Не слезая с лошади, Ольга въехала в конюшню. Селифан сгребал в стожки и разносил по стойлам рассыпавшееся за время утренней выездной суеты сено.
– Ты что за лошадь мне дал, дурень! – властным и слегка охрипшим голосом окликнула Ольга немого.
Конюх повернулся и тупо уставился на лошадь, которая стояла, подогнув раненую ногу. Промычав что-то нечленораздельное, Селифан откинул вилы и затрусил к Ольге. Нагнувшись к копыту, немой подставил Ольге спину. Ни слова не говоря, Ольга огрела его что было силы плетью. Селифан завизжал от неожиданности и отскочил в сторону. Низко кланяясь, он что-то мычал, бешено тряся башкой.
– Я те сейчас покажу «не виноват». – Как будто понимая, что ей хотел сказать немой своими отчаянными жестами, Ольга спешилась и, размахивая плеткой, двинулась на Селифана.
– А ну, на колени, дурак!
Селифан, видя, что наказания не избежать, с покорностью вьючного животного рухнул на колени и, задрав рубаху, повернулся к Ольге спиной. Не совсем понимая, почему ей это доставляет удовольствие, девушка опять хлобыстнула Селифана кнутом по оголенной спине. К ее удивлению, конюх не только не завыл, но даже не пикнул. Он только что есть силы схватился за край корыта, которое валялось у стенки стойла, да так и замер на карачках, с задранной рубахой. Мышцы его на плечах вздулись и заходили от напряжения. Оля некоторое время с интересом рассматривала обнаженную мужскую спину.
– А ну, порты скидывай, дурак! – облизав пересохшие губы, опять скомандовала Оля.
Конюх обернулся и, открыв рот, как-то странно посмотрел на девушку. Затем осклабился и одним движением распустил узел бечевки, которая поддерживала его порты.
Оля еще никогда не видела голого мужика. Братья, с их худосочными задами, которых она вдоволь насмотрелась во время их летних совместных купаний в пруду, в счет не шли.
Не помня себя, Оля снова с оттяжкой хлестнула конюха, теперь уже по его белому заду. Ей сделалось невыразимо приятно и почему-то потеплело внизу живота. Она опять хлестнула его кнутом… И опять… И опять… На этот раз конюх что-то замычал. Не зная, что делать дальше, Оля остановилась и, переводя дыхание, откинула тыльной стороной ладони упавшую на глаза челку.
В этот момент конюх повернулся…
После рассказов кормилицы Ольга была готова к тому, что она увидит что-то необычное, и все же картина, открывшаяся ее взору, превзошла все ожидания. Конечно, она с братьями давным-давно уже бегала на скотный двор подглядеть, как быки покрывают коров или как к племенному жеребцу подводят кобыл. Видела она и то, как практически из ничего их органы превращались в орудия неимоверных размеров. Деревенская жизнь – не городская, недоросли созревают здесь и раньше, и быстрей, нежели их городские сверстники, у самой природы-матери беря первые, жизненно важные уроки. И все же к тому, что человек может обладать органом почти конских размеров, девушка не была готова.
Оля невольно ахнула и попятилась. Дурак сначала захихикал, а потом задрал вверх голову и заржал, как истинный жеребец, все еще стоя перед Ольгой на коленях.
Однако Оля отступать не привыкла. Ни слова более не говоря, она повернулась к мужику спиной, задрала юбку и тоже опустилась на колени. Последнее, что она слышала, это восторженное фырканье дурака, когда он схватил ее зад своими ручищами. Больше она не слышала ничего… Мир превратился в бесконечную, сменявшую друг друга череду нестерпимой боли и еще более нестерпимого наслаждения, волнами окатывающего ее с головы до ног. Впрочем, ног она тоже больше не чувствовала. В короткие минуты прояснения, когда красные круги в ее глазах сменялись на светло-зеленые, ей казалось, что руки, плечи, грудь – единственное, что осталось от ее тела. Все, что было ниже, от того места, где ее талию обхватили широкие и шершавые, как доски, ладони конюха, превратилось в сплошную пульсирующую рану.
Оля закричала.
Как ни странно, но от этого ей стало легче. Боль где-то на грани невозможного вдруг обернулась в пронзительное, ни с чем не сравнимое наслаждение. Оля закричала снова. Боль опять сменилась волной непонятного, всесокрушающего восторга… Более она уже не останавливалась. Крича и подвывая в такт хрипящему сзади нее Селифану, Оля двинула ему навстречу свой зад. Конюх в ответ лишь раскатисто заржал, по его телу прокатилась судорога, и у Ольги внутри как будто что-то лопнуло, могучее и горячее. На миг ей показалось, что у нее в животе взорвалась петарда, которую она видела во время фейерверков на ярмарке, а затем из глаз посыпался сноп разноцветных искр.
Не в силах более поддерживать себя, Ольга в изнеможении рухнула на солому.
В таком положении и застала ее сердобольная Авдотья. Догадываясь, куда с утра собралась воспитанница, кормилица принесла с собой ведро теплой воды, тряпки и чистую одежду. Все это сейчас же и пригодилось. Отогнав дурака Ольгиным кнутом подальше в глубь конюшни, Авдотья быстро, пока никто не вернулся с полевых работ, принялась за дело. Она обмыла постанывающую Ольгу водой, сняла с нее залитую кровью юбку и надела новое платье. Затем, осторожно поддерживая свою воспитанницу, она довела ее до повозки, в которой приехала, и повезла в ближайшую деревню к своей куме. Через пару часов, как следует выспавшись, Оля уже улыбалась, еще через час она встала, а ближе к вечеру, жадно съев почти целого цыпленка, которого ей с любовью приготовила кормилица, была уже готова возвращаться домой.
Что-то неуловимое изменилось во всем облике Ольги. Походка ее сделалась более женственной, плавной, как будто она боялась расплескать что-то внутри себя. Взгляд ее словно очнулся от былой отрешенности и приобрел уверенность.
Поддерживаемая Авдотьей, Оля шла по липовой аллее, по которой всего лишь несколько часов назад сломя голову проскакала подростком. Теперь же по аллее шла женщина.
Оля незаметно улыбнулась. Несмотря на то что она все еще чувствовала себя так, словно оседлала раскаленный шар, Оля была вполне довольна собой. Отцу они с кормилицей решили сказать, что она упала с лошади.
