42
Площадь Сокало являлась центром города, его главной гордостью. Она была велика, словно создана для парадов и демонстраций, опоясанная величественным собором и помпезным дворцом, большая и пустая, днем и ночью населенная прохожими, попрошайками, художниками, рисующими на асфальте, влюбленными парочками и фотографирующими туристами. Неиссякаемый поток транспорта омывал площадь, в центре которой развевался национальный флаг. Вечерами проходил гвардейский полк, чтобы спустить огромный флаг во время длительной церемонии, после этого тысячи ламп вдоль фасадов вокруг площади загорались, сливаясь и образуя впечатляющую ночную иллюминацию.
Джон казался себе незаметным. Он медленно обошел площадь, все время оглядываясь по сторонам, готовый убежать в любую минуту, но никто не смотрел на него, ничего не хотел. Он прошел вдоль бесконечного фасада Palacio National, углубился в изучение рельефа на соборе, прошелся через аркады, где расположились магазины, в которых продавались украшения или шляпы, ничего больше. Однажды он остановился перед витриной и задумчиво стал рассматривать украшение, лежавшее в ней, словно золото ацтеков, когда полная матрона с завитыми волосами вложила ему в руку несколько монет, настолько уверенно, что он не отважился возразить. За них на одном из лотков на перекрестке он получил тако, которое проглотил с волчьим аппетитом, а потом ощутил, что оно легло в желудок, словно кусок бетона.
Он чувствовал себя невидимым и удивительным образом свободным. За прошедшие недели с него, похоже, слетела вся шелуха цивилизации, все эти надоедливые правила личной гигиены, бесчисленные обязательства совместной жизни, которые он помнил только как нечто, что когда-то относилось к кому-то другому, о чем он только слышал. Делать было нечего, но ему не было скучно, он был доволен, что может присесть где-то, прислонившись спиной к стене, и спокойно смотреть в никуда. Время от времени он испытывал телесные потребности, но как-то приглушенно, как будто тело решило предоставить ему выбор, удовлетворять их или нет. Голод, жажда, усталость – все это было, да, но держалось где-то на заднем плане, никогда не становилось навязчивым или требовательным. Он находился в состоянии гармонии с собой и миром, которого не испытывал никогда, и почти хотел, чтобы Пол не приехал.
Но в какой-то момент он оказался там. Эта худощавая фигура в очках, которую ни с кем не спутаешь; он стоял перед главными вратами собора и, не обращая внимания на историческое строение, обыскивал взглядом площадь. Джон со вздохом поднялся и побрел к нему по широкой дуге, не привлекая к себе внимания, пока незаметно не добрался до друга.
– Привет, Пол, – произнес он.
Пол Зигель обернулся и уставился на него, сначала недоверчиво, потом, чем дольше смотрел, все более недоуменно.
– Джон?.. – прошептал он, так вытаращив глаза, что стало казаться, будто они держатся только благодаря стеклам очков.
– Неужели я так изменился?
– Изменился? – задохнулся Пол. – Боже мой, Джон, ты выглядишь словно факир, спустившийся с Гималаев после двадцатилетней медитации.
– И воняю как работник канализации, полагаю.
– После двадцати лет работы в канализации, да. – Он покачал головой. – Какое счастье, что я взял автомобиль напрокат.
Они выехали из города и двинулись на север с открытыми окнами, потому что иначе Пол не выдержал бы. Он взял с собой различные продукты: печенье, фрукты, напитки в бутылках и тому подобное, и он удивился, что Джон берет их весьма неохотно.
– Все гигиенично, не сомневайся, – подчеркнул он.
– М-м-м… – произнес Джон.
Возле отеля, который Пол выбрал при помощи толстого и подробного путеводителя, они остановились.
– Во время перелета из Вашингтона у меня была куча времени, чтобы почитать, – извиняющимся тоном произнес он. – Можешь сейчас спросить меня все, что хочешь, у меня такое чувство, что я знаю Мехико как собственную квартиру. – Он уладил формальности, а потом протащил Джона в номер, где были теплая вода и ванная. – Я подумал, что это не повредит, после того как ты рассказал о свалке. И это тоже, – произнес он и вынул из сумки большую пластиковую бутылку специального жидкого мыла. – Таким пользуются подземные рабочие и, гм, мусорщики тоже.
