Через три часа я сидел напротив Жана-Жака Сореля в ресторане «Жардэн» в лобби отеля «Ричмонд». Стол был сервирован лучшими столовыми приборами, которые я когда-либо видел. Прекрасный набор отполированных вручную вилок и ножей из чистого серебра и безукоризненный сервиз из тонкостенного, просвечивающего фарфора расположились на накрахмаленной белоснежной скатерти. Это в самом деле впечатляло и, должно быть, стоило целую кучу денег! Но, как и весь этот старинный отель, интерьер ресторана был совершенно не в моем вкусе: стиль ар-деко примерно 1930-х годов; видимо, именно тогда ресторан последний раз ремонтировали.

Этот «изысканный» декор дико раздражал меня, а невыносимый джетлаг утомил меня почти до изнеможения. Зато компания подобралась прекрасная. Сорель оказался большим знатоком шлюх, и в этот самый момент он делился со мной изящными секретами местного искусства — как затащить в койку швейцарку. По словам Сореля, местные жительницы с точки зрения любви к сексу могли дать фору кроликам. Их так легко соблазнить, говорил Сорель, что он каждый день выглядывает из окна своего кабинета на Рю-де-Рон, смотрит, как они фланируют по улице — в своих коротких юбках и со своими крошечными собачками, и мысленно рисует на их спинках яблочко мишени.

Я похвалил Сореля за рассказ и посетовал, что с нами нет Дэнни — вот бы ему это послушать! Но вопросы, которые мы с Сорелем планировали обсудить в тот вечер, были несомненно, абсолютно и бесспорно незаконными, так что мы просто не смогли бы вести такой разговор в присутствии третьего лица — даже если это третье лицо было причастно к нашим преступлениям. Это было совершенно невозможно. Это был еще один урок, преподанный мне Абрахамсом, который частенько повторял: «Два преступника — это просто преступность, трое — это уже организованная преступность».

Так что в ресторане я был наедине с Сорелем, но мысленно все время возвращался к Дэнни, спрашивая себя, что тот, интересно, поделывает в этот самый момент. Дэнни был из той породы парней, которых не следует упускать из виду в чужой стране. Стоило предоставить его самому себе, как можно было с большой долей уверенности ждать беды. Единственным плюсом, перевешивавшим все минусы, было то, что как раз в Швейцарии Дэнни не мог выкинуть ничего особенно чудовищного — за исключением разве что изнасилования или убийства, — а сидевший напротив меня человек в любом случае сможет уладить дело одним телефонным звонком.

— …Так что в большинстве случаев, — разглагольствовал тем временем Сорель, — я веду их в отель «Метрополь», напротив банка, и трахаю прямо там. Кстати, Джордан, должен сказать, что это ваше словечко — «трахаться» — кажется мне чрезвычайно удачным. Во французском языке просто-напросто нет слова, которое так верно передавало бы смысл. Но не будем отклоняться от темы: я просто хочу сказать, что превратил это занятие в свою вторую профессию (банковское дело, разумеется, на первом месте), так что моя цель — уложить в койку как можно больше швейцарских женщин.

Он беспечно пожал плечами, изображая жиголо, и улыбнулся типичной теплой улыбкой европейского засранца. Затем глубоко затянулся своей сигаретой.

— Если верить Камински, — сказал он, выдыхая дым, — вы разделяете мою любовь к красивым женщинам, верно?

Я улыбнулся и кивнул.

— Что ж, это очень хорошо, — продолжил банкир-женолюб, — очень хорошо. Но я также слышал, что у вас очень красивая жена. Как это странно, вы не находите? Иметь красавицу жену и при этом засматриваться на других женщин? Впрочем, я таков же, мой друг. Видите ли, моя жена тоже очень красива, и все же я не могу отказать себе в удовольствии провести время с какой-нибудь юной красоткой, готовой со мной переспать, если только она соответствует моим стандартам совершенства. А в этой стране нет недостатка в женщинах подобного сорта, — пожал он плечами. — Так устроен мир, в нем есть все, что нужно таким мужчинам, как мы, не так ли?

