Место для «станции технического обслуживания» было выбрано исключительно удачно. Газовый гигант Гилаттер VIII когда-то считался неплохим курортом, и в систему активно летали корабли, как пассажирские, так и грузовые. Потом, примерно сто двадцать лет назад, популярность курорта стала падать. В 880 году Руусанской Реформации он был закрыт окончательно, орбитальная станция-отель покинута, однако, транзитные грузы через Гилаттер продолжали идти. На вспомогательной станции, ранее служившей своеобразным вокзалом, где туристы пересаживались с кораблей на челноки и обратно, расцвёл стихийный базар. Среди прочего там продавали запрещённые товары, краденое республиканское, затем имперское имущество, оружие, «дурь». В общем, получился так называемый теневой порт, где жизнь шла больше «по понятиям», чем по закону. А на станцию-отель время от времени прилетали для конфиденциальных собраний разные лица, от криминальных авторитетов до оппозиционеров. Как объяснила Падме, жить там постоянно было невозможно. Освещение и рециркуляция воздуха забирали слишком много энергии, мощности «вечных» изотопных батарей не хватало, и, как только разряжались буферные накопители, автоматика сначала гасила свет, затем переводила на минимум регенераторы углекислоты. Потому-то ни один междусобойчик не продолжался больше десяти дней. Наши, разведав обстановку, решили, что для дока место сгодится. Своих ремонтников здесь, по сути, не было, так, два частника с подмастерьями. Заказчики за них буквально дрались, и механики, пользуясь этим, заламывали цены выше, чем в лучших доках Корусанта и Кореллии. Придя на станцию, наши первым делом разнесли гнездо наркоторговцев. Охрана местного картеля была неплохо вооружена, но противопоставить пограничникам, не просто закованным в броню, а прикрытым набуанскими силовыми щитами, не смогла ничего. Отправив пленных на шахты Арага, заняли освободившийся сектор терминала, установили на его границах дополнительные гермозатворы и завезли оборудование. Клиентура появилась с первых же дней. С оружейными маклерами, оставшимися на станции единственной организованной силой, майор Вантезо провёл переговоры и заключил нейтралитет: мы не замечаем вас, вы не лезете в наши дела. С тех пор, вот уже четвёртый месяц, ремонтный док действовал без каких-либо эксцессов и начал приносить доход в казну акционерного общества.

Как и на Ансионе, на станции Гилаттера был вечер, хотя здесь эти понятия являлись чистой условностью, никак не связанной ни с орбитальным периодом обращения, ни с суточным циклом самой планеты. Для нас освободили место у стены во всю стометровую глубину ангара. Развернуться внутри возможности не было, и «парковались» мы кормой вперёд. Владельцы двух стоящих на ремонте посудин, увидев «Амидалу», подошли поближе. И были тут же остановлены дежурным пограничником, который появился, как чёртик из табакерки. Начальник охраны свою службу знал. А вот и он сам – старый приятель, лейтенант-панторанец по фамилии Фессел. Я был ещё одной ногой на трапе, когда он крепко пожал мне руку:

– Приветствую. Давно не виделись.

– Привет, да уж, – сказал я. – Вот, заскочили на огонёк. Где ваш старший механик?

– Агебас? Вон, идёт.

Старшего механика я раньше не видел, наверное, из недавнего набора, смуглый, вроде араба или латиноамериканца, черноволосый, с неожиданно светлыми серыми глазами.

– Здравствуйте, – улыбнулся он. – Контейнеры для Вас готовы. Вот грузить сейчас, к сожалению, некому. Дройдами пока не обзавелись, а ребята все в местной кантине на концерте. Вернутся не раньше, чем через час.

– Ну, это не проблема, – махнул рукой я. – Покажите только, где лежат. Бета! Будь добра, загрузи контейнеры в нижний зал!

– Будет исполнено, – отозвалась дройдесса.

– Что за концерт-то? – поинтересовался я. – Красивая певица?

– Не певица, менестрель, – ответил Фессел. – То ли с Брега, то ли с Дарни…

– Дальны, – поправил я. Большинство из тех, кто говорил только на базик, неправильно произносили название этой планеты, и на нашей базе мы с бреганцами их по мере сил переучивали.

– Да, – кивнул панторанец, – с Дальна. Играет на кветарре и отлично поёт. Столько песен знает, два раза я его слышал, ни одной не повторил.

– Сходить, что ли, послушать? – задумчиво сказал я.

– А чего же не сходить! – воскликнул Агебас. – Я сейчас тоже пойду, раз здесь уже не нужен. Сегодня, как раз, последнее выступление, завтра он, вроде, улетает.

– Тогда идёмте, – решил я.

Выход из дока внутрь станции охранялся «по-взрослому» – парный пост, оба постовых в полных бронекостюмах, только шлемы облегчённые, лётного типа, с прозрачным щитком до середины лица. Герметичные ворота из толстого многослойного бронелиста были раздвинуты ровно настолько, чтобы пропустить одного человека. Пограничники, увидев меня, откозыряли, с ними мы были знакомы ещё со станции «Румелия», а с одним, по фамилии Жех, я пару раз летал на корабельные барахолки. Судя по знакам на броне, его с тех пор повысили, дали капрала. Я сделал приветственный жест: к непокрытой голове в Галактике, так же, как и в русской армии, руку не прикладывали. Спросил у Жеха:

– Что, неспокойное место?

– Временами. Наших трогать боятся, а между собой часто дерутся, бывает, и до стрельбы. В двадцать два по местному мы закрываем шлюз и до восьми утра никого не пропускаем, имейте в виду.

– Понял, спасибо.

