Ровно через тридцать шесть часов мой «Лирджет», загудев и взревев, как истребитель, оторвался от бетона Хитроу и взмыл в утреннее пятничное небо. Тетка Патриция сидела по левую руку от меня — на ее лице застыло выражение смертельного страха. Она вцепилась в подлокотники своего кресла так сильно, что костяшки пальцев побелели. Я не сводил с нее взгляда секунд тридцать, и за это время она моргнула один только раз. Я чувствовал себя виноватым, но что я мог поделать? Когда тобой заряжают полый снаряд длиной пятнадцать футов и выстреливают в воздух со скоростью пятьсот миль в час — такое мало кому доставляет удовольствие.

Дэнни сидел лицом ко мне, спиной к кабине экипажа. Он возвращался в Швейцарию спиной вперед; меня бы лично это малость выбило из колеи. Но, как и на многое в жизни, Дэнни, похоже, было на это совершенно наплевать. На самом деле, несмотря на шум и вибрацию, он уже крепко спал в своей обычной позе — с запрокинутой назад головой и широко открытым ртом, полным огромных сверкающих зубов. Не стану отрицать, что эта его невероятная способность — моментально засыпать в любых условиях — просто сводила меня с ума от зависти. Как можно разом выключить все мысли, роящиеся в твоей голове? Ну да ладно. Сон был его даром и моим проклятием.

Я наклонился к крошечному овальному окошку и нечаянно стукнулся о стекло головой, но несильно. Прижавшись носом к стеклу, я смотрел на Лондон, становившийся подо мной все меньше и меньше. В этот ранний час — в семь утра — густой слой тумана все еще накрывал город плотным одеялом, и все, что я мог разглядеть сквозь него, — это стержень Биг-Бена, выпиравший из тумана, как огромный эрегированный член, отчаянно жаждущий секса. После тридцати шести последних часов одной мысли об эрекции и сексе было достаточно, чтобы окончательно скрутить мои измученные нервы в запутанный клубок.

Внезапно я осознал, что сильно скучаю по жене. Надин! Моя любимая Герцогиня! Где она сейчас, когда я так в ней нуждаюсь? Как было бы здорово положить голову на ее теплую, нежную грудь и зарядиться силой! Но нет, это было невозможно. В этот самый момент она находилась за океаном — возможно, терзалась мрачными догадками насчет моих недавних похождений и вынашивала коварный план мести.

Я продолжал пялиться в окно, одновременно пытаясь разобраться в том, что же все-таки произошло в прошедшие тридцать шесть часов. Я искренне любил свою жену. Так почему же я вытворял все эти ужасные вещи? Наркотики ли тому виной? Или наоборот — мои проступки толкали меня к тому, чтобы принимать наркотики в надежде на то, что они притупят чувство вины? Вот уж вечный вопрос — что было раньше, курица или яйцо, — и такие вопросы могут свести с ума.

А затем пилот заложил резкий левый вираж, и ослепительные лучи утреннего солнца полыхнули над правым крылом и вонзились в салон самолета, чуть не вытряхнув меня из кресла. Я уклонился от слепящего света и бросил взгляд на тетку Патрицию. Э-эх, бедняжка Патриция! Она все еще сидела, застыв как статуя, вцепившись в свои подлокотники, не подавая признаков жизни. Я почувствовал, что должен подбодрить ее хоть как-то. И голосом достаточно громким, чтобы прорваться сквозь рев двигателей, я прокричал:

— Ну как тебе, тетя Патриция? Это тебе не пассажирский лайнер. Чувствуешь драйв?

Я повернулся к Дэнни — он все еще дрых! Невероятно! Вот гад!

Я сосредоточился на плане действий на предстоящий день и на тех задачах, которые мне нужно было выполнить. Что касалось Патриции, тут все было просто. Всего-то и дел — привести ее в банк, а потом увести ее оттуда как можно скорее. Она улыбнется скрытым камерам, подпишет несколько бумаг, позволит им снять копию со своего паспорта, и на этом все.

В четыре часа пополудни тетя уже снова будет в Лондоне. Через неделю она получит свою кредитку и начнет пожинать плоды нашей договоренности. Я буду только рад за нее!

А я, как только закончу с Патрицией, увижусь с Сорелем, чтобы обговорить оставшиеся мелочи и разработать примерный график перекачки нала. Начну, пожалуй, с пяти миллионов… или, может, с шести, а там видно будет. Я знал в Штатах несколько человек, которые проворачивали подобные делишки. Но я подумаю об этом, когда вернусь домой.

При некотором везении я мог бы управиться со всеми своими делами за один день и уже на следующий день вылететь из Швейцарии в Нью-Йорк с первым утренним рейсом. Как это было бы здорово! Я любил свою жену! И я наконец увидел бы Чэндлер и взял бы ее на ручки! Она была просто чудом, несмотря на то, что умела только спать, какать да есть питательные детские смеси. Я был уверен, что однажды она проявит свои таланты! И она была настоящей красавицей! С каждым днем она становилась все больше похожа на Надин. Это было здорово, и я так этого хотел!

