Моей жене Кате,

Любови Александровне Проскурниной,

Борису Николаевичу Ельцину,

Александру Александровичу Зотову

«– А ты слышала, что Ельцин-то вовсе и не Ельцин, а Эльцинд! Он у них самый главный и есть, верховный, значит!

– Да ты что?!

– Да! И жена у него Иосифовна!»

Из разговора в трамвае.

«Грёбаные сновидения, причина всех несчастий рода людского…, если бы я был Богом, я бы полностью вырезал воображение из людей, и тогда, быть может, бедные ублюдки вроде меня смогли бы славно выспаться ночью».

Салман Рушди, «Сатанинские стихи».

Предисловие

Идея этой книги родилась у автора достаточно давно, но не могла быть реализована в силу достаточно плотного рабочего графика. Лишь болезненное состояние, вызванное, как сейчас очевидно, как раз чрезмерной трудовой активностью, позволило на какой-то момент вырваться из оков окружающей действительности и посвятить себя творчеству. Лёгкая неадекватность автора в период написания сей книги нашла свое отражение в тексте, однако переделывать написанное «на свежую голову» означало бы фактически лишать её как раз того, чем она может быть интересна. Тем же, кто с негодованием обнаружит в книге некие (несуществующие на самом деле) неподобающие оттенки, могу пояснить: автор никогда и ни при каких обстоятельствах не придерживался и не придерживается националистических взглядов, также он далеко не всегда разделяет мысли и поступки своих героев.

Кстати, о героях. Если кто-либо из читателей случайно начнёт подозревать автора в использовании своего образа в качестве прототипа, то постараюсь его успокоить: это всё написано не про Вас и уж точно не против Вас, как, впрочем, это всё написано и не про автора. Всё было не так, не с теми, не здесь, и, вообще, всё это выдумка. Я просто пытался вспомнить то, чего никогда не было. Единственный же человек, чей образ выписан достаточно выпукло и узнаваемо, упомянут автором в посвящении, но он, думается, ни на что жаловаться не стал бы и при жизни. Он был куда выше мелочных споров.

Введение, или О том, как написать хорошую книгу

Написать хорошую книгу очень просто. Я знаю, меня научила этому Любовь Александровна – моя учительница литературы в 9-м классе. Прошло уже столько лет, а я до сих пор помню её слова про завязку, борьбу двух главных героев, которая плавно перетекает в кульминацию и катарсис. Да, еще введение надо написать и пару цитат в эпиграф. Что ж, раз так все просто, не вижу смысла не начать. Например, так…

Пятый сон Вадима. В бане у Романовича. Москва. Вечер Того Самого Дня

Закончив речь, Дубовский резко встал и сделал то, чего от него никак не ожидали столпившиеся: стал танцевать. Банный комплекс, наполненный самыми разными звуками – от «Хава Нагилы» на входе, «Венгерской мелодии» Брамса в «закутке танцоров» до какой-то банальной попсы из динамиков во всех остальных помещениях, казалось, действительно располагал к танцам. Но представить себе трясущегося в нелепой своей «тунике» Дубовского – этого Сенеку и Ришелье тех дней – было практически невозможно. Но вот он был здесь, живой и розовощекий, отплясывающий с «Туборгом» в одной руке и с прекрасной виолончелисткой, которую он буквально выкрал из соседней комнаты и заставлял теперь проделывать какие-то невообразимые па, в другой. Виолончелистка поначалу смущалась, неумело пытаясь прикрыться смычком (это было единственное, что она смогла утащить с собой во время «похищения»), но постепенно расслабилась и чуть позже даже пустилась в откровенный танец с «той самой из Большого». «Сенаторы», также поначалу скованные, немного опешившие как от проникновенной речи Абрама Борисовича, так и от его дальнейшего залихватского поведения, через пару минут оттаяли и, подражая шефу, лихо пустились в пляс. «Джемисон» и «Туборг» лились рекой. Партнер «той самой из Большого» водил хоровод с Кандидатами в Члены. Радостью и счастьем сияли лица…

Вечер Того Самого Дня. Юрятин. Случай на мини-рынке (начало)

Нет, наверное, не так, слишком непонятно для начала. Какая-то баня… Что это еще за Дубовский? У меня ведь вообще-то будет не про него вовсе, а про Вадима, которому только снится все это. Давайте лучше начнем по-другому. Начнем с того, что Вадим дождался, когда дверь красного юрятинского трамвая тихонько отползёт в сторону, и под сладкое бормотание вагоновожатой, пожелавшей пассажирам «не оставлять своих вещей и помнить о самом главном в жизни», улыбаясь такому напутствию, сделал шаг наружу. Красный юрятинский трамвай слегка покачнулся в тот момент, когда Вадим выходил, прощаясь с ним на сегодня и, очевидно, ожидая встречи в будущем.

По дороге Вадим одной рукой вытащил наушники, а другой поправил спящего внутри куртки кота и под свет качающихся в лужах фонарей направился к мини-рынку. Вадим, в общем, и не надеялся, что так поздно кто-то еще работает, поэтому, увидев открытую витрину ларька, обещавшую покупателям «персик очен отличный», «яблоко семеренко недорогой», обрадовался. В Тот Самый Год металлические ларьки плотно заселяли городские кварталы Юрятина, уродуя переулки и переходы своими стальными параллелепипедами, но Вадиму было сейчас не до эстетики, ему хотелось что-то купить отцу в подарок, чтобы не приходить домой с пустыми руками.

– Вот этого винограда, пожалуйста, полкило, и этой вот сливы «вкусный свежий сладкий» тоже полкило, – обратился Вадим к полноватому продавцу, судя по внешности, выходцу то ли из Азербайджана, то ли из Дагестана.

