Планета Орд Мантелл из космоса немного напоминала Землю. Особенно когда пролетаешь над океаном. Бескрайний водный простор, местами подёрнутый белоснежной ватой облаков, редкие цепочки неведомых островов и, кажется, даже коралловые атоллы. Отсюда уже не было видно, что континент, как и океан, на планете единственный и занимает существенно больше поверхности, примерно две трети. Над океаном вставала луна, нереально голубая в ярком свете далёкой звезды Адамант, местного светила спектрального класса B5. Излучение звезды вызывало к жизни буйную растительность лазурного оттенка, по крайней мере, в экваториальных областях, над которыми мы пролетали. Далеко впереди и левее посреди джунглей виднелась исполинская бурая плешь: там располагались населённые земли, окружающие громадный космопорт, единственный на планете. По крайней мере, если верить картам.

– Осока, а что там, на минус восемь? – спросил я в интерком, заметив слева по курсу какие-то заросшие тропической растительностью руины.

– Старый республиканский военный городок, – отозвалась моя подруга, тогрута Осока Тано. – Когда-то давно, во время войны с сепами, здесь была громадная тыловая база. Склады, казармы, тренировочные площадки… А дальше, ближе к городу, развалины белого здания видишь? Должно быть, госпиталь.

– Он самый, – подтвердил Пятерня, бывший солдат-клон республиканской армии, а ныне лейтенант-инструктор. – Я тут лежал однажды. Даже его бросили, надо же!

– Когда это ты научился понимать наш язык? – поинтересовалась Осока.

– Не совсем же я дикарь, чтобы не узнать слово «хоспитал», – хмыкнул Пятерня. Он говорил на базик, местном всеобщем языке, представляющем из себя причудливое переплетение слегка изменённой европейской и инопланетной лексики. Другого, как и большинство людей в Галактике, он просто не знал.

– Тут и приземлиться негде, – тоже на базик сказал я и добавил уже только для Осоки: – Смотри, всё заросло, настоящие джунгли.

– А нам и не надо, – успокоила Осока. – Видишь там подальше горное плато? Садиться будем за ним.

– Можно подумать, там лучше, – покачал головой я. – Кстати, когда это русский стал твоим языком?

– Некоторое время назад, – отозвалась моя подруга. – Как говорится, с кем поведёшься…

«Ропал», сопровождаемый овальным пятнышком своей тени, пронёсся над плато, словно бы выдавленным из коры планеты плунжером гигантского штампа. Плоская вершина плато лежала выше уровня облаков и сверкала в лучах заходящего Адаманта, как одно сплошное чёрное стекло. Результат извержения? Однако, через минуту глаз мой различил, что поверхность сплошь покрыта плотно пригнанными друг к другу шестигранными плитками. Гигантская солнечная электростанция, вот что это было. На самом краю с северной стороны, чтобы не затенять фотоэлементы, притулились несколько небольших зданий, одно из них было увенчано параболической антенной дальней связи. А дальше, за плато, совсем недалеко, среди джунглей блеснула водная гладь.

– Озеро-охладитель, – пояснила Осока. – В него и сядем.

Корабль аккуратно снизился, приближаясь к берегу, и опустился брюхом в воду. Наблюдать это, сидя в нижней зенитной турели, было не совсем приятно, хотя блистер, разумеется, был герметичен и имел достаточную прочность, чтобы выдержать давление на гораздо большей глубине. Пока я выбирался из турели, Пятерня успел уже открыть верхний люк и возился снаружи. Мы с Осокой поднялись вслед за ним на броню. Лейтенант к тому времени закрепил в проушинах буксировочную лебёдку, со стороны больше похожую на гарпунную пушку, и примеривался, куда бы выстрелить якорем. Дзынь! Якорь, увлекая за собой тонкий синтетический трос, пролетел три десятка метров и вонзился куда-то между корней громадного дерева. Включился мотор катушки, и двухсоттонный диск космолёта, словно паром, важно поплыл к берегу.