Джон взял в руки ярко-красную бутылку, которая производила неизгладимое впечатление.
– Пожалуй, тебе можно доверить организацию чего угодно. Дай угадаю – чистая одежда у тебя тоже есть.
– В багажнике. Я принесу ее, пока ты окунешься.
– Ты гений.
Пол грустно улыбнулся.
– Ах, правда? Тогда почему я не богат и не счастлив? Давай, марш в ванную. Ты позоришь род человеческий. Да, и вот еще что: бороду я на твоем месте оставил бы.
После ванной и специального мыла Джон почувствовал себя словно заново родившимся. Белье, которое купил Пол, вполне подошло, а рубашки, брюки и открытые туфли подобрал так, что ошибиться было практически невозможно. Потом они сидели в крытом патио отеля, ужинали и обсуждали дальнейшие планы.
– Я прилетел в Сан-Антонио и пересек границу в Лоредо, – рассказывал Пол, – и если ты не назовешь мне причину, по которой не стоит этого делать, я этим же путем уеду обратно. Ах да, кстати, твой паспорт, – добавил он, вынул из кармана синий американский паспорт и передал ему через стол.
– Что-что? – Джон взял его, пролистал. На фото был мужчина с тонкой бородкой, Дэннис Юнг, родившийся 16 марта 1966 года в Рочестере. – Кто такой Дэннис Юнг?
– Хороший друг хорошего друга. Который не задает вопросов и не знаком с журналистами.
Джон посмотрел на казавшееся юным лицо.
– Думаешь, сработает?
– Тебе нужен паспорт, если хочешь перебраться через границу, ведь так? И я, честно говоря, потрясен тем, как хорошо подходит эта фотография к тебе, после твоей экскурсии на свалку. Даже представить себе не могу, чтобы таможенники что-то заподозрили.
– Хм… – примирительно пробормотал Джон. – Ну, если что не так… – Он спрятал документ в карман. – Спасибо.
– Пожалуйста, – ответил Пол. Налил себе немного вина, а потом наклонился вперед, держа бокал за ножку. – Тебе ясно, какой вопрос я должен задать?
– Совершенно ясно.
– Ты мог пойти в полицию.
– Да.
– Они все еще тебя ищут.
– Сильно на это надеюсь.
– По крайней мере, ты мог позвонить своим телохранителям.
– Я сначала так и хотел. – Джон шумно вздохнул. – Не могу объяснить. Это было… такое чувство. Можно сказать, вдохновение. Голос, посоветовавший мне незаметно исчезнуть и некоторое время скрываться.
Пол скептически посмотрел на него.
– Голос.
– Ну, не совсем голос, – признался Джон. – Точно не знаю, что это было. Такое чувство, оно иногда возникает, когда проводишь языком по зубам и тебе кажется, что они не в порядке, но потом ты смотришь в зеркало и ничего не видишь.
– Хм… – произнес Пол.
Джон собрал несколько крошек со скатерти.
– Бликер говорил о заказчиках. И это не дает мне покоя.
Квартира Пола в Вашингтоне напоминала ту, которая была у него на Манхэттене, причем настолько сильно, что некоторое время Джону казалось, будто он оказался не в каком-то определенном месте. Из окна больше не видно было Гудзона, видна была река Потомак, а вдалеке угадывался Капитолий, но мебель стояла та же; тот же изысканный вкус и почти такая же планировка.
– Та же самая строительная фирма, – произнес Пол. – Я полагаю, что гораздо выгоднее использовать проверенный строительный план.
Все прошло гладко. Они без проблем проехали Мексиканское нагорье, без проблем перешли границу в Лоредо и сели на ближайший рейс до Вашингтона. Возвращая автомобиль, Пол пожаловался сотруднику службы проката на запах, который во время поездки становился все хуже и хуже, и тот ответил, что, возможно, возникла проблема в системе вентиляции, предложил скидку и с облегчением вздохнул, когда Пол отказался; что ж, все прошло не так уж плохо.
– Кстати, я отпустил уборщицу, – заявил Пол, вернувшись с покупками на выходные. – Так что грязь за собой придется убирать самим, пока ты будешь здесь.