Кантина станции носила оригинальное название «На задворках рая». Возле её двери был вывешен большой лист флимсипласта – местного аналога бумаги – с отпечатанным голографическими чернилами, дающими объёмный эффект, объявлением:

Посмотрим, посмотрим, что за чародей, подумал я, открывая дверь. Зал кантины имел полуцилиндрическую форму и довольно большую высоту, что я, правда, понял не сразу. Над входом нависал кольцевой балкон, подвешенные под ним лампы достаточно хорошо освещали столики этой части, дальше полумрак сгущался, рассеиваемый пятнами света от абажуров над столиками. Полукруглая сцена располагалась в центре дальней, плоской стены между барной стойкой и панелями торговых автоматов. Места для музыкантов вдоль стены пустовали, а у края сцены на высоком стуле восседал исполнитель. Что за инструмент был в его руках, точно определить с такого расстояния вряд ли кто-нибудь бы смог. Привычная семиструнная, такая же, как у бреганца Саввы Темника? Или с восемью струнами, на какой играют забраки, а вслед за ними и большинство человеческих видов Галактики? О шестиструнной испанской и бардовском «дредноуте» со спаренными струнами они, насколько мне было известно, не слыхали. Менестрель, как на средневековый лад почему-то называли здесь исполнителей авторской песни, пел что-то задушевное на не совсем понятной мне форме базик. Вдобавок, довольно сильно мешала, не идеальная, мягко говоря, акустика зала. Хоть бы явное эхо потрудились заглушить, а то название употребляют латинское, «место, где поют», а нормальных условий для музыки чаще всего не обеспечивают.

– Старинный язык придаёт особое очарование, не правда ли? – прошептал Агебас.

– Мне он не родной, я его с трудом понимаю, – ответил я.

– Пойдёмте вот туда, где наши, – старший механик указал в направлении автоматов, там я разглядел расставленные дополнительные стулья. Среди них имелись и несколько незанятых. Увидев нас, техники и свободные от дежурства пограничники пересели, освободив пару стульев возле прохода. Отсюда видно и слышно стало гораздо лучше. Бард был худощавым человеком с длинными, до плеч, волнистыми тёмными волосами. Именно волосы не давали разглядеть его лицо: сидел он вполоборота, да ещё и склонив голову к инструменту. Наверное, поэтому так глубоко и проникновенно звучал его голос. Одет он был совершенно не в духе виденных мной ранее эстрадных исполнителей, а, скорее, как обычный космонавт. Распахнутая тёмно-синяя куртка со множеством карманов, рубашка из толстотканого некрашеного полотна, серые свободные брюки и тяжёлые башмаки на комбинированной застёжке. Но, всё же, что такое знакомое напоминает мне его исполнение?

Ответ пришёл буквально через несколько минут, когда певец, сделав очередную паузу, чтобы глотнуть из высокого стакана, вновь тронул струны и как-то особенно задумчиво запел:

Не сразу понял я, что песня звучит… по-русски! А бард приподнял голову, я увидел его крупный нос с горбинкой, и подозрение превратилось в уверенность. Игорь Митрофанов, в нашей компании его обычно звали Гариком. Он всегда неплохо играл на гитаре и ещё лучше пел, только не любил делать этого на заказ. Вот, значит, куда подевались ребята! Сюда бы сейчас вкрадчивого следователя, который на каждом допросе, в очередной раз обсуждая события той поездки, как бы невзначай спрашивал, чем я, всё-таки, убивал своих друзей. Или куда подевал тела. Вот привезу эти «тела» домой и накатаю на него телегу, пусть собственная безопасность ему так же нервы помотает!

Прекрасно понимая, что моё появление тут же положит конец выступлению Гарика, я терпеливо дождался конца вечера и, лишь когда он принялся укладывать гитару в чехол, подошёл. Остановился, ожидая, пока звезда авторской песни обратит на меня внимание. Гарик не сразу, но почувствовал взгляд, посмотрел… и тоже не сразу поверил. Потом, оставив незастёгнутый чехол на столе, развернулся:

– Сашка?! Сашка, привет!!

– Здорово, Гарик! – я с чувством потряс его руку. – Ну, ты изменился!

– А ты, пожалуй, нет, – оценивающе оглядев меня, ухмыльнулся он.

– Остальные-то наши где?

– Наши? – он помрачнел. – Да кто где. Вовки Кулешова уже нет…

– Как – нет?

– Убили его. Тут столько всего произошло… – он махнул рукой. – Без поллитры не расскажешь. Ты тут работаешь, что ли?

– Нет, прилетел, причём, буквально на пару часов. Кое-какой груз забрать нужно.

– О как. На корабль устроился?

– Что-то вроде того. В одном акционерном обществе работаю, на должности «куда пошлют». Летать вот тоже приходится.

– Понятно.

– В какие края теперь направляешься?

– На Билбринги. Хочу на тамошних верфях повыступать. Договорился с одним моржом, утром улетает. Цену заломил дай боже, чисто таксист в Шереметьево на Новый год. У тебя время есть? Посидим?

– А тебе не всё ли равно, где концерты давать? – спросил я. – Или у тебя уже контракт на этой Билбринги?

– Не, какой контракт, я ж не звездун галактического масштаба.

– Тогда летим со мной, тут недалеко. Выступишь на другой базе. А пока долетим, ты мне всё расскажешь, я тебе всё расскажу.

– Годится!

Гарик получил у владельца кантины гонорар, и мы отправились в док.

– Так это ты в этом АО служишь? В «Индеселе»? – догадался Гарик. – Слышал я тут о них…

– Интересно, что же?

– Ну, что дисциплина железная. Плохо работаешь – последнюю получку в зубы, и проваливай на все четыре стороны. Вон, охрана как бдит, – он кивнул через плечо на пост, который мы только что миновали. – Ещё – что криминала очень не любят, будто бы даже с пиратством борются на общественных началах.

– Это правда, – подтвердил я. – Сам участие принимал.

В ангаре мой приятель обвёл глазами стоянки и спросил:

– И какой же из них ваш?

– Не туда смотришь. Наш – вот.

– Фигасе… Так это не грузовик, это торпедный катер.

«Скажи, чтобы не обзывался, а то на борт не пущу», – тут же произнесла Падме у меня в наушнике.

