Книга: Триллион долларов. В погоне за мечтой
Назад: 18
Дальше: 20

19

– Таков ваш план?
– Да.
– Добиться этого силой?
– Другой возможности нет, – произнес Маккейн. Его взгляд, казалось, был способен прожечь дыры в мебели. – Некрасиво, признаю. Но то, что произойдет в противном случае, тоже будет некрасиво.
– Добиться этого силой? Разве я могу сделать это? – Джон поднял руки. – Я имею в виду, окей, триллион долларов – это куча денег, но хватит ли их?
Маккейн только кивнул.
Джон покачал головой.
– Я читал о банках, которые располагают суммами в четыреста, пятьсот миллиардов долларов, – продолжал он. – «Ситибэнк», кажется? И японские банки, названий которых я не запомнил. Существуют страховые компании, в резервах которых есть сотни миллиардов…
– Да, – снова кивнул Маккейн. – Но ваш триллион, мистер Фонтанелли, не просто уникален, у него есть еще одно решающее преимущество: он принадлежит вам. – Он снова принялся шагать по комнате. Постепенно Джон начал понимать, почему ковер такой потрепанный. – Банки, страховые компании, инвестиционные фонды – уж поверьте мне, я знаю, о чем говорю, – всего лишь рабы рынка. Посыльные богатства. Миллиарды, которыми они ворочают, только доверены им, и если с их помощью они не заработают больше денег, то их снова отнимут у них. Это не только сужает свободу действий, это почти полностью аннулирует их власть. Что они могут решать? Купить те акции или эти. Но это решение зависит от того, от каких акций они надеются получить больше прибыли. Я со своей фирмой управляю пятьюстами миллионами фунтов. Как думаете, что произойдет, если я решу купить землю в лесах Амазонки, чтобы спасти джунгли? Вкладчики в мгновение ока отзовут свои деньги, и я, вероятно, окажусь либо в тюрьме, либо в сумасшедшем доме. А ведь это стало бы вложением, которое благоприятно сказалось бы и на детях внуков вкладчиков, вот только денег оно не принесет, ни одного процента. Вы понимаете, что я имею в виду? Видите разницу? Банки хоть и обладают деньгами, но свободно распоряжаться ими не могут. Поэтому они – всего лишь исполнительные органы, служащие, резервуар инвестиционных намерений вкладчиков, не более. Нет, не путайте обладание и собственность. Собственность – вот что решает все.
Он прошел к своему столу, поднял письменный прибор и вынул небольшую бумажку, которая, очевидно, уже долгое время ждала там применения.
– Ваш второй вопрос: сколько же это – триллион долларов? Я записал для сравнения несколько чисел. Эти числа, кстати говоря, получить сложно, и большинство из них нельзя назвать очень актуальными. Они взяты из статистики «Файнэншел таймс» за 1993 год. По этим данным валовой оборот мировой торговли за 1993 год составил 4,5 триллиона долларов, причем триллион из них получен в сферу услуг. Если прибавить к этому доходы зарубежных государств и международный трансфер денег, то мы выходим на потребность в иностранной валюте в размере 5,8 триллиона долларов. Общий капитал представленных на бирже фирм Соединенных Штатов Америки составил 3,3 триллиона долларов, Японии – 2,3 триллиона, во всем мире он составляет около 8,8 триллиона долларов. – Он поднял голову. – Ваш триллион, мистер Фонтанелли, – это много денег. Недостаточно, чтобы купить мир, но достаточно, чтобы определить, куда он катится.
Джон потер лоб. Так много всего сразу, так тяжело, так давит…
– Но как конкретно это должно происходить? – наконец спросил он. Собственный голос показался ему тонким, мягким, почти плаксивым, и он разозлился. – Я приду и скажу: «Поступайте в дальнейшем так-то и так-то, иначе…» Иначе что? И кому я должен это сказать?