Господи! Как это ужасно прозвучало! А ведь сколько раз я утешал себя почти теми же словами — пытаясь объяснить свое поведение. Но, услышав такое из уст другого человека, я понял, насколько несуразным, нелепым это объяснение было на самом деле.

— Видите ли, Жан, приходит момент, когда мужчина должен признаться себе наконец, что он просто раб своего члена. Именно такой вот момент я переживаю сейчас. Я люблю свою жену, но при этом сплю с кем попало.

Сорель глубокомысленно прищурился и кивнул:

— Я переживал такое много раз. И это так здорово, когда ты это осознаешь, разве не так? Это напоминает нам, что действительно важно в этой жизни. Ведь если бы не было семьи, ради которой ты спешишь домой, жизнь была бы пустой. Вот почему я наслаждаюсь временем, которое провожу с моей семьей. Но затем, спустя несколько дней, я понимаю, что просто повешусь, если задержусь там дольше.

Не поймите меня превратно, Джордан. Дело вовсе не в том, что я не люблю свою жену и своего ребенка. Конечно же, я их очень люблю. Но я француз, а любому французу бывает нелегко выносить семейное бремя, и поэтому я спешу выпорхнуть из семейного гнезда прежде, чем начну срываться на близких. Я пришел к выводу, что благодаря времени, которое я провожу вне дома, я становлюсь лучшим мужем для жены и более хорошим отцом для ребенка. — Сорель взял сигарету из стеклянной пепельницы и глубоко затянулся.

Я довольно долго ждал, но он так и не выдыхал дым. Вот это да! Это становилось интересно. Я никогда не видел, чтобы мой отец выделывал такое! Сорель как будто впитал дым в себя — поглотил его, погрузил в свое нутро. Неожиданно мне пришла в голову мысль, что швейцарские мужчины курили по другой причине, нежели американцы. Видимо, швейцарцы воспринимали курение как чисто мужское удовольствие, тогда как американцы видели в нем возможность настоять на своем праве умереть от ужасного порока, пренебрегая всеми разумными предостережениями.

Однако пора было перейти к делу.

— Жан, — сказал я возможно более вкрадчивым голосом. — Отвечаю на ваш первый вопрос: о том, сколько денег я хотел бы перевести в Швейцарию. Думаю, имеет смысл начать с небольшой суммы, скажем, с пяти миллионов долларов или около того. Затем, если все пойдет нормально, я рассчитываю перевести значительно более крупную сумму — возможно, еще двадцать миллионов в течение следующих двенадцати месяцев. Что до использования курьеров вашего банка, то я ценю ваш жест, но предпочел бы использовать своих собственных. У меня есть в Штатах друзья, кое-чем мне обязанные, и я уверен, что они согласятся помочь мне в этом.

Но есть еще немало вопросов, которые меня беспокоят. И первый из них — это Камински. Мы с вами не сможем двигаться вперед, если ему будет хоть что-либо известно о моих контактах с вашим банком.

Даже если он заподозрит, что у меня в вашем банке хранится хоть один цент, сделка сорвется. Я закрою все свои счета у вас и переведу деньги куда-нибудь еще.

Сорель не терял невозмутимости.

— Вам не придется больше поднимать этот вопрос, — сказал он хладнокровно. — Камински ничего не узнает. Более того, если ему вздумается наводить справки об этом деле, его собственный паспорт будет внесен в черные списки и Интерпол арестует его при первом же удобном случае. Мы, швейцарцы, воспринимаем наши законы об охране банковской тайны более серьезно, чем вы, похоже, думаете. Видите ли, Камински в свое время работал в нашем банке, так что с него особый спрос. Я не обманываю вас, когда говорю, что он окажется в тюрьме, если раскроет хоть одну сделку либо начнет совать свой нос куда не следует. Его просто запрут в камере, и делу конец. Так что давайте забудем о Камински, раз и навсегда. Если вы хотите оставить его у себя на службе — это исключительно ваше собственное решение. Но остерегайтесь его. Он — болтливый клоун.

Я кивнул и улыбнулся:

— У меня есть определенные причины держать Камински на его нынешнем месте. «Доллар Тайм» переживает большие трудности, и если я найму нового финансового директора, тот может начать копать слишком глубоко. Так что в данный момент лучше не будить спящую собаку. Впрочем, у нас есть более важные вопросы для обсуждения, нежели судьба «Доллар Тайм». Раз вы даете мне слово, что Камински никогда не узнает о моих счетах в вашем банке, я полагаюсь на ваше слово. И никогда больше не подниму этот вопрос.