– Вадим, опять Вы? Что Вас сюда привело в столь поздний час? – внезапно раздалось рядом.

– Григорий Аркадьевич? – удивился Вадим. – Я кота домой везу.

Вадим продемонстрировал Григорию Аркадьевичу меховой клубок – кота.

– А Вы-то как здесь? – в свою очередь поинтересовался Вадим.

– Я тут с недавних пор живу, купил квартиру неподалеку. Вот яблок решил купить, хорошо, что успел, думал, что не работают уже.

– Да, я тоже хотел отцу что-то купить. Я тут недалеко сейчас с родителями живу… буду жить.

– А-а-а. Ясно, значит, к родителям. Очень хорошо, замечательно, что Вы такой вечер проводите с семьей. Только зачем виноград? Лучше морковки купите на цимес.

– На что?

Вадим и Григорий Аркадьевич, наверное, еще бы долго и беззаботно болтали о том о сем, если бы круглолицый продавец в ответ на протянутую Вадимом тысячерублевую купюру не заявил:

– У меня нет тебе разменять. Найди поменьше.

Вадим принялся рыться в пространстве между котом и курткой, пытаясь нащупать кошелек, в котором, к сожалению, ничего, кроме еще одной аналогичной купюры, не оказалось.

– У меня нет ничего другого, – достаточно добродушно ответил Вадим продавцу.

– А у него? – спросил продавец, показав пальцем на Григория Аркадьевича.

– Григорий Аркадьевич, у Вас случайно нет купюр поменьше? – спросил Вадим.

– Нет, у меня тоже, к сожалению, только тысячная.

– Извините, но у нас только крупные.

– Я тебе что? Ты сюда разменивать деньги пришёл, что ли? – внезапно обиделся продавец. – Всё, закрываемся, – безапелляционно добавил он и вывалил только что набранный для Вадима виноград из пакета обратно в деревянный короб, очевидно показывая, что разговор окончен вместе с его, продавца, трудовой сменой.

Вадим, который, даже несмотря на разговор с Григорием Аркадьевичем, до этого момента пребывал в каком-то полусне, внезапно словно очнулся. Как будто всеми имеющимися нервными окончаниями он почувствовал окружавшую его полутьму, желтый свет фонарей, пробивавших её отчасти; теплый осенний ветер, который источал какую-то противную липкую глень, оседающую на лице; мусор, круживший вперемежку с листьями посреди мини-рынка; почувствовал усталость от этого дня, всю несправедливость этой ситуации с виноградом и крупными купюрами. В душе всё смешалось: от обидных слов Мэри до бессмысленной поездки в Акду.

– Эй, подожди! Что значит «закрываемся»! Ну найди где-нибудь размен, ты же целый день торговал, что, не можешь сдачи найти?! – агрессивно обратился Вадим к торговцу.

В ответ продавец что-то пробурчал на родном языке, негромко, но достаточно ясно для того, чтобы вокруг ларька в несколько секунд образовалась группа из пяти-шести крепких молодых людей южной наружности, ранее занятых погрузочно-разгрузочными работами или бессмысленно сидевших на корточках чуть поодаль. Ситуация постепенно накалялась, что отметил также и кот, начавший активное шевеление внутри Вадимовой куртки.

– Ты, вообще, знаешь про права потребителя! Ты, вообще, откуда приехал, чтобы тут мне указывать! – неожиданно для самого себя выкрикнул Вадим и почему-то вспомнил сладкие улыбочки учителей при произнесении слова «Че-хол-то».

– Ты мне не кричи! – перешел в атаку продавец. – Сказал, нет сдачи, значит, нет. Всё, закрываемся!

– Подождите, пожалуйста, – вежливо обратился к работнику торговли Григорий Аркадьевич, одновременно положив на плечо Вадима руку, призывая того успокоиться. – Мне еще взвесьте яблок, если можно. Посчитайте нам с молодым человеком ровно на тысячу. Мне много надо всего, я заплачу сам, – последняя фраза относилась уже к Вадиму.

Продавец молчал, обдумывая сказанное и не предпринимая никаких действий. Возможно, у него тоже был тяжелый день, возможно, его тоже всё достало, и он просто хотел домой. Молодые люди вокруг не расходились. Рука Григория Аркадьевича лежала на плече Вадима. Кот шевелился, чувствуя общее напряжение.

Внезапно на сцене появилось новое действующее лицо. Коротко стриженный, одетый в кожаную куртку, крепко сложенный молодой мужчина, если не сказать юноша, аккуратно раздвинул ряды молчаливых собратьев продавца, медленной и уверенной походкой подошел к нему и заговорил:

– Что же ты… приехал в наш город, высокой, между прочим, культуры и ругаешься, обижаешь нас, простых русских людей. Тебе вроде бы ясно всё сказали, русским языком: вот тебе тысяча, взвесь на неё винограда и яблок. Тебе что-то непонятно? Если понятно, то давай быстро обслужи покупателей. Если непонятно, то я тебе всё сейчас подробно объясню.

Вадим с удивлением узнал в заступившемся за них парне своего недавнего соседа по красному юрятинскому трамваю, на котором они проехали почти весь город.

Где-то внутри раздался звук, который Вадим не сразу идентифицировал как мелодию звонка своего мобильного телефона. Это и не мудрено, он слышал её в первый раз. Кот окончательно проснулся и вытащил любопытную мордочку наружу, пока Вадим, путаясь среди кошелька, купюр и наушников, пытался нажать на кнопку.

– Алло! Алло! Вадим! – наконец вылетел из трубки голос Михал Михалыча.