Третий сон Вадима. Завершение заседания Совета Семи Мудрейших. Москва. Середина Того Самого Дня

За окном красного юрятинского трамвая показалось здание почтамта. Вадим знал, что где-то напротив почтамта за памятником Ленину красуется Юрятинский Театр оперы и балета, где прекрасные танцовщицы в белых обтягивающих колготках легко и грациозно порхают над сценой. Здесь же на скамейках у памятника Ленину любили собираться местные «неформалы», которые называли это место «ГэГэ», как сокращение от «Главный гастроном», который примостился рядом с почтамтом.

Вадим чувствовал, что немного утомился от воспоминаний о прошедших днях, тёплый кот за пазухой и непрерывное покачивание трамвая сделали свое дело, глаза снова стали слипаться. Красный юрятинский трамвай закрыл двери и покинул остановку «Главный Гастроном» как раз в тот момент, когда Никита Семенович Хавронский резко повернулся и направился прочь от круглого стола Семи Мудрейших.

– Никита, стой! Подожди, давай обсудим, – крикнул ему вослед Абрам Борисович Дубовский.

– Ты все-таки решил со мной поговорить? – на ходу бросил удаляющийся Хавронский.

– Да погоди ты, – Абрам Борисович направился вслед за уходящим Никитой Семеновичем, на ходу снимая ермолку с приклеенными к ней пейсами.

В холле за дверью, ведущей в зал, где заседал Совет Мудрейших, Абрам Борисович поравнялся с Хавронским и схватил его за плечо.

– Стой, говорю, что уж ты, пожалел бы меня. Я, знаешь ли, на нормы ГТО давно не сдавал.

– Ну? Что ты мне хочешь сказать?

– Я хочу сказать, что ты зря кипятишься и нервничаешь.

– Наверное, я тебе испортил весь этот спектакль, извини, но мне в нем совсем не хочется участвовать. Завтра напишу заявление и ухожу с поста советника Президента.

– Ну, конечно, тебе ведь есть чем заняться. Ты же у нас теперь владелец крупного нефтяного бизнеса.

– Ты вроде бы иронизируешь, Абрам, только вот не пойму, над чем.

– А то, что ты вроде как хочешь остаться чистеньким и невинным, как ангелочек, хотя ты ничем не лучше их, – Абрам Борисович указал пальцем в сторону зала с Мудрейшими, – ладно – нас. Ты эту компанию не заработал. Она тебе досталась даром, ни за что! Напомнить, как мы деньги по кругу гоняли, изображая оплату акций? Потому что старик у нас добрый, и потому что я этому не препятствовал. Так что ты такой же, как все мы, плывешь с нами в одном катамаране по горной реке навстречу судьбе.

– Я из себя никого не изображаю, в отличие от Вас. К чему эта клоунада с пейсами и свечами? Вы же по-еврейски двух слов связать не можете! Ты что, себя действительно вообразил частью мирового закулисья? И откуда ты указания получаешь, позволь узнать: из Вашингтонского обкома или, лучше сказать, из Вашингтонской синагоги? На кого все это рассчитано? И зачем ты во все это старика впутал?

– Во-первых, старик сам рад был во все это впутаться, помнишь у Пушкина: «…я сам обманываться рад», во-вторых, людям нужна цель, ты понимаешь, объединительное начало, ну раньше, понимаешь, у нас у всех цель была одна – сам знаешь какая, а теперь? Ну кто мы, зачем, почему именно мы, куда мы ведем народ наш?

– Ты сочиняешь какую-то чушь собачью, морочишь ею мозги взрослым людям, которые почему-то в нее верят, ты обманываешь всех вокруг и почему-то думаешь, что так будет вечно. Ты не боишься, что в итоге обманешь сам себя? Власть должна быть… честной, понятной…

– Хорошо говоришь, Хавроша, молодец, только неправильно. Во-первых, сочиняю я только формат, а содержание пишут уже вполне компетентные специалисты, писатели, журналисты. Во-вторых, ты неверно представляешь себе содержание власти. Власть должна быть сильной, и она должна устраивать большинство. Если она слабая и большинство не устраивает, то ее меняют. Наша нынешняя власть слабеет, я это чувствую, поэтому её надо менять, но менять под контролем, не выпуская вожжей, так, чтобы не было ненужных эксцессов. Ты вот, Никита, задумываешься, почему ты, простой еврейский мальчик, вдруг стал тем, кем ты стал? Потому что много работал, скажешь, или, еще чего смешнее, что много книг читал и в школе хорошо учился? А дело в том, дорогой мой, что в свое время ты оказался в нужном месте недалеко от меня и старика, тебе, как в песне поется, «выпал счастливый билет». У нас в самом начале какой был выбор: или продаться заграничным буржуям с потрохами, что мало того, что непатриотично, так и невыгодно ни при каких раскладах, буржуи ведь много бы не дали, они только по бросовым ценам готовы ненужное барахло скупать; или другой вариант – не продаваться, но при этом создавать конкурентный крупный капитал. Как ты понимаешь, мы выбрали второй вариант, направленный на постепенное формирование в этой стране класса людей, способных на равных конкурировать с мировой финансово-промышленной элитой, а на роль учеников, которые по окончании школы могут быть зачислены в эту самую элиту, как раз были выбраны все вы: ты, Матвейка, Ромаша, кандидат Чуба, ну и другие прочие. А вот выдержите ли вы этот экзамен, станете ли достойны тех вершин, которые вам предстоит штурмовать, это еще время покажет, до этого еще дожить надо. Меня недавно с одним таким интересным человеком познакомили из Юрятина, я с ним по телефону пару раз говорил, так вот у него пословица есть такая: «Война план покажет». По-моему, замечательно сказано! В общем, возвращаясь к власти, которая, как ты говоришь, должна быть «честной». Ты забыл, видимо, как мы выборы последний раз проводили, как ты трясся весь, что скоро коммуняки придут и «девочек наших уведут в кабинет»? На выборах тогда по-честному-то кто победил, а? Учти, мы вторых таких выборов не потянем, их действительно надо проводить, ты не поверишь, честно.

– Ну и что? Ты, видимо, уже всё решил, и с выборами, и с человеком?

– Еще нет, Никитушка, но работаю по полной программе.

– Ты работай, пожалуйста, Абрам, только меня в свои гениальные схемы не вовлекай, у меня и без того хлопот хватает. Знаешь, я не понимаю всё-таки ни того, что здесь происходит, ни зачем ты меня позвал, ни вообще зачем все это нужно!

– У-у-у, ха-ха! Ну насмешил, ну артист. Все-то ты понимаешь, Никита Семенович, ты человек умный, все тебе ясно, и не убежать тебе, Никита, ни-ку-да.

– Знаешь что! Ты мне не угрожай, у меня своя дорога, у тебя своя. Ты директором цирка работаешь, у которого в штате одни клоуны. Я, конечно, далеко не ангел, как ты правильно заметил, и крыльев у меня нет, но… в общем, о чем я тут говорю. Пойду я, если что-то действительно серьезное будет, позвонишь.

Никита Семенович резко развернулся и направился к выходу.

– Смотри, Никита, как бы не остаться тебе без своей доли в грядущем мире, – ухмыляясь, проговорил вослед ему Дубовский.