40
Апрель 2011 г.
После пасхальных каникул в Суффолке прошла почти неделя, прежде чем аноним снова вышел на связь. Майя уже надеялась, что с письмами покончено, что семейный психопат устал ее донимать или не накопал за неделю достаточно сведений для очередного разлива желчи.
В Суффолке она устала от жизни у всех на виду, устала рано ложиться спать; там она старалась быть тише воды ниже травы, ни к кому не втиралась в доверие. Она превратилась в привидение, смутно присутствовала на периферии событий, уподобилась ребенку, скорчившемуся на заднем сиденье машины. Полностью подчинилась власти первых двух жен и их взрослых детей и всего лишь считала часы, остававшиеся до возвращения домой.
«Больше никогда! – поклялась она себе, глядя в окно арендованного автомобиля на надвигающийся город. – Больше никогда!» В следующий раз она откажется ехать с ними, сославшись на срочные дела. Нет, лучше придумать заразную болезнь. В том случае, мысленно поправилась она, если этот следующий раз случится.
Эдриан вернулся на работу, у Майи оставалась одна свободная неделя. Кэролайн попросила ее пару дней посидеть с детьми: няня была в отъезде, а у самой Кэролайн были неотложные встречи. Эта просьба, прозвучавшая в последний день суффолкских каникул, прозвучала неожиданно, но Майя не огорчилась. Раньше детей Эдриана никогда не доверяли полностью ее заботам. Ей случалось сводить Бью поесть мороженого или забрать Перл с катка, не более того. Но остаться с ними одной в пустом доме на целый день – это было крупным шагом вперед.
В то утро, прежде чем уйти из дому, она решила проверить свою почту. И нашла это:
Дорогая Стерва!
Слышно, ты уже не та золотая девочка. Стала тенью самой себя, дуешься, как обиженный ребенок. Начинает доходить, что ты натворила? Дошло, что у вас с Дорогим Папочкой не может быть хеппи-энда? Аллилуйя, хвала Создателю! Как доносят местные источники, тебя легче выносить, когда ты не суешь нос в чужие дела, не стараешься всем помогать. Все уже сыты по горло тобой и твоими жалкими попытками стать своей. Ты не своя и никогда своей не будешь. Так что слушайся своих инстинктов, Стерва. Ты знаешь, что так лучше. И я знаю. Пора тебе исчезнуть, дать семье выздороветь без тебя.
Надеюсь, больше писать тебе не придется.
Лучше не вынуждай меня.
Майя тяжело вздохнула. Все на своих местах. Ничего не изменилось. Она по-прежнему под наблюдением. Она накормила кошку, нашла проездной билет и пошла на автобусную остановку.
Кэролайн была раздражающе милой. Водя Майю по дому, показывая ей собачью еду, ключ от садовой калитки, объясняя, что детям позволено есть, что не позволено, тыча пальцем в дистанционные пульты, диктуя пароль для компьютера, она то и дело оглядывалась, брала Майю за рукав, без конца повторяла, как она ценит ее помощь. Майе показалось, что за десять минут – столько длился обход дома – Кэролайн улыбалась ей больше, чем за прошедшие три года.
Дети рассыпались по цокольному этажу. Бью смотрел телевизор с дивана в дальнем углу гостиной, Отис прилип к ноутбуку у кухонной стойки, Перл причесывала в саду собак. Вокруг раковины осталась грязная посуда от завтрака.
– Не обращай внимания, – сказала Кэролайн, видя, что Майя косится на беспорядок. – Я сама это уберу, когда вернусь. Просто не смотри сюда. Мне и так совестно, что я заставляю тебя заниматься детьми, тратить на это твои драгоценные каникулы.
– Все отлично, – отозвалась Майя, уже решившая, что приберется. – Честное слово, пара дней – невелика важность. Сама знаешь, как я люблю твоих детей. Для меня это настоящее удовольствие.
Кэролайн улыбнулась.
– Спасибо, Майя. Ты – сама доброта.