– Вообще-то мы яхта, – поправил я Гарика. – Но кое в чём ты совершенно прав, скоростные данные у неё просто невероятные.

– А это для красоты? – он похлопал по выступающему колпаку нижней турели.

– Во-первых, не фамильярничай, мы этого не любим, во-вторых, здесь, если ещё не в курсе, турели ставят даже на SSP… Я имею в виду, на пассажирские лайнеры малого класса.

– Ишь ты, и терминологии нахватался. Веди, показывай хозяйство!

– Улетаете? – спросил Фессел.

– Да, – сказал я. – Пора и честь знать. Бывай, дружище!

Корабль произвёл на Митрофанова должное впечатление.

– Красиво. Душевно, – приговаривал он, пародируя известного мультипликационного персонажа. – Ой, как я очень это богатство люблю и уважаю… А где же экипаж? Девушки красивые на борту есть?

– Перетопчешься, – в тон ему ответил я.

– Да, откуда им тут взяться, – вздохнул Гарик. – На грузовиках, на которых меня возили, если и были симпатюли – такие амазонки, палец в рот не клади, руку отхватят. А, всё-таки, где весь народ?

– Я тебе чем не «народ»? – войдя в рубку, я направился к инженерному пульту, протягивая руку, чтобы включить корабельные системы. Индикаторы вспыхнули раньше, чем я коснулся тумблеров. Это мне понравилось, и я повёл пальцами вдоль ряда переключателей на некотором расстоянии. Падме поняла меня совершенно правильно, сама запуская одну систему за другой. Ко второму пульту я и подходить не стал, просто указал на него рукой. Завершился этот небольшой бесплатный цирк на подиуме под блистером.

– Так ты, что же, один летаешь? – только тут изумился Гарик.

– Как видишь.

– Может, скажешь, у тебя и местная лицензия пилота имеется?

– Нет. Но этот корабль настолько умён, почти как живой…

«Думаешь, ему следует рассказать? – спросил в моём наушнике голос Падме. – Я бы не стала, по крайней мере, пока».

Я на мгновение закрыл глаза, благодаря её за предупреждение. В самом деле, кто знает, с кем за этот год успел подружиться Митрофанов. И, помня по опыту Штирлица, что лучше всего запоминается последняя фраза, добавил:

– Да, у меня есть ещё дройд-охранница, с ней спорить не советую, ей четыре тысячи лет.

– Однако!

Стартовал я, разумеется, сам, без дураков. А когда «Амидала» перешла на засветовую скорость, мы, наконец, получили возможность рассказать друг другу истории почти годичной давности. Странности начали выявляться почти сразу же. Гарик убеждал, что планета, на которую нас забросило неизвестное явление природы – или загадочные похитители? – вовсе не была необитаемой. Дескать, километрах в трёх ниже по реке располагается шахтёрский посёлок, где их, собственно, и приютили. Но я-то точно знал, что в долине не было никакого посёлка, и реки не было, ведь мы с Осокой прошли всю долину на малой высоте. Спорили мы несколько минут, пока я не догадался спросить, как называлась планета, на которую они попали.

– Магравия-четыре, конечно, – ответил Гарик.

– Вовсе не «конечно»! – воскликнул я. – Я-то оказался на Таркении-два. Другая система, хотя и в том же самом секторе.

– Может быть, так трансформировалось расстояние, на которое ты отошёл в момент переноса? – предположил он.

– Кто его разберёт. А куда, например, делись восемь месяцев земного времени? Когда я вернулся, на Земле вместо девяти месяцев прошёл всего один.

– Как вернулся? Каким образом?

– Да вот на этой красавице.

– Она и через время умеет прыгать?? Мы же в будущем, за тридцать или сорок тысяч лет тому вперёд!

– Видишь ли… – я начал объяснять наши с Осокой догадки про парадоксы времени. И не заметил, как пересказал то, что со мной произошло за последнее время, опуская некоторые несущественные подробности. И некоторые существенные тоже. Памятуя предупреждение Падме, ни о джедаях, ни о тайных складах Великой Армии Республики, ни кое о чём ещё я рассказывать не стал.

– Повезло тебе с этой Осокой, – покачал головой Гарик. – Даром что наёмница…

– Ну, наёмник наёмнику рознь, – заметил я, вспомнив Новых Мандалоров и их ярчайшую представительницу Тесс Мерел-Крайз, что учила самообороне женщин на базе Араг.

– Это ты точно подметил, – видно было, что приятель едва сдерживается, чтобы не плюнуть на пол. – «Дикие гуси», мать их…

– Приходилось сталкиваться?

– Ещё как. В самом начале. Лучше б я до сих пор вагонетки кантовал, а Люська в забегаловке с подносами бегала.

То, что рассказал дальше Гарик, не укладывалось в голове. Вот как, когда и по какой причине нормальный, вроде бы, адекватный парень вдруг становится гнусным мерзавцем?? Впрочем, по порядку. В копях Магравии время от времени находят необычные зеленоватые алмазы. Владельцы шахт их собирают, а когда накапливается энный объём, вызывают перекупщика. Тот обычно прилетает с наёмной охраной. Вот с этими-то «солдатами удачи» и договорился Диман, чтобы взяли ребят на корабль. Не бесплатно, разумеется. Остальным он подробности сделки не сообщил, сказал только, что придётся кое-что продать, например, машины. Знали бы они тогда, какую цену заплатят за перелёт! Когда корабль наёмников прибыл на базу Льяник, Диман и предводительница наёмников отправились по делам, потом все вместе отмечали удачную сделку по продаже. А наутро обнаружилось, что ни Людмилы, ни Вовкиной Марьи, ни Анжелы, подруги самого Димана, на корабле нет. На вопросы ребят Диман расхохотался и ответил, мол, я же говорил, придётся кое-что продать. Машины? Да они даже перевозку не окупили. Зато красивые рабыни стоят хороших денег. Вовка в бешенстве бросился на негодяя с кулаками, но наёмники не позволили, свалили Кулешова на пол и несколько минут умело избивали, пока он не оставил попытки встать.