– Нет, это делается по-другому, – улыбнулся Маккейн, убирая бумажку в карман. – Власть – не то же самое, что вымогательство. Нет, вам нужно скупать фирмы. И здесь вы сталкиваетесь с тем, о чем я пока не упоминал, а именно: вам не обязательно полностью владеть фирмой. Достаточно, если вам будет принадлежать 51 %. Иногда достаточно даже меньшей доли. И если вы контролируете фирму, на ее деньги вы можете покупать другие фирмы – таким образом вы увеличиваете влияние своего состояния. К тому же решающие на сегодняшний день производственные факторы – ум, ноу-хау, личное участие – пока что оцениваются в экономике совершенно неправильно, поскольку она все еще ориентирована на отношения раннего капитализма. На ценность складских запасов, машин и так далее. Но представьте себе, что вы наткнетесь на молодую маленькую фирму, у основателей которой есть фантастические идеи и которым нужны деньги только на пару компьютеров, и тогда, вложив пятьдесят или сто тысяч долларов и выдав кредит на пару миллионов – вы его получите назад, да еще с процентами, – вы получите контроль над фирмой, которая через пять лет, возможно, будет стоить миллиарды. – Он сложил руки. – Хорошо, и, конечно же, вы не добьетесь ничего, если будете таким образом вкладывать в видеотеки или закусочные. Вы должны войти в стратегически важные отрасли. Продукты питания. Финансы. Информационные технологии. СМИ. Сырье. Энергоснабжение… Если «Шелл» или «БП» чего-то захотят, как думаете, они получат это? Есть люди, которые крепко убеждены в том, что нефтяные концерны представляют собой движущую силу по меньшей мере половины всех региональных военных конфликтов этого столетия. Неважно, правда это или нет, уже только то, что их подозревают в этом, показывает власть, которую они имеют.
Джон сжал губы. Откуда же эта головная боль? И так пить хочется.
– Не могу представить себе, что владение фирмами действительно означает наличие влияния на что-то, – произнес он. – Я имею в виду, влияние в том смысле, которым обладает президент. То есть настоящая возможность что-то решать.
Маккейн правой рукой задумчиво коснулся губ.
– Я понял, что вы имеете в виду, – сказал он. На миг задумался, затем кивнул. – Возможно, я слишком забегаю вперед. Вывалил на вас все то, что продумал за десятилетия, которые у меня были на размышления… Но есть пример из истории. – Он подошел ближе и снова рухнул в кресло напротив Джона. – Вы когда-нибудь слышали фамилию Фуггер?
– Нет.
– Так я и думал. Вообще-то это имя должно быть известно всем, так же, как имена Наполеона или Чингисхана, но по какой-то причине историки, похоже, ослепли на финансовый глаз. Фуггеры были семьей купцов родом из Аугсбурга, города, сейчас расположенного на юге Германии, где до сих пор чувствуется влияние Фуггеров. Они начинали с ткацкого ремесла, но в свои лучшие времена в буквальном смысле владели миром – их руки тянулись от западного побережья Южной Америки через всю Европу и до островов Пряностей, Молуккских островов. Без телеграфии, спутников и компьютеров они контролировали свои области влияния с эффективностью, о которой иным крупным предприятиям современности можно только мечтать, они доминировали почти во всех отраслях тогдашней экономики. Они были крупнейшими землевладельцами, важнейшими банкирами, крупнейшим торговым домом, существовавшим на тот момент, крупнейшим горнодобывающим предприятием, крупнейшим работодателем для ремесленников, важнейшими производителями оружия – они владели абсолютно всем, иногда их состояние достигало одной десятой богатства империи. Концерн такой силы, какой обладали Фуггеры, невообразим в нашем мире – он должен включать примерно шестьдесят крупнейших предприятий мира. Мощнейшие международные концерны современности, будь то «Дженерал моторс», «Мицубиси» или Ай-би-эм – карлики по сравнению с Фуггерами.
Маккейн кивнул, зажмурил глаза, набрал в легкие воздуха, как будто его нужно было много, очень много для того, что он собирался сказать.