В том месте, где борт коснулся берега, часть грунта осыпалась, и Осока, недолго думая, первой перепрыгнула на голую землю. Пятерня, с бластером наготове – за ней.

– Поглядывай тут, – распорядился я. Четвёртый член нашей команды, синекожий солдат-панторанец с короткой фамилией Жех, поправил на плече ремень бластерного ружья и деловито кивнул. А я поспешил за остальными.

Заросли на поверку оказались совсем не столь густыми, как представлялось с озера, в большинстве мест по подлеску можно было спокойно идти. Там же, где кустарник и лианы полностью перегораживали выбранное направление, Осока на пару секунд включала световой меч и несколькими изящными движениями пылающего лезвия расчищала проход. Спустя десять минут мы очутились на границе тени, отбрасываемой плато, и растительность начала редеть, чахнуть. Здесь, в зоне, куда никогда не падали лучи Адаманта, неохотно росли и деревья, и кустарники, зато широколистные бирюзовые растения вроде лопуха высотой по пояс и папоротники, почти такие же, как земные, ковром покрывали всю поверхность. Как ни странно звучит на первый взгляд, идти здесь стало сложнее: листья «лопухов» загораживали обзор, и приходилось с осторожностью ставить ногу, чтобы не подвернуть на какой-нибудь неровности. Скальная стена вздымалась над нами на заоблачную высоту, и, чем ближе мы подходили, тем ощутимее нависала, давила, хотя была далеко не вертикальной, крутизна её в некоторых местах не превышала шестидесяти градусов. Осока, поколебавшись немного, двинулась вдоль стены вправо.

– Места для посадки «коромысла» вполне достаточно, – заметил Пятерня.

– Было бы что увозить, – развёл руками я. – За десять лет это место могли найти.

– Полетим в следующее, делов-то, – бросила через плечо Осока. Я не уставал поражаться, до чего легко она подхватывает просторечные выражения, которые я иногда употребляю незаметно для себя.

Пройдя метров двести, Осока насторожилась, приблизилась к стене вплотную, дотронулась до камня в нескольких местах.

– Вот оно, – удовлетворённо кивнула она. Сосредоточившись, вытянула руки вперёд и с видимым усилием провернула в воздухе. Внутри скалы раздался негромкий скрип, затем по земле передалась вибрация, и огромные камни, только что казавшиеся единым целым, причудливо сдвинулись, ушли в стороны, обнажив прямоугольный портал, закрытый металлическими створками. Пятерня потянул меня за обломок скалы. Осока тоже приняла меры предосторожности: прижалась к камню в стороне от портала и, вытянув руку максимально далеко, на ощупь набрала на панели замка длинный код. Панель пискнула, и створки начали расходиться. Одни, вторые, затем третьи. В чёрном провале уходящего под наклоном вниз тоннеля загорелись пыльные голубоватые светильники. Надев дыхательные маски – Осока заранее предупредила, что помещения склада должны быть заполнены углекислотой – мы вошли внутрь.

От входного портала вглубь горы вёл наклонный квадратный тоннель шириной около пяти метров. Судя по совершенно гладкой поверхности стен, проход не прорубали механическим инструментом, а выплавляли, одновременно замуровывая трещины в камне. Сто метров вперёд и вниз – и мы оказались возле внутренней двери. Осока, оглянувшись через плечо, постучала согнутым пальцем по стене, где были вмурованы две панельки контроля атмосферы, как на космических кораблях. Индикация работала, показывая две абсолютно одинаковые диаграммы: ни голубой составляющей кислорода, ни жёлтой азота, сплошной багровый круг, обозначающий двуокись углерода. Смертельно для любого организма с кислородным обменом, исключая, быть может, некоторых простейших. Впрочем, я догадывался, что задача ставилась несколько иная, чем уничтожение непрошенных гостей, вошедших на склад без кислородного прибора. Гораздо важнее, что в атмосфере углекислоты невозможен пожар, не идёт коррозия, а для долговременного хранения это незаменимо. Бесшумно раздвинулись створки внутренней гермодвери, и нашим взглядам открылся невысокий, метров пять, и достаточно обширный зал.