– И надо же ему было сказать, дескать, я тебя, урод, всё равно достану, – вздохнул Гарик. – Главная наёмница посмотрела так пристально, да и говорит: «Этот не успокоится». Взяла бластер и застрелила Вовку. А меня спрашивает с улыбочкой, ты, мол, ничего не хочешь сказать? Я промолчал. Осуждаешь?

– Ни боже мой, – сказал я. – Твой труп ничего бы не изменил. И что было дальше?

– Нас взяли на службу. Димана в рекруты, они так называют учеников. А меня – шнырём, у них как раз дройд уборочный поломался. Измывались, ну, всё, как полагается. Что характерно, особенно усердствовал другой дройд, долговязый такой, он у них был полноправным бойцом. Говорил, что скоро нас обоих повысят, Диман будет наёмником, а мне доверят чистку сапог и обмундирования.

– Ну, и как же ты вышел из положения?

– Да была там ещё одна девица, фиолетовая каланча с рожками на висках. Оказалась не полной сволочью. Мы с ней пару раз даже… А потом она меня выпустила на одной из станций, сказала, уходи, пока Синг или твой приятель тебя не замочили.

– Синг? Орра Синг? – прозвучало в наушнике. Теперь и я вспомнил. Осока рассказывала, как эта наёмница несколько раз пыталась убить Падме, а Падме, в свою очередь, говорила, что только вмешательство моей подруги и спасло её от гибели. И снимок из республиканской базы данных демонстрировала. Я пощёлкал пальцами, покажи, мол, обернулся в кресле и кивнул Гарику на изображение, возникшее над главной линзой голопроектора:

– Предводительница – вот эта?

– Она, тварь такая.

– Не волнуйся, она уже в списках, поймаем – прибьём.

В семнадцатом ангаре на пустовавших раньше стоянках распростёрла гигантские крылья мандалорская «бабочка». По корпусу её длина примерно равнялась «Амидале», однако, выступающие вперёд шипы на крыльях почти упирались во внутреннюю стенку.

– Это чей же такой роскошный выезд? – спросил я.

«На нём летает брат нашей Тесс со своими друзьями, – пояснила Падме. – Зовут его „Ревнитель“».

– Да, теперь тут не развернёшься. Может, кормой зайдём?

«Не надо, он же низкий. Заходи носом, поднимись повыше, и прекрасно развернёмся».

– Как скажешь, – кивнул я и только тут заметил, что друг смотрит на меня, как на идиота. Издержки конспирации, ничего не поделаешь.

Пока мы спускались по трапу, в ангар въехал спидербайк, на котором восседали две девушки.

– Каэ, Алекс! – крикнула с заднего, пассажирского седла Эрдени Тано и замахала рукой.

– Это и есть твоя девушка? – спросил Гарик.

– Нет, это её милая младшая сестрёнка, – сказал я.

Другая девушка, рыжая и миниатюрная, кричать издалека не стала. Поздоровалась, сойдя со спидера, и сразу взяла быка за рога:

– Карантинная служба и всё такое, бла-бла-бла, ну, ты сам знаешь. Животных не привезли? Неизвестных продуктов? Пассажир не заразный? – она довольно бесцеремонно ткнула в Гарика портативным медицинским сканером. – Вижу, нет. Ну, добро пожаловать.

Вскочила в седло и уехала.

– Что это было? – поскрёб в затылке Гарик.

– Маррен Беренко, карантинный врач, – ответила за меня Эрдени. – Не смотрите, что она так спустя рукава, это потому, что корабль известный. Чужой бы они целой бригадой досматривали.

Гарик смотрел на тогруту, приоткрыв рот. Наконец, собравшись с мыслями и вновь обретя дар речи, он изумлённо спросил:

– Вы говорите по-русски??

– Да, мне это нетрудно, я на Бреге училась, у них язык очень похож, – улыбнулась та.

– Плюс семейные лингвистические способности, – добавил я с усмешкой. – А где Осока, мадемуазель полиглот?

Эрдени поскучнела, сморщила нос:

– Сказала, что занята.

– Не со Знакомцем ли?

– Ой, нет, что ты, он ещё утром смылся! Прилетели ребята, – она кивнула на «Ревнителя», – а с ними Вентресс. Так он, едва услышал её имя, бочком-бочком и к своему кораблю. Только его и видели.

– Интересно. Они ведь, судя по базе данных, вместе в сепаратистах служили. Ладно, баба с возу – кобыле легче. А на меня, значит, Её Светлость обиделись.

– Да ну её, – девушка махнула рукой. – Тоже мне! Сама же была виновата, а теперь дуется…

Подъехал техник-панторанец на грузовой платформе. С ним были два дройда-грузчика.

– Добрый день, контейнеры могу забрать? – обратился он ко мне.

– Конечно. Пошли этих двоих к Бете, она покажет, где всё сложено. Только ездить тебе два раза, на одну платформу не влезет.

– А у меня прицеп с собой. Эй, Аурек-два-пятнадцать! Сними прицепную платформу и поставь на репульсоры.

– Понял-понял, – проскрипел дройд.

– Есть хотите? – спросила Эрдени. – Уолс вас ждёт.

– А, это хорошо, я всю ночь на ногах. Да и дело у нас к Уолс. Ты с нами?

– Провожу до половины, у меня работа.

Возле пандуса на верхний ярус Эрдени, ещё раз извинившись, побежала по своим делам. Видно было, что ей хочется остаться с нами, но чувство долга перевесило. Впрочем, я вспомнил, что это у Тано фамильная черта.

– Действительно, милая сестрёнка, – заметил Гарик, глядя ей вслед. – И по-нашему щебечет, я бы сказал, великолепно.