– Человека, которого я имею в виду, звали Якоб Фуггер. Он руководил семейным предприятием в то золотое время, и его называли Богатым. Потому что он именно таким и был – богатым. Богатым и могущественным. Он наверняка, с учетом эпохи, был самым могущественным человеком, когда-либо жившим на планете. Никогда прежде и никогда потом ни один человек не представлял собой такое сосредоточие влияния, власти. Якоб Фуггер решал, когда вести войну, когда заключать мир. Смещал князей, если они мешали его делам. Его финансовая помощь определяла, кто станет императором Священной Римской империи германской нации, он оплачивал войска этого императора. Когда в его время в Европу пришла Реформация, он поначалу колебался, не зная, кого поддержать, и только потому, что были заключены прибыльные сделки со священным престолом, он выбрал сторону Рима, а восставших крестьян зарубили в кровавых сражениях. Если бы он выбрал сторону Реформации – я убежден, что это могло бы означать конец католической церкви в нашем ее понимании.
Маккейн сложил пальцы. Глаза его словно остекленели, как будто он видел перед собой другое, давно прошедшее время.
– Фуггеры – и это делает их еще более интересным феноменом, мистер Фонтанелли, – были современниками Медичи. В то время как Медичи жили во Флоренции и спонсировали изящные искусства, Фуггеры жили в Аугсбурге и гребли деньги лопатами. А значит, они были современниками вашего предка. Якоб Фуггер по прозвищу Богатый был на двадцать лет старше Джакомо Фонтанелли, который, будучи купцом, наверняка ощутил превосходство Фуггеров на всех рынках. Фонтанелли знал, в чем заключалась реальная власть его времени, кто имел решающий голос за кулисами политики. Он знал это, вне всякого сомнения. Тогда все знали это. – Он остановился, устремив взгляд на Джона, пристально вгляделся в него, словно обнаружив вдруг что-то невероятно интересное в его лице. – Вы никогда не задавались вопросом, что натолкнуло его на мысль о том, что тот, кому предстоит изменить курс человечества, должен иметь в своем распоряжении именно деньги?
«Вот это, – подумал Джон, – действительно хороший вопрос». Впрочем, он действительно никогда им не задавался.
– В своем видении Фонтанелли видел не бродячего проповедника, который ходит босиком по стране и силой слова обращает людей на путь истинный, – серьезно заявил Маккейн. – Он видел человека, владеющего деньгами, неизмеримо большим их количеством. Не забывайте, он был купцом. Проценты, сложные проценты были его хлебом насущным. Он мог подсчитать, насколько велико будет его наследие через пятьсот лет. Каким невероятно огромным оно станет. И эту невообразимую сумму денег он хотел дать своему потомку вместе с пророчеством – почему? Потому что он знал: деньги означают власть. И потому что он, откуда бы ни пришло к нему это понимание, знал, что кому-то придется принимать важное решение.
И прежде чем Джон успел что-либо сказать, Маккейн вскочил, встал прямо перед ним и ткнул его пальцем в грудь.
– Вы первый человек за пятьсот лет, который может продолжить с того места, где остановился Якоб Фуггер. Вы можете стать столь же могущественны, как в свое время он. И только потому, что вы так могущественны, вы можете повлиять на то, что имеет отношение к исполнению пророчества. Ваш триллион, мистер Фонтанелли, в данный момент – просто куча денег, которые лежат мертвым грузом. Но вложите их в экономическое влияние – и вы сможете сорвать этот мир с петель!
Джон посмотрел на свою грудь, на палец, указывающий в нее, с грубой и бледной кожей. Взял его, отвел в сторону, словно дуло пистолета, вытер руку о брюки, поскольку тот оказался влажным и холодным.
– Что конкретно вы под этим понимаете? – спросил он. – Я должен купить Ай-би-эм? Или «Боинг»? И когда они у меня будут, что мне с ними делать?
Маккейн в задумчивости отвернулся от него, медленно подошел к своим шкафам.
– Правда, мистер Фонтанелли, – медленно произнес он, не глядя на него, – заключается в том, что все это вы один сделать не сможете. Вы можете купить яхту, но не можете купить предприятие – не говоря уже о том, чтобы управлять им. Не сочтите это за критику лично вас или ваших способностей. Но вы не изучали того, что нужно знать для этого, у вас нет двадцатипятилетнего опыта в финансовых вопросах. Все, чего вы добьетесь, если будете сами пытаться пробиться по пути, который я только что обрисовал, – это того, что ваше состояние уйдет в песок.