Сорель кивнул:

— Мне по душе ваша манера вести дела, Джордан. Может быть, в прошлой жизни вы были европейцем, а? — и он улыбнулся мне своей самой обаятельной улыбкой.

— Благодарю вас, — сказал я с легкой иронией. — Для меня это большой комплимент, Жан. И все же я должен задать вам еще несколько важных вопросов, главным образом по поводу той чепухи, которой меня озадачили ваши ребята сегодня утром. Я что — действительно должен предоставить паспорт для открытия счета? По-моему, это перебор, вы не находите, Жан?

Сорель закурил очередную сигарету и сделал очередную глубокую затяжку. Выдыхая дым, он снова одарил меня заговорщицкой улыбкой и сказал:

— Друг мой, поскольку я вас уже немного знаю, то уверен, что вы уже придумали способ обойти это препятствие, не так ли?

Я кивнул, но ничего не сказал.

На какое-то время за нашим столиком повисла тишина. Осознав, что я все же жду от него правдивого ответа, Сорель пожал плечами и заговорил:

— Что ж, ладно. Многое из того, что было сказано в банке, было просто… бредом сивой кобылы? Так у вас говорят? Все это было сказано для Камински, и, кроме того, мы ведь должны хотя бы создавать видимость, что соблюдаем закон? Привязать свое имя к номерному счету для вас равносильно самоубийству. Я никогда бы вам этого не посоветовал. Но думаю, что в вашем случае тем не менее было бы разумно все же открыть счет в нашем банке — один счет, прямо на ваше имя, ни от кого не скрывая. И в этом случае, пожелай ФБР проверить ваши телефонные звонки, у вас имелось бы правдоподобное объяснение, почему вы так часто звоните в наш банк. Как вам известно, закона, запрещающего иметь счет в швейцарском банке, не существует. Все, что вам надо будет сделать, — это перевести нам небольшую сумму — скажем, двести пятьдесят тысяч долларов. Мы могли бы приобрести для вас на эти деньги акции различных европейских компаний — конечно же, только лучших компаний, и это позволило бы вам непрерывно контактировать с нами на совершенно объяснимых основаниях.

«Неплохо! — подумал я. — Похоже, непрерывные поиски правдоподобного алиби — это интернациональная мания, свойственная всем финансовым махинаторам». Я неловко повернулся на стуле, пытаясь снять напряжение с левой ноги, по которой медленно разливался огонь, и небрежно сказал:

— Я понимаю, куда вы клоните, и, возможно, кто-то другой так и поступил бы. Но коли уж вы понимаете, с каким человеком имеете дело, скажу вам откровенно, что звонить в ваш банк из своего дома я не собираюсь. Я скорее слетаю ненадолго в Бразилию, с парой штук крузейро в кармане, и позвоню из автомата в Рио, чем допущу, чтобы ваш номер фигурировал в моих телефонных счетах.

Тем не менее отвечу на ваш вопрос. Я планирую привлечь одного члена своей семьи, только носящего другую фамилию. Это родственница моей жены, и она даже не гражданка США. Она — британка. Завтра утром я вылетаю в Лондон и, думаю, уже послезавтра привезу ее сюда — с паспортом в руке, готовую открыть счет в вашем банке.

Сорель кивнул и сказал:

— Полагаю, вы всецело доверяете этой женщине; если же нет — мы можем предоставить в ваше распоряжение людей, готовых предоставить свои паспорта. Эти люди простодушны и наивны; в большинстве своем — это фермеры или пастухи с острова Мэн или из других офшорных зон, и на них можно полностью положиться, тем более что доступа к вашему счету у них все равно не будет. Впрочем, я уверен, что вы убеждены в надежности вашей родственницы.