Но все же надо сосредоточиться на текущем дне, особенно на предстоящей встрече с Роландом Фрэнксом. Я много размышлял над тем, что сказал мне Сорель, и нисколько не сомневался, что такой человек, как Фрэнкс, будет для меня нежданной удачей. Трудно даже представить, что я смогу совершить, когда в моем распоряжении будет человек, искушенный в изготовлении документов, способных обеспечить правдоподобное алиби. Прежде всего появлялась возможность использовать мои заокеанские счета для проворачивания делишек по Правилу S, в обход Правила № 144 с его двухлетним запретом на перепродажу акций.

Если бы Роланд смог создать подставные компании под видом законных предприятий с иностранным капиталом, это позволило бы мне использовать Правило S для финансирования моих собственных компаний, прежде всего «Доллар Тайм». Эта компания крайне нуждалась в срочном вливании двух миллионов баксов. И если бы Роланд справил нужные бумаги, я мог бы вложить в «Доллар Тайм» свои собственные бабки, незаконно переведенные в Штаты. Этот вопрос следовало бы обсудить в числе первых на встрече.

Как странно все-таки: я так презирал Камински, а ведь именно он свел меня с Жан-Жаком Сорелем. Вот уж точно говорят: никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь. С этой мыслью я закрыл глаза и попытался уснуть. Уже скоро я снова окажусь в Швейцарии.

Офис Роланда Фрэнкса занимал первый этаж трехэтажного здания из красного кирпича на тихой, мощенной булыжником улочке. По обеим сторонам улицы теснились маленькие лавочки, торговля в которых, несмотря на разгар дня, явно текла вяло.

Я решил встретиться с Фрэнксом с глазу на глаз; это казалось мне благоразумной предосторожностью — учитывая, что дела, которые нам предстояло обсудить, могли засадить меня в тюрьму на пару тысяч лет.

Но я не позволил столь ужасным соображениям бросить тень на предстоящую встречу с моим Директором Подделок. Да — именно так! По какой-то необъяснимой причине я не мог выбросить эти два слова из своей головы. Директор Подделок! Возможности с ним открывались… буквально безграничные! Как много дьявольских уловок можно было использовать! Сколько законов можно было обойти под непробиваемой броней правдоподобного алиби!

Кстати, с теткой Патрицией все прошло без сучка без задоринки. Это показалось мне хорошим предзнаменованием. Она уже летела обратно в Лондон (и я надеялся, что на этот раз чувствовала себя в «Лирджете» гораздо лучше — после пяти-то рюмок ирландского виски, пропущенных за обедом!). А Дэнни… ну, это отдельная история. В последний раз я видел его в кабинете Сореля: он увлеченно слушал лекцию банкира о шаловливых повадках женских особей Швейцарии.

Так или иначе, коридор, ведущий в кабинет моего Директора Подделок, был мрачным и затхлым. Такая обстановка слегка разочаровала меня. Конечно, официальная должность Роланда называлась вовсе не Директор Подделок, ничего похожего! И я мог бы побиться об заклад, что я был первым, который употребил эти слова вместе для характеристики почтенного швейцарского доверительного собственника.

Выражение «доверительный собственник» было совершенно безвредным и не имело никакого негативного привкуса. С юридической точки зрения, оно служило лишь привлекательным обозначением лица, уполномоченного законом вести дела другого лица — доверителя. В Штатах услугами доверительных собственников пользовались состоятельные васпы; они поручали доверительным собственникам управление своей собственностью или капиталами, предназначенными для их тупоголовых сынков или дочек. Большинство доверителей действовали в строгом соответствии с указаниями, которые дали им родители-васпы.

Если все шло по плану, тупоголовым отпрыскам не удавалось прибрать к рукам часть наследства до тех пор, пока они не повзрослеют настолько, чтобы хотя бы суметь признать тот факт, что на самом деле они полные тупицы в бизнесе. Но и тогда у них оставалось достаточно бабок, чтобы вести образ жизни, достойный состоятельного васпа.

Но Роланд Фрэнкс был не из этой породы законопослушных доверительных собственников. И давать ему указания буду лично я, к собственной пользе и выгоде. Он будет отвечать за все мои бумаги, за заполнение любых официальных формуляров, необходимых для представления в самые различные официальные инстанции. Он будет стряпать самые правдоподобные на вид документы, объясняющие перемещение по миру огромных денег и покупку акций компаний, тайным владельцем которых буду становиться я сам. А затем он будет переводить мои деньги, следуя моим указаниям, в те страны, которые я выберу.