В ее поведении был налет мелодрамы. Майя предположила, что Эдриан опять обсуждал ее с Кэролайн. Так уже бывало. Кэролайн практически подбирала за него обручальное кольцо для новой жены. Эдриан видел в ней несравненного арбитра, наделенного бездной вкуса и интеллекта. Она служила ему палочкой-выручалочкой, когда очередному клиенту требовался совет по интерьерам, когда у младших партнеров случались личные проблемы, влиявшие на производительность труда, когда нужно было выбрать подарок ко дню рождения Кэт; ну и когда его разлюбила новая жена и он не знал, как теперь быть.
– Ты в порядке? – спросила Кэролайн, распахнув бледно-голубые глаза.
– В полном порядке, – бодро подтвердила Майя.
– Знаешь, Майя, если тебе нужно будет со мной поговорить… Про Эдриана, мало ли про что…
Говорить с Кэролайн Майе не хотелось. Во всяком случае, теперь. Вот если бы та предложила это гораздо раньше, когда в этом еще был смысл…
– Спасибо, – выдавила Майя.
Одарив ее еще одной сочувственной улыбкой, Кэролайн посмотрела на часы у Майи над головой и опять стала самой собой.
– Черт, мне пора бежать. Дети! – позвала она, роясь в своей сумочке. – Мама уходит. Поцелуйте меня на прощанье!
Бью соскочил с дивана и бросился к матери в объятия. Она крепко обняла его, клюнула в макушку Отиса, послала воздушный поцелуй Перл, сделавшей то же самое из двери, выходившей в сад, с собачонкой под мышкой.
Последовали торопливые шаги вверх по ступенькам, шуршание – Кэролайн схватила на бегу какие-то бумаги, потом хлопнула дверь, по дому пробежал ветерок – и тишина.
Майя взволнованно огляделась. Целый дом. Целых трое детей. Целых две шавки. Целых восемь часов. И все это – на ней. Она улыбнулась Бью, наблюдавшему через плечо брата за происходившим на экране ноутбука.
– Ну, – обратилась она к детям, – кто хочет помочь мне загрузить посудомоечную машину?
Бью посмотрел на нее с ужасом, как будто она предложила ему провести лишний день в школе.
– Я никогда ее не загружаю, – заявил он. Его личико превратилось в ледяную обиженную маску. Эта гримаса не была ему свойственна, он ее у кого-то подсмотрел и теперь примерял.
– Ну и ладно, – сказала Майя. – Сама справлюсь.
Собирая тарелки и чашки, она исподтишка глянула на экран ноутбука. Что их там так заинтересовало? По возрасту ли им это? Виртуальный мир оказался населен разноцветными черноглазыми шариками в разнообразных головных уборах. При каждом шарике было по шарику поменьше; вся эта живность металась по экрану, без умолку тараторя, – прочесть их реплики Майя не успела. Вполне безобидно, решила она.
Складывая посуду в машину, она посмотрела на Перл, все еще причесывавшую собаку. Девочка поймала ее взгляд, на секунду улыбнулась и опять занялась собакой. Телевизор был по-прежнему включен и надрывался почему-то по-испански. Майя закрыла дверцу посудомоечной машины, подошла к кофейному столику, нашла на нем нужный пульт и выключила телевизор.
– Зачем выключила? – крикнул Бью, глядя на Майю с ужасом.
– Потому что никто не смотрит.
– Я смотрю!
– Нет, не смотришь, – ласково возразила она. – Ты играешь с Отисом в компьютерную игру.
– Я не играю. Я просто здесь стою. Это Отис играет.
– Неважно, что ты делаешь, но телевизор не смотришь. А он был включен громко.
– Включи! – потребовал он.
Майя удивленно посмотрела на Бью. Отис удивленно посмотрел на Майю. Раньше Майя не слышала, чтобы Бью кричал. Недавно она стала замечать недовольство в его глазах, дрожание головы, но впервые он проявил при ней характер.
– Пожалуйста, не говори так со мной, – сказала она. – Это нехорошо.
– Нехорошо выключать телевизор, не спросив меня. – Бью уже отходил, чертик прятался в свою шкатулку.
– Ладно, Бью, извини, надо было тебя спросить. Не возражаешь, если я выключу телевизор, пока ты снова не захочешь его посмотреть?
Бью не возражал.
Майя перевела дух и вернула пульт на место. С порога за ними с любопытством наблюдала Перл.