– У Эрдени ещё акцент. А Осока через неделю говорила так, будто в соседнем дворе выросла. Способности к языкам просто невероятные, – я вздохнул.

– Из-за чего поцапались? – спросил Гарик.

– Прилетел какой-то её древний знакомый. Смазливый парнишка, надо заметить. И ну её кадрить. Она растаяла, а он и рад, чуть её не облизывал. Ну, мы… то есть, я, решил пока слетать куда-нибудь, чтобы ненароком морду ему не начистить, руки жуть как чесались. А Осока обиделась. Видел же, даже встречать не вышла.

– Так надо что-то делать…

– Понять бы, что. Ты ведь меня знаешь, просто так общаться с женщинами я умею, а вот ухаживать – не очень.

– Разберёмся.

Повариха Уолс Пендректон, по обыкновению, кормила нас так, будто мы только что прибыли из голодающих районов Центральной Африки.

– Хороша у вас кантина, – жуя очередной деликатес, одобрил Гарик.

– Скорее, кафе, – поправил я. – Крепких напитков тут не предлагают.

– Правильно, пьянство до добра не доводит, – кивнул он. И обратился к Уолс: – Леди, Вы владелица этого заведения?

– Собственность акционерного общества, – сказала повариха. – Но отвечаю за него я. А что?

– Есть предложение. Я, видите ли, менестрель, гастролирую с сольной программой. Хотелось бы у Вас выступить.

– Похвальное желание. У нас тут, знаете, артистов ещё не бывало, клиент толпой повалит. За процент выступаете?

– Обычно да, хотя можем обсудить и твёрдую плату.

– Сговоримся. Обедайте спокойно, а потом приходите ко мне в каморку, поговорим.

Она ушла, а Гарик, прикидывая ситуацию, поинтересовался у меня:

– Как вообще у вас народ насчёт бардовской песни? Любит? Или не очень?

– Вот ты спросил. Я как-то этим не интересовался. Знаю, у Темника, это механик, есть гитара. У одной из врачих в Карантинной службе есть. А в основном здесь, по-моему, больше в моде синтезатор. Эрдени, кстати, неплохо на нём играет.

– Да? Эх, что ж ты мне сразу-то… Ну, ничего. Где её найти, знаешь?

– Разумеется.

– Веди. Есть у меня к ней дело на сто рублей.

В серверном зале Эрдени не оказалось, пришлось отправляться на «Хелси», на техническую палубу над центральным постом, где находилась вторая берлога наших компьютерных гениев. Двое помощников Сакиса, разложив на столе полуразобранное вычислительное устройство размером с картридж для лазерного принтера, подключили к нему два монитора и выясняли, «почему же эта скотина…» Эрдени за другим столом возилась с какими-то кристаллами памяти. Гарик сразу взял быка за рога.

– Поиграть на Вашем концерте? – переспросила Тано-младшая. – А что именно?

– Ну, допустим… – Гарик начал перечислять музыкальные произведения, мне, естественно, неизвестные.

– Большинство я не знаю, – развела руками Эрдени. – Некоторые слышала, но сама играть не пробовала. Можно будет, конечно, подобрать по ходу, только что из этого получится?

– А мы с Вами не оркестр Глена Миллера и даже не джаз Утёсова, – засмеялся Гарик. – Что получится, то и получится. К тому же…

Он наклонился к виску девушки и что-то зашептал. Эрдени просияла. И даже отодвинула рукой от уха лекку, чтобы лучше слышать.

– Где больше двух, там говорят вслух, – напомнил я.

– Ой, да тут это чисто музыкальное, Алекс, тебе будет неинтересно, – заявила Эрдени.

– Да-да, ты иди, погуляй, Алекс, – довольно похоже копируя её интонацию, добавил доморощенный бард. – Эрдени меня проводит обратно в кафе.

Вот и вся их благодарность. Ладно, я, собственно, и не настаивал, тем более, надо было навестить Рийо, не в компании же приятеля к ней являться. Механического секретаря я на этот раз просто проигнорировал, отодвинул дверь и вошёл. У Рийо был посетитель, человек в жилете со множеством карманов и комбинезоне. В руках он держал деку. Увидев меня, панторанка взяла у него миникомпьютер, размашисто поставила стилом подпись на сенсорном экране и сказала, возвращая аппарат:

– Это мы решили, а остальное позже. Я Вас приглашу.

– Как скажете, мэм, – кивнул специалист.

– Здравствуй, – сказал я, дождавшись, пока за мужчиной в жилете задвинулась дверь.

– Здравствуй. Видел её? – сразу спросила Рийо. Кого «её», пояснять не требовалось.

– Нет, – покачал я головой. – Сообщение послал, не ответила. В ангар тоже не пришла, сослалась на занятость. Сестру прислала.

– Ох, парочка идиотов… – простонала панторанка. – Ты зачем вообще улетел? Только не ври мне про неотложное дело.

– Дело действительно неотложное, скоро годовщина знакомства, надо было подарок купить. А у Падме на Ансионе как раз знакомый ювелир. Вот она меня и уговорила слетать, пока я этому хлюсту сгоряча в морду не дал.

– Прелестно, – по лицу Рийо было видно, что она не верит ни единому моему слову. – А Кейтум?

– Э-э… ну… – пытаясь придумать что-нибудь экспромтом, замялся я.

– Что?

– Вообще-то это не моя тайна, но ладно, только тебе. На Кейтуме-четыре хранились сапфиры набуанской короны. Пожалуйста, не распространяйся об этом.

– Не могу решить, то ли ты говоришь правду, то ли слишком искусный враль даже для меня, – вздохнула Рийо.

«Ещё какой искусный, – захихикала в наушнике Падме. – И не краснеет!»

– Ладно, – продолжала между тем панторанка. – Ты с Осокой-то объясниться намерен, нет? Или будешь ждать годовщины?

– Даже не знаю. Что ей говорить, как? Представления не имею, – я помолчал и с надеждой добавил: – Рийо, а, может быть, ты мне поможешь с ней помириться?