Я открыл дверь в кабинет Роланда и сразу увидел моего ненаглядного Директора Подделок. У него не было приемной, только просторный, прекрасно оборудованный кабинет с обшитыми красным деревом стенами и густым темно-бордовым ковром на полу. Роланд сидел за большим дубовым столом, покрытым ворохом бумаг… О, оказывается, это настоящий швейцарский жирдяй! Роланд был примерно с меня ростом, но брюхо у него было огромное, а на лоснящемся лице сияла хитрющая улыбка, которая, казалось, говорила: «Я провел большую часть жизни, придумывая способы, как половчей обвести всех вокруг пальца… И преуспел в этом!»

За спиной Роланда высился большой книжный шкаф из орехового дерева высотой добрых двадцать футов, он упирался прямо в потолок. В шкафу красовались сотни томов в кожаных переплетах — все одинаковой величины, одинаковой толщины и одинакового темно-коричневого цвета. Отличались лишь названия, тисненные по корешку переплета золотыми буквами. Я видел похожие шкафы в Штатах. Это были переплетенные уставные документы компаний, которые выдаются доверительному собственнику после регистрации. В каждой папке хранился устав корпорации, паевые сертификаты, оттиски печати компании и тому подобное. К книжному шкафу была приставлена старомодная библиотечная лесенка на колесиках.

Роланд Фрэнкс встал навстречу мне и схватил мою руку, прежде чем я успел ее поднять. Улыбаясь до ушей, он сказал:

— Ах, Джордан, Джордан — мы должны с вами стать настоящими друзьями! Я столько о вас слышал от Жан-Жака. Он рассказал мне о ваших замечательных предприятиях, о вашем прошлом и посвятил меня в ваши планы на будущее. Нам столько всего надо обсудить, а времени так мало, не правда ли?

Я с готовностью кивнул, немного ошарашенный его напором и его габаритами, но я уже любил его. Он казался очень искренним, очень открытым. Он казался человеком, которому можно доверять.

Роланд подвел меня к черной кожаной кушетке и жестом пригласил присесть. А потом и сам уселся в стоявшее рядом черное кожаное кресло с невысокой спинкой. Достав из серебряного портсигара сигарету без фильтра, он вытянул из кармана брюк серебряную зажигалку под стать портсигару, зажег ее и склонил голову набок, чтобы не обжечься о пламя высотой дюймов в десять. И, наконец, глубоко затянулся.

Я молча наблюдал за ним. Наконец, секунд через десять, Фрэнкс выдохнул дым, но лишь самую каплю. Невероятно! Куда же девался остальной?

Я хотел уже задать этот вопрос вслух, но Роланд опередил меня:

— Вы обязательно должны мне рассказать подробности вашего полета из Штатов. Эта история уже стала притчей во языцех, — он подмигнул. Затем воздел руки ладонями вверх, пожал плечами и добавил: — Что до меня, то я… эх, я обычный человек, и для меня во всем мире существует только одна женщина: моя любимая жена! — Роланд закатил глаза. — Но как бы там ни было, я наслышан о вашей брокерской фирме и о других компаниях, которыми вы владеете. Немало для человека вашего возраста! Вы ведь, в общем-то, еще совсем молодой, а уже…

Директор Подделок говорил и говорил о том, какой я был молодой и замечательный, но мне было сложно следить за его речью: я был полностью поглощен зрелищем его огромного двойного подбородка и толстых щек, которые колыхались взад-вперед, словно парусная шлюпка в бушующем океане. У Фрэнкса были умные карие глаза, низкий лоб и толстый нос. Кожа у него была очень белая, а голова казалась посаженной прямо на плечи, безо всяких признаков шеи. Волосы темно-каштановые, почти черные, зачесанные назад по его круглому черепу. И мое первое впечатление было верным: он источал какую-то внутреннюю сердечность, радость жизни довольного собой и миром человека, которому вполне комфортно в собственной шкуре, хотя ее хватило бы на то, чтобы выстлать всю Швейцарию.

— …Так что, друг мой, все дело в деталях. Вещи различаются по внешним признакам. И главное, как говорят у вас, расставить точки над «i», уточнить все детали, не так ли? — спросил с улыбкой Директор Подделок.

Я ухватил лишь конец его монолога, но суть была ясна: главный вопрос — письменные улики. Более скованно, чем обычно, я ответил:

— Я совершенно с вами согласен, Роланд. Я всегда считал себя человеком осторожным и аккуратным, человеком, трезво воспринимающим мир, в котором он живет и работает. Люди вроде нас с вами не могут позволить себе быть неосторожными и беззаботными. Это привилегия женщин и детей. — Мой тон так и дышал благоразумием, но в глубине души я надеялся, что Роланд никогда не смотрел «Крестного отца». Я чувствовал некоторую неловкость из-за того, что так нагло подражал дону Корлеоне, но сдержать себя уже не мог. Фильм был просто напичкан значительными сценами, и воспроизвести одну из них казалось вполне естественным. Да и, собственно говоря, в известном смысле я жил жизнью, довольно похожей на жизнь дона Корлеоне, разве не так?

