, как моя жена катится вниз по лестнице — до самой нижней площадки.

На мгновение я оцепенел и только молча смотрел, как она лежит на боку, — ощущение было такое, словно я наблюдаю со стороны за двумя безумцами, ни одного из которых я в глаза никогда не видел. Через пару секунд Надин зашевелилась, встала на четвереньки, потом поморщилась от боли и обеими руками схватилась за бок — похоже, у нее были сломаны ребра. Но потом лицо ее вновь стало жестким — и она, как была, на четвереньках, поползла за мной, по-прежнему пытаясь помешать мне забрать ее дочь.

Отпихнув Надин, я повернулся и взбежал по лестнице, прижимая Чэндлер к груди и приговаривая:

— Все хорошо, малышка! Папа тебя любит. Мы поедем путешествовать. Все будет хорошо! — Чэндлер продолжала истерически всхлипывать. Я не обращал на нее внимания. Скоро мы с ней будем вместе, вдвоем, и все будет хорошо. Я почти бежал к гаражу и на ходу лихорадочно думал, что в один прекрасный день Чэндлер станет взрослой, и тогда она меня поймет; поймет, почему я был вынужден убрать с дороги ее мать. Возможно, когда Чэндлер станет старше, я даже разрешу Надин увидеть ее, и они, может быть, смогут даже иногда общаться. Может быть.

В гараже стояли четыре машины. Ближе всех оказался белый двухдверный «мерседес». Усадив Чэдлер на пассажирское сиденье, я захлопнул правую дверцу и побежал вокруг машины, чтобы сесть за руль. Мельком увидел Мариссу, одну из наших горничных, — на лице ее был написан ужас. Прыгнув в машину, я повернул ключ зажигания.

В этот момент Герцогиня навалилась всем телом на дверь с правой стороны и забарабанила по стеклу, дергая ручку и крича. Я мгновенно заблокировал обе двери. И тут я увидел, что ворота гаража стали закрываться. Боковым зрением я вновь заметил Мариссу — она держала палец на кнопке управления воротами. Проклятье! Я вдавил педаль газа в пол — машина с ревом вылетела наружу, сорвав ворота с петель. А я все давил и давил на газ — и естественно, дело кончилось тем, что мы на полной скорости врезались в один из столбов из белого известняка, которыми была огорожена дорожка. Я оглянулся на Чэндлер — она не была пристегнута, но, к счастью, не пострадала. Ее плач перешел в истерический крик.

И тут вдруг в голове у меня закопошились весьма неприятные мысли. Какого хрена… что я, собственно, делаю?! Куда я, черт возьми, собрался? Почему моя дочь сидит на переднем сиденье непристегнутая? Бессмыслица какая-то. Открыв дверцу, я вывалился наружу, с трудом поднялся и просто стоял, тупо глядя перед собой. Секундой позже откуда-то сбоку подскочил охранник, подхватил Чэндлер на руки и унес ее в дом. Я решил, что это хорошая идея. Потом рядом со мной появилась Герцогиня — она приговаривала, что все будет хорошо и что мне нужно просто успокоиться. Повторяла, что по-прежнему любит меня. А потом она обняла меня и крепко прижала к себе.

Мы долго стояли, обнявшись. Сколько? Не знаю. И, наверное, никогда не узнаю. Но потом я услышал приближающийся вой полицейских сирен, вспыхнули сине-красные мигалки. А еще через минуту на руках у меня защелкнулись наручники, и я оказался на заднем сиденье полицейской машины — вывернув шею, я все пытался в последний раз увидеть Герцогиню до того, как меня отвезут в тюрьму.

За решеткой я просидел до конца дня, менялись только камеры — первой из многих, что последовали за ней, оказался «обезьянник» полицейского участка в Олд-Бруквилле, где я мыкался добрых два часа. Потом на меня снова надели наручники, отвезли в другой полицейский участок и под конвоем проводили в еще одну камеру — эта была побольше и битком набита людьми. Я не пытался ни с кем заговорить — и никто не заговаривал со мной. Тут было шумно и чертовски холодно. Я мысленно дал себе зарок одеться потеплее, если когда-нибудь агент Коулмэн явится, чтобы арестовать меня. Потом я услышал, как выкликнули мое имя, и через пару минут я уже сидел на заднем сиденье очередной полицейской машины — на этот раз меня везли в Минеолу, небольшой городишко, где я должен был предстать перед судом.

И вот я стою перед женщиной в судейской мантии… Проклятье! Мне конец!

— Дело труба, — прошептал я, обернувшись к Джо Фамегетти, моему адвокату. — Эта баба сделает все, чтобы посадить меня на электрический стул.

— Успокойся, — Джо с улыбкой положил мне руку на плечо. — Ты выйдешь отсюда через пару минут. Только не говори ни слова, пока я не скажу, понял?

Пару минут они о чем-то переговаривались, после чего Джо, нагнувшись к моему уху, негромко шепнул:

— Скажи: «Невиновен».

И я с улыбкой повторил:

— Невиновен!

Через десять минут я очутился на свободе — покинул здание суда в сопровождении Джо. Мой лимузин ждал меня за углом. За рулем был Джордж, рядом сидел Ночной Рокко. Заметив меня, оба вышли из машины. Джордж молча распахнул передо мной дверцу, а Рокко протянул мне мой верный саквояж.

— Тут все, что нужно, мистер Би, — проговорил он. — И еще пятьдесят тысяч наличными.

— В аэропорту тебя ждет арендованный частный самолет, — поспешно добавил мой адвокат. — Джордж с Рокко отвезут тебя туда.

Я слегка растерялся. Опять козни Герцогини. Точно!

— Куда это вы собираетесь меня везти? — резко спросил я.

— Во Флориду, — объяснил мой адвокат. — Дэйв Дэвидсон уже ждет тебя в аэропорту. Он составит тебе компанию. А в Бока вас обоих будет ждать Дэйв Билл.

Джо тяжело вздохнул:

— Послушай, дружище, тебе нужно отсидеться где-то пару дней, а мы пока уладим дела с твоей женой. Иначе ты снова окажешься за решеткой.

— Я говорил с Бо, — вмешался Рокко. — Он велел мне глаз не спускать с миссис Би. Она добилась запретительного ордера; стоит вам только сунуться домой, как вас мигом арестуют.

Я сделал глубокий вдох, пытаясь решить, кому я могу доверять… Своему адвокату? Да. Рокко? Пожалуй. Дэйву Биллу? Наверняка. Герцогине? НЕТ! Так для чего мне тогда возвращаться домой? Она ведь ненавидит меня не меньше, чем я ее; если мы встретимся, дело кончится тем, что я просто ее убью, а это, скорее всего, поставит крест на моих планах отправиться в кругосветку с Чэндлер и Картером. Так что провести пару дней на солнышке не такая уж плохая идея.

— Ты уверен, что тут все, что мне нужно? — я бросил на Рокко подозрительный взгляд.

— Я постарался ничего не забыть, — со скучающим видом ответил Рокко. — Забрал все, что было в столе, выгреб все из ящиков. Плюс тут еще пятьдесят штук, которые дала мне миссис Би. Так что все на месте.

Что ж, справедливо, подумал я. Пятидесяти штук на пару дней мне хватит. Что же до наркотиков… у меня их было достаточно, чтобы свалить с ног все население страны размером с Кубу.