На лице панторанки вдруг промелькнуло болезненное выражение, словно её внезапно кольнули острой иглой.

– Нет, Алекс, – сказала она, отводя взгляд. – Про это не проси. Не могу я влезать в ваши отношения между вами. Осока мне подруга, и тебе я друг, но это будет, всё же, слишком. Нет.

– Я надеялся, ты хоть подскажешь мне, как поступить. Ты её гораздо лучше знаешь.

– Да, конечно. Тем не менее, это выше этики. Изменим тему? Пожалуйста.

– Хорошо. Тогда поговорим о другой девушке.

– Другой?

– Да. Тебе говорит что-нибудь имя Нола Секура?

– Секура была Айла, джедайка, я её знала. Родственница? Ну-ка, постой капельку, посмотрю, – она склонилась к экрану. – Так. Дочь Вана Секуры, двоюродного брата Айлы. Ван умер, данных о жене и дочери нет с восемьдесят восьмого. Что ты о ней узнал?

– Я не узнал, я познакомился с ней на Ансионе. Работает официанткой у одного готала в кафе.

– Невозможно. Это нереально, чтобы она! Кто-то выдаёт себя за неё.

– Почему?

– Секура. Ты не можешь вообразить, насколько влиятелен этот дом! Как дочь главы могла бы оказаться в таком интересном положении?? Не смейся!

– Я не потому. «Интересное положение» у нас обычно означает беременность.

– А, запомню, спасибо. В общем, я думаю, тебя обманули. Вы, надеюсь, записали её внешность?

– Записали, записали, – вмешалась, уже через динамик, Падме. – Включи проектор.

– Ох… У неё, в самом деле, глаза Айлы. И рехен выдаёт высокое совпадение по детским голо. Вообще не знаю, что и думать. Надо спросить у Ветте.

Ветте Лестин, одна из двух заместителей Дэи Р‘Валуси, была твилекой и вполне могла разрешить наши сомнения. Едва услышав по комлинку «Секура», она коротко ответила «сейчас приду» и разъединилась. Через пару минут она вошла в кабинет во плоти. Устроившись на диване, сцепила пальцы на колене и сказала:

– Итак. Почему вас заинтересовала Нолаас’екура? – имя она произнесла слитно, как принято на Рилоте. – Её и её мать, Коид’аруу, пятый год разыскивают все союзные кланы. Проходила информация, что их продали в рабство. Хотя, в рабство Наследницу – очень изощрённый способ отложенного самоубийства…

– Я был на Ансионе, встретил там девочку, зовут Нола, – объяснил я. – Фантастически похожа на портрет Айлы Секуры. Когда назвал её по фамилии, она так стушевалась, передать трудно.

– Сколько лет девочке-то?

– Ну, взрослая девица, не знаю, – пожал я плечами, – чуть моложе Эрдени, как мне показалось.

– Что там у вас вообще приключилось после смерти Вана Секуры? – спросила Рийо.

– То же, что и везде. Интриги. Борьба за власть, – Ветте пошевелила хвостиками. – Их хотели убить, Коид’аруу взяла дочь и улетела. Жила у одного родственника, потом у другого, на разных планетах. Потом след потерялся. Изображение девушки есть?

– Да!! – хором ответили мы. А Рийо добавила: – Рехен провёл экстраполяцию, совпадение более ноль восьми.

– В детстве я её не видела, – задумчиво произнесла Ветте, разглядывая голоснимок. – А с родителями пересекалась несколько раз. Похожа, очень похожа и на отца, и на мать… Как она там живёт, Алекс?

– Всё, что знаю, работает официанткой.

– Что?? – ахнула твилека. – Девочка, которая в три года свободно читала, а в пять перемножала в уме трёхзначные числа – официанткой?? Ри… то есть, госпожа Генеральный Директор, её срочно надо оттуда забрать. Я хочу сказать, сначала проверить особую примету, и если это она…

– Какая примета? – спросила Рийо.

– Надо снять чанпи и фильтры, – она прикоснулась к своему головному убору, – и посмотреть левое ухо. На нём тёмное родимое пятно в половину зерна гоба и такого же цвета. Готова сама полететь и проверить.

– Хорошо, – кивнула Рийо. – Два дня, я думаю, это терпит, а будем эвакуировать базу, пошлём один из кораблей через Ансион.

– Ах, какая будет досада, если нам подставляют подделку, – покачала головой твилека. – Наследнице мы могли бы предложить кров и защиту, а она бы помогла нам укрепить контакты с Рилотом.

– Она хочет учиться, – сказал я. – Я пообещал ей помочь. Очень наблюдательная и решительная особа, я вам доложу. За мной, оказывается, следили уличные грабители, я и внимания не обратил, а она сразу увидела. И предупредила. Хорошо бы это была настоящая Нола.

– Очень надеюсь, – кивнула Ветте, поднимаясь с места. Я поднялся вслед за ней, но Рийо меня остановила:

– Посиди ещё, куда спешишь? Надеюсь, ты не собираешься опять куда-то лететь по неотложному делу?

– Да нет, не собираюсь, – я потёр лоб, стараясь вспомнить, что ещё не сказал Рийо. – Вот шёл к тебе, что-то ещё хотел сказать, а вылетело… Ах, да, конечно! Я же вам музыканта привёз! Нашего, земного. Один из тех ребят, что со мной в путешествии были. Их, оказывается, тоже перебросило, но в совсем другую систему.

– Про музыканта я осведомлена, мне Эрдени звонила насчёт концерта. Но я не думала, что это твой друг. Вот и стало понятно, почему они не дома. Чаю хочешь?

– Да, будь добра. У Уолс потрясающие морепродукты, но и соли там дай боже.

– Вот. Сиди и пей, – на лице панторанки протаяла лёгкая улыбка. – Держу пари, ты изрядно набегался за эти последние сутки.