– Без проблем. – Джон устроился перед телевизором и смотрел новости.
Похоже, Маккейну удалось заставить банк «Ямачи» объявить о банкротстве и вовлечь японское правительство в финансовый скандал; постоянно повторялись кадры, на которых министр финансов то и дело кланялся и просил прощения. Говорили, что директор банка совершил самоубийство.
Об исчезновении Джона Фонтанелли спустя три недели упоминалось лишь мельком. Сообщалось, что специальная комиссия проверяет все сигналы от населения, но до сих пор никто не выдвигал никаких требований, по крайней мере достоверных. Похоже было на то, что в принципе никому ничего не известно.
– Что ты теперь собираешься делать? – спросил немного позднее Пол.
Они сидели за обеденным столом, прямо у окна с великолепным видом. Пол готовил, и блюдо получилось потрясающе вкусным, хотя и простым. Джон спросил себя, есть ли что-то такое, в чем друг его юности не достиг совершенства.
– Вчера, перед тем как я заснул, – рассказывал он, глядя вдаль на призрачный блеск реки, – мне пришла в голову мысль. Довольно страшная мысль, честно говоря, и больше всего мне хочется уничтожить ее на корню и забыть, но почему-то не получается.
– Мыслям это иногда свойственно.
– Это подозрение.
– Тоже недалеко ушло.
Джон принялся переставлять стакан по столу и симметрично укладывать нож и вилку.
– За несколько дней до того, как Маккейн послал меня в Мехико, – запинаясь, начал рассказывать он, – я как раз стал интересоваться бухгалтерией концерна. До сих пор меня это ни в коей мере не занимало, ясно тебе? Сперва я ничего не понимал, но потом то одно, то другое… В общем, я принялся задавать вопросы.
– Очень интересно, – сухо произнес Пол. – Похоже на серию «Династии».
– Пол, «Фонтанелли энтерпрайзис» заплатил миллиард долларов консалтинговой фирме. Миллиард долларов!
Пол озадаченно посмотрел на него, на какой-то бесконечный миг застыл, а потом расхохотался.
– И ты думаешь, – восхищенно воскликнул он, – что Маккейн поэтому решил убрать тебя с дороги? Потому что ты его раскусил?
Джон мрачно посмотрел на него, наблюдая, как он буквально лопается от смеха.
– Что в этом такого смешного?
– О, Джон… – Он смеялся буквально до слез. – В принципе ты все тот же сын сапожника из Нью-Джерси. Для которого даже миллион – это больше, чем он может себе представить. О, Джон, это действительно здорово…
– Это значит, что мои подозрения нелепы?
– Нелепы? – смеялся Пол. – Более чем нелепы, для этого и слова-то нет…
Джон откинулся на спинку и стал ждать, пока Пол возьмет себя в руки.
– Я рад, что хоть немного повеселил тебя, – произнес он потом, – но мне тоже хотелось бы посмеяться.
– Джон, – начал Пол, все еще вытирая слезы в уголках глаз, – ты заинтересовался бухгалтерией. Тогда наверняка сможешь назвать мне пару элементарных чисел. И с их помощью мы проведем некоторые элементарные рассуждения. К примеру, каков был оборот концерна в прошлом году?
Джон наморщил лоб.
– Чуть больше 2,4 триллиона долларов.
– А operating profit? То есть валовой доход.
– Почти 180 миллиардов долларов.
Пол отметил для себя эти числа.
– Что ж, – произнес он, – не самый блестящий показатель, но для концерна таких размеров вполне терпимо. Сколько всего сотрудников у «Фонтанелли энтерпрайзис»?
– Семь с половиной миллионов.
– Больше, чем население Финляндии, кстати. А каковы общие расходы на персонал?
Джон пожал плечами.
– Понятия не имею.
– Хм, – произнес Пол. – Если не зарываться, то примерно полтриллиона долларов в год. Зависит от доли дешевой рабочей силы. – Он усмехнулся. – И ты думаешь, что Маккейн хоть пальцем пошевелит из-за какого-то жалкого миллиарда? Не говоря уже о том, чтобы строить зловещие планы? Я тебя умоляю.