– Я не знала, что ты не только чемпионка по фигурному катанию, но и профессиональный собачий парикмахер, – сказала Майя, выходя к ней в полный цветущих яблонь сад.
Перл пожала плечами.
– Просто посмотрела ролики на YouTube. Все просто. В собачьем салоне они очень нервничают, а так они в восторге. – Она погладила собачонку по брюшку, и та заметно расслабилась. – Это Бью разорался? – спросила Перл.
– Представь себе, – сказала Майя. – Я ушам своим не поверила.
Перл приподняла собаке лапу и стала расчесывать маленькой железной гребенкой тугой колтун.
– Не похоже на него, – согласилась Перл.
Майя села с ней рядом.
– Да, совершенно не похоже.
– На днях он сказал странную вещь, – продолжила Перл, расправляясь с колтуном. – Что хотел бы быть большим мальчиком, когда ушел папа, тогда он бы его задержал.
– О! – Майя согнулась, как от удара под дых, даже схватилась рукой за живот.
– Странно, да? Когда папа ушел, ему был всего год. Он не знал другой жизни. – Она повернула собачонку другим боком и принялась за другую лапу.
– Не ожидала, – сказала Майя. – Откуда это взялось?
– Может, наслушался чего-то в саду? Про то, как другие дети живут с мамами и папами. Может, поэтому решил, что он какой-то не такой?
Майя поерзала на табурете.
– Он стал сердитым, – продолжила Перл. – Когда мы вернулись из Суффолка, он твердил: «Почему папа не может спать здесь? Почему уходит в другое место?» Все время спрашивал меня и Отиса, почему папа ушел, и повторял: «Почему вы его отпустили? Почему не остановили?» Типа, это мы виноваты.
– Господи!..
– Ты не виновата, – сказала Перл. – Виноват папа. Он сам решил, что может уйти.
– Ты сердишься на него?
– В общем-то нет, – ответила Перл. – Но я по нему скучаю. Мне нравилось, когда он рано просыпался, как я. Спускаюсь вниз, а всюду уже свет. И он сидит в халате. Он готовил мне завтрак. Спрашивал, что мне снилось. Никто еще не проснулся, только мы вдвоем… Этого мне не хватает.
На лице Майи застыла механическая улыбка. Вспоминалось ее собственное детство, самое обыкновенное, и подробности, на которые она тогда не обращала внимания, считая само собой разумеющимися: оба родителя утром под одеялом, твидовое пальто на вешалке у двери, пиво в холодильнике, футбол по телику воскресным днем, сильные руки, относившие ее в постель, когда она засыпала в машине, две головы над передними сиденьями, когда они ездили к друзьям. Теперь и Майя вспомнила, что ее отец часто вставал первым и сидел по утрам в кухне в брюках и майке, повесив на спинку стула рубашку, гонял в чашке чайные листья, встречал ее распухшими глазами и ворчливым: «Доброе утро, как ты сегодня?»
– А ночевки у папы? – ласково спросила Майя. – Это помогает? От этого тебе лучше?
Перл пожала плечами.
– Наверное. Но это разные вещи.
– Разные, – согласилась Майя. – С этим не поспоришь.
Они немного посидели молча. Перл отпустила собаку и стряхнула с ладоней шерсть.
– Что бы ты подумала, если бы папа решил вернуться к вам?
Перл обернулась с надеждой и удивлением на лице.
– Что?
– Я не говорю, что он так поступит. Просто спрашиваю: это будет хорошо? Или как-то странно?
– С одной стороны, это было бы странно, потому что значило бы, что он порвал с тобой, поэтому грустил бы и вообще… – Перл скатала вычесанную шерсть в шарик и уронила на землю. – С другой стороны, было бы здорово. Хотя…
Майя ждала, чтобы она закончила.
– Нет, было бы нехорошо, я бы испуганно ждала, что он снова это сделает.
– Думаешь, он поступил бы так опять?
Перл испепелила ее взглядом.
– Папа? Да. Конечно. Он любовный наркоман.
Майя прыснула.
– Ничего смешного, – укоризненно сказала Перл. – Он такой. Так говорит мама. Поэтому, считает она, он от нас и ушел. Потому что любовь для него как наркотик, а для настоящей жизни он так и не возмужал. Знаешь, это когда люди сварливые, скучные и все такое.