Он открыл шкаф, где стояло множество папок.
– Текущие балансы важнейших предприятий мира. Сможете прочесть их? Сможете определить, какие из них важны, а какие неспособны двигаться дальше? Вы поймете, о чем идет речь, если будете присутствовать на заседании наблюдательного совета или на заседании Центрального банка? Сможете умело обращаться с Международным валютным фондом? – Он снова закрыл шкаф. – Я готовился двадцать пять лет не только для того, чтобы сказать вам, в каком направлении искать выход. Я делал это для того, чтобы пойти с вами. Чтобы осуществлять всю тонкую работу. Вам нужно принимать масштабные решения. Если вы позовете меня, я брошу здесь все, продам свою фирму, сожгу за собой все мосты, безо всяких «если» и «но». Если вы позовете меня, я на сто процентов с вами. Все, что вам нужно сделать, – это сказать, что вы этого хотите.
Джон невольно принялся массировать щеки. Осознав это, он остановился и снова положил руки на колени. Ему все еще хотелось пить, у него по-прежнему болела голова.
– Но ведь не теперь же, правда?
– Когда бы вы ни позвали, я буду готов. И зовите только тогда, когда будете уверены в своем решении.
– Просто слишком много всего и сразу для одного утра. Мне нужно подумать.
Маккейн кивнул.
– Да. Конечно. Я вызову машину, чтобы она отвезла вас обратно в аэропорт. – Он посмотрел на часы. – Вы как раз успеете на ближайший рейс в Рим. Прошу вас, не сочтите невежливостью, что я не стану провожать вас обратно в Хитроу, – я сказал то, что должен был сказать, и не хочу вас торопить. Прошу вас, рассматривайте это так. Как скромное отступление.
– Да, я понимаю. – Это было ему на руку, очень на руку. Еще одна лекция по истории – и у него взорвется голова. Если этот Маккейн работает так же, как говорит, – без пауз, без оглядки на физические потребности, – имея за спиной триллион долларов, он действительно сможет раскатать всемирную экономику. – Мне нужно это спокойно обдумать. Переспать с этим. – А в аэропорту они с Марко пойдут пообедают.
– Днем больше, днем меньше – не играет роли.
– Может быть, стоит сейчас – раз уж я знаю ваше имя – дать мне свой телефонный номер?
– Я бы и так сделал это. – Маккейн подошел к своему письменному столу, вынул визитную карточку, запечатанную в пленку, как документ. На ней было написано имя «Малькольм Маккейн» и номер телефона, больше ничего.
– Одно слово на дорогу, – произнес Маккейн, когда они пожимали друг другу руки на прощание. – Прошу вас не ждать слишком долго. Хоть один день и не играет роли, время уходит. Я верю в человечество, и мне хотелось бы, чтобы у него было будущее, но я думаю, что план Джакомо Фонтанелли – последний имеющийся у нас шанс.

 

Когда самолет взлетел, Джон закрыл глаза, и оказалось, что держать их закрытыми так приятно, что он не открыл их даже тогда, когда они оказались в воздухе. Он не спал, даже не размышлял. Ощущение было скорее такое, что настойчивые речи Маккейна вызвали в его мозгу многократное эхо, и теперь он просто слушал, как они звучат внутри него, в конце концов стихая.
Когда принесли еду, он снова открыл глаза, и Марко тут же склонился к нему, словно только и ждал этого.
– Синьор Фонтанелли, можно кое-что спросить?
Джон устало кивнул.
– Конечно.
– Переговоры прошли успешно?
Джон на миг задумался. Что ответить Марко? Что вообще можно ответить на это?
– Пока не знаю.
– Может так статься, что в будущем мы будем часто бывать в Лондоне?
– Хм… – Джон прислушался к своим ощущениям. – Да. Может быть.
Марко широко усмехнулся.
– Мне это подходит, – произнес он. – Лондон мне нравится.
Джон удивленно поднял голову.
– Откуда вы знаете? Вы же практически ничего не видели.
Марко улыбнулся.
– Достаточно, чтобы понять это.
Назад: 18
Дальше: 20