И тем не менее я бы все же предложил вам встретиться с одним человеком. Его зовут Роланд Фрэнкс, и он профессионал в подобных делах, особенно если речь заходит о создании документов. Он может изготовить купчую, бланк регистрации сделки, брокерское подтверждение и прочие бумаги подобного рода — в пределах разумного, конечно. Он из тех, кого мы называем доверительными собственниками. Он поможет вам создать компании, акционерный капитал которых будет оформлен в виде анонимных акций на предъявителя, что в дальнейшем оградит вас от любопытных глаз ваших спецслужб и поможет вам поделить вашу собственность в публичных компаниях на более мелкие паи, чтобы избежать заполнения документов, которые требуются, если вы владеете более чем пятью процентами акций. Он будет просто бесценным помощником для такого человека, как вы, причем во всех сферах вашего бизнеса, как у вас на родине, так и за рубежом.

Интересно. Значит, у них имеется своя собственная интегрированная структура подставных. Как после этого не любить Швейцарию! Итак, Роланд Фрэнкс может подготовить (то есть подделать) документы, обеспечивающие мне возможность правдоподобного алиби.

— Я хотел бы встретиться с этим человеком, — сказал я. — Вы сможете устроить мне эту встречу послезавтра?

Сорель кивнул:

— Я займусь этим. Месье Фрэнкс, кроме того, поможет вам разработать стратегию, которая позволит вам реинвестировать ваш зарубежный капитал, если вы захотите, таким образом, что это не станет, как у вас выражаются, красной тряпкой для быка. То есть для ваших регулирующих органов.

— Например? — я всерьез заинтересовался.

— О, таких способов много. Самый распространенный из них — выдать вам карту «Виза» или «Америкэн экспресс», которая будет привязана к одному из ваших счетов в банке. При совершении покупки денежные средства будут автоматически списываться с вашего счета. — Сорель улыбнулся и затем добавил: — Если верить Камински, вы активно пользуетесь кредитными картами, так что еще одна такая карта послужит для вас полезным инструментом.

— Карта будет на мое имя или на имя женщины, которую я планирую привести в банк?

— Она будет на ваше имя. Но я бы посоветовал вам завести в нашем банке карту и для нее тоже. Разумно позволить ей тратить энную сумму каждый месяц… Вы следите за ходом моих мыслей?

Я кивнул. Было совершенно ясно, что, если Патриция станет ежемесячно снимать с карты деньги, это послужит лишним «подтверждением» того, что счет принадлежит именно ей.

Но тут же нарисовалась другая проблема. Если карта будет на мое имя, то ФБР только и останется, что проследить за мной, пока я буду делать покупки, а затем войти в магазин и снять с терминала параметры карты. И песенка моя будет спета. Мне показалось странным, что Сорель советует мне стратегию, в которой я так быстро обнаружил большой изъян. Но я предпочел пока оставить свои сомнения при себе. И вместо этого сказал:

— Несмотря на мою привычку жить на широкую ногу, я все же считаю свои личные траты довольно скромными. А мы с вами, Жан, обсуждаем миллионные сделки. Не думаю, что дебетовая карта — так мы называем эту штучку в США — нам сильно поможет. Нет ли иных способов, которые позволят оперировать с более крупными суммами?

— Конечно, есть. Еще один широко практикуемый способ — заложить дом, причем себе же самому. Другими словами, месье Фрэнкс создаст компанию, выпускающую акции на предъявителя, и затем переведет деньги с одного из ваших швейцарских счетов на счет этой компании. После этого он подготовит залоговые документы, которые вы подпишете и получите деньги. У этого способа есть два плюса. Во-первых, вы сами назначите себе процент, который будет начисляться в любой стране, которую вы выберете для создания своей иностранной компании. В настоящее время мсье Фрэнкс отдает предпочтение Британским Виргинским островам; там очень легко относятся к документам. Ну и конечно, там не придется платить подоходный налог. Второй плюс — особенности налогового законодательства Соединенных Штатов. Ведь в вашей стране платежи по закладной вычитаются из налогооблагаемой суммы.

Я прокрутил все это в голове и вынужден был признать, что придумано очень умно. Однако этот способ показался мне еще более рискованным, чем вариант с дебетовой картой. Если я заложу свой дом, то это будет документально зафиксировано в Олд-Бруквилле, и агентам ФБР останется только съездить туда и затребовать копию акта. А получив ее, они бы сразу увидели, что дом заложен иностранной компании. Вот вам и красная тряпка для быка!