Я никогда не вел деловых разговоров по телефону; я сократил свой круг доверенных лиц до горстки старых и надежных друзей; я прикармливал политиков и офицеров полиции; брокерские компании «Билтмор», и «Монро Паркер» платили мне ежемесячную дань… Правда, в отличие от меня дон Корлеоне не зависел от разрушительного пристрастия к наркотикам и не позволял белокурым красоткам так легко манипулировать собой. Ну да, такие уж у меня недостатки, никто не совершенен.

Явно не думая о «Крестном отце», Роланд ответил:

— Невероятная проницательность для человека ваших лет! И я совершенно с вами согласен. Беззаботность — увы, этой роскоши ни один серьезный человек себе позволить не может. И сегодня нам предстоит уделить большое внимание некоторым вопросам. Вы убедитесь, mon ami, что я смогу сослужить вам большую службу и оказать много разных услуг. Не сомневаюсь, что вам уже известны мои, так сказать, обычные функции — надзор над оформлением документов и организация корпоративных форм. Так что это мы опустим. Вопрос: с чего мы начнем? Как вы сами думаете, мой юный друг? Начните, и я вам помогу.

Я улыбнулся и сказал:

— Жан-Жак сказал мне, что вы — человек, заслуживающий полного доверия, и лучший специалист в тех вопросах, которыми занимаетесь. Так что не будем ходить вокруг да около. Я буду говорить, исходя из предположения, что нам с вами предстоит вести дела сообща в течение многих лет.

Я сделал короткую паузу, ожидая обязательного кивка Роланда и улыбки в ответ на мой покровительственный тон. Я никогда не был большим любителем покровительственного тона… но раз уж мне довелось впервые столкнуться лицом к лицу с Директором Подделок… мне показалось вполне уместным вести себя именно так.

Как я и ожидал, Роланд приподнял уголки губ и почтительно кивнул. Затем он снова глубоко затянулся и начал выпускать абсолютно круглые колечки дыма. «Как красиво!» — подумал я. Безупречные круги сероватого дыма, примерно полдюйма в диаметре каждый, казалось, сами по себе рождались в воздухе.

Я тоже улыбнулся и продолжил:

— У вас получаются очень красивые колечки, Роланд. Быть может, вы прольете немного света на то, почему швейцарцы так любят курить? Не поймите меня превратно — я только за курение, если оно вас «заводит». Мой отец был одним из самых заядлых курильщиков. Но швейцарцы, мне кажется, воспринимают курение несколько иначе. Почему так?

Роланд пожал плечами и сказал:

— Тридцать лет назад так же было и в Америке. Но ваши власти любят совать свой нос куда не следует — даже пытаются ограничить право человека на простые мужские удовольствия. Они развязали пропагандистскую войну против курения, которая, к счастью, не имела успеха по эту сторону Атлантики. Как нелепо, когда правительства пытаются решать, что человеку можно, а что нельзя вводить в свой организм. Интересно, что же теперь на очереди — вкусная еда?

Фрэнкс широко улыбнулся, а затем с большим удовольствием похлопал свой толстый живот.

— Если такой день наступит, mon ami, я вставлю себе в рот пистолет и спущу курок!

Я позволил себе легкий смешок, покачал головой и развел руки в стороны, как бы говоря: «Да ты вовсе не такой уж и толстый!»

А вслух сказал:

— Что ж, вы ответили на мой вопрос, и то, что вы сказали, по-моему, вполне логично. Правительство Соединенных Штатов слишком назойливо вторгается во все сферы жизни, и именно по этой причине я сижу сегодня здесь. Но у меня есть еще много вопросов, связанных с бизнесом в Швейцарии; большинство из них проистекают из моего недостаточно ясного представления о вашем мире — то есть о банковском деле Швейцарии. И это сильно нервирует меня. Я твердо убежден: знание — сила. И в такой ситуации, как эта, когда ставки чрезвычайно высоки, недостаток знаний — верный путь к беде.

Так что мне нужно стать более осведомленным. Любой человек в какой-то момент нуждается в наставнике. И я обращаюсь за этим к вам. Я не имею никакого представления насчет того, какие дела в вашей компетенции. На что, к примеру, наложено табу? Где предел трезвому расчету и здравомыслию? Что считается неосторожным и безрассудным? Все эти вещи мне очень важно знать, Роланд; я должен их знать, если хочу избежать неприятностей. Мне нужно понимать все ваши банковские законы, от буквы до буквы.