– Типичная партизанская закладка, – прокомментировала Осока. – Один раз видела такую с моим учителем.

Зал был заполнен контейнерами. Очень похожими на железнодорожные, только изготовленными явно не из металла, потому что стенки их не были гофрированными, а имели лишь небольшие рёбра жёсткости. Ближе ко входу среди них попадались такого же размера рамы, внутри которых крепилось нечто запаянное в матовую чёрную плёнку. Осока и Пятерня, не сговариваясь, сняли с ремней планшеты и нырнули в узкие проходы по сторонам.

– Здесь боеприпасы!

– А здесь продовольствие и медикаменты!

– Оснащение для лазарета, оружие и снаряжение должно быть дальше от входа, – сообщила вернувшаяся Осока. Включила комлинк: – «Хелси», это «Ропал». Заказ подтверждаю.

– И сколько тут оружия? – спросил я.

– Комплект на группу коммандос, по армейским нормам это чуть меньше батальона. Помогай!

Она потянула за скобу, откидывая от стены на кронштейне большую репульсорную платформу, включила, освободила от креплений и вытянула в центральный проход. Дальше всё делалось приблизительно как с электрической складской тележкой: направить плоскую часть платформы под контейнер, приподнять, увеличивая потенциал на репульсорах, и тянуть за поворотный рычаг управления, подсказывая приводу, куда двигать груз. Громадный контейнер шёл легко даже по наклонному коридору, правда, на выходе тележка сразу задела камни, и пришлось ещё увеличить потенциал.

– Дальше, дальше, – махнула рукой Осока, вытаскивая из ворот другой контейнер. – Вынимай её!

Она ловко придвинула свой контейнер к моему, защёлкнула массивные замки, соединяя их «паровозиком». Когда мы вернулись, в проходе нас ждали ещё два контейнера, выдвинутые Пятернёй со своих мест. А наверху заходили на посадку «коромысла» – челноки типа «нерф», предназначенные для перевозки крупногабаритных грузов. Транспортной кабины у них не было, только захват под центропланом, позволяющий переносить бронированный шагоход или что угодно таких же размеров. Пара сцеплённых контейнеров как раз подходила и по габаритам, и по весу. Жаль, что таких челноков у нас всего четыре, и потребуется несколько рейсов, чтобы отправить всё это на орбиту!

Прилетевшие техники забрали у нас платформы и, нацепив маски, отправились вниз.

– Как думаешь, насколько быстро отреагируют местные власти? – спросил я.

– Могут и вообще не отреагировать, – пожала плечами Осока. – Сенсоры охватывают только пространство над космодромом и городом, а мы в сотне километров от него. На энергостанции никого нет, одни дройды.

– Точно?

Осока укоризненно посмотрела на меня:

– Всё не доверяешь моим способностям?

– Опять забыл, что ты умеешь чувствовать присутствие, – извиняющимся тоном ответил я.

На перевозку всех контейнеров потребовалось пять рейсов и ещё один «половинный», двумя «коромыслами», забрать последние четыре контейнера. За три с половиной часа никто возле энергостанции так и не появился: местным властям явно было наплевать, что творится за пределами города-космодрома. Как только склад опустел, Осока спустилась вниз, аккуратно закрыла внутреннюю дверь. Затем привела в действие механизм наружной. И едва успела отскочить, когда вслед за гермостворками маскировочные каменные стены заняли прежнее положение.

– Теперь в космопорт, на свалку, – распорядилась она. – Посмотрим, чем занимаются наши технические гении.

«Индрик», корабль бреганцев Иана Кудры и Базили Врана, мы обнаружили на громадном пустыре на границе космодрома, недалеко от громоздящихся куч ржавого корабельного железа. Кроме него, возле свалки стояли несколько небольших грузовиков и один потрёпанный корвет. Иан, Базили и их приятельница, мохнатая фо-фейанка Блика Лофор, пили под навесом пахучий травяной настой в компании космического старьёвщика – очень похожего на человека гуманоида с оранжевым цветом кожи.