– Не то слово, – кивнул я, беря пиалу с терпким карлинским чаем, стоящую не на круглом блюдце, как принято у нас, а на прямоугольном, вроде микро-подноса, снабжённого ручками. – У них время дня в противофазе, как в Америке. Я тебя не отвлекаю?

– Нет-нет, – беспечно махнула рукой Рийо. – Нельзя же всё время работать.

Через некоторое время позвонила Эрдени. Вернее, Эрдени вместе с Гариком.

– Видишь, я так и знала, что он тут, – наставительно сказала девушка моему приятелю. – У Алекса, кроме нас с сестрой, только один близкий друг, Чучи. Ну, то есть, госпожа Генеральный Директор.

(«Поганка маленькая», – пробормотала при этих словах Рийо, так тихо, что по комлинку услышать было нельзя.)

– В общем, так, – перешёл к делу Гарик. – Выступление назначено на девятнадцать. К тебе у меня персональная просьба. К началу не приходи, опоздай минут на десять-пятнадцать, лады?

– А то добыча фыркнет и уплывёт, – подхватила Эрдени. – Пожалуйста, Алекс!

– Хорошо, хорошо, – кивнул я.

– Спасибо!

– Почему у меня такое чувство, что они что-то замышляют? – задумчиво сказал я, завершив связь. – Да как мгновенно спелись-то!

– Видимо, музыкальные натуры. Не волнуйся, сотворят что-то не то, родственницу поставим в угол, а твоего музыканта на кухню, тарелки мыть. Или отдам мандалорам, они из него живо человека сделают.

– Думаю, будет то же на то же. В армии мойка посуды и чистка картошки – непременный элемент воспитательной программы.

– А сам ты служил в армии? – спросила Рийо. – У себя, на Земле?

– Считай, почти нет, – честно ответил я. И рассказал про месяц, проведённый в гарнизоне после пятого курса, впечатлений от которого хватит мне, наверное, на всю оставшуюся жизнь. Собственно, Гарик, Диман и покойный Вовка побывали там же и тогда же. Это у нормальных людей слово «Крым» ассоциируется с курортами, пляжами, морем. У меня – с высохшей под солнцем степью, пыльными корпусами казарм и технических зданий, исполинскими тарелками космической связи и деревьями гарнизонного сада, почти не спасающими от зноя. Рийо слушала с неподдельным интересом, иногда переспрашивая непонятные моменты и подливая мне в пиалу чай из стеклянного сосуда. Такой – оживлённой, улыбчивой – панторанка нравилась мне гораздо больше. Поэтому, закончив про одни, я стал рассказывать про другие сборы, четыре года назад, не такие развесёлые, местами даже грустные, но тоже памятные. В общем, как писали классики, «Остапа несло»…

– Вот и просьба Эрдени сама собой выполнилась! – рассмеялась Рийо, поглядев на часы. – Концерт твоего друга уже начался.

– Это сколько ж времени прошло?? – ужаснулся я.

– Часа два или ещё больше. Совсем я тебя заболтала!

– Ещё кто кого, – хмыкнул я. – Не зря бабушка говорила, язык – помело.

– В общем, давай, иди и объясняйся с Осокой. А я подойду чуть позже, чтобы не вместе. Думаю, так будет лучше.

А в кафе «Старый горняк» яблоку было негде упасть. Такое впечатление, что послушать барда собрался весь персонал базы, да ещё и с шахт понаехали. Когда я вошёл, Гарик исполнял местную песенку на базик, не том архаичном, а вполне понятном мне – конечно, о любви. Эрдени, устроившись чуть в стороне на краю возвышения, аккомпанировала на голографической клавиатуре своего планшетика. Осоку я тоже увидел сразу. Она сидела за столиком во втором от сцены ряду с двумя девицами из эскадрильи Белых Цапель и Маррен Беренко. Заметив неподалёку одиноко стоящую колонну, которую некому было подпирать, я осторожно пробрался вперёд и прислонился к колонне спиной, стараясь не загораживать вид сидящим сзади. Гарик, тем временем, закончил песню и, переждав аплодисменты, начал балладу из «средневекового цикла». На станции Гилаттер я уже слышал, как великолепно удалась ему «Баллада о борьбе», и вот теперь – «Баллада о времени». Пускай текст понимали одни бреганцы, было заметно: с удовольствием слушают все. Напитки и тарелки на столах преимущественно оставались нетронутыми, а это тоже кое о чём говорило. Голосом, проникновенной интонацией певец доносил до зрителя то, чего не мог выразить словами. Балладу вновь сменила местная песенка. Печальные мелодии чередовались с бодрыми, те – с лирическими, казалось, безо всякого особенного подтекста. Тем не менее, я начинал догадываться, что подтекст, всё же, был, даже не подтекст – настроение. И на эту тончайшую канву невесомым плетением одна за другой ложились строчки, рифмы и целые песни. Я чувствовал, что в этом кружеве скоро будет завязан последний узелок.

Я в очередной раз бросил взгляд на Осоку и вздрогнул. Полуобернувшись, она смотрела на меня прямо, не мигая, и были в её глазах и укор, и тени воспоминаний, и то, чего я ждал, на что надеялся. Нежность.

Дальнейшее произошло быстро и, как всегда бывает с Осокой Тано, просто и незамысловато. Подруга скользнула в сторону, освобождая половину стула, и приглашающе похлопала ладонью: садись сюда. Конечно же, я не заставил себя упрашивать! Сидеть было не слишком удобно, и я был ну просто вынужден обнять Осоку за талию.

– Со-обственник, – тихонько проворковала она и потёрлась мягким рогом о мои волосы.

– Прости… – шепнул я в ответ.

– Да я тоже хороша, развела конспирацию. Мир?

– Конечно, мир.