Похоже, это была самая трудная часть игры. Положить деньги на счет в швейцарском банке было легко и обезопасить себя от расследования — тоже. Но перевести деньги назад в США, не оставив письменных следов, на поверку оказывалось очень трудно.

— Кстати, — спросил Жан, — а как зовут женщину, которую вы приведете в банк?

— Ее зовут Патриция; Патриция Меллор.

Сорель опять улыбнулся своей заговорщицкой улыбкой и сказал:

— Красивое имя, друг мой. Неужели женщина с таким именем способна нарушить закон?

Через час мы с Сорелем вышли из гостиничного лифта на четвертом этаже и направились по коридору к номеру Дэнни. Как и в лобби, ковролин в коридоре выглядел потертым, а его палитра угнетала таким же унылым сочетанием цвета желтой собачьей мочи и розовой отрыжки. Зато двери были шикарные и совсем новые, темно-коричневого ореха, и ослепительно сверкали. Любопытное противоречие, подумалось мне. Возможно, именно это и называется «старосветский шарм»?

Когда мы подошли к сверкающей двери номера Дэнни, я сказал:

— Послушайте, Жан, наш Дэн — весельчак и любитель выпить, поэтому не удивляйтесь, если он будет не совсем внятно разговаривать. Когда я уходил от него, он как раз примеривался к скотчу из мини-бара, хотя снотворное, которое он принимал в полете, наверняка еще не полностью улетучилось из его организма. Но что бы он ни мычал, я хочу, чтобы знали: когда он трезвый, он очень умный и сообразительный молодой человек. Его девиз: «Пусть ты отправился на вечеринку мальчишкой, но проснуться ты должен мужчиной». Вы понимаете, о чем я, Жан?

Сорель широко улыбнулся:

— Ну, конечно же, понимаю. Я могу только уважать мужчину, который придерживается подобной жизненной философии. Так поступают и многие европейцы. И я буду последним, кто осудит кого-либо за пристрастие к плотским наслаждениям.

Я повернул ключ в замочной скважине и открыл дверь. Дэнни лежал навзничь на полу, вытянувшись и совершенно без одежды — если, конечно, не считать одеждой голых швейцарских проституток. Их было по меньшей мере четыре. Одна сидела у него на лице, спиной к нам, заткнув ему нос своим упругим маленьким задком; вторая восседала у него на чреслах, двигаясь вверх-вниз и присосавшись в неистовом поцелуе к губам девицы, сидевшей на лице Дэнни. Третья шлюха, распластавшись, держала его за лодыжки, а четвертая прижимала к полу руки Дэнни. На двоих мужчин, вошедших в номер, они не обратили никакого внимания, продолжая заниматься своим делом как ни в чем не бывало. Да и с чего бы вдруг им смущаться и прерывать свое занятие? Дело привычное.

Я повернулся к Жану, чтобы оценить его реакцию. Склонив голову набок и почесывая подбородок правой рукой, он как будто бы пытался определить по головам или попам, какую роль играла каждая девица в этой грязной сцене. Затем он вдруг прищурил глаза и медленно кивнул своим мыслям.

— Дэнни, мать твою! — прошипел я в голос. — Чем ты тут занимаешься, извращенец!

Дэнни высвободил свою правую руку и спихнул проститутку со своего лица. Приподняв голову, он попытался улыбнуться, но его лицо совершенно застыло. Судя по всему, он умудрился раздобыть где-то кокс.

— У нас сваа… сва… свалка! — промычал он сквозь стиснутые зубы.

— Чего? Черт, я ни слова не могу разобрать из твоего блеяния.

Дэнни глубоко вздохнул, словно собирая последние остатки сил, и отрывисто прохрипел:

— Я… в… с…валке!

— Что ты такое несешь? — опешил я.

На выручку пришел Сорель:

— О, мне кажется, молодой человек думает, что участвует в схватке за мяч, что он регбист, — с этими словами Жан-Жак глубокомысленно кивнул и продолжил: — Регби — очень популярный вид спорта во Франции. Похоже, ваш друг и впрямь играет в регби, правда весьма оригинальным способом. Впрочем, я бы тоже сыграл в такую игру. Идите к себе, Джордан и позвоните жене. А я позабочусь о нашем друге. Давайте проверим, насколько он джентльмен и готов ли он поделиться со своим ближним.