– Как успехи? – спросил я.

– Шикарно! – чуть ли не закричал румяный круглолицый Иан. – Алекс, мы генератор купили! Режим не держит, но это фигня, откалибруем. Зато дёшево.

– Транспорт вызвали? – прервала его восторженную речь Осока.

– А как же! Чембал ещё кой-чего на продажу привезёт. Тут, оказывается, некоторые блоки в большом дефиците, а у нас как раз есть.

– Неужели тогда со станции что-то прихватили? – изумилась Осока.

– Самое ценное, – сказал Базили. – Не имперцам же оставлять!

Осока вздохнула. Инженером она не была, и некоторые действия и мотивы техноманьяков оставались вне пределов её понимания. А я ухмыльнулся, вообразив лица имперских техников, когда они увидели в инженерных залах многочисленные дыры от приватизированных блоков.

Заслышав свист приземляющегося челнока, старьёвщик выглянул из-под навеса, и лицо у него удивлённо вытянулось.

– Давно я не встречал LAAT этой модификации, – сказал он. – Для перевозки крупных грузов лучше не придумаешь. Не продаётся?

– Интересный ты мужик, Гемрат, – хмыкнул Базили. – Продадим, а сами с чем останемся?

– Старьёвщики так добры, что готовы купить любой хлам, а стоящую вещь и подавно. Причём, по самой лучшей цене, – ядовито пояснила Осока. – Правда, не уточняют, для кого именно она наилучшая.

– Торговцы не меняются нигде и никогда, – понимающе кивнул я. Осока включила комлинк:

– Риен Шо, чем порадуете?

Голопроектор в её руке высветил объёмное изображение Старшего Администратора Инкипа Риен Шо, немолодого панторанца с пышными усами в стиле императора Александра II.

– Особенно нечем, – Риен Шо развёл руками. – Есть несколько фрахтов в соседние системы, увы, все небольшие.

– Хотите заработать – ищите груз на Брег, – посоветовал старьёвщик Гемрат. – Последнее время в том направлении мало кто летает.

– Минуточку, а наши бреганские? – вмешался Базили.

– Ваших осталось всего ничего. У одних корабли конфисковали, другие не стали дожидаться своей очереди и разлетелись кто куда.

– Как это конфисковали? – не понял Базили. – Под каким предлогом?

– Слишком мощное вооружение, можно использовать как боевые. Борьба с пиратством и контрабандой на имперский манер. Сначала потребовали снять оружие, а когда люди не подчинились, стали хватать и отбирать корабли.

– Дела хреновее, чем мы думали, – сказал Иан.

– Попробуем воспользоваться советом уважаемого Гемрата, – подытожила Осока. – Риен Шо, Вы слышали?

– Да, – ответил панторанец на голограмме. – Поговорю с посредниками.