Джон кивнул. В принципе, он испытал облегчение от того, что услышал это. Внезапное недоверие к Маккейну тяжким грузом лежало у него на душе, хотя он этого и не осознавал.
– Думаю, ты прав. В том, что касается сына сапожника. Вообще-то я привык самое большее к понятию «миллион». Миллиард за консультации – боже мой, подумал я, какие чудовищные деньги…
– Мне эта сумма кажется скорее скромной, – произнес, покачав головой, Пол. – Я все время спрашивал себя, как Маккейн со всем управляется. За столь малое количество лет поднять такой концерн…
– У него ведь были в распоряжении мои деньги, – заметил Джон.
– Тогда подумай, где бы ты был сейчас один, – посоветовал Пол. – Нет, это уже само по себе такое достижение, которое не так-то просто повторить. Согласен, он не самая приятная личность. Но Генри Форд тоже таковой не был. – Он задумался. – Так, с ходу, мне не приходит в голову ни один крупный предприниматель, который не имел бы хотя бы одного большого изъяна. Думаю, такова цена.
– Хм, – произнес Джон. Настоящего удовлетворения он не чувствовал. Было еще что-то, какая-то деталь, которая ускользнула от его внимания, но тем не менее казалась важной. Какая-то взаимосвязь, но, проклятье, он понятия не имел, где ее искать!
– Это говорит скорее в его пользу, что он приглашает консультантов, несмотря на то что его не вынуждает к этому кризис, – продолжал разглагольствовать Пол, и сейчас казалось, будто он читает лекцию перед заинтересованной аудиторией экономистов и исследователей. – Как раз в такой позиции, как у Маккейна, возникает опасность, что человек будет мало прислушиваться к критике и станет пытаться судить самостоятельно. Вследствие чего он теряет контакт с реальностью, не замечая этого, и постепенно принимает все больше и больше глупых или опасных решений. Очевидно, он осознает эту опасность. Сохранять внутри предприятия культуру критики – это очень сложное дело, а в предприятии таких размеров, как «Фонтанелли энтерпрайзис», практически недостижимое. Консультант извне представляет собой – именно потому, что ему платят за то, что он будет критиковать, – необходимый в таких ситуациях компромисс. А для управления щекотливыми проектами зачастую лучше привлечь внешних экспертов, которым может быть все равно, будут ли его любить по окончании проекта или ненавидеть…
– У меня было такое чувство, что мы финансируем всю отрасль, – признался Джон, слушавший друга краем уха.
– О, это вряд ли, но порядочную ее часть, – снова взял слово Пол. – Можешь меня пристрелить, но в голове у меня крутится цифра в сорок или пятьдесят миллиардов, что касается общего оборота консультационной отрасли во всем мире. Как же называются фирмы? Я полагаю, что гиганты этой отрасли достаточно хороши: «Маккинси», «Андерсон», «КПМГ»…
– Нет. Фирма была только одна. «Каллум консалтинг».
– «Каллум»? – удивился Пол. – Никогда не слышал.
Джон наморщил лоб.
– Судя по всему, ты не в курсе, так?
– Судя по всему, – кивнул Пол и встал. – Ты извини, но я этого так не могу оставить.
Он поднялся вверх по винтовой лестнице, которая вела в крошечный кабинет. Джон последовал за ним, и они вместе включили компьютер. Отсюда сверху открывался хороший обзор велосипедных дорожек и садов.
– Есть несколько экономических справочных агентств, которые работают на МВФ, – пояснил Пол, устанавливая соединение с Интернетом. – Я сейчас зайду на страницу одного из них, и вообще-то я должен попросить тебя отвернуться, когда буду вводить пароль.
– Еще что-нибудь? – проворчал Джон.
На экране показалась домашняя страница с эффектным гербом. Пол ввел свои данные, затем появилось сообщение о том, что устанавливается защищенное подключение. Песочные часы переворачивались снова и снова.
– «Каллум консалтинг». – Джон смаковал название фирмы. – Что-то крутится в голове все время, только не могу понять что. Что это вообще такое – Каллум?
Пол пожал плечами.
– Думаю, это имя. Шотландское, если не ошибаюсь.
– Имя? – О, проклятье! Почему-то это было важно. Монетка, но она повисла в воздухе, вместо того чтобы упасть.