Однако я решил сперва обыскать номер Дэнни. Нашел и спустил в туалет двадцать таблеток кваалюда и три грамма кокса. А затем предоставил Дэнни и Сореля самим себе.

Несколько минут я без сил валялся на кровати, размышляя над безумием своей жизни, и вдруг почувствовал отчаянное желание позвонить Герцогине. Я посмотрел на часы: полдесятого вечера. Я быстро посчитал — в Нью-Йорке полпятого утра. Стоит ли звонить в такой час? Герцогиня любила поспать. Но прежде чем мой разум нашел ответ на этот вопрос, мои пальцы уже набирали номер.

После нескольких гудков я услышал голос жены:

— Алло?

Робко, извиняющимся голосом я заговорил:

— Привет, радость моя, это я. Извини, что звоню так рано, но без тебя мне правда очень тоскливо; я просто хотел сказать тебе, как сильно я тебя люблю.

В ответ я услышал слова сладкие, как мед:

— О, я тоже тебя люблю, малыш, но ты вовсе не рано. Уже середина дня. Ты, наверное, перевел часы не в ту сторону.

— Правда? — переспросил я. — Гм-м… ладно. Я действительно по тебе сильно скучаю. Ты даже не представляешь себе, как.

— Ах, как это сладко звучит, — приторным тоном протянула Герцогиня. — Мы с Ченни так хотели бы, чтобы ты был с нами дома. Когда ты вернешься, любовь моя?

— Как только смогу. Завтра я лечу в Лондон, повидаться с теткой Патрицией.

— Правда? — переспросила Герцогиня, несколько озадаченная. — А зачем тебе, собственно, видеться с теткой Патрицией?

Внезапно я подумал, что не надо бы обсуждать все это по телефону — тем более что я втягиваю любимую тетку моей жены в аферу по отмыванию денег. Но я отбросил эти тревожные мысли и сказал:

— Нет, нет, я не так выразился. У меня кое-какое дело в Лондоне, вот я и решил остановиться у тетки Патриции. Приглашу ее пообедать…

— О, передавай тетушке привет от меня, ладно, милый? — проворковала счастливая Герцогиня.

— Обязательно передам, крошка, — сказал я и добавил после короткой паузы: — Радость моя…

— Что, милый?

— Прости меня за все, — выговорил я с тяжелым вздохом.

— За что, милый? За что ты просишь у меня прощения?

— За все, родная. Ты понимаешь, о чем я говорю. Ты знаешь, я спустил в унитаз весь кваалюд и не принимал его ни разу с тех пор, как вышел из самолета.

— Правда? А как твоя спина?

— Так себе, крошка; она действительно сильно болит. Даже не знаю, как быть. Не знаю, что еще можно предпринять. После последней операции стало только хуже. Теперь она болит весь день напролет и ночью тоже. Я уже ни в чем не уверен. Когда вернусь в Штаты, съезжу к тому доктору во Флориду.

— Все пройдет, любовь моя. Вот увидишь. Ты знаешь, как сильно я тебя люблю?

— Да, — соврал я. — Знаю. А я люблю тебя в два раза сильнее. Вот увидишь, каким примерным мужем я буду, когда вернусь домой.

— Ты и так хороший. А теперь иди спать, малыш, и возвращайся домой живым и здоровым, как только сможешь, хорошо?

— Да, милая. Я люблю тебя сильно-сильно! — я повесил трубку, снова лег на кровать и стал большим пальцем растирать внутреннюю сторону левой ноги, пытаясь определить место, из которого растекается боль. Но найти его я не смог. Боль возникала словно из ниоткуда, но она была везде. Она блуждала по всему моему телу. Я глубоко вздохнул и попытался расслабиться и не думать о боли.

Даже не сознавая этого, я начал молиться про себя: пусть ясное голубое небо внезапно разразится вспышкой молнии и убьет псину моей жены. Нога не проходила, но джетлаг в конце концов взял верх над болью, и я заснул.