Обратно возвращались тем же порядком: мы на «Ропале», бреганцы, Блика и Риен Шо – на «Индрике». Обогнув планету, поднялись на синхронную орбиту, где над территорией, населённой, разве что, немногочисленными фермерами, висел «Хелси». Один из двух экспериментальных фрегатов ЕФ-76, построенных в последний год Республики, в бою с эскадрой сепаратистов лишился кормового модуля со всеми двигателями. Тогда восстановить его не успели, а после создания Империи кто-то предусмотрительный спрятал корабль на межпланетной свалке в системе Панторы. Откуда мы его и взяли, когда пришлось срочно спасаться со станции «Румелия», оккупированной имперскими штурмовиками. Чуть в стороне от фрегата, словно мошки, вились мелкие кораблики. На общем канале царил шум, смех и визг: кореллианец Кейран Килиан выпустил в космос свой «выводок». Эти решительные девицы отказались покидать «Хелси» вместе с остальными беженцами и чуть ли не хором заявили, что хотят стать пилотами истребителей. Килиан сначала схватился за сердце, потом за голову, но девушкам удалось склонить на свою сторону главную начальницу, бывшую директрису «Румелии» Рийо Чучи. Та разрешила попробовать, для начала хотя бы на тренажёре. Иан, Базили и Блика спаяли на основе кабины разобранного «Актиса» и двух голопроекторов импровизированный симулятор, и кореллианец по очереди пропустил соискательниц через серию тестов. К его удивлению, несколько девушек оказались весьма способными. Пришлось ему учить и остальных желающих, сперва на тренажёре, а потом – тех, кто прошёл отбор – и в космосе, контролируя их действия через даталинки дройдов-астромехов, входивших в «экипаж» истребителя. В данный момент «эскадрилья Белых Цапель», как они именовали себя сами, в полном составе азартно гонялась за четвёркой пилотов-панторанцев, изображающих неприятеля. Судя по гаму в эфире, те пока легко уходили от атак, несмотря на тройное превосходство «Цапель». Осока, по пологой дуге обойдя место учебного боя – от греха подальше – подвела корабль к дополнительному ангару номер три, подвешенному сбоку на гипертрофированном «киле» фрегата, как раз на уровне модуля вспомогательных генераторов. «Ропал» в ворота ангара прошёл бы с трудом, но нам и не нужно было внутрь: под брюхом ангарного пилона, в задней части, как раз за гигантской укосиной, обеспечивающей жёсткость конструкции, располагался стыковочный узел вертикального типа. К нему и подвела нас Осока.

В узком подъёмнике переходной трубы могли разместиться только двое, поэтому поднимались в два приёма: сначала Пятерня с Жехом, потом мы с Осокой. Наклонный пандус на уровень выше, затем прозрачная галерея над ангаром и дремлющими со сложенными вверх плоскостями крыльев десантными «нерфами», и, наконец, главные лифты, которыми была пронизана нижняя часть фрегата. Пятерня нажал кнопку палубы номер девять, где находились корабельные трюмы, и лифт понёс нас вверх, мимо мостика и офицерских общежитий. У куатских корабелов – какая-то странная логика: такое впечатление, что заботились они не о лучшей защищённости важнейших помещений фрегата, а о том, как обособить обитаемое пространство офицерского состава от остального экипажа. Впрочем, за два месяца я уже начал привыкать, что мостик расположен ниже главного полётного ангара и трюмов. А из верхних жилых помещений в нижние приходится ехать на двух лифтах с пересадкой.

Дверь коридора девятой палубы, ведущая в трюм, не была закрыта, из-за неё доносился шум оборудования и неразборчивые голоса. Изначально фрегат достался нам с совершенно пустыми трюмными отсеками: ни боеприпасов, ни запасных частей, только аварийный запас пищевых концентратов. Теперь техники и пограничники складировали здесь то, что было привезено с «партизанской базы». Контейнеры, прибывающие из малого грузового ангара палубой выше, сдвигали с подъёмника и освобождали от груза, после чего команда из нескольких солдат разнимала их на панели и складывала штабелем у стены. Иан, Базили и Блика – когда только успели? – находились в первых рядах оценщиков трофеев. Вместе с майором Гентой Вантезо они изучали комплекты боевого обмундирования. Проблема, как я понял из их беседы, заключалась в том, что все хранившиеся на базе бронекостюмы были одинаковыми, ведь предназначались они для столь же одинаковых солдат-клонов. К счастью, большинству панторанских пограничников этот размер брони был велик, а значит, оставалась возможность подогнать её путём обрезки пластоидных деталей.

– Дайте мне несколько человек для примерки, и завтра я вам скажу, на кого мы эти доспехи переделать сможем, а на кого нет, – предложила Блика Лофор.

– Да, сделайте одолжение, – кивнул Вантезо.

– Господин майор, оружие здесь же размещаем? – подскочил к Вантезо какой-то сержант, имени которого я ещё не запомнил.