– Мама так тебе и сказала?
– Да, мама разговаривает со мной как с равной, не рассказывает всяких глупых сказочек. Так лучше. Потому что, когда я вырасту, я буду знать, чего ждать. И не выйду замуж за мужчину, для которого любовь будет как наркотик. Я выйду за такого, которому будет нравиться моя сварливость.
Майя улыбнулась, а потом, размякнув от откровенности девочки, от их открытости друг другу, спросила:
– Ты иногда меня ненавидишь, Перл?
– Нет, – тут же ответила Перл.
– Правда?
– За что мне тебя ненавидеть?
– За то, что я позволила твоему папе уйти от вас.
– Я же говорю, ты не виновата. Если бы не ты, нашлась бы другая.
– А твоя мама? Она меня ненавидит?
Перл глянула на Майю сквозь свои светлые ресницы и опустила глаза.
– Не думаю, – тихо проговорила она. – Думаю, она тебя просто жалеет.
– ЖАЛЕЕТ?
– Да, потому что… – Она осеклась, боясь наговорить лишнего. – Мама думает, что от тебя он тоже уйдет. – Она виновато приподняла плечи. – Вот и все.
Майя кивнула. Конечно, именно так Кэролайн и должна думать. Иначе как все это переварить?
– А Отис? Как ты считаешь, что думает Отис? Обо мне?
– Я не знаю, что Отис думает о чем-нибудь или о ком-нибудь. Он неразговорчивый. – Перл втянула губы и наморщила лобик. – Но я не думаю, что они тебя ненавидит. Не думаю, чтобы КТО-ЛИБО тебя ненавидел.
Майя угрюмо усмехнулась.
– Ты бы удивилась… – Она не стала продолжать, потому что разглядела окно возможностей и решила его сберечь. – Ты слышала, чтобы кто-то что-то говорил? Про меня? Какие-нибудь гадости?
– Нет.
– Я не только про семью. А другие люди? Друзья семьи?
– Нет, – повторила Перл, энергично крутя головой. А потом открыла рот, словно собралась что-то добавить, но так ничего и не сказала.
– Что?
– Ничего.
– Я не против. Честное слово. Мне бы лучше знать.
Перл вздохнула и ответила:
– Шарлотта кое-что сказала. В Суффолке. Я даже испугалась.
– Правда? – осторожно отозвалась Майя. – Что же?
– Про твои волосы. Уже не вспомню, что это было…
Майя затаила дыхание.
– Может, сравнила меня с уродиной из мальчикового комикса?
– Что?! НЕТ. – Это предположение озадачило Перл.
– Тогда что она?..
– Не помню точно, что она сказала, вроде что с длинными волосами тебе было гораздо лучше. Что так ты мужепо… в общем, похожа на мужчину. Как-то так.
Майя вспомнила свой разговор с Шарлоттой за игрой в крокет на залитой солнцем площадке. Вспомнила, как Шарлотта отказывалась оценить ее стрижку. Какой была ласковой. Оказывается, стоило Майе отвернуться, как она начинала говорить у нее за спиной гадости!
Ей вспомнился странный момент, когда Шарлотта застала ее вдвоем с Люком – они застилали постель, – и услышала кое-что из их разговора. Шарлотта не впервые заставала ее и Люка за разговорами по душам. То же самое произошло на новогодней встрече у Сьюзи. Вдруг Шарлотта что-то заподозрила? Вдруг что-то знает? Неужели это она, сладенькая, глупенькая Шарлотта, пытается выдавить Майю из семьи Вольф? Неужели это она шлет мерзкие письма?
Майя вздохнула. От этих писем она была близка к помешательству, мысли о них рикошетили от стены сознания, доводя Майю до тошноты.
– Прости, – сказала Перл, приняв молчание за обиду.
– Ничего, – сказала Майя. – Глупости! Все в порядке. Мне тоже не нравится моя стрижка, теперь я отращиваю волосы.
– Вот и хорошо, – сказала Перл. – Мне нравятся длинные.
– Спасибо за откровенность.
– Пожалуйста, – ответила Перл. – Я честный человек.
– Да, – согласилась Майя. – Так оно и есть.