Если это возможно, я бы хотел взглянуть на судебные обвинительные акты из прошлого, чтобы составить представление о том, из-за чего у других людей возникали проблемы, какие ошибки они допускали и как обезопасить себя от их повторения. Я — любитель истории, Роланд. И я твердо убежден в том, что человек, который не учится на прошлых ошибках, обречен повторять их. Именно так я поступил, когда основывал «Стрэттон», и тот опыт оказался бесценным.

На это Роланд сказал:

— Еще одно доказательство вашей невероятной проницательности, мой юный друг! И я с большим удовольствием соберу для вас нужную информацию. Но, возможно, я смогу ответить на кое-какие вопросы прямо сейчас. Видите ли, по большому счету все проблемы, с которыми сталкиваются американцы, никак не связаны с тем, что происходит по эту сторону Атлантики. Как только ваши деньги окажутся здесь, я размещу их в десятке различных финансовых учреждений, не размахивая никакими красными тряпками перед глазами ваших бдительных быков. Со слов Жан-Жака я понял, что сегодня утром банк посетила миссис Меллор, не так ли?

Я кивнул:

— Да, и она уже летит обратно в Англию. Но у меня есть копия ее паспорта на тот случай, если он вам понадобится, — я похлопал рукой по левому карману пиджака, показывая Роланду, что эта копия при мне.

— Чудесно, — сказал Роланд. — Просто чудесно. Если вы соблаговолите предоставить ее мне, я подошью ее к остальным документам нашей корпорации. К слову сказать, хочу заверить вас, что Жан-Жак делится со мной сведениями только с вашего согласия. В противном случае он никогда бы не упомянул о появлении миссис Меллор в его банке. И я бы хотел добавить, что в этом случае наши отношения с Жан-Жаком, так сказать, односторонние. И не скажу ему ничего о наших с вами делах, если вы сами меня на это не уполномочите.

Да, вот еще что: я бы настоятельно рекомендовал вам не рисковать всем сразу, то есть не помещать все деньги в один банк. Только не поймите меня превратно: «Юньон Банкэр» — замечательный банк, и я советую вам поместить туда большую часть своих капиталов. Но банки есть и в других странах — скажем, в Люксембурге или Лихтенштейне. И они тоже могут сослужить вам добрую службу. Проводя операции во многих странах одновременно, можно свить такую запутанную паутину, что распутать ее службам одной страны будет просто не по силам.

В каждой стране действуют свои законы. И то, что наказуемо, к примеру, в Швейцарии, может быть совершенно законным в Лихтенштейне. В зависимости от характера сделок мы смогли бы создать отдельные юридические лица для каждого типа операций с тем, чтобы совершать в каждой конкретной стране только законные на ее территории сделки. Но я описываю все это сейчас лишь в общих чертах. Возможностей на самом деле гораздо больше.

«Невероятно! — подумал я. — Настоящий Директор Подделок!» Помолчав несколько секунд, я сказал:

— Быть может, вы вкратце обрисуете мне все ходы и выходы? Вы даже не представляете, какое облегчение я бы ощутил. Я имею в виду, что есть очевидные выгоды в том, чтобы вести дела от имени юридического лица — будь то в Штатах или в Швейцарии. Но меня интересуют как раз менее очевидные выгоды. — Я улыбнулся, откинулся глубже на спинку кушетки и положил ногу на ногу. Эта поза должна была сказать Роланду: «Давай, выкладывай все по порядку; я никуда не тороплюсь».

— Конечно, mon ami; сейчас мы подходим к самой сути нашего дела. Каждая из этих корпораций выпускает акции на предъявителя; это значит, что имена владельцев акций не регистрируются ни в документах компании, ни в каких-либо реестрах. Теоретически тот, кто в действительности владеет бумагами — так называемый предъявитель, — и должен быть признан их правомочным владельцем. Есть два способа подтвердить ваше владение какой-либо долей той или иной публичной компании. Первый — это сертификат на владение обыкновенными акциями, то есть подтверждение того, что вы лично являетесь владельцем этих ценных бумаг. В этом случае вы берете на себя ответственность за их хранение в надежном месте, возможно в банковской ячейке на территории Соединенных Штатов или в каком-то другом депозитарии. Второй способ — арендовать номерную депозитную ячейку в Швейцарии и хранить сертификаты акций в ней. Доступ к этой ячейке будете иметь только вы. И, в отличие от счета в швейцарском банке, такая ячейка действительно имеет только номер. То есть она анонимная.

Если вы выберете этот путь, я бы посоветовал вам тогда арендовать ячейку сроком на пятьдесят лет и внести всю плату за пользование ею вперед. В этом случае никакие власти не смогут получить к ней доступ ни при каких обстоятельствах. О ее существовании будете знать только вы и, возможно, ваша жена, если вы того захотите. Но если вам интересно мое мнение, я бы не советовал вам сообщать вашей жене. Будет разумнее дать мне указания, как с ней связаться — если, не дай бог, с вами что-нибудь случится. Я гарантирую вам, что ваша супруга будет оповещена незамедлительно.