Пол ввел запрос.
– В первом полугодии в Гарварде я делил комнату с одним типом, которого звали Каллум, – рассказывал он. – Тот еще нахал. Его отец был успешным адвокатом, но, думаешь, я вспомню его фамилию?
– Маккинли? – продолжал рассуждать вслух Пол. – Нет, не Маккинли.
Внезапно Джону показалось, будто по всему его телу пронеслась горячая волна. «Я не особенно изобретателен в том, что касается названий моих фирм; я называю их всегда по именам членов семьи».
– Маккейн, – вырвалось у него.
– Нет, точно не Маккейн, это бы я…
– Отца Маккейна звали Филипп Каллум Маккейн, – выдохнул Джон. – Поэтому «Каллум консалтинг». Его мать зовут Рут Эрнестина, и его брокерская фирма называется «Эрнестина инвестментс». Он распустил ее, но я никогда не спрашивал, есть ли у него еще одна фирма…
– Что? – непонимающе переспросил Пол.
В этот момент на экране появился результат запроса, и они получили ответ черным по белому. «Каллум консалтинг» представлял собой консультационную службу по вопросам менеджмента со штаб-квартирой в Гибралтаре. По правовой форме она была фирмой, принадлежащей одному владельцу, насчитывала аж целых десять сотрудников, и единственным собственником и управляющим был Малькольм Маккейн.
До Рождества оставалось около трех недель, и Артуро Санчез не знал, любить ему это поручение или ненавидеть.
– Подождите здесь, – произнес адвокат, обращаясь к шоферу небольшого автомобиля.
Мужчина наморщил нос, что Санчез вполне понимал. Воняло невыносимо. И лучше не стало, когда он вошел на территорию свалки и принялся опрашивать pepenadores – нищих, живущих там, которые таращились на него, как на осла с двумя головами.
Наконец он добрался до покосившейся от ветра жестяной хижины у подножия горы мусора и смог спросить молодую, изнуренную работой женщину в заскорузлых от грязи одеждах:
– Вы Марикармен Бертье?
И она сказала:
– Да.
Санчез с облегчением вздохнул. Наконец-то.
– Это вы примерно четыре недели назад спасли из груды мусора мужчину и взяли его к себе, поскольку тот был болен?
Та нерешительно кивнула.
– Americano. Мой сын нашел его. Я думала, он умрет от лихорадки, но он не умер. Матерь Божья хранила его. – Она подняла руки. – Но его уже нет. Примерно неделю назад он ушел.
– Да, я знаю. – Артуро Санчез огляделся по сторонам. – Мы можем куда-нибудь… Ах, какая разница! – Он положил чемодан на ближайший камень и открыл блестящий замочек, достал блокнот и ручку, протянул их ей. – Пожалуйста, напишите свое имя на этом листке бумаги.
Похоже, она смутилась, но в конце концов написала свое имя. Адвокат достал фотокопию, которую ему прислали, сравнил почерки. Это была она, без сомнения.
– Seňora Бертье, – сказал он, – человека, за которым вы ухаживали, зовут Джон Фонтанелли, и он поручил мне найти вас. Он желает поблагодарить вас за то, что вы спасли ему жизнь. И поскольку он человек богатый, то хочет кое-что вам подарить.
Откуда-то появился маленький мальчик и спрятался за юбку матери. Санчез замер и посмотрел на них обоих, как они стояли посреди этой нищеты. Видит Бог, они это заслужили.
– Кое-что подарить? – удивленно переспросила она.
Санчез кивнул и достал документы.
– Речь идет о квартире в новом поселении Сан-Розарио, единовременной сумме на покупку мебели, одежды и тому подобного и щедрой ежемесячной ренте до конца ваших дней. Мистер Фонтанелли просил вам передать, что он был бы счастлив, если бы вы приняли его подарок. Ваш сын смог бы ходить в школу, – добавил он.
– В школу? – удивленно повторила она. Она огляделась по сторонам и, похоже, впервые осознала, в каком окружении жила до сих пор. На лице ее мелькнул ужас.
Санчез положил документы обратно в карман. Все это подождет.
– У меня автомобиль наверху, – сказал он. – Если хотите, можете уйти прямо сейчас.