Из кафе вышли вместе. Поглядев на Осоку при ярком свете коридора, я восхищённо поцокал языком. Оказывается, одета она была не в одну из своих обычных туник, а в настоящее вечернее платье: на ярко-алой шёлковой основе – тончайшее чёрное кружево. Кружевными были и длинные перчатки-краги.

– Королевишна, – улыбнулся я.

– Ой, да девчонки уговорили, – отмахнулась она. – Не люблю я шёлк, холодный он и скользкий. Помнишь другое красное, на «Румелии», что мне Чучи одолжила? У него ткань была намного приятнее.

– Ради красоты не грех и потерпеть.

– Да ну, вот ещё! Кстати, недавно в Порт Гавани я такое платье купила, очень интересная расцветка, и материал… уютный. Завтра посмотришь.

– Интимный вопрос можно? – сказал я, покосившись на её туфли.

Осока посмотрела на меня с интересом:

– Рискни.

– Как ты вообще стоишь на таких каблуках?

– По твоему совету, – засмеялась она. – Использую Силу. Нет, на самом деле, оказалось, неплохая тренировка координации.

– Да я, собственно, не против.

– Помню-помню. Все мужики одинаковы. Ну, так расскажи, куда и зачем ты так срочно улетел?

– Захотелось сделать тебе подарок. Дай руку, – и я торжественно надел ей на безымянный палец кольцо с розой.

– М-м, как красиво… И символично. Синяя роза. Спасибо тебе огромное. Только… Ты, случайно, пальцем не ошибся? – лукаво прищурилась она. Но меня не так-то просто было сбить с панталыку. Зря, что ли, я подробнейшим образом выяснил у Падме всё о Кольцах Обещания, как называли здесь обручальные кольца?

– Спроси ещё, не перепутал ли я руку, – усмехнулся я. – Нет, моя дорогая, меня интересует только этот палец и никакой другой.

– То есть, я попалась, и вырваться возможности нет?

– Абсолютно. Где будем ночевать? На новой квартире или на старой?

– Боюсь тебя огорчить, – в глазах Осоки играли лукавые искорки, – но на старой квартире твоё место занято.

– Как?? Неужели опять мужчина?? – фальшиво возмутился я, предполагая ответ.

– Бесцеремонная младшая сестра. Постоянно требует общения, периодически путает меня с мамой, таскает в гости кучу подруг.

– Помедитировать не даёт, понятно. Ну, пусть она там, а мы тогда на новую квартиру, тем более, что квартира, должно быть, волнуется.

Войдя в семнадцатый ангар, мы услышали голоса. Бесцеремонная младшая сестра сидела на откинутом пандусе нашего корабля и болтала с круглолицей девушкой, одетой в синий мундир без опознавательных знаков. Завидев нас, та вскочила, изящно вскинула руку к обручу компьютерного визора на голове:

– Мастер. Сэр. Добри вечор.

– Сони, сколько раз повторять, я тебе не начальница, – сказала Осока. – Алекс, это Сони Даала с Калевалы, боевой программист «Ревнителя».

– Рада познакомиться, – чистые зелёные глаза Сони изучающе разглядывали меня.

– Взаимно, – улыбнулся я. – Нечасто, наверное, встретишь мандалорианку, говорящую на словиоски?

– Так я некоренная. Мандалоры принимают всех, кто разделяет их ценности. Мой дед родился на Батаеве. Почему-то из арийских планет все знают Набу, Гризмальт, Брег, Дальну, Нам Чориос, а про Батаев и Ильмену забывают.

– Мы вас ждали, – сообщила Эрдени и зевнула во весь рот, прикрываясь декой.

– Дождались? Тогда марш спать!

Демонстративно тяжело вздохнув, Эрдени развернулась… и, будто так и надо, пошла по пандусу «Амидалы» внутрь. На «старую квартиру» возвращаться она явно не собиралась. Ну, и ладно. Места на бывшей яхте Тёмного Лорда было предостаточно, и ещё оставалось. В расположенную прямо за рубкой гостиную выходили двери двух главных кают, дальше, напротив лифтового холла, помещались ещё две. Одна из них изначально служила медотсеком и напрямую сообщалась с главной каютой левого борта: Хозяину, когда он снимал костюм жизнеобеспечения, требовался особый уход. Мы медицинское оборудование в своё время сняли и перенесли на нижний уровень, на место одной из кладовых. Кроме того, два жилых помещения, для рядовых членов экипажа, располагались на верхней палубе, позади турели и аппаратных, где была смонтирована электроника систем управления, сенсоров и связи. Именно туда намылилась сегодня Тано-младшая. Ну, а мы, как и раньше, устроились в главной каюте правого борта. Несмотря на то, что после «косметического ремонта» ничто уже не напоминало о заместителе главного сита всея Галактики, ни Осока, ни я в его бывших апартаментах ночевать не хотели.

Установленная у внутренней перегородки стандартная офицерская кровать в «дневном» положении представляла собой диван с мягкой спинкой. Ночью толстая спинка сдвигалась вверх и фиксировалась прочными защёлками на стене, чтобы увеличить ширину ложа. Вдобавок, её можно было откинуть, как полку в банальном купейном вагоне – только наоборот, снизу вверх – и закрепить двумя откосами. Осока облюбовала подобную «полку» ещё на фрегате, и с тех пор неизменно забиралась наверх, словно желая подтвердить досужее заблуждение, что тогруты произошли от древних хищников Шили.

– Что я тебе сейчас расскажу… – произнёс я, с наслаждением вытягиваясь на ложе.

– А, по-моему, сейчас ты заснёшь, – возразила Осока. – Вид у тебя совсем осоловелый. Ты сегодня сколько часов спал?

– Дай подумать. Вообще-то, нисколько. Ночью я был в Куипернэме на Ансионе, у них в это время день.

– Вот и выспись сначала. Завтра с утра расскажешь, – она ловко запрыгнула наверх. Свесила голову, добавила строго: – А если вам с Амидалой среди ночи опять взбредёт в голову ломануться куда-нибудь, летите тихо, меня – не будить.