Только, пожалуйста, друг мой, не усматривайте в моих словах намека на то, что я сомневаюсь в надежности вашей жены. Я уверен, что она — достойнейшая молодая леди, и я уже наслышан о том, какая она красавица. Просто мне известны случаи, когда обиженная или рассерженная супруга приводила агента Внутренней налоговой службы туда, куда его приводить не следовало.

Этот совет Роланда вдруг отозвался в моем мозгу зловещим напоминанием о призраках шести миллионов убиенных евреев — призраках, бродящих по улицам Цюриха и Женевы в поисках своих швейцарских банкиров. Хотя, должен признать, Роланд производил впечатление человека, который в аналогичном случае поступил бы по совести. Впрочем, откуда взялась у меня такая уверенность? Мне ли — Волку в овечьей шкуре — было не знать, насколько обманчивой бывает внешность? Пожалуй, я мог бы рассказать о ячейке своему отцу — или, еще лучше, отдать ему запечатанный конверт с условием открыть его только в случае моей безвременной кончины (вероятность таковой, учитывая мое пристрастие к дайвингу и пилотированию вертолетов под кайфом, совершенно не исключалась).

Я решил оставить все эти тревожные мысли при себе.

— Я предпочел бы второй вариант — по целому ряду причин. И несмотря на тот факт, что я никогда не получал повестки из министерства юстиции, думаю, все же резонней хранить все мои документы за пределами его юрисдикции. Как вы, возможно, догадываетесь, все мои проблемы связаны с нарушением гражданского законодательства, но никак не с уголовщиной. Я — законопослушный бизнесмен, Роланд. Я хочу, чтобы вы это сознавали. Я всегда стремлюсь поступать правильно. Но дело в том, что многие американские законы о ценных бумагах неоднозначны, допускают двоякое толкование; они не являются ни абсолютно логичными, ни совершенно бессмысленными. Скажу вам честно, Роланд: во многих случаях (а на самом деле в большинстве) это спорный вопрос — нарушен закон или не нарушен.

Что за бред я несу! Но как же красиво все это звучит! И я продолжил:

— Иногда я получал пинки за то, что считал совершенно законным. Справедливо или несправедливо, но это — данность. Я могу сказать, что большинство моих проблем напрямую связаны с плохо проработанными законами — законами, предназначенными для выборочного применения к тем лицам, которых власти надумают преследовать.

Роланд рассмеялся:

— О, mon ami, вы неподражаемы! Какой замечательный взгляд на вещи! Пожалуй, мне никогда прежде не доводилось слышать, чтобы кто-либо выражал свою точку зрения в такой захватывающей, увлекательной манере! Великолепно! Просто великолепно!

Я хмыкнул в ответ и сказал:

— Что ж, от такого человека, как вы, я воспринимаю эти слова как комплимент. Не буду отрицать, что время от времени — как и любой предприниматель — я несколько перехожу за черту и иду на риск. Но все риски я, как правило, просчитываю. Добавлю — тщательно просчитываю. И каждый риск у меня всегда уравновешивается документами, под которые не подкопаешься. Они обеспечивают мне правдоподобное алиби. Полагаю, вам знаком этот термин?

Роланд медленно кивнул головой, явно зачарованный моим талантом сходу придумывать оправдания любым нарушениям любых когда-либо изобретенных законов. Только невдомек ему было, что Комиссия по ценным бумагам и биржам уже разрабатывала новые законы в попытке меня остановить.

Меня несло:

— Я вычислил, что вы появитесь. Знаете, когда я открывал свою брокерскую фирму пять лет тому назад, один очень умный человек дал мне очень умный совет. Он сказал: «Если хочешь уцелеть в нашем сумасшедшем бизнесе, ты должен действовать, допуская, что каждая твоя сделка будет в конечном итоге тщательно проанализирована агентами бюро из трех букв. И ты должен быть уверен, что в один прекрасный день сможешь объяснить, почему эта сделка не нарушает законов о ценных бумагах, а значит, и никаких других законов.

Сейчас, Роланд, могу вас заверить, девяносто девять процентов того, что я делаю, я делаю абсолютно по закону. И вся проблема в том, что оставшийся один процент все время портит мне жизнь. Возможно, было бы разумно как можно дальше дистанцироваться от этого одного процента, насколько это в человеческих силах. Я полагаю, вы могли бы стать доверительным собственником всех этих корпораций, не так ли?

— Да, друг мой. Согласно швейцарским законам, я буду уполномочен подписывать документы от имени корпорации и заключать контракты, которые сочту наиболее выгодными для корпорации и ее бенефициаров. Конечно, те операции, которые я сочту приемлемыми, будут рекомендованы вами. К примеру, если вы скажете мне, что полагаете целесообразным вложить деньги в новое издание, участок земли или что-либо в таком духе, я буду обязан последовать вашему совету.