– Пока здесь. Лейтенант, проследите, чтобы всё было пересчитано, номера переписаны, а возле контейнеров установлены голокамеры слежения. Да, и отберите для расконсервации часть тяжёлого вооружения, пусть Аллигар переправит его в арсенал.

– Так точно, – откозырял Пятерня.

Я поискал глазами Осоку. Она в сторонке беседовала о чём-то с Рийо Чучи.

– Что обсуждаем? – с улыбкой спросил я, подходя. Панторанка приветливо улыбнулась в ответ.

– Думаем, что делать дальше, – сказала она. – То ли в контрабандисты податься, то ли заняться пиратством.

С недоверием я уставился в янтарно-золотые глаза Рийо. Ещё совсем недавно она была директором большого межзвёздного терминала, примерной законопослушной гражданкой. И вдруг такие речи.

– Шутишь, надеюсь?

– Наполовину, Алекс, – панторанка поправила волосы на виске. – Надо ведь как-то кормить весь наш коллектив. Делать мы умеем только две вещи: обслуживать звездолёты и охранять что-нибудь от кого-нибудь. Поэтому и дороги нам тоже две. Либо в полулегальные частные перевозчики…

– То есть, считай, контрабандисты, – вставила Осока.

– Либо в частную наёмную охрану, – продолжала Рийо. – Из этих половина – обыкновенные пираты. Не безопасность обеспечивают, а дань собирают.

– Понятно. Рэкет, – кивнул я.

– Вот Осока предлагает присмотреть пиратскую шайку, с которой нам по силам справиться, и отнять у них подопечных. Запросить меньшую плату, а охранять по-настоящему.

– Идея неплоха. А ты что думаешь, госпожа директор?

– Ой, хоть ты оставь «директора» для совещаний! Я думаю, что перевозки могут быть выгоднее.

– Алекс, объясни ты ей, пожалуйста, – взмолилась Осока, – что прогорит она со своими перевозками! Сколько у неё судов? Три с половиной лоханки и наша «Горгулья». Этим всю ораву не прокормишь. Значит, надо покупать ещё суда, пилотов нанимать. А потом ветер переменится, и что она будет делать?

– Ну, у нас и база как бы подвижная, можно в другой сектор податься, – возразил я.

Маленькие кулачки Рийо одновременно ткнулись под рёбра мне и Осоке.

– Вас не учили, что это невежливо? – осведомилась она. – Переведите мне кто-нибудь на понятный язык!

– Вообще-то, мы и говорим на понятном, разве нет, Алекс? – Осокин взгляд был сама невинность.

– Хохмачка доморощенная, – проворчал я. И на базик, для Рийо, сказал: – Почему нельзя заниматься тем и другим одновременно? Пусть перевозки будут добавочным доходом к основному, от охраны.

– Тогда почти все техники окажутся без работы, – ответила панторанка.

– А что, если подрабатывать на сторонних заказах? Представь, по окрестным планетам пойдёт слух, что отличные механики предлагают услуги по ремонту, недорого. Как думаешь, местные частники заинтересуются?

– Ясен пень, заинтересуются! – воскликнула Осока. – Алекс, ты гений!

– Не уверен. Я ведь нездешний, чего-то могу не понимать. Вдруг тут такая конкуренция, что новая эс-тэ-о не имеет шансов на успех.

– Что такое «эс-тэ-о»? – переспросила Осока.

– Станция технического обслуживания, не знаю, как правильно на базик.

– Да просто «ремонтный док».

– Вы опять? – возмутилась Рийо. – Нет, я так больше не могу! Сегодня же беру протокольного дройда и начинаю учить ваш язык.

– Ага, давно пора, – одобрила Осока. – А то всё грозишься только.

Когда разгрузка закончилась, по времени «Хелси» был уже поздний вечер, и импровизированный экипаж разъехался на лифтах «по домам». На шестой палубе, где поселились мы с Осокой, было пустынно. После того, как изуродованный фрегат совершил первый отчаянный прыжок в систему Куларин и высадил беженцев на одну из планет, на борту осталось что-то около трёхсот пятидесяти душ, в то время как корабль был рассчитан на проживание почти тысячи. Поэтому народ разместился вполне комфортно: кто в офицерском общежитии и на гостевой палубе, кто в казармах рядовых членов экипажа, расположенных на верхних ярусах основного корпуса корабля. Авиатехники облюбовали пятую палубу, где в низком зале над полётным ангаром хранились штатные истребители, и заняли пару кают на шестой, а остальные помещения остались свободными. Поэтому мы с Осокой имели возможность взять себе по отдельной каюте. Вернее, и взяли, сразу после ухода в гиперпространство. Облюбованный подругой номер я галантно оставил в её полное распоряжение, а сам занял соседний, через стену. Но вечером того же дня, когда я лежал на койке, пытаясь уснуть, открылась дверь, и в комнату вошла Осока. Повесила на стену комбинезон, положила на тумбочку ремень с нехитрыми джедайскими пожитками и, едва коснувшись ногой лесенки, запрыгнула на верхнюю койку. Заглянула ко мне вниз, спросила:

– Не стесню?

Я отрицательно покачал головой, усилием воли удерживая губы, норовящие разъехаться до ушей. Так мы и остались в одной каюте. Осоке, похоже, было абсолютно безразлично, кто и что подумает на этот счёт. Точно так же она нисколько не смущалась ходить при мне в одном белье – плавках довольно скромного покроя и тонком эластичном топе под грудь, заменяющем здешним женщинам повседневные бюстгальтеры. Когда требовалось раздеться полностью, Осока делала знак, и я интеллигентно поворачивался спиной. Как-то я шутливо напомнил ей, что по выдуманной ещё на «Румелии» легенде мы, вроде как, женаты.

– Помню-помню, – улыбнулась она. – Отвернись.

Сегодня, войдя в каюту, Осока первым делом не без удовольствия избавилась от снаряжения, сняла обувь – по застеленному толстым светло-зелёным паласом полу удобнее было ходить босиком. Предложила:

– Поедим?

– Поздно уже, не хочется, – отказался я. – Пить хочу.

– Держи, – подруга налила мне кипятку с местным цветочным чаем, который нравился нам обоим. – Фруктов?

– Кусочек, – кивнул я. На межзвёздном терминале в скоплении Стеннес нам попались прессованные сухофрукты, почти такие же, как у меня дома, на Земле. Выглядели они непрезентабельно, вроде пищевого концентрата без упаковки, но я-то знал, что продукты местных кустарей и не должны быть красивыми, главное – вкус. Поэтому попробовал сам и чуть ли не насильно заставил попробовать Осоку и зелтронку Дэю, начальницу Карантинной службы. Вскоре счастливый фермер-борнек перегружал в наш «нерф» всю партию своего товара целиком. Фруктовые «портянки» были разные, одни напоминали вываренную в сиропе клубнику, другие – персик или нечто среднее между грушей и айвой, ещё несколько вкусов были совсем необычными. Население «Хелси», к тому моменту недели три уже питавшееся одними концентратами, такую добавку к рациону приняло на «ура».

– Лю-уди-и! – послышалось из коридора одновременно со стуком в дверь. Голос был Бликин.

– Заходи, заходи, – пригласила Осока.

– Я на секундочку, – помотала головой Блика. – Идёмте ужинать, мы на рынке мясо купили, в печке жарим.

Печку эта троица кулибиных соорудила уже на фрегате из небольшого медицинского контейнера и нескольких нагревательных элементов. Вышел превосходный духовой шкафчик, в котором из сухого мяса шахтёрских рационов при добавлении воды получалась ароматная тушёнка, а из замороженных овощей – шикарные гарниры.

– Спасибо, Блика, но сегодня мы пас, – сказал я. – Да, Осока? Время первый час ночи, спать пора, а не ужинать.

– Как хотите. Тогда отложу большой кусок вам на завтра.

– Будем тебе очень благодарны, – улыбнулась Осока.