И именно в этой части мои услуги будут наиболее полезными для вас. Видите ли, каждая сделка, совершенная нами, будет сопровождаться папкой с документами и корреспонденцией от различных аналитиков рынка ценных бумаг, экспертов по недвижимости или иных специалистов. Так что у меня будет основание для инвестирования. Иногда я мог бы привлекать внешнего аудитора, в обязанности которого входило бы снабжать меня заключением о надежности вложения. Конечно, такой аудитор всегда бы выдавал нужное нам заключение, а не затейливый непонятный отчет с гистограммами и цветными таблицами. Ведь именно подобные вещи поддерживают правдоподобное алиби. Если у кого-нибудь и возникнет вопрос о том или ином вложении, я просто продемонстрирую толстое досье и пожму плечами.

Но, повторюсь, mon ami, пока что мы обсуждаем все в самых общих чертах. Есть много иных способов, которыми я поделюсь с вами и которые позволят вам вести свои дела словно под шапкой-невидимкой. А кроме того, если когда-нибудь вы решите перекачать часть ваших денег обратно — вернуть их в Соединенные Штаты — то есть вообще без документов, то и тут я смогу быть вам полезен.

«Интересно», — подумал я. Этот момент больше всего тревожил меня. Я подвинулся вперед, на самый краешек кушетки, сократив дистанцию между нами до трех футов. А затем сказал, слегка повысив голос:

— Это как раз то, что меня очень сильно интересует, Роланд. Скажу вам правду — меня не слишком впечатлил сценарий, обрисованный Жан-Жаком; он предложил два разных варианта, но, на мой взгляд, оба они весьма дилетантские в лучшем случае и совершенно самоубийственные в худшем.

— Что ж, — ответил Роланд. — Это меня не удивляет. Жан-Жак — банкир; его компетенция — размещение активов, а не манипуляции с ними. Добавлю, что он — прекрасный банкир, и он будет хорошо управлять вашими деньгами, с величайшей осмотрительностью. Но он не очень сведущ в создании документов, способных обеспечивать перемещение денежных средств из страны в страну, не вызывая вопросов. Это функция доверительного собственника — такого человека, как я, например («ах ты, мой ненаглядный Директор Подделок!»).

На самом деле вы столкнетесь с тем, что «Юньон Банкэр» будет препятствовать переводу денег с вашего счета. Конечно, вы всегда сможете делать с вашими деньгами все, что вам заблагорассудится; они не будут пытаться остановить вас в буквальном смысле слова. Но не удивляйтесь, если Жан-Жак попытается отговорить вас снимать деньги со счета — возможно, даже под предлогом того, что перевод денег может «раздразнить быков». Но не стоит из-за этого настраивать себя против Жан-Жака. Так действуют все швейцарские банкиры — они пекутся о своих интересах.

Все дело в том, друг мой, что в контексте трех триллионов долларов, которые перемещаются по швейцарской банковской системе ежедневно, любой объем операций на вашем счету вряд ли сможет привлечь чужое внимание. Такому умному человеку, как вы, не нужно объяснять, чем мотивируется желание банков поддерживать максимально высокий уровень остатков средств на своих счетах.

А скажите, пожалуйста — хочу это услышать из чистого любопытства, — какие именно схемы предложил вам Жан-Жак? Было бы интересно, что за ахинею принято сегодня нести у банкиров, — и с этими словами Роланд откинулся назад и скрестил пальцы на животе.

Повторяя его движение, я слегка сдвинулся назад с края кушетки и начал рассказывать:

— Первый вариант, который он рекомендовал мне, — воспользоваться дебетовой картой. Этот вариант показался мне совсем каким-то… хреновым? (Прошу извинить мой… хреновый французский.) За человеком, который расхаживает по городу с дебетовой картой, привязанной к счету в иностранном банке, тянется след письменных улик в милю шириной! — я покачал головой и закатил глаза, пытаясь донести до Роланда всю нелепость этого варианта. — Второй совет был не менее несуразным: использовать мой заокеанский капитал, чтобы заложить собственный дом в Штатах. Надеюсь, вы не передадите это Сорелю, но должен признать, что эта часть его выступления меня очень разочаровала. Скажите мне, Роланд, — может, я чего-то недопонимаю?

Роланд самонадеянно улыбнулся:

— Есть множество способов сделать это, и все они не оставляют никаких письменных следов. Точнее, они оставляют очень широкий след, но это такой след, который вам как раз хотелось бы оставлять — подтверждающий вашу полную невиновность и способный выдержать самую тщательную проверку по обе стороны Атлантики. Вы знакомы с практикой трансфертного ценообразования?

Трансфертное ценообразование? Да, я знал, что это такое, но причем… Внезапно в моем мозгу, словно молнии, заблистали сразу тысячи схем. Возможности были… безграничными! Я широко улыбнулся своему Директору Подделок и сказал:

— Да, конечно, знаком, Дире… — то есть, я хотел сказать, Роланд. Это блестящая идея.

Похоже, Роланд был потрясен тем, что я в курсе малоизвестной практики трансфертного ценообразования. Честно говоря, схема эта почти мошенническая: вы заключаете сделку по некоей фиктивной цене — недоплачивая или переплачивая за какой-то товар, в зависимости от того, в какую сторону вам надо перевести деньги. Разумеется, это возможно только в том случае, если вы на самом деле выступаете и как продавец, и как покупатель. Эта схема применяется главным образом для минимизации налогов, и к этому способу постоянно прибегали миллиардные транснациональные корпорации, один из их филиалов продавал некий товар другому филиалу, также находящемуся в их полной собственности. Это позволяло переводить прибыль из стран с высокими корпоративными налогами туда, где эти налоги были низкими. Я читал об этом в каком-то левом экономическом журнале; статья была о корпорации «Хонда Моторс», которая завышала цены для своих же американских заводов по производству комплектующих, сокращая таким образом до минимума свою прибыль в Штатах. Что, понятно, совершенно не нравилось налоговой службе.

Роланд сказал:

— Я удивлен, что вы знаете о трансфертном ценообразовании. Эта практика не получила широкой известности, особенно в Соединенных Штатах.

Я пожал плечами:

— Я знаю тысячу способов применения этой схемы в целях перевода денег без привлечения ненужного внимания. Все, что нам нужно будет сделать, — это создать компанию с акциями на предъявителя и связать ее с одной из моих американских компаний. Навскидку могу предложить компанию под названием «Доллар Тайм». У них накопилось на пару миллионов долларов никчемных шмоток, которые не продать даже за доллар.

Мы могли бы создать иностранную компанию с акциями на предъявителя и с подходящим названием — какую-нибудь «Одежду оптом» или что-нибудь в этом духе. Затем «Доллар Тайм» заключит сделку с этой моей иностранной компанией, которая купит никчемное барахло, обеспечив перемещение моих денег из Швейцарии обратно в Штаты. И единственными документальными следами окажутся заказ на покупку и счет-фактура.

Роланд кивнул и сказал:

— Да, mon ami. И у меня есть возможность напечатать любые накладные, любые чеки на проданные товары и другие бумаги, которые могли бы понадобиться. Я могу напечатать даже брокерские подтверждения и датировать их задним числом. Другими словами, мы можем взять газету за прошлый год, и найти акции, которые значительно подскочили в цене, и затем создать документы, подтверждающие, что та или иная сделка имела место быть. Но я слишком забегаю вперед. Мне потребуются многие месяцы, чтобы обучить вас всем тонкостям и премудростям.

Кстати, я могу устроить и так, чтобы вы могли получать крупные суммы налом во многих зарубежных странах — просто создав корпорации с предъявительскими акциями и подкрепив их документами на покупку и продажу несуществующих товаров. В итоге прибыль будет стекаться в ту страну, которую вы выберете, и там вы сможете вернуть себе свою наличность. И все, что после этого останется, — безупречные документы, подтверждающие законность сделок. Честно говоря, я уже создал две компании в ваших интересах. Подойдите сюда, мой мальчик, я покажу вам, — и с этими словами мой Директор Подделок вытащил свою огромную тушу из черного кожаного кресла, подвел меня к шкафу с переплетенными папками и вынул две из них:

— Вот, смотрите, — сказал он. — Первая компания называется «Юнайтед Оверсиз Инвестментс», вторая — «Фар Ист Венчерс». Обе они зарегистрированы на Британских Виргинских островах, где не нужно платить налоги. Все, что мне требуется сейчас, — это копия паспорта Патриции; и тогда я доделаю все остальное.

— Нет проблем, — ответил я, улыбаясь. Затем сунул руку во внутренний карман пиджака, достал ксерокопию паспорта Патриции и вручил ее Директору Подделок.

Я научусь у этого человека всему, чему он сможет меня научить. Я узнаю все тайные ходы и выходы в банковском мире Швейцарии. Я научусь скрывать все свои сделки в запутанной паутине зарубежных корпораций с предъявительскими акциями. И если где-то случится осечка, документы, которые я сам же и создам, послужат мне надежным средством спасения.

Да, теперь все обретало смысл. Какими бы разными людьми ни были Жан-Жак Сорель и Роланд Фрэнкс, оба они были влиятельны и им обоим можно было доверять. К тому же оба они жили в Швейцарии, этой славной стране тайн и секретов, и ни одному, ни другому не было причин меня предавать.

Увы, в одном из этих двоих